Джордано Бруно
(1548–1600)
итальянский философ и поэт
Процесс по делу Джордано Бруно тянулся восемь лет, сначала в Венеции, потом в Риме. Среди множества вопросов, которыми интересовалось следствие, было и учение Бруно о множественности миров.
8 февраля 1600 года в римской церкви Святой Агнессы состоялось оглашение приговора. В нем упоминалось восемь еретических утверждений Бруно, однако названо было лишь одно: отрицание таинства пресуществления. Из других документов Инквизиции мы знаем еще о двух утверждениях; оба они касались церковной догматики. Какую роль в осуждении Бруно сыграла его космология, остается неясным.
Так или иначе, трибунал Инквизиции признал Бруно виновным и передал еретика в руки светской власти, что означало сожжение на костре. Выслушав приговор, Бруно с угрожающим жестом заявил своим судьям:
– Вероятно, вы с бо́льшим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его.
Эта историческая фраза известна из письма очевидца, Каспара Шоппе. Его свидетельству можно верить: Шоппе отнюдь не сочувствовал подсудимому, напротив – Бруно был для него опасным еретиком.
Джордано Бруно сожгли на римской Площади цветов 17 февраля 1600 года. Два дня спустя в листке «Римские уведомления» («l’Avviso di Roma») были приведены, со ссылкой на одного из свидетелей казни, последние слова, будто бы произнесенные философом:
– Я умираю мучеником, и притом добровольно, и моя душа вознесется в рай с этим дымом.
Увы, сказать этого Бруно не мог. Согласно официальному сообщению, язык казнимого был «подвергнут аресту по причине его свирепых слов»; говоря попросту, Бруно привели на казнь с кляпом во рту, памятуя о его поведении при оглашении приговора. (В скобках заметим, что, судя по приведенной цитате из «Римских уведомлений», печать во времена Инквизиции пользовалась некоторой свободой.)
В трактате «О героическом энтузиазме» Бруно писал: «Смерть в одном столетии дарует жизнь во всех следующих веках». А в 1889 году на Площади цветов был торжественно открыт памятник философу-еретику. Надпись на постаменте гласит: «Джордано Бруно – от столетия, которое он предвидел, на том месте, где был зажжен костер».
Нередко Джордано Бруно приписывается фраза:
– Сжечь – не значит опровергнуть.
На самом деле эта фраза появилась во Франции в середине XVIII века, а сама мысль принадлежит французскому гуманисту XVI века Себастьяну Кастеллио. В 1554 году, под впечатлением казни Мигеля Сервета женевскими кальвинистами, он опубликовал трактат «О еретиках». Здесь говорилось:
«Убить человека – не значит опровергнуть учение; это значит только убить человека». И еще: «Вера доказывается не сожжением людей на костре, но восхождением на костер ради своей веры».
Марк Юний Брут
(85–42 до н. э.)
древнеримский государственный деятель
Для всего Рима Брут был живым примером республиканца старого закала. Неудивительно, что он участвовал в заговоре против Юлия Цезаря и убийстве диктатора.
Смерть Цезаря положила начало гражданской войне. 23 октября 42 года до н. э. республиканцы были наголову разбиты у македонского города Филиппы.
Согласно Плутарху, когда наступила ночь, Брут поднял глаза к усыпанному звездами небу и произнес (разумеется, по-гречески) строку из трагедии Еврипида «Медея»: «Зевс, кару примет пусть виновник этих бед!»
На предложение бежать, пока есть еще время, он отозвался:
– Вот именно, бежать, и как можно скорее. Но только с помощью рук, а не ног.
Прощаясь с друзьями, Брут сказал, что он счастливее своих победителей: за ним остается слава нравственной доблести. Затем он упер рукоять меча в землю и бросился на обнаженный клинок.
Однако римский историк Дион Кассий вкладывает в уста Брута не стих Еврипида, а восклицание Геракла из трагедии неизвестного греческого автора:
– О жалкая Добродетель! Ты всего лишь пустое слово. Я тебя глубоко почитал, а ты оказалась рабыней Фортуны.
В историю вошли именно эти слова – они идеально подходили к образу Брута как стража республиканской добродетели.
Рей Брэдбери
(1920–2012)
американский писатель-фантаст
В год своего 90-летия Брэдбери заметил, что сотня лет «звучит как-то солиднее». «Мне бы сразу выдали какую-нибудь премию. Ну, хотя бы за то, что я еще не умер».
Он умер два года спустя, а за два дня до смерти, 4 июня 2012 года, в журнале «Нью-Йоркер» появилось его последнее эссе – «Возьми меня домой».
Рей вспоминал, как в детстве ночью он мог выбежать из дома на лужайку и, повернувшись лицом к красному свету Марса, закричать: «Возьми меня домой!», чтобы унестись туда, где пыльные бури неслись к древним городам над пустынями мертвых морей.
Вечером 5 июня Рея отключили от аппарата искусственного дыхания. Врачи надеялись, что он сможет дышать самостоятельно. Дышать он не смог, но от подключения к аппарату наотрез отказался. Ему дали морфин, и он уснул навсегда.
Во множестве откликов на смерть Брэдбери цитировались написанные им когда-то слова:
«А насчет моего могильного камня? Я хотел бы, пожалуй, занять у кого-нибудь длинный фонарь с разноцветными полосами, из тех, что вешают перед городской лавкой, и чтобы он зажигался в полночь – на случай, если вы вдруг зайдете ко мне на могилу сказать “Привет!” Он будет гореть и раскачиваться, и яркие полосы на старом фонаре будут сплетаться в тайны, все новые и новые тайны – и так без конца. И если вы зайдете ко мне, оставьте яблоко для моего привидения».
