6

родственников надо уважить

Родственника Махина звали Мамед Подберезкин. Георгий сначала не поверил и дал задание своим – пробить по базам. Однако всё было точно, числился такой Мамед.

– Наверное, поменял фамилию после свадьбы, – неуверенно сказал аналитик Володя.

– Да-да, – согласился Георгий, – я тоже татарин по жене.

Мамед предложил грузинский ресторан на Остоженке. Сказал, живу неподалеку, будет удобно. Георгий еле сдержался, чтобы не ответить, что это кому как. Ему, например, нужно будет пилить из Ясенево в центр.

Ресторан был похож на выставочный павильон стереотипов. Если такой будут строить на ВДНХ, надо предупредить, что уже готова концепция.

На стенах теснились нарисованные горы, мимо сновали официанты в папахах. Из телевизора под потолком пело «Сулико», а меню было озаглавлено «Вах!».

Пока Георгий выбирал между квалам-квари по-имеретински и говяжьим кучмачи на кеци, в зал уверенным хозяйским шагом вошел его визави и, ни секунды не сомневаясь, взял курс к нужному столику. Он был гораздо более похож на Мамеда, чем на Подберезкина: невысокий и черноглазый, со слегка крючковатым носом на круглом лице, которое полностью захватила борода.

– Здравствуйте, – чинно, чуть прикрыв глаза, сообщил визави. В этот момент Георгий глубоко задумался, с какой всё же стороны у Махина может быть такой родственник.

Руку Подберезкин протянул так низко, что Георгию пришлось согнуться, ее пожимая.

– Мамед, – просто представился он и вопросительно взглянул на Георгия. Стало понятно, что в данном случае требуется полный титул.

– Георгий Смирнов, – отрекомендовался Георгий, чуть кивнув Подберезкину. – Вице-президент Российской ассоциации по связям с общественностью, руководитель аналитического центра Общественной палаты, советник мэра по вопросам местного самоуправления.

По глазам Подберезкина было заметно, что список ему понравился.

– На «ты», на «вы»? – спросил он тоном, не оставляющим вариантов.

– Да на «ты» удобнее, – выдавил из себя Георгий.

– Хорошо, – согласился Мамед и, подозвав официанта, две минуты надиктовывал ему заказ.

– Прости, Жора, – объявил он в итоге, – надо было организовать стол. Итак. Что ты по жизни за человек?

Георгий непроизвольно повел глазами. Этот вопрос ему задавали много раз. В Сочи во время олимпийской стройки – за шашлыками с местными авторитетными людьми. И в Кабардино-Балкарии, когда ночью его машину остановили то ли силовики, то ли боевики – в это время суток разницу не понимают сами местные. И даже в подмосковной Коммунарке, когда нужно было отыгрывать расширение Москвы на юго-запад, а юго-западные имели отдельное мнение. Но, несмотря на большой опыт в целом удачных ответов (в противном случае Георгий вряд ли сидел бы в ресторане «Генацвале»), никакого алгоритма он выработать не сумел. Единственным решением и в этот раз виделось действовать по наитию.

– Я – ландскнехт, – сказал Георгий, стараясь смотреть на Мамеда с вежливой, но в то же время ироничной улыбкой. – Сражаюсь за его светлость и всех жителей вольного города, которые платят мне довольствие.

– Светлость, да? – одобрительно хмыкнул Подберезкин. – И хорошо платят?

– Да пока не жалуюсь.

– Это хорошо, – согласился Подберезкин, – жаловаться вообще стыдно. Для мужчины, так?

У него был едва заметный кавказский акцент, какой остается у покинувших родные края уже во взрослом возрасте, но давно живущих в Москве. Кроме акцента внимание привлекал перстень с огромным зеленым камнем, в самой сердцевине которого клубилась черная муть. Подберезкин время от времени привычным движением поглаживал камень пальцами другой руки.

– И депутатов выбирал? – спросил Мамед.

– Полтора десятка кампаний, все успешные.

– Есть же люди, которые говно по собственной воле едят, – задумчиво сказал Подберезкин. Было не ясно, имеет ли он в виду тех, кто занимается выборами, или самих народных избранников. Их, кстати, теперь так если и называют, то только с издевкой, внезапно подумал Георгий.

Он улыбнулся этой мысли, а наблюдавший за ним Подберезкин улыбнулся в ответ.

– Ладно, – сказал он. – А какой у нас будет в этой истории цимес?

– Цимес?

– Ну, – Мамед щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово, – изюминка какая?

Георгий кивнул.

– Нам кажется, что это будет хорошая мобилизационная кампания. Без особых излишеств. Аккуратно, дорого, красиво. Ничего громкого, нам это при существующих договоренностях не требуется.

– Как это – мобилизационная?

– Мы приведем голосовать сторонников Виктора Николаевича. А каждый из них – приведет трех родственников. Плюс управа подвезет милиционеров там, врачей. Мобилизация.

Мамед скептически поцокал.

– Это не то, – заявил он, откидываясь на стуле. – Мало, Жора. Нужна, знаешь… Ангела Меркель.

– Простите?

– Движуха, динамика!

Георгий хотел спросить, какую это динамику Подберезкин видит в Ангеле Меркель, но тут как раз принесли горячее. Мамед сделал знак – мол, поговорим позже, – и азартно взялся за разделку мяса. Он с силой налегал на нож и резкими выпадами бил вилкой – с такой страстью, будто кромсает и колет врага. Георгий подумал – хорошо, что дело происходит в центре Москвы, а не где-нибудь в маленькой горной республике. А то было бы самое время пугаться.

В какой-то момент появился официант с коньяком, и Подберезкин перехватил у него бутылку еще с подноса.

– Нет-нет, – запротестовал Георгий, – я за рулем.

– Все за рулем, – печально признал Мамед, разливая коньяк. Не дожидаясь Георгия, он опрокинул в себя первую рюмку и тут же соорудил себе вторую. После этого он подхватил рукой с тарелки зажаристый кусок мяса и как шпагоглотатель клинок – опустил его себе в пасть.

Георгий скромно жевал вареник с сыром. Дождавшись, когда Подберезкин всё же отвлечется от еды, он попробовал пойти в контрнаступление.

– Мне представляется, движуха – это избыточно, – заговорил Георгий. – Нам не нужны ни телеэфиры, ни баннеры. Это может стать лишним…

– А это никому не интересно, что ты думаешь, – перебил его Мамед. – Я это не согласую.

Георгий еще минут пять из вежливости пытался рассказывать о планах, но Мамед даже не делал вида, что слушает.

– Не так, – говорил он, – думайте еще.

В какой-то момент Георгий извинился и вышел, будто бы покурить на крыльцо. Курить в самом деле хотелось, но первым делом он набрал шефа и постарался максимально быстро – Ас иногда прерывал на полуслове – рассказать про капризного родственника.

– И что ты хочешь от меня? – поинтересовался в ответ хозяин Конюшни.

– Может, сейчас просто выйти из разговора с ним? А потом обратиться к Махину напрямую. Или Влад как-то на него надавит.

– Гоша, – ласково сказал Ас, – никто тебя не будет второй раз слушать, ты что. Милый мой, ты профессионал или где? Ну наплети ему что-нибудь. Послушай, что он сам предлагает. Дай ему фишку.

– Какую?

– Любую, – раздраженно отозвался Ас. – Ты думаешь, я наверх пойду рассказывать, как ты договориться не можешь? Иди и реши. Давай, без этого дел полно.

Ас отключился, а Георгий с досады чуть не швырнул телефон в лужу.

В легкой куртке было зябко, с неба сыпались какие-то мокрые осколки. Вот говорят, «разбился вдребезги», может, это дребезги и летят?.. Георгий сделал два круга вокруг квартала, постепенно превращаясь в мокрую курицу и чувствуя себя соответственно. Он постарался перебрать в голове все эпизоды жизни великого кормчего Махина, один за одним, – но никаких идей это не принесло. Наоборот, за каким-то лешим на репите залипла сцена, как Махин открывает снесенный и снова слепленный по образу и подобию Главпочтамт рука об руку с его директором, человеком по имени Юлий Адольфович Цветков (это сочетание из памяти уже ни за что не вытравить) – огромным рыжим детиной, похожим на ирландского эльфа, принявшего увеличительное зелье. Огромный Махин был виден на снимках только фрагментарно, потому что всё заслоняли исполинские рыжие бакенбарды.

– Бакенбарды… – задумчиво сказал Георгий. – Бакинские барды.

Он вдруг вспомнил, что бардом оказался присланный на кампанию по расширению Москвы замшелый, чуть ли не мумифицированный, технолог. Он всё время норовил что-то писать на перфокартах, которые носил за собой в чемодане облезлой крокодиловой кожи. Тогда пришлось вообще всё придумывать за него: передвижную агитацию, газету, прости господи, «Шире округ», общественные слушания…

Стоп. Слушания, да?

– Общественные слушания? – переспросил Подберезкин. – Это что такое?

– Ну, – сказал Георгий, – помните проект Юго-западной рокады, который отстаивал Виктор Николаевич? Там два года подряд были протесты, статейки разные говенные. А теперь представьте, что мы устроим публичное обсуждение этого. Полный зал народу, голосование, – и стопроцентная победа. Жители – за, газеты пишут – ура, и да здравствует.

– Скандал будет, – мечтательно сообщил Мамед и достал сигареты.

– Ой, у нас нельзя! – тут же подлетела девочка-официантка.

– Мне можно, – закуривая, сказал Подберезкин. – Сходи, у Геворга спроси.

Георгий продолжал рассказывать, но Подберезкин не слушал.

– Вот это по-нашему. Красиво, с выстрелом, – объявил он. – Прямо сейчас придумал?

Он достал из кармана конверт и бросил его на стол Георгию. Несколько банкнот от удара выбросило наружу.

Это было против всех правил.

– Об этом не было разговора, – сказал Георгий, глядя на новые стодолларовые купюры. – Это вам лучше с Владиславом обсудить или там…

– Это лично от меня, – сказал Мамед. – С Владом другой разговор будет. Свой.

– Вы уверены? – положив руку на конверт, но всё еще раздумывая, не катнуть ли его обратно, переспросил Георгий.

– Уверен, – кивнул Подберезкин. – Не люблю ничего бесплатного.

титан

Местом первой встречи с Махиным оказался старый районный ДК, некогда охваченный заразой таджикского ремонта, и так от нее и не оправившийся. Зал был еще ничего, а вот в коридорах стены уже пошли сетью трещин. Плитка на полу местами повылетала, и из дыр складывался замысловатый безумный узор.

Георгий чуть замешкался перед входом на «Общественную площадку № 2», разглядывая стену. Ее украшала странная картинка с багровой кометой, падающей на Кремль. От мысли, что это неизвестное полотно Хиропрактика, Георгий рассмеялся. Хиропрактика хранили в префектуре. Нет, еще лучше – нарисовали в префектуре. Двадцать восемь конспирологических теорий разом.

Однако составить всю многофигурную композицию заговора Георгий не успел, поскольку был атакован маленьким потным майором. Тот налетел на него, чертыхнулся и, не оглядываясь, побежал дальше.

Амфитеатр был битком. Девять рядов сплошных серых в елочку мундиров почти не переговаривались, больше теребили смартфоны. Кто-то из ментовских развернул укутанный в фольгу бутерброд и теперь смачно от него откусывал, кто-то отвинчивал крышечку у бутылки с водой – не иначе утащил ее со стола президиума. Посмотрите на них, будто тоже люди…

Коротко переговорив со звуковиком и лично проверив микрофоны, Георгий вернулся на улицу – встречать титана. Оказалось, что Махинская кавалькада уже прибыла. Минивэн будущего вице-спикера с двух сторон прикрывали черные «мерсы» с мигалками. Свита высыпала на тротуар и стояла, будто гвардейцы кардинала и мушкетеры короля, друг против друга, в позах напряженного ожидания. В центре маленькой гудящей толпы стояла высокая породистая тетка в черно-сером плаще. Похожие на сложенные крылья плечи плаща грозно топорщились у нее за спиной. Тетка одной рукой обнимала толстого кудрявого подростка лет тринадцати, а другую гневно упирала в бок. Слева от центра композиции занимал поле Мамед Подберезкин с двумя грудастыми девками. Справа – лысый пенсионный кекс, обладатель чебурашьих ушей. Было даже странно, отчего они не трепещут на ветру, как это делает, например, пенсовская же куртка. Около деда терся молодящийся хлыщ в сером костюме и с тростью в руке.

Родственники что-то темпераментно выясняли. Слов с крыльца было не разобрать, но то, что породистая тетка теснит ряды своих противников, сомнений не вызывало.

– Чего они собачатся? – спросил Георгий внимательно наблюдавшего потасовку Славу.

– Решают, кто будет выкатывать коляску.

– Коляску?

– Коляску, – подтвердил Слава, сплевывая кусок чипсины. – Они ее в багажнике возят.

Георгий тряхнул головой.

– Что за коляска?

Слава смерил его скептическим взглядом.

– Коляска, – повторил он, – титановая подкладка.

– Какая… а, ты в этом смысле. Он не ходит, что ли?

Слава изобразил фейспалм.

– Удивляюсь я тебе, старик, – глумливо процедил он. – Ты как за работу-то взялся?

Георгий хотел сказать, что ничего он не брался. Что для Конюшни выборы Махина – именины сердца, и Ас всучил – иди с ним поспорь. Что сам Слава тоже не больно-то отказывался. Вон и «Hublot» на руку нацепил – явно не только для красоты, поди, для привлечения потенциальных партнеров. Деловых.

Вместо этого Георгий просто как можно более высокомерно улыбнулся. Позже посчитаемся.

Коляску Махину в итоге разложила тетка, сняв тем самым вопрос, чьи в лесу шишки. Она же, аккуратно поддерживая титана под руки, помогла ему перебраться в кресло. Георгий обнаружил, что Виктор Николаевич преодолел дистанцию в пару метров не без труда. Крупная моторика будущего вице-спикера напоминала спорадические подергивания тяжело поврежденного робота. «Бодрый старик» оказался никаким не бодрым.

Тетка с коляской гордо прошествовала к зданию, а побежденная семья, отставая на десяток шагов, поплелась следом.

– Где у вас гримерка? – Спросила тетка, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Гримерка? – Удивился Георгий.

– Это налево, давайте я провожу, – вызвался Слава.

Всё-то он, оказывается, знает. Даже приготовился.

Георгий досадливо хмыкнул и пошел за процессией. А что еще делать-то?

Определить мирское назначение «гримерки» он сходу не смог. Красный уголок пополам с кладовкой? По стенам комнаты стояли шкафы с кубками и вымпелами вперемежку с запечатанными бутылками «Chivas Regal» и водкой «Белуга». Музей «Поля чудес», подумал Георгий. Старый добрый мешок старых добрых мешков.

Махина сгрузили на кушетку. Тетка привычным движением достала из сумки капельницу. Затем прицепила систему к вешалке и принялась раскладывать ампулы и шприцы. Запахло спиртом.

Махин сидел, глядя прямо перед собой, с таким видом, будто никак не может вспомнить слово в кроссворде.

– Раёк, – позвала его тетка, – слышишь меня? Ты обопрись на подушку. Вот так.

– Это какое-то домашнее прозвище? – шепотом поинтересовался Георгий.

– А ты не знаешь? Он же татарин. Сменил имя-отчество, когда пошел по комсомольской линии.

– Блин, – с досадой сказал Георгий, – ты раньше этого почему не сказал? И в объективках у Аса почему об этом не было?

Слава, рыжебородая сволочь, только ухмыльнулся.

Капали титана двадцать минут, но уже через десять стало заметно, что Махин оживляется. Он стал водить глазами по комнате, разговаривать с теткой, которую звал «Лидок», и даже кивнул Георгию и Славе.

Через пятнадцать он с кряхтением, как штангист, берущий двести, встал на ноги.

– Может, тебя отвезти, Раёк?

– Не надо, – отказался Махин, – кто-нибудь еще увидит.

Он сделал несколько шагов по «гримерке», напоминая в этот момент астронавта, который осваивает Луну. Чуть потопал правой ногой и кивнул.

– Нормально, Лидок.

– Посидел бы еще малеху?

– Да некогда сидеть, матушка, люди ждут. Ждете же, а, люди?

– Здравствуйте, товарищи бойцы! – объявил Махин и хитро улыбнулся залу.

Менты довольно заулыбались в ответ.

– Мне тут сказали, что я должен с вами поговорить. А я им говорю: что разговаривать? Люди знают, кто я. Знают, что нужно делать. Зачем их обижать, рассказывать, как полагается голосовать? Кто не знает, тот погоны не носит, верно ведь? Вот так. Давайте я вам лучше анекдотец. Старый, но проверенный, прямо как я. Ха-ха! Так вот, анекдот. 31 декабря. Все за новогодним столом, то-се. Бутылка, конечно! И телевизор с президентом – обращение же. Вот. И, значит, появляется президент – как положено, куранты у него, елка. И говорит: «Россияне! Я не устал. Я остаюсь».

Зал довольно захохотал. Менты смеялись заливисто, басовито. У них был образцовый смех, смех из палаты мер и весов.

– Вот так, – довольно констатировал Махин, – понимаете, да? Так вот я такой же. Я остаюсь.

Зал зааплодировал.

– В общем, вы сами с усами, да? С усами ведь? Про усы была такая история…

Махин взялся рассказывать про свою комсомольскую юность. Стройка, юг, Косыгин прилетел. История обрастала всё большими деталями, а смысл ее так и не прояснялся. К тому же Георгий начал замечать, что титан делает паузы, во время которых эдак поводит шеей, будто пытается разглядеть, что у него на правом плече.

Славик сделал большие глаза, показывая на телефон. Георгий вытащил из внутреннего кармана трубку и прочитал: «Превышаем 20 минут. Начнет сыпаться. Надо быстро завершать».

Махин внезапно оборвал рассказ на какой-то газетной публикации и пообещал «дать сегодняшнюю передовицу». Он вытащил из кармана маленькую бумажку, прошел в президиум и долго ее разворачивал – пока не вышло целое полотно. Глава управы протянул титану очки, тот принял их аккуратно, как отравленное оружие, положил стеклами на стол и некоторое время, покачиваясь, смотрел через эту лупу на текст.

Георгий уже был готов вскочить и побежать подхватывать Махина, но тот, наконец, сел, совладал с очками и изрек:

– Мы выбираем не Махина. Не депутата и не нашего представителя. Мы выбираем, поддержать или нет линию правительства Москвы, те начинания, с которыми к нам пришел мэр. А это и развитие московского транспорта, и благоустройство, и переоснащение больниц и поликлиник, и многое другое…

Махин читал с выражением, интонируя, как отличник на уроке русского языка. Он делал это настолько прилежно, что в его словах даже слышалась издевка. Как будто старик подмигивает слушателям двумя глазами сразу – смотрите, какое вам льют в уши.

Георгий с ужасом взялся оглядывать ряды присутствующих – но нет, полицейских постмодерн не забирал.

Махин читал, не отступая от написанного текста ни на слово. Когда он стал перелистывать страницы, Георгий даже испугался, что старик, как Брежнев из анекдотов, запутается в переносах и сморозит что-нибудь неслыханное. Обошлось. Вместо этого титан стал делать всё более заметные паузы между словами. Он стремительно начал превращаться в тот полуфабрикат, который Георгий видел в «гримерке».

Слава с неудовольствием посматривал на часы.

– Перебираем, – прошептал он. – Как бы не крякнуть.

– А такой живенький был после наркошки, – с досадой заметил Георгий.

– Ну так у волшебницы-химии тоже ресурс. Двадцать минут – нормально, 25 – терпимо. 30 – уже много. А через 40 рассыплемся в прах.

– Надо ей сказать, – кивнул Георгий на давешнюю тетку – главу клана, застывшую около входа в зал, всего в нескольких шагах от президиума.

– Да знает она всё, не ерзай.

И действительно. Тетка аккуратно скользнула на сцену, сунула главе управы коробочку, похожую на футляр от очков, и тут же отплыла обратно. К Махину этот футляр придвинулся уже открытым.

– Еще какие-то колеса? – поинтересовался Георгий.

– А то.

Титан посмотрел на таблетки с плохо скрываемым отвращением, но всё же взял протянутый управской обслугой стакан воды, что-то в него булькнул и сделал пару больших глотков.

– Еще год назад ситуация со злоупотреблениями в ТСЖ носила массовый характер. Мэр нацелил соответствующие службы и подразделения именно на то, чтобы разобраться с этим системно, – продолжил он читать.

– Много мы выиграли? – разглядывая титановый профиль, снова спросил Георгий.

– Минут десять.

После встречи как бы преданные поклонники Махина – толпа родственников и управской челяди – аккуратно под руки увлекли его в «гримерку», где уже была готова новая капельница. На сей раз Георгий был впереди всех.

Уложив титана на кушетку и пустив ему в вену синий раствор, Лидия выставила всех из комнаты, потребовав организовать пустой коридор для вывоза коляски.

– Спасибо, мальчики, – сказала она Георгию и Славе. – Бог вам отплатит.

– Это она так издевается? – спросил Георгий, выходя на крыльцо и закуривая.

– Не знаю, старик, – признался Слава. – А что тебе она? Тебе со своим богом договариваться.

Один из стоявших тут же ментов в это время говорил другому:

– А дед-то, видел? Херачит как паровоз. Бронепоезд!

благовещение

Слава поехал с титаном по управам, а Георгию выпал бросок в префектуру Ближнемосковского округа – к вождям строительного племени, занятого сооружением рокады. Это были чужие берега, и здесь можно было ждать любых осложнений. Конюшня традиционно дружила с командирами центральной и восточной Москвы, а в отношении остальных префектов соблюдала вооруженный нейтралитет. Новая же Москва (долгое время старались привить населению определение «большая», но из этого ничего не вышло) оставалась дикими прериями. Так уж вышло, что когда наверху договорились прирезать к столице юго-западную колонию, в «новой Москве» мгновенно нашлась собственная власть, собственные олигархи и даже собственные авторитеты, не настроенные пускать к себе инородцев. Строители – как местные, так и конкистадоры, – насмерть сшиблись друг с другом за внезапно возникшие московские земли и неизбежные заказы на метро, дороги и другие объекты.

Отдавать подряд на рокаду никто не хотел: конкурсы бесконечно отменялись, переносились и оспаривались на законных основаниях. Выходившая на расчистку площадок техника столичного стройкомплекса внезапно ломалась, лишалась дефицитных деталей и отправлялась в гараж – на вечное поселение. Нанятые гастарбайтеры, не проработав и дня, «терялись» на незнакомой местности. Власти же только разводили руками – кто может совладать с магией Бермудского треугольника?

В результате пока рокада существовала только в виде газетных статей и скучных протестных пикетов возле строительных офисов.

Может быть, Махин (а еще вернее – его клан) и достиг с кем-то определенных соглашений, и даже наверняка – стал бы титан работать проповедником на общественных началах. Но даже если и так, детали договоренностей известны не были.

В то же время службы единого окна у строительных бандитов не водилось, задабривать же каждого по отдельности было слишком накладно. Оценив диспозицию, Георгий принял решение стучаться в двери сепаратистских властей. Но, конечно, не с главного входа, а через открытую знакомыми форточку – в пиар-службу.

В брежневские годы говорили, что первый человек в области – первый секретарь, а второй человек – не второй секретарь, а водитель первого секретаря. Со временем это правило не особенно изменилось, разве что водитель поменялся на барышню, называющуюся как-нибудь вроде «начальник управления информационной политики, связи с госорганами и корпоративных коммуникаций» или, скажем, «советник президента по вопросам информационно-аналитического обеспечения», а хотя бы даже и просто «пресс-секретарь».

Георгий давно убедился: если в конторе есть такая дама – путешественница во времени, прибывшая из той эпохи, когда нынешний шеф был еще подающим надежды директором департамента, – с вероятностью ста к одному она и есть тот самый «водитель». Она может проходить в кабинет первого без очереди, на совещаниях давать советы коллегам из Минобороны или объявить всем, что у нее с Иван Иванычем важный разговор о международном положении и беспокоить шефа в ближайшие два часа не следует.

Ее всегда ненавидят, рассказывают поражающие подробностями порнографические сплетни и за глаза называют сукой, но всегда вынуждены считаться.

В префектуре Ближнемосковского округа место «водителя» тоже не было вакантным. Светлана Геннадьевна – однокашница префекта – была типичным вторым в области. И, конечно, именно к ней на встречу и записался Георгий.

Попав в приемную – а у Светланы Геннадьевны оказалась приемная, не особенно уступавшая вице-мэрской, со своими девочками и конфетами, – Георгий испугался, что и процесс ожидания будет схожим. Он даже малодушно посмотрел на часы, соображая, какое именно количество времени готов принести в жертву титану.

Однако на сей раз тревожные ожидания не оправдались: уже минут через пять хозяйка сама выглянула из кабинета и поманила гостя пальцем.

Высокая и светловолосая, ухоженная до степени полного исчезновения естественного цвета лица, она, как и большинство своих коллег по «цеху», наносила первый удар по посетителю дороговизной облачения.

Зеленое дизайнерское платье в черных жемчужных брызгах, изумрудные кольца и серьги, и даже выставленная на стол сумочка в тон призваны были указать, насколько неверно думать, будто Светлана Геннадьевна всего лишь начальник какого-то там отдела. Ведь начальник отдела едва ли станет надевать на себя годовое жалование.

Второй хук гость получал справа – от огромного мозаичного панно с Благовещением. Суровый архангел Гавриил с крылом над головой неотвратимо надвигался на Деву Марию, которая силилась от него отшатнуться, но пространство стены заканчивалось, не оставляя ей никаких шансов. Георгий задумался, насколько прозрачна в этом сюжете аллегория на Светлану Геннадьевну как глас божий – от которого не скрыться, как ни пытайся.

Хозяйка жестом пригласила Георгия садиться на один из стульев, повернутых друг к другу, а сама заняла другой, рядом со своим столом.

– Что вы от меня хотите? – безо всяких прелюдий поинтересовалась она тоном строгой химички из Мартышкиной школы.

Георгий кашлянул.

– В ближайшие полтора месяца нам – тем, кто будет работать для избрания Виктора Николаевича, – нужно постараться действовать синхронно. Как это правильно сделать при соблюдении общих интересов… это и есть цель моего визита.

– Давайте только без этого хуеблядства, – предложила «химичка». Георгий уже понял, что прозвище прилипло к ней накрепко. Она взяла со стола ежедневник и открыла его по закладке. Казалось, сейчас она запишет замечание. – Вы говорите, сколько чего вам надо, я говорю – чего вам это будет стоить.

– Тоже люблю напрямую, – соврал Георгий. – Давайте. Мне нужны общественные слушания под ключ: ваш зал, ваши люди, ваш протокол. От нас – сценарий и освещение. Сами понимаете, ваши возможности тут незаменимы.

Светлана Геннадьевна откинулась на стуле и взялась разглядывать Георгия настолько подробно, будто оценивала его пригодность для вечернего досуга. Лицо ее при этом не принимало никакого выражения.

– В общем, так, – сказала она. – Зал я вам дарю. Отличное место: восемь кэмэ от городской черты, случайно никто не доберется. Остальное тоже решаемо. Только сначала про расстрельные карточки, идет?

Ой, мама, подумал Георгий. Расстрельные карточки? Опять Хиропрактик. Он украдкой еще раз посмотрел на Гавриила.

– Вы имеете в виду подпольный акционизм? Оскорбительные сюжеты про первых лиц?

– Вот-вот, – подтвердила Светлана Геннадьевна. – Мне нужно вписать туда одного человека.

– Куда «туда»? – искренне поразился Георгий.

– Ну не прикидывайтесь, – сказала хозяйка и игриво улыбнулась. – В одну из следующих картинок.

Георгию приходилось слышать, что организованы подпольные биржи, устроители которых якобы берутся за размещение заказов у Хиропрактика. Ценники назывались астрономические, а результат – можно догадаться. Конечно, всегда найдутся желающие купить биткоины в монетах. Но тут же совсем самоубийство – те, кто тебе инвестировал, поиграют твоей головой в гольф еще раньше, чем успеешь добежать до контроля в Шереметьево.

Георгий решил, что надо бы перевести этот разговор в шутку – и даже заготовил соответствующую ухмылку, однако ничего сказать не успел.

– Мне не нужно главной роли, – пояснила Светлана Геннадьевна, – достаточно, чтобы один мелкий говнюк мелькнул в массовке, ему хватит.

То, что это неовуду шагнуло так широко, Георгий никак не ожидал. То-то Ас удивится.

– Слушайте, – покачав головой, сказал Георгий, – наша контора действительно ими занимается – ну вот как вы вашей оппозиционной газетой: изучаем. Но это ведь не значит, что вы туда ставите статьи.

– Ну отчего же, кое-что можем и поставить, – пожала плечами Светлана Геннадьевна, и всё же что-то записала в ежедневник.

– Значит, я выбрал плохой пример.

– Как раз хороший. Георгий, я не знаю, как вы играете в свои фигуры умолчания. Со мной этого не надо. Условия вам понятны?

– Давайте будем считать это первым предложением, которое мы обсудим. Если не получится, в чем еще мы могли бы найти точки пересечения?

– Ни в чем. Со мной – ни в чем.

Теперь уже Георгий оценивающе оглядел Светлану Геннадьевну.

Она с удовольствием позировала, даже отставила в сторону руку и перебирала в воздухе пальцами.

– Может, есть какие-то индивидуальные пожелания? – всё еще пробовал на прочность хозяйку Георгий, параллельно подсчитывая, сколько бы Ас согласился ей выдать.

– А это и есть индивидуальные.

– Ну, может, нам переговорить не здесь… на свежем воздухе.

Светлана Геннадьевна заливисто расхохоталась.

– Прогулки под луной – это в другой раз.

Позвонил Слава. Он говорил громко, перекрикивая сирену – видимо, ехали с мигалкой.

– Ты в префектуре? – спросил он. – Мы с титаном подъезжаем минут через пятнадцать. Организуйте там встречу.

Не успел, подумал Георгий. Думал аккуратно объяснить после переговоров – в каком состоянии Махин. Чтобы, может, его коляску занести помогли. Чтобы в обморок не попа́дали и не распространялись потом.

– Встречать надо? – угадала Светлана Геннадьевна.

– Именно так, – признался Георгий. – И я хотел бы попросить некоторой… м-м-м… помощи. Видите ли, Виктор Николаевич сейчас проходит курс реабилитации, ему не рекомендовано вставать на левую ногу…

– Вы имеете в виду, что он на коляске? – изогнув бровь, спросила хозяйка. – Это мы знаем. Или хуже стало? В кому, что ли, впал?

– Нет, слава богу, – ошарашено сказал Георгий.

– Свят-свят, – согласилась Светлана Геннадьевна, крестясь на Благовещение.

Она сняла трубку служебного телефона.

– Сережа, скажи протоколу, чтобы вынесли Махинский раскладной пандус и приглушили свет в холле. Лишних там уберите всех. Сам проследи, пожалуйста. И прямо к Роману Евгеньевичу его, в дальний кабинет.

– Что-то еще? – обратилась она к Георгию тем иронично-фривольным тоном, по которому нельзя было наверняка сказать, какое именно «еще» Светлана Геннадьевна имеет в виду.

– Вы не беспокойтесь, – сказал Слава Лидии, помогая ей сесть в машину, – всё будет нормально. Он подустал сегодня просто.

– Ваша помощь была очень кстати, Славочка.

Слава убеждал, что никакая это не помощь. Георгий же держал дверцу, стараясь не сыграть лицом чего лишнего. После того, как Махин отключился и рухнул на стол, они вместе с местными вытащили его в холл, а потом еще помогали парням из реанимационной бригады спускать титановую коляску.

Когда машина кандидата в депутаты и его спутников отвалила от берега, Георгий выругался.

– Вот ты считаешь, нормально, что он будет вице-спикером? – зло выкрикнул он Славе.

– В смысле, что на колесах?

– На капельницах!

– Это одно и то же. А что, собственно, тебя смущает, старик?

– Я всегда думал, – сказал Георгий, прохаживаясь, – как там советское политбюро вообще копошилось? Они же были совершенно выжившие из ума дряхлые зомби. Они подтираться-то с трудом могли, не то что рулить миром. С нашим титаном та же фигня – он же совсем развалина. Гриб, проросший на овоще!

– Да ничего подобного, – отмахнулся Слава, – какой он – вообще без разницы. Можно подумать, вице-спикеры что-то решают. Можно подумать, Дума что-то решает. Откуда эти фантазии в твои годы? Мы провожаем заслуженного пенсионера в страну вечной охоты. Он там еще чуть-чуть постреляет в бумажного тигра и баиньки – в колумбарий. А за то время, что он под ружьем, родственники настреляют себе чего-нибудь пригодного в хозяйстве. А может, и нам тоже. Ас же не дурак в эту историю вписываться.

– Родственники у него, конечно…

– Они же не под капельницей.

Георгий вспомнил, как Подберезкин заглатывает мясо.

– Не знаешь, кого и выбрать.

– Выбрать надо титана, – усмехнулся Слава и его очочки зло блеснули. – А то, что и он, и домашние его – конченые мудаки, – радуйся. Были бы они мисс обаяние, мы бы сидели без работы. А так – ты ездишь на «ровере», трешь с разными умными людьми – взять хоть меня – за жизнь, и у тебя еще есть время корчить лицо писей. Если не хочешь радоваться, то воспринимай это как наказание за наши грехи. Кто мы, чтобы оспаривать решения Его, старик?

– Эко тебя повело, – с уважением заметил Георгий. – Ты сам что ли на колесах?

– Вот еще, просто выпил. Будешь, кстати?

Георгий решил пойти к Диме Борисову – эксперту Конюшни по борьбе с современным искусством. Именно он составлял Асу дэдпул по новым картинкам и даже прогнозировал, когда могут появиться новые.

Дима, у которого по кабинету были развешаны плакаты «Культурного сопротивления», за что вообще-то можно и срок схлопотать, выслушал историю про новый чиновничий культ без особого удивления.

– Распространенная дурь, – сказал он. – Как президентский охранник прыгнул с моста через две недели после «Покемонов», так и поехало. А ты теперь собираешь городской фольклор?

– Да нет, – досадливо поморщился Георгий, – это всё кампания Махина. Заказчики хотят в картиночку.

– Заказчики? Серьезно?

– Ну, скажем так, созаказчики.

– Пожелай им удачи в бою.

– Слушай, – с воодушевлением начал Георгий, в этот момент сам веря в свои слова, – у тебя же есть выходы на людей типа этого граффитиста? Ты даже не отвечай, я сам знаю.

Дима постучал пальцем по виску и красноречиво стрельнул глазами в сторону камер.

– Да это для дела, Ас в курсе.

– Прямо в курсе?

– Ну, будет в курсе, я не был на приеме еще.

– Давай всё же на улице.

Они вышли из здания (двухэтажная конюшня в усадьбе надворного советника Самсонова, начало XIX века, объект исторического наследия, охраняется законом), и пошли вдоль Пречистенки в сторону ХХС. Дима молчал.

– На Махинской кампании мне нужна помощь управы, – пояснял Георгий, – а в управе, вот видишь, сидят язычники.

– Это всё очень интересно, – отозвался Дима. – И причем здесь я?

– У тебя есть выходы на разных фриков, – сказал Георгий, – которым тут даже не надо прибиваться к Красной площади. Нарисовали, отсняли – выложили, и по домам. Дим, ну очень надо!

Дима странно глянул на Махинского провожателя.

– С цензорами тоже договоримся?

– А что нам цензоры?

– Цензоры, Георгий, это бутылкой по голове, например. Ты хочешь, чтобы я людей на это подписал?

– А… – сказал Георгий, который даже не вспомнил об этой гопоте. – А с ними совсем нет контакта, да?

На самом деле он не очень верил Диме. Еще не приходилось встречать активистов, с которыми нельзя договориться. Всем что-нибудь надо. Вопрос даже не в том, есть ли это у тебя, а в том, чтобы не выходить из торга. Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное, говорил мудрый дядя Федор.

Георгий вот, следуя его совету, покупал блогеров. Топовых и только начавших взбивать вокруг себя молоко, в телеграме и во вконтакте. За наличные, за блог-туры и даже за подарочные новогодние наборы. Он запасал их впрок, еще не зная наверняка, когда и зачем они ему понадобятся. Но когда это произойдет, он распечатает объективки из общего файла и высыпет их на стол Асу как горсть фантиков. Вот эти, скажет он. Обойдутся в N рублей.

Он не сомневался, что у других есть такие же списки. А у кого нет – тот зря ест свой хлеб.

– Сколько? – спросил Георгий.

– Ты как Ас, долларами выдашь?

– Если так удобнее.

– Нет, не особо, – сказал Дима.

Он сел на скамейку и знаком предложил Георгию присаживаться рядом.