ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПЕЙЗАЖ ЗА РАЗБИТЫМ СТЕКЛОМ

Дикий хохот разбирает нас, землекоп, при виде того, как с пеной у рта ты пытаешься покорить манящий тебя Космос. Землекоп – повелитель Вселенной! Для нас это звучит примерно так же, как для тебя «Краб – повелитель Океана!».

Еще больше потешает нас то, на чем ты собрался это делать. На кучах железа, движимых за счет электрических, химических и ядерных реакций! Это на них ты хочешь бороздить просторы Вселенной, завоевывать планеты и проникать в интересующие тебя «черные дыры»?

Ты смешон, землекоп. Смешон и жалок. Но не обижайся, в том нет твоей вины. Таким несовершенным сотворил тебя наш Хозяин, и изначально ты предназначался совсем для другого. Твое предназначение заложено в твоем имени – ты привязан к Земле, как ее горы, леса и моря.

Да, не спорю: ты сделал множество научных открытий, и, если тебе станет от этого легче, можешь считать, что принадлежат они исключительно тебе. Ты дошел до них сам, дошел всеми своими тремя рабочими процентами головного мозга. Ты расщепил атом, с грехом пополам доковылял до соседних планет и родил на свет искусственный интеллект. Ты даже научился клонировать самого себя! Честь тебе и хвала! Ты уверен, что двигаешься по пути прогресса и когда-нибудь займешь достойное место во Вселенной среди братьев по разуму. И братья примут тебя и будут почитать за равного…

Да нет у тебя братьев по разуму! Нет, потому что человечество – уникальный продукт и аналогов во Вселенной не имеет (в дальнейшем термин «человечество» и «человек» мы будем применять только к трем созданным Хозяином жизненным формам – землекопу, Исполнителю и смотрителю). И единственные твои братья во всем окружающем тебя холодном пространстве – это мы: смотрители и Исполнители; только нам ты еще нужен, только мы оберегаем тебя от неприятностей космического масштаба, поскольку эту обязанность возложил на нас Хозяин.

Но и мы, чей мозг работает на полную мощность и без сбоев, лишь условная преграда между тобой и истинными повелителями Вселенной. И они не церемонились бы с нами, если бы в наших руках не оказалось подлинное сокровище, которое ты, неблагодарное создание, так и не научился ценить как следует.

Эта наша Земля, землекоп. Именно благодаря этой доведенной до совершенства планете мы еще не развеяны в пыль по всей Солнечной системе. Именно ей и тому артефакту, что она скрывает.

Так что перестань задирать лицо к звездам, а лучше опусти его вниз, ибо то, что ты ощущаешь под своими слабенькими ножками, и будет являться смыслом твоей (да и нашей в принципе тоже) никчемной жизни.

Смысл твоей жизни! Ты терзаешься этой загадкой тысячелетия, однако уверяем тебя: загадки здесь нет. Неизвестно, почему Хозяин заблокировал тебе эту информацию вместе с остальными запретными функциями, хотя, на наш взгляд, ничего страшного она не представляет. И владей ты ею целиком, а не обрывками просочившихся сквозь твои кодировки Истин, такое понятие, как религия, обошло бы тебя стороной. И не стал бы ты тогда громоздить сказку на сказку в надежде докопаться до смысла собственного бытия, и не тратил бы понапрасну на это ни своего времени, ни сил, ни жизни…»

– Остатки альфа-кодировки полностью удалены, – сообщил Гавриил, откладывая в сторону стальные спицы. Ими он только что наносил кандидату весьма болезненные уколы между пальцами рук. – Как состояние деблокируемого?

– Хлопчик в обмороке, батюшка, – исправно доложила Пелагея Прокловна. – Однако сопит ровнехонько, будто придремал с устатку… Изволишь дать ему нашатыря?

– Пожалуй, – согласился Гавриил.

Мефодий дернул головой и очнулся. От эйфории не осталось и следа. Кисти рук дико нарывали, а отключенный смотрителем голос по-прежнему отсутствовал.

В голове же и вовсе творился полный сумбур. Перед глазами мельтешили выплывающие из ниоткуда картинки, наслаивались друг на друга, складываясь подобно колоде карт в этакую виртуальную стопку. Мефодий попытался сосредоточиться хотя бы на одной из них, но не получилось – выхваченный наугад образ чего-то малопонятного мгновенно перекрыл другой, а его в свою очередь еще один и еще… Казалось, мозг вот-вот расколется надвое по линии полушарий. «Что это? Зачем? Кто я? Как меня зовут?» – пробились из подсознания слабые импульсы, и даже собственное имя невозможно было вспомнить без затруднения.

– Вижу, пошли данные! – удовлетворенно произнес Гавриил. – Мозг заработал на двадцать процентов; информация из разблокированных областей так и валит! Теперь надо разнести ее по нужным местам и приступать к деблокированию функциональных возможностей. Устранение бета-, гамма– и дельта-кодировок разгонит мозг на две трети от полной мощности и увеличит до максимума прочность и выносливость опорно-двигательного аппарата. Мигелито, когда это начнется, держи кандидата крепче, а то еще вырвется и разнесет тут все вдребезги…

«Интереснее всего, землекоп, наблюдать, как интерпретируешь ты те скудные крохи знаний, что проникают в твою голову через поврежденные кодировки, как на их основе ты выдумываешь себе добрых и злых богов. И как бы ты ни называл этих богов, какой бы биографией их ни награждал и какую степень „истинности“ ни присваивал, общая черта у них одна – они всемогущи и правят Вселенной.

В этом ты почти прав: у Вселенной действительно есть повелители, но возможности их отнюдь не безграничны. Им подвластно пространство, они видоизменяются сами и видоизменяют материю, но сотворить ее из ничего они не в силах. Как не в силах они изменить и те законы, по которым живут…

Больше всего информации об истинном мироустройстве просочилось через кодировки у тех землекопов, что населяли некогда сорок второй сектор, или, по-твоему, Аттику и Апеннины. Мы судим об этом по тому факту, что в своей мифологии они довольно точно определили расстановку сил во Вселенной, выявили множество реальных действующих лиц и все перипетии, что возникали между ними. Единственное, что античные землекопы не смогли пронести через препоны кодировок, так это реальные имена повелителей (просто длина полного имени любого из повелителей такова, что на произнесение его у тебя, землекоп, ушла бы не одна жизнь). Но данные древними римлянами и греками своим богам собственные вариации этих имен оказались настолько гармоничны, что даже сам Хозяин, вовсе не чуждый прекрасному, стал пользоваться ими. Ими пользуемся и мы до настоящего момента.

Мы осведомлены о том, землекоп, как ты представляешь себе Вселенную: безграничная, холодная и безжалостная к человечеству. Но твое понятие о ней утрировано малой мощностью твоего мозга, причем утрировано довольно-таки сильно. На самом деле Вселенная – лишь малый регион чего-то такого, чего даже мозг Хозяина был не способен охватить. И, как у всякого имеющего границы региона, в нем есть те, кто держит его под неусыпным контролем.

Их двое. Вернее, сейчас их двое. Старший и младший. Но не отец и сын, как ошибочно посчитали землекопы сорок второго сектора, просто срок жизни первого близится к закату, второй же пребывает в самом расцвете жизненных сил. Оба они ничем не уступают друг другу, и каждый хочет быть единственным повелителем во Вселенной. Кронос и Юпитер – лидеры двух враждующих лагерей небожителей.

Человечеству не понять настоящей сущности этих существ – не его уровень знаний. Нет у них строго определенной формы. Наш глаз не рассчитан на то, чтобы воочию лицезреть их во внешней среде. Способности небожителей позволяют им покрывать огромные расстояния без механических средств передвижения, пользуясь течениями космических стихий. Управление этими стихиями для них в порядке вещей, как для тебя, землекоп, поднять и бросить обыкновенный камень. Им, небожителям, известны практически все законы пространства, поскольку они – дети Космоса и превосходно чувствуют себя в нем. Это их среда обитания, это их мир…

Неподвластно им только одно – сотворение материи из ничего, так что не тешь себя иллюзиями, полагая, что наш Хозяин – Творец Вселенной. Об истинном Творце не ведают даже сами повелители, а фантазировать они попросту не умеют. Фантазии – это особенность слабого мозга, анализирующего обрывки Истины, то есть исключительно твоя «привилегия», землекоп.

Соперничество Кроноса и Юпитера гораздо древнее, чем срок существования человечества. На уровне смотрителя я знаю только, что Кроносу удалось когда-то уничтожить своего предшественника Урана, а теперь по злой иронии он очутился перед схожей проблемой: амбициозный выскочка готов на все, чтобы вырвать у Кроноса бразды правления, не дожидаясь, когда старик сам канет в Вечность. От конфронтации этой парочки разлетелся в пух и прах уже не один красный карлик и голубой гигант, оставляя в пространстве незаживающие воронки «черных дыр». Успех их военных действий носит переменный характер: то Кронос теснит Юпитера по всем фронтам, то Юпитер рассеивает легионы Кроноса по отдаленным уголкам Вселенной. Однако последнее время чаша весов склоняется в сторону более молодого и более изворотливого…

Являясь несомненными повелителями подвластного человеческому сознанию пространства, Кронос и Юпитер тем не менее не единственные, кто еще на нем проживает. Однако остальным небожителям приходится уже стоять перед выбором, чью позицию занимать в этой извечной битве, ибо такого понятия, как «нейтралитет», во Вселенной попросту не существует и всяк объявляющий себя нейтральным автоматически становится врагом и для Кроноса, и для Юпитера. А такая роскошь, как иметь во врагах обоих повелителей, вряд ли кому-либо из небожителей по плечу…

Сам Кронос принадлежал к древнему клану Титанов, в который, помимо него, входило еще пять его братьев и шесть сестер, не столь могущественных, но тем не менее достаточно грозных. Трое из Титанов на данный момент пали в битвах, но оставшиеся восемь во главе с Кроносом все еще являются могучим костяком армии «стариков». У них на службе состоит также тупое, безжалостное и напрочь лишенное собственного «я» создание по кличке Тифон – неудачное произведение неизвестно какого Творца. Подчиненные Титанам легионы сплошь состоят из членов двух кланов: клана Циклопов и клана Бриареев, так и не перешедших на сторону Юпитера, какими только посулами тот их ни соблазнял.

В отличие от строгой дисциплины Кроноса порядки у Юпитера были намного свободнее, а потому привлекали к нему таких же бунтарей, как и он сам. Из этого следовало, что формирования Юпитера состояли в основном из отколовшихся от прочих кланов одиночек, а потому единственными, кого под его знаменами можно было считать подобием целого клана, являлись дикие Сатиры, которых, кроме Юпитера, так никто приручить и не смог.

Лидерство Юпитера считалось неоспоримым. Его ближайшее окружение – Аид и Нептун – имели с повелителем много общего, поскольку были его дальними родственниками. Они помогали Юпитеру удерживать власть над остальными: хитрой Афродитой, себялюбивым Аполлоном, воительницей Артемидой, пронырой Гермесом, свирепым Аресом, лидером Сатиров Дионисом и многими другими, кого не устраивали суровые порядки Кроноса. В их число некогда входил и наш Хозяин…

Однако холодный Космос – не единственная среда обитания небожителей, и подобно тому, как китам необходимо выныривать на поверхность для глотка воздуха, им также требуется принимать примитивные материальные формы и проводить какое-то время на планетах для восстановления сил и энергии; в их естественной форме это невозможно, так как в условиях гравитации она очень быстро разрушается. Материальные оболочки обитателей Вселенной зависят от уровня планетной гравитации, и в гравитационном поле планет, подобных Земле, они ничем не отличимы от наших тел (точнее, внешний вид человека ничем не отличим от оболочек небожителей – ведь именно с них он и был некогда «списан».)

Вот и все базовые данные, которые положено знать нам – смотрителям и Исполнителям – о бывшем окружении Хозяина. Знать, землекоп, а не фантазировать по этому поводу, делая ложные умозаключения. Знать и быть готовыми защищать от небожителей нашу планету и тот утерянный ими предмет, который благоразумный Хозяин скрыл где-то в ее глубинах…»

Наконец после многочасовой череды ужасных конвульсий Мигель и Роберто отпустили обмякшее тело Мефодия.

– Готово, – подытожил Гавриил и отер руки полотенцем. – Что ж, уважаемые, перед вами образец новоиспеченного Исполнителя, правда, пока лишь с базовым запасом установок! Теперь можете немного передохнуть, а я проверю, как мозг нашего кандидата реагирует на возросшую производительность. – Он наклонился и снова дотронулся до кадыка Мефодия, возвращая тому дар речи. – Исполнитель! Приказываю вам очнуться!

Мефодий открыл глаза и сразу поразился, каким четким и ясным все стало вокруг него. Отныне взгляд его охватывал не узкий, как раньше – градусов девяносто, – сектор, а раза в два больше. Причем вся окружающая Мефодия обстановка была видима ему до мельчайших деталей независимо от того, находился предмет с края или в центре поля зрения…

…И тут же Мефодий попытался вскочить с кресла и принять исполнительскую строевую стойку: прямо перед ним стоял смотритель – его непосредственный куратор и командир. Однако крепкие капроновые веревки удержали Мефодия на месте.

– Отставить! – скомандовал Гавриил. – Расслабьтесь и сидите! Ваш человеческий статус?

– Просвещенный Исполнитель категории новобранец! – отчеканил Мефодий. – Деблокирование кодировок не завершено! Производительность головного мозга – шестьдесят пять процентов! Не функционируют либо функционируют не полностью следующие способности…

– Достаточно, – прервал его смотритель. – Визуальное тестирование: количество волос на моей голове?

Мефодий всмотрелся в макушку Гавриила и после секундной паузы ответил:

– Пятьдесят две тысячи шестьсот сорок два! Имеют стойкую тенденцию к сокращению численности! Вероятный прогноз количества на сутки вперед: пятьдесят две тысячи шестьсот пятнадцать – шестьсот двадцать…

– Спасибо, это я посчитаю и без вас, – не пожелал выслушать прогноз для своей лысины на завтра Гавриил и обреченно заметил: – Да, потеря волосяного покрова – эта одна из тех аномалий, что объединяет все три вида человечества. Наверное, лет через десять – если доживу, конечно, – на этот тест-вопрос ответит за секунду любой землекоп… А теперь проверим уровень слуховой чувствительности: расскажите-ка нам вот об этих часах!

Повинуясь приказу, Мефодий навострил слух и мысленным усилием отключил в звуковом анализаторе мозга все лишние диапазоны частот, оставив лишь те, в которые укладывалось мерное тиканье ветхих, с давно ушедшей на покой кукушкой, настенных ходиков Пелагеи Прокловны.

– Вкрапления посторонних шумов при работе механизма шестереночной передачи – возможно засорение, – доложил Мефодий. – Трещина в кожухе спирали. Деформация оси стрелок. Прогрессирующая трещина в вале маятника…

– Замечательно! – кивнул Гавриил. – Звуковой анализатор в норме.

– Вот ведь нехристи! – всплеснула руками Пелагея Прокловна. – Да чтоб у них ручищи поотсыхали! Брякнулись ходики у меня об пол с полгода назад; сдала я их в часовой ремонт, а тамошний гаденыш при очках мало того, что с бабушки триста рублей взял, так, оказывается, еще ничегошеньки и не починил! Правы газетные писаки: нет управы на вымогателей!..

– Прекратите, ради всего святого, агент Пелагея! – умоляюще обратился к ней Гавриил. – Думайте лучше о деле, а ваши мысли о плавающем в кипятке очкарике и черте с вилами над ним сбивают меня с толку!.. А сейчас, Мефодий, проведем проверку опорно-двигательной системы. Мы вас аккуратненько развяжем, а вы не дергайтесь и сидите смирно…

Роберто с одной стороны, Мигель с другой распутали удерживающие новобранца веревки, после чего из предосторожности так и остались стоять по бокам кресла.

– Держите. – Гавриил извлек из кармана пятирублевую монету и протянул ее Мефодию. – Тише берите, ласковей… Так… А теперь согните ее пополам!

Монета поддалась, будто картонная. Мефодий отметил, что ничуть этому не удивлен. То есть он изначально знал, что шутя согнет монету, и согнул ее. Никаких восторгов по этому поводу. Все восторги и прочие эмоции остались где-то далеко-далеко, как учеба в университете, их роман (точнее не роман, а повесть) с Раисой, блеклая, словно эта монета в руке, жизнь безработного художника и все остальное, что отныне подпадало под понятие «до Просвещения». Жизнь разделилась на две половины, и, хоть разделилась она всего несколько часов назад, плоды этого разделения были заметны невооруженным глазом.

– А теперь разорвите ее!

Мефодий без труда проделал и это. Причем разорвал он не просто монету, а монету, согнутую пополам. Комментарии были излишни: смотритель действительно серьезно порылся в его мозгах, выпустив на волю то, что скрывалось за так называемыми «кодировками».

– Хорошо! – сказал Гавриил. – Ну, прыгать заставлять вас уже не буду – квартира агента нам еще пригодится. А вот это, пожалуй, стоит попробовать…

Слева мелькнуло что-то быстро приближающееся. Мефодий отклонил голову и, выставив ладонь, поймал кулак Мигеля в двух сантиметрах от своего лица – ловко, как недавно сам Мигель перехватил табуретку.

– Опять я! – обиженно прогнусавил Мигель. – Почему вы Роберто мысленный приказ никогда не посылаете? Который раз – и снова я!

– Ты чем-то недоволен, Мигелито? – поинтересовался Гавриил.

– Просто терпеть не могу, когда мои конечности машут без моего на то согласия! – буркнул тот. – И к тому же смею заметить: без предупреждения это было неэтично с вашей стороны!

– Ты меня знаешь: будешь пререкаться – заставлю полдня простоять на голове! – предупредил его Гавриил. – Этично – не этично… От землекопов демократии нахватался?

– Никак нет, но… уж очень попахивает дискриминацией Просвещенных!..

– Ах, дискриминацией!.. – недобро сощурился Гавриил.

В стойке на голове Мигель выглядел довольно забавно. Однако это пошло ему впрок, и попирать лбом ковер он предпочел в гордом молчании.

– Вот я и говорю вам, Мефодий Петрович: никогда не извиняйтесь передо мной, – извлек мораль из происшествия Гавриил. – Признаю: человек я вредный, но необидчивый, потому не сотрясайте в дальнейшем воздух излишней вежливостью… А сейчас я намереваюсь проверить, как настроен детализатор вашей памяти. Начнем со свежих отпечатков. Сколько глотков чая вы сделали вчера за завтраком?

Мефодий отрешился от прочих воспоминаний и сосредоточился на вчерашнем дне. Но едва это получилось, как вдруг в его мозг словно стальной костыль молотом вогнали, и вместо требуемого ответа он громко и отчетливо произнес:

– В пятьдесят пятом секторе Титан! Координаты последнего обнаружения!..

Похоже, что стальной костыль вогнали не только ему в голову. Роберто подпрыгнул и стремглав бросился на лоджию, Мигель потерял равновесие и грохнулся из акробатической стойки на пол, а Гавриил тут же склонился над Мефодием и холодным тоном, в котором уже отсутствовало дружелюбие, приказал:

– Срочно дай мне картинку из оперативной памяти! Кого из девяти ублюдков ты засек?

Мефодий как можно четче отобразил в мыслях вчерашнего ненормального гиганта из парка, что нюхал землю невдалеке от его этюдника.

– Паллант! – воскликнул Гавриил, считав из мозга Мефодия все, что ему было нужно. – Мигель! Роберто! Общая тревога! Вызывайте Исполнителей из пятьдесят четвертого, пятьдесят шестого, сорок пятого и шестьдесят пятого секторов! Так и скажите: у нас Паллант! Не Циклоп, не Бриарей, а Паллант собственной персоной!

С лоджии возвратился Роберто:

– Ничего. Никакого эмоционального всплеска в округе. Либо прячется, либо уже отбыл.

– Как же, отбыл! – хмыкнул Гавриил. – Эта мразь пока гадостей не натворит, никуда отсюда не отбудет. Однако давненько Титаны в наши земли не захаживали, давненько…

Мигель тем временем уже названивал по мобильнику. Судя по его торопливым движениям, опасность и впрямь надвигалась нешуточная.

– Что прикажете делать мне? – поинтересовался Мефодий. – Я без оружия и не полностью деблокирован…

– Остаешься здесь на попечении агента Пелагеи, – сухо распорядился Гавриил. – Сидишь у себя в квартире и никуда – запомни: никуда! – не высовываешься. Это приказ. В твоем «недоделанном» состоянии ты опасен как для окружающих, так и для себя самого. Ждешь нашего возвращения. Приказ ясен?

– Аминь! – подтвердил Мефодий с таким видом, будто произносил это уже не одну сотню раз.

«Хозяин не особо распространялся о себе, но дабы у смотрителей и Исполнителей не сложилось в отношении его предвзятого мнения, кое-что из своей биографии он нам все же поведал.

Среди небожителей Хозяин считался не совсем полноценным. Виной тому был некий врожденный дефект, не позволявший ему развивать необходимую для небожителя скорость передвижения. В материальном же воплощении, особенно тогда, когда приходилось перемещаться в трехмерном пространстве, этот дефект проявлялся в нешуточной по человеческим меркам хромоте. Не знаем, как небожители, но ты, землекоп, назвал бы подобное инвалидностью.

Однако считаясь в своем окружении посредственным воином, Хозяин был непревзойденным в другом. Никто не умел так разбираться в свойствах материй, компилировать их в различных формах и на различных уровнях, вплоть до такого, на котором недавно открытые тобой, землекоп, кварки показались бы Хозяину необъятной Бетельгейзе. Хозяин был инженером, и об уровне его гениальности ты можешь судить, поглядев на себя в зеркало. Ко всему прочему, он был оружейником Юпитера, каковым он стал после того, как создал для своего повелителя мощнейшее оружие – Аннигилирующее Пламя. Благодаря этому Пламени Юпитер умудрялся ни в чем не уступать Кроносу, уничтожая подобно ему звезды, словно песчаные замки.

Но, на великую беду Хозяина, случилось непоправимое: из-за своей доверчивости он оказался вовлеченным в страшную авантюру, разработанную завистливым и властолюбивым Прометеем. Будучи вероломно обманутым, Хозяин ненароком подставил под удар сам себя.

Цели Прометея были просты и прямолинейны, как удар кузнечного молота: захватить Аннигилирующее Пламя, распылить Юпитера, Аида и Нептуна, а затем встать во главе лишенного руководства воинства вольных небожителей.

На всех фронтах как раз царило затишье, Пламя находилось на профилактике, и завладеть им оказалось достаточно просто. Прометей хитростью выманил у гениального, но доверчивого Хозяина мощное оружие и немедля приступил к осуществлению своего предательского плана.

Но заговор Прометея постигла неудача: похитив Пламя, он забыл про одну существенную деталь – Усилитель, без которого оно являлось совершенно бесполезным устройством. Прометей был схвачен, когда пытался произвести по Юпитеру залп. Повелитель расправился с ним безжалостным даже по понятиям Космоса способом: он вплавил материальную форму Прометея в одну из планет с высокой гравитацией, таким образом лишив его возможности принимать любое из окончательных обличий и обратив в живой камень, открытый всем космическим стихиям. Со временем метеориты искромсали тело неудачливого заговорщика в лохмотья, и на данный момент он наверняка уже мертв.

Хозяин понял, к чему оказался причастен, после потерпевшего фиаско покушения, однако понял до того, как на его захват была брошена орда безумных Сатиров. Зная крутой нрав Юпитера, ему не осталось ничего другого, как только спасаться бегством. Бросив свою жену, Афродиту, с которой к тому времени он уже не поддерживал никаких отношений (любвеобильная Афродита часто выставляла Хозяина посмешищем), Хозяин ринулся в беспредельные пространства Космоса…»

Просвещенный Исполнитель категории новобранец с не полностью декодированным мозгом Мефодий третьи сутки пролеживал диван, приходя в себя после выматывающей процедуры деблокирования. Однако, несмотря на смертельную усталость, он так ни разу и не сомкнул глаз, поскольку не ощущал ни малейшего намека на сон. Два раза в день приходила Пелагея Прокловна, приносила полную сумку продуктов (разумеется, за счет «Небесных Врат», а не своей смехотворной пенсии), подолгу стояла над недвижимым и, казалось, не замечающим ее Мефодием, потом сочувственно вздыхала и удалялась.

Впрочем, лежачий образ жизни тяги к пище отнюдь не уменьшил. Как раз наоборот – Мефодий поглощал ее в гораздо больших, чем до деблокирования, количествах. Сказывался возросший расход энергии усовершенствованным мозгом.

За трое проведенных в раздумьях суток прошлая жизнь – безработного художника Мефодия Ятаганова – ушла куда-то в тень и виднелась оттуда лишь размытыми контурами. Но стоило только Мефодию случайно заострить внимание на каком-либо ее фрагменте из далекого или не очень прошлого, как тот мгновенно представал перед глазами в самых мельчайших подробностях.

Мефодий мог вспомнить абсолютно все, так, по крайней мере, ему казалось. Он бродил по уголкам распахнувшейся перед ним памяти, как библиофил в хранилище антикварных книг, с жадностью хватающий с полок тысячелетние раритеты, пролистывающий их и тут же берущийся за новые, не зная, на чем остановить выбор.

Пялясь в потолок (количество цемента в штукатурке было чуть больше половины от нормы – штукатуры в тот день явно схалтурили), Мефодий в пух и прах разделал Ньютона с его законом всемирного тяготения, вывел рациональный способ нахождения трисекции угла и за пять минут расщелкал великую теорему Ферма. Чуть больше времени ушло на мысленное моделирование четырех вечных двигателей и микширование семи панацей. От рецептов превращения любого элемента периодической системы Менделеева (тоже пережившего в свое время спонтанное деблокирование землекопа, а впоследствии агента) в золото, серебро либо платину и вовсе приходилось отмахиваться, как от назойливого гнуса.

Мефодий помнил наизусть все прочитанные им книги с тех самых пор, когда он только-только стал отличать одну букву от другой. Он мог поминутно расписать любой день своей жизни, объяснить первопричины всех совершенных им поступков и поступков его родственников, друзей и знакомых. Мефодий попытался добраться до границ личной памяти и уперся в яркие, слепящие лучи, глубокий вдох стерильного больничного воздуха и собственный пронзительный вопль, оповестивший всех, что он, Мефодий Петрович Ятаганов, родился на свет.

Разблокированные участки памяти с заложенными самим Хозяином установками содержали в себе столько разнообразия, что поток хлынувшей оттуда информации, не лежи сейчас Мефодий на диване, наверное, просто сбил бы его с ног. Установки эти представляли собой как обыкновенные контроллеры физического самочувствия, так и документальные свидетельства, виденные глазами очевидцев, смотрителей и Исполнителей, происходивших в мировой истории событий. Все это было весьма занимательно, но Мефодий чувствовал себя крайне усталым, а потому решил вернуться к хранящимся в его памяти архивам как-нибудь позже, на свежую голову.

Однажды вечером Мефодию послышалось на кухне какое-то движение. Он обострил слух до максимума и едва не оглох от топота носившихся там тараканьих стай. Мефодий оставил тараканов в покое и вслушался в то, что происходило за стенами квартиры. Сразу же включилась система фильтрации звуков по их характеристикам, а затем в голову хлынул поток затребованных Мефодием данных.

В «пентхаузе» у Тутанхамона стояла гробовая тишина – очевидно, его владелец проводил сейчас досуг вдали от дома. Идиллию нарушал лишь храп оставленного для охраны Тутанхамонова жилища бойца. Пелагея Прокловна раскладывала пасьянс перед очередным посетившим ее как гадалку клиентом. У соседа двумя этажами ниже от тапочки отклеилась подошва. У жильцов тридцать восьмой квартиры закипал на плите чайник. В шестьдесят четвертой канарейка клевала корм из блюдца. В шестнадцатой, семьдесят седьмой, девяносто четвертой, сто сорок второй и двести тридцать первой прикурили сигарету. В сто двадцатой разливали по стаканам и резались в карты. В сто пятьдесят шестой гладили белье. В двести восьмой кошка вылизывала шерсть… А также разговоры, крики, плач, смех, ругань, поцелуи и не только они, журчание воды, щелчки выключателей, лай собак, хлопанье дверей, колыханье штор, работающие телевизоры и магнитофоны, шуршание веников и гудение пылесосов…

Через десять минут Мефодий был в курсе всех творящихся в двухстах тридцати девяти квартирах его многоэтажки дел. Но хоть слуховым сканированием он занимался не ради злого умысла, а ради простого любопытства, все равно было в этом что-то неправильное. Поэтому Мефодий решил прекратить подобные изыскания и стер из мозга все упоминания о них, хотя мозг Исполнителя и рекомендовал предоставить отчет о проведенном исследовании смотрителю-куратору.

К исходу третьих суток хронического бодрствования Мефодий наконец впал в забытье, но привычный сон оно вовсе не напоминало. Сознание Мефодия было отключено, однако в мозг продолжала поступать и анализироваться звуковая информация, а глаза несколько раз за ночь открывались и подобно охранной видеокамере обводили комнату внимательным взглядом. Жаль было только одного – такое приятное дополнение ко сну, как цветные сновидения, отныне было утрачено безвозвратно…

«Чудом Хозяину удалось скрыться. Однако бежал он не с пустыми руками. Понимая, что отныне жизнь его потеряла всякую ценность и Юпитер ни перед чем не остановится, чтобы уничтожить предателя, Хозяин предпочел подстраховаться. Убегая в неизвестность, он захватил с собой сгубивший Прометея Усилитель, намереваясь припрятать его в укромном месте и этим гарантировав себе то, что его, Хозяина, по крайней мере, не уничтожат сразу при поимке.

В отличие от провалившегося заговора Прометея мероприятие Хозяина можно было считать удавшимся. Ему посчастливилось «проковылять» незамеченным через половину Вселенной и схорониться на окраине ничем не примечательной S-образной галактики в планетарной системе из десяти планет, вращавшихся вокруг одинарной затухающей звезды.

Хозяину больше всего приглянулись вторая, третья и четвертая от Солнца планеты; высокая гравитация следующих плохо подходила для его несовершенного опорно-двигательного аппарата, а излишняя близость к светилу первой «малышки» не импонировала ему тем, что Хозяин не особенно жаловал слепящий свет.

Вторая, третья и четвертая планеты имели сходные характеристики, но вторая и третья имели одно немаловажное преимущество, так что на третьей и решил Хозяин спрятать Усилитель и обустроиться сам.

Планеты с газовой атмосферой редки во Вселенной, потому их ценность по сравнению с остальными несоизмеримо выше. На материальную оболочку небожителей многие газы воздействуют самым благоприятным образом и являются одним из основных источников для подпитки их жизненной энергии. Однако и здесь все напрямую зависит от свойств газов – не всякое их сочетание дает максимальный эффект, а некоторые смеси так и вовсе вредны. Поэтому одним из направлений исследовательской деятельности Хозяина как раз и являлось получение искусственным путем совершенного соединения, равного которому в природе быть не может. И поиск этот увенчался успехом…

Выбранные Хозяином вторая и третья планеты имели различные по свойствам атмосферы. Но поскольку вторая была намного ближе к Солнцу, то участь третьей, которую ты, землекоп, нарек впоследствии Землей, решилась автоматически.

Первоначальная газовая оболочка Земли не произвела на Хозяина должного впечатления, поэтому, опираясь на опыт собственных исследований, он незамедлительно приступил к ее переделке. Самая высококачественная смесь, которая в свое время была открыта Хозяином, состояла из азота, кислорода, углерода и аргона. Посредством ряда манипуляций Хозяин запустил процесс переработки, и через определенный момент ничем не примечательная для небожителя (а для тебя, землекоп, и вовсе агрессивная) атмосфера Земли превратилась в ту, которая требовалась.

Конечный результат восхитил Хозяина даже больше, чем он ожидал. По его личным воспоминаниям, он парил над поверхностью материков и возникших как побочный продукт процесса океанов сотню человеческих лет и не мог надышаться. Отведя душу и адаптировавшись к благодатной для его материальной формы среде, Хозяин припрятал Усилитель, а затем стал в уединении наслаждаться вынужденной отставкой.

Бегство Хозяина, помимо независимости, подарило ему массу свободного времени. А чем можно заниматься, скрываясь от неминуемой гибели и при этом стараясь быть как можно незаметнее? Разумеется, не вопросами глобального масштаба. Поэтому все свои творческие силы Хозяин направил на облагораживание и усовершенствование нового дома.

В первую очередь он позаботился о стабильности сотворенной им искусственной идиллии. На основе составляющих атмосферу элементов и материалов самой планеты ему удалось построить великолепную систему саморазмножающихся генераторов кислорода – основополагающего элемента местной среды. Питались генераторы солнечным светом, водой и некоторыми почвенными компонентами. Планета укрылась радующим глаз зеленым растительным покрывалом.

Идея оказалась более чем удачная. Ничего подобного Хозяину ранее создавать не доводилось, но самое главное, он понял, что это еще не предел. Наблюдая, как за счет протекающих в растениях химических реакций те плодятся, борются за место под солнцем и за пищу, он вдруг отчетливо осознал, что разрешил проблему своего одиночества. Как выяснилось, из открытого им строительного материала можно было конструировать любые пригодные для жизни в данной атмосфере создания, вплоть до таких, которые даже будут подобны его материальной оболочке.

Дикий азарт захлестнул Хозяина. Начал он с простейших одноклеточных созданий и стал постепенно усложнять их структуру, однако непременно соблюдал одно условие: все его творения должны были вписываться в планетную среду и осуществлять строгую саморегуляцию. Хозяин подобно художнику убирал одни, добавлял другие, модернизировал третьи группы жизненных форм, попутно совершенствуя свои навыки в этой нелегкой работе.

Он переживал периоды гигантомании, когда Землю бороздили огромные колоссы; экспериментировал с температурой, изучая предел прочности своих подопытных, и едва не уничтожил холодом всю свою затею на корню. Но мир выжил и, несмотря ни на что, исправно существовал, подчиняясь уже не Хозяину, а выработанным самим миром стихийным законам…»

Пробуждение (если, конечно, можно назвать пробуждением мгновенное возвращение к реальности, а не присущее прежнему Мефодию получасовое потягивание) принесло с собой дополнительный заряд затраченной на деблокирование энергии. Мефодий поднялся с дивана, принял ванну, побрился и с удвоенным (по землекопским меркам – с шестикратным) аппетитом позавтракал принесенными Пелагеей Прокловной продуктами.

– Ну вот и оклемался хлопчик! – разулыбалась агент Пелагея, наблюдая, как новобранец вскрывает пальцами крышки консервных банок. – А то лежит опечаленный, словно воробушек примороженный, четвертый денек…

– Давно вы в агентах, Пелагея Прокловна? – поинтересовался Мефодий.

– Сызмальства, – ответила старушка и, обрадованная тем, что представилась возможность поговорить, затараторила: – При царе-батюшке еще обратили, при Александре.

– Вы хотели сказать «при Николае»? – уточнил Мефодий.

– Нет, милок! Явственно помню: при Александре! При Николушке – царствие ему небесное, страдальцу нашему… – Прокловна перекрестилась. – При нем-то Гаврила-батюшка уже исправно с меня как с агента отчетность всякую-разную требовал.

– Сколько же вам лет? – удивился Мефодий.

– У дам об их возрасте спрашивать неприлично! – жеманно погрозила пальцем Прокловна. – Однако тебе как Исполнителю, а посему новому надо мной начальствующему, докладываю: тысяча восемьсот шестьдесят первого году рождения мы – как раз когда крепостное право подчистую списали.

– Ничего себе!

– А то, милок! Служители Господни щедры; им годков человеку накинуть – как мне, горемычной, перекреститься, – для наглядности Прокловна перекрестилась повторно. – Одаряют они нас – агентов и Просвещенных – на славу, вроде как за верную службу, дай им Бог здоровьица побольше… Так что, Мефодьюшко, и тебе уже сроку жизненного прибавилось чуток; землицу, стало быть, потопчешь подольше обычного, ежели, конечно…

Прокловна вдруг осеклась и, понуро опустив костлявые старушечьи плечи, на глазах сникла.

– Что «если», Пелагея Прокловна? – попробовал растормошить ее Мефодий.

– А то сам не знаешь? – со вздохом вымолвила она. – На небесах война идет. Не как Отечественная, конечно, но по подобию… Гибнете вы, соколики, на ней, окаянной; множество вас полегло уже… Дай тебе Бог, милок, пережить ее целым и невредимым… Ты уж прости ведьму старую, что впутала тебя в катавасию эту, но слуги Божий так велят, а ослушаться их – грех будет. Негоже мне, бабушке, грехами перед смертью пачкаться. Сколько годков дожить осталось? Совсем чуть-чуть…

– Да ладно, не берите в голову, Пелагея Прокловна, – ответил Мефодий. – Служба, куда от нее…

– А я как Господа нашего лик на картинке твоей заприметила, – продолжала Прокловна, – так чуть дуба не дала! Гаврила-батюшка лик тот мне еще когда иконою огненной показал, а тут прямо ну как живой! – Прокловна отработанным движением осенила себя крестным знамением. – А ведь, думаю, это уже не сосед мой Мефодий Петрович, а готовый к Просвещению товарищ по истинной вере. Ну, я ноги в руки да Мигельке на телефон… Слава тебе, Господи, что кодировки эти как надобно поснимались…

«Хозяин понял, что постепенно сроднился со своим детищем настолько, что уже не в силах изменять его в глобальных масштабах. Но Создатель по природе, он не мог довольствоваться ролью простого наблюдателя, а потому изменил тактику. Вмешательство Хозяина стало носить отныне „точечный“ характер.

Страшно подумать, землекоп, на твоем месте мог оказаться какой-нибудь лохматый клыкастый хищник или – что еще интереснее! – когтистое пернатое. Но нет, свои глобальные эксперименты по усовершенствованию центрального нервного процессора и одновременно накопителя информации, головного мозга, Хозяин начал как раз с тебя. Возможно, он почувствовал, что именно твой мозг окажется наиболее приспособленным к грядущим изменениям, ведь уже тогда ты понял, что хорошая палка и увесистый камень при надлежащем использовании оказываются страшнее челюстей саблезубого тигра.

Что ж, ты встал на ноги, тем самым освободив руки для более продуктивной деятельности, покорил огонь, вооружился и научился облачаться в трофейные шкуры. Хозяин не мог на тебя нарадоваться. Одно было плохо – получившийся вариант при всех его очевидных плюсах тянул максимум на поумневшее животное, но никак не на слугу, способного адекватно воспринимать приказы господина.

Второй вариант землекопа не был производным от первого, а являл собой самостоятельную модель. Он имел радикально обновленную клеточную структуру и улучшенный мозг – короче говоря, превосходил сутулого и узколобого предшественника по всем критериям. Это воодушевило Хозяина еще больше, и он решил, что нашел верный путь. А дабы поставить производство варианта-два на поток, Хозяин тут же взял из его организма тканевый шаблон и создал ему особь противоположного пола для самовоспроизводства.

Оба прототипа прекрасно повиновались командам, понимали, о чем с ними говорят, и запоминали то, что от них требовали. Поэтому они настолько полюбились Хозяину, что тот оставил их при себе ухаживать за растительностью вокруг своей резиденции: холма, обсаженного густыми зелеными рощами для постоянного притока свежего кислорода.

Неприятности начались после того, как прототип-женщина случайно обнаружила спрятанный Усилитель. Любопытство было основной установкой для самообразования женщины, поэтому она и повела себя, как от нее требовали. Столкнувшись с неведомой доселе конструкцией, женщина попыталась исследовать ее со всех сторон и ненароком угодила в излучаемое Усилителем энергетическое поле. Вскоре в то же поле попал и отправившийся на поиски пропавшей подруги мужчина…

В резиденции Хозяина произошла катастрофа: воздействие космической энергии повлияло на мозг его слуг самым непредсказуемым образом. Прототипы стали стыдиться своего естественного обличья и обвешались с ног до головы листьями. При этом оба они отказывались подчиняться приказам и перестали ухаживать за садом, только носились как угорелые, грызли яблоки и с упоением убивали ни в чем не повинных, в то время еще абсолютно безвредных рептилий.

Хозяин поздно понял причину постигших землекопов отклонений; к тому времени они успели совершенно изгадить его любимый сад. Но уничтожить продукт кропотливого труда Хозяин не решился, поэтому переселил проштрафившуюся парочку из «тепличных» в общие для остальных «казарменные» условия. Сам же, перепрятав злосчастный Усилитель, засел за конструирование следующей модели, не забывая учитывать допущенные ранее ошибки.

Однако последствия воздействия вредоносных для мозга землекопов лучей Усилителя продолжались. Вариант-два размножался отнюдь не так, как то требовалось. Его потомки ни за что ни про что убивали друг друга и вступали в брачные связи с представителями варианта-один. Рожденные от этих браков дети страдали эмоциональной неустойчивостью и устраивали между собой опустошительные войны, тем самым методично разрушая созданную Хозяином гармонию жизни на Земле.

Впервые вышло так, что Хозяин перестал контролировать запущенный им сложнейший механизм. Землекоп в миниатюре моделировал все те перипетии, что миллионы лет продолжали сотрясать Вселенную. На правах самого сильного он подчинял себе всех, кто проживал вместе с ним на одном ареале. Можно было покончить со всей этой вакханалией одним ударом, но Хозяин и тогда посчитал, что он в силах отрегулировать миропорядок естественным путем, да и подобная деструктивная тактика была не в его привычках.

Предназначение новорожденного варианта-три «Исполнитель» напрашивалось само собой. Он был обязан блюсти порядок на планете, как раз и являясь тем регулировочным механизмом, бремя которого до этого влачил сам Хозяин. Исполнитель вышел совершенным по всем показателям. Кроме того, внутри его мозга теперь стоял модуль эмоционального контроля – модуль настолько мощный, что слабая нервная система землекопа от такого приспособления просто-напросто перегорела бы за считаные секунды.

Ситуация вроде бы пришла в норму: Исполнители строго ограничили непомерные амбиции землекопа, благодаря своим способностям стали для них незыблемыми авторитетами, возведенными в ранг Сыновей Божиих. Однако и здесь со временем появилась серьезная проблема: система самовоспроизводства Исполнителей оказалась совместима с аналогичной системой землекопов. Получившееся поколение «полукровок» либо имело недоразвитый относительно тела мозг, либо наоборот – мозг, уничтожающий собственной мощью все системы отстающего от него в развитии тела. Больные гибриды не оставляли никакой надежды на будущее человечества, поскольку плодились с невероятной скоростью и вытесняли нормально развивающиеся особи.

Наконец лопнуло терпение и у Хозяина. Он вознамерился провести Глобальную Фильтрацию. Отобрав по нескольку десятков экземпляров из всех имевшихся на тот момент на Земле животных и растительных форм, Хозяин собрал их в безопасном месте, а поверхность планеты аккуратно – дабы не повредить структуру земной коры – омыл водой, прогнав несколько раз океаны с запада на восток…

Едва солнце подсушило вновь девственно чистую почву, Хозяин занялся засеванием в нее семян Обновленного Мира. Практически ничего не изменилось ни в растительных, ни в низших животных сообществах, что вышли из незатронутого Фильтрацией убежища первыми. Единственным, кто не прошел Фильтрацию, был человеческий вариант-один. Все остальные были оставлены, но подвергнуты столь значительным метаморфозам, что на этом стоит остановиться поподробнее.

Начнем с абсолютной новинки. Вместо отправленного «на покой» варианта-один Хозяин ввел в обиход вариант-четыре «смотритель», который на сегодняшний день считается пиком его земных творений. Вот так появились на свет мы, землекоп. Да, мы намного моложе тебя, но понятие «старшинство» в нашем с тобой случае неприменимо. Из трех разновидностей человечества нас меньше всего, но именно мы стали держать ответ перед лицом Хозяина за тебя и за Исполнителя. Теперь Хозяин не стремился охватить своим недремлющим оком целую планету (даже око Хозяина устает от подобного) – теперь он просто спрашивал за порядок с нас, и спрашивал по полной строгости.

Наши возможности по сравнению с твоими, землекоп, безграничны, ибо следующим шагом Хозяина – вариантом-пять – должен был стать абсолютный двойник его материальной оболочки. Но ты в своих фантазиях подметил верно – мы еще не боги; для тебя мы испокон веков олицетворяли архангелов – их ближайших слуг, помощников и полководцев небесных воинств. В чем-то это утрировано, но в чем-то верно.

О наших способностях суди сам. Мы знаем и умеем подчинять множество физических законов, действующих на поверхности планеты. Мы имеем контроль над гравитационным полем и способны манипулировать в нем своим телом как угодно; не так давно это было названо тобой телекинезом и левитацией. Мы способны на крайние формы телекинеза – мгновенное создание направленной ударной волны, что в нашей среде именуется гравиударом. Мы можем оперировать свойствами электрического поля на расстоянии, вплоть до его полного исчезновения. Мы творим немыслимые для тебя вещи с твоим биополем, меняя его свойства по своему усмотрению, например, можем сделать тебя на время невидимкой. По желанию мы увеличиваем или уменьшаем вес своего тела. Наш опорно-двигательный аппарат без труда преодолевает колоссальные нагрузки – такие, от которых твой рассыпается на части. А уж о чувствительности ко всем существующим на Земле волновым колебаниям – от звуковых до мысленных – можно даже не упоминать. И естественно, наш высокий статус подразумевает то, что мы можем проводить любые манипуляции с анатомией – твоей и Исполнителя.

Исполнитель – вариант-три – не обладает столь широким спектром возможностей. Его мозг – это мозг солдата, выполняющего всю грязную работу по защите человечества как от врагов внешних, так и внутренних – то есть от самого себя. Исполнитель ликвидировал очаги самых чудовищных аномалий в биосфере планеты, и сказать «спасибо» за то, что на Землю еще не хлынули орды Сатиров, Циклопов и Бриареев, надо в первую очередь ему, а не нам.

Вновь обращаемся к твоей красочной мифологии, где Исполнителю отведена роль немногословного ангела – подчиненного архангелу существа с большими крыльями, карающим мечом и громогласным духовым инструментом. Живописное сравнение, ничего не скажешь.

И опять же наполовину верно! Мечи у Исполнителя действительно имеются, и не один, а целых два. Мечи, выкованные большим специалистом по этой части – смотрителем по имени Сатана, одним из ближайших помощников и оружейников Хозяина. Характер Сатаны оказался с дефектом: крутым и прямолинейным нравом. Потому надзирать за землекопами тот приставлен не был, а был навечно определен в подземные лаборатории Хозяина (несмотря на все свои недостатки, парень оказался на редкость талантлив в науках). Там они совместными усилиями разработали уникальный материал – клеточную ткань, своеобразный пластичный организм, но не на белковой, а на металлической основе. По предложению Сатаны, чье имя уже склонялось тобой, землекоп, повсюду, материал получил название люциферрум. Технология производства люциферрума сложна и требует знаний не ниже смотрительского уровня, поэтому данный металл-организм пошел на службу нам и Исполнителям, но не дальше (твоя присказка про бисер и свиней, землекоп, пришлась бы сейчас как нельзя кстати). И в первую очередь – на создание исполнительского вооружения.

С тех пор каждый Исполнитель получил по два люциферрумовых слэйера. Слэйер крепится на запястье Исполнителя и подключается к его нервным волокнам, через которые принимает сигналы от исполнительского мозга. Получив команду, брусок люциферрума обретает любую заданную, адекватную объему форму, обычно удобную для боя форму разнообразных клинков.

Опорно-двигательный аппарат Исполнителя – это нечто промежуточное между нашим и твоим аппаратом, но все-таки ближе к нашему. Из этого следует вывод о физических способностях варианта-три: высокие прыжки, молниеносная скорость, сверхточная координация и сокрушительная мощь. На соответствующем уровне находится и владение Исполнителя оружием. Мелькающие с невероятной скоростью клинки слэйеров и впрямь могли быть приняты досужим обывателем за взмахи ангельских крыл, а в сочетании с прыжками создавалась иллюзия полета.

Как и крыльев, трубы «ангел-Исполнитель» тоже не имеет. Очевидно, здесь имеется в виду вспомогательная боевая функция Исполнителя воспроизводить своими голосовыми связками сверхнизкий разрушительный звук (инфраудар). Скорее всего те, кому посчастливилось не попасть под инфраударную волну, и сделали подобное умозаключение, одарив в своих фантазиях «ангела» оглушительной фанфарой.

Что же касается тебя, землекоп, то ты – самый видоизмененный после Глобальной Фильтрации вид человечества. И здесь, дабы не повторять одни и те же ошибки, Хозяин принял в отношении тебя самое спорное из своих решений. Хозяин посчитал, что, если не переделывать тебя целиком, а лишь заменить ту деталь, что вызывала нарекания – головной мозг, – проблему можно будет решить с наименьшим количеством затрат. Ну а чтобы и вовсе не растрачивать ни времени, ни сил на разработку нового мозга, Хозяин взял тот, что уже имелся под рукой, – продуманный и надежный мозг Исполнителя.

Само собой, позволить землекопам пользоваться всеми ста процентами исполнительского мозга Хозяин не решился, потому оставил варианту-два в распоряжение лишь жалкие три с небольшим процента. В них входил основной набор функций: самообеспечение питанием, самовоспроизводство должных жизненных условий, размножение и самообразовательные навыки, обязанные сохранять в твоей памяти накопленный с годами опыт и передавать его поколениям во избежание повторения теми твоих ошибок. Все же запретные участки – боевые навыки Исполнителя, усилители опорно-двигательного аппарата, знания об истинном миропорядке, прочие чисто исполнительские функции – были заблокированы Хозяином многоуровневыми кодировками.

Для снятия кодировок мозг землекопа необходимо подвергнуть целой системе внешних раздражителей. К примеру, чтобы декодировать самую простую из них – лямбда-кодировку, – тебя следует в строго определенном порядке укалывать иглами, обливать водой, осыпать ударами, оглушать громкими криками, давать нюхать нужные запахи и показывать тебе соответствующие цветовые гаммы. Казалось, что на таком проверенном материале и с подобными мерами предосторожностями никаких эксцессов быть не должно…

И правда – обновленный землекоп отличался от неуравновешенного прежнего в лучшую сторону. Он стал умнее, рассудительнее и на порядок сдержаннее, решал проблемы не только их физическим устранением, а новые знания впитывал как губка. Бесспорно, действие исполнительского мозга сказалось на нем весьма ощутимо. Однако не опробованная Хозяином на практике система многоуровневых кодировок, вопреки возлагавшимся на нее надеждам, таила в себе массу неприятных сюрпризов.

Раздражающие факторы сыплются на человека постоянно – от момента рождения до момента смерти. Базируя действия кодировок на них, Хозяин был уверен, что одновременное совпадение раздражителей, а тем более их порядка маловероятно, но вот вариант того, что совпадать будут некоторые фрагменты, и иногда немалые, он почему-то не рассмотрел. Хозяин посчитал, что единичные случаи не повредят общей картине, но, вопреки его ожиданиям, это стало происходить часто и повсеместно…

Спонтанное деблокирование мозга землекопа было чревато для него неприятными последствиями. Утечки сквозь кодировки происходили из запретных зон землекоповского мозга. Этим страдали как отдельные субъекты, так и целые группы.

Самые безобидные аномалии выплескивали в сознание землекопа обрывки простых информационных установок. На основе этих обрывков и зародились все разновидности твоих весьма занимательных в художественном плане религий. Самой же опасной считалась утрата или повреждение кодировки, отвечающей за сдерживание мощности. Здесь неподготовленная нервная система варианта-два просто-напросто перегорала либо пожизненно награждала своего владельца тяжелейшими умственными недугами.

Изредка при рождении землекопа у него уже отсутствовала полностью какая-либо кодировка. Эти индивидуумы в процессе своего развития могли адаптироваться к врожденной аномалии, став с возрастом обладателями феноменальных для окружающих способностей, в действительности же частично либо целиком взятых из арсенала исполнительских установок: сверхинтуиция, целительство, невероятная физическая сила. В землекоповской среде таких людей сразу превращали в колдунов или в святых, а то и вовсе в умалишенных. Но смотрители сумели обратить эти недочеты Хозяина в свою пользу, всеми силами старались выявлять такие экстраординарные личности и путем небольших корректировок обращали экстрасенса в агента. Агент стал промежуточной ступенью между Исполнителем и землекопом, помогая первому в более пристальном надзоре за последним.

К сожалению, в истории спонтанного деблокирования имели место и аномалии массового характера. Из ряда необъяснимых с позиций землекопа вспышек насилия и прочих массовых безумств следует выделить наиболее крупные, произошедшие еще при жизни Хозяина, отклонения: Вавилонское столпотворение – случай, когда землекопы тридцать второго и соседних с ним секторов возжелали достигнуть неба весьма оригинальным способом, – и Содомское помешательство с его дестабилизацией землекоповской системы самовоспроизводства.

После первого отклонения Хозяин ввел для варианта-два многовариативную систему звукового общения вместо единой, что воспрепятствовало дальнейшему росту области деблокирования и образованию новых. Со второй аномалией он уже церемониться не стал, поделив ответственность за ее ликвидацию между собой и двумя самыми образцовыми Исполнителями.

Словно злой рок преследовал вариант-два, настолько злой и неотвратимый, что даже Хозяин расписался в собственном бессилии. Во избежание угрозы остальным жизненным формам на Земле остро встал вопрос о дальнейшей целесообразности существования землекопа как равноправного человеческого вида. Не в состоянии принять однозначного решения, Хозяин поставил проблему на обсуждение между своими ближайшими помощниками – нами, смотрителями.

Но и наш Совет не смог прийти к единому мнению. Наблюдавшие за теми секторами, где дела шли более или менее нормально, категорически не желали смерти своим подопечным. Смотрители секторов с частыми и катастрофическими аномалиями настаивали на тотальном уничтожении своенравного и непредсказуемого варианта-два.

Самым рьяным противником существования землекопа как вида стал наш бессменный «сталевар» и оружейник, создатель люциферрумовых слэйеров смотритель Сатана. Хоть сам он не курировал ни одного сектора, тем не менее больше всех потрясал кулаками и призывал как можно скорее «выскоблить с поверхности Земли эту грязную строптивую субстанцию». Понять его было можно: в то время как его коллеги пользовались свободой перемещения по планете, ему приходилось практически безвылазно торчать в своем подземелье десятилетиями. Надо думать, самый строптивый из смотрителей сильно обижался на владеющего солнечной поверхностью жалкого варианта-два, когда он – вариант даже не «три», а «четыре»! – обречен вечно дышать гарью от сталеплавильных печей лишь за то, что имел отличную от общепринятой позицию во взглядах.

На этом примере, землекоп, ты можешь увидеть истоки еще одной извечной философской проблемы – «что есть Добро, а что есть Зло». Взгляни на это нашими глазами, глазами третейских судей и сторонних наблюдателей. Сатана не враг ни Хозяину, ни нам, ни Исполнителям. Но стоило ему лишь высказать свою точку зрения о тебе, как ты на подсознательном уровне превращаешь его, и без того приговоренного к пожизненному заточению, в Подлинное Вселенское Зло! И на каких, позволь спросить, основаниях? Потому что ты, Венец Творения Космоса, просто не приглянулся ему и вызываешь его раздражение? А с каких это пор твое мнение стало считаться Абсолютным Критерием Добра и Зла во Вселенной? Если говорить начистоту, ценность твоя и для Хозяина не была первостепенной, а о прочих повелителях вообще умолчим, поэтому наш тебе совет: не надо всех, кто считает тебя лишь пылью, переводить в категорию «Зло Высшего Порядка». Для тебя – да, не спорим, но для Вселенной? Тем более что мы – человечество – по вселенской шкале ценностей и вправду обыкновенная космическая пыль…»

Приказ оставаться на месте и дожидаться возвращения Гавриила горел в мозгу Мефодия красными буквами и вспыхивал еще ярче, когда новобранец ненароком приближался к входной двери или лоджии. О том, чтобы ослушаться приказа и высунуть нос на улицу за глотком свежего воздуха, не возникало и мысли. И хоть Исполнитель имел право на самостоятельность при решении мелких вопросов, прямые приказы не подлежали не то что обсуждению – даже обдумыванию!

Отдохнув, расставив по полочкам оставшиеся после деблокировки шальные обрывки землекоповских мыслей и войдя в абсолютную эмоциональную невозмутимость, Мефодий, опять же любопытства ради, решил попробовать, на что еще способны его руки, помимо разрывания пятирублевых монет.

Отжиманиями от пола Мефодий последний раз занимался еще в университете, а потому, чувствуя сегодня за плечами немалый физический потенциал, вдохновил себя на побитие университетского рекорда, стоявшего тогда на отметке «двести пятьдесят раз». Рекорд пал уже через три минуты. Мефодий при этом даже не запыхался; как подбрасывал свое тело на руках в упоре лежа, так и продолжал, причем вниз оно опускалось гораздо медленнее, чем подлетало вверх. Через полчаса лоб Мефодия оставался таким же сухим, как и в начале упражнения: ни капель пота, ни даже легкой испарины. Довольный результатом, художник прекратил самотестирование в отжиманиях и перешел на приседания.

Первый же подъем из приседа подбросил Мефодия к потолку, и новобранец влепился в него макушкой, отколов большой пласт штукатурки. Теперь Мефодий понял, почему Гавриил отказался тестировать его в приседаниях у Прокловны – насчет разрушения пола и потолка смотритель ничуть не шутил.

Мефодий ощупал не ощущающую боли голову. На темени не было ни шишек, ни ссадин, лишь крошки песка да чешуйки извести. «Хоть кол теши на голове!» – подумал художник, но на практике проверять данное умозаключение не стал, а продолжил приседания, однако на всякий случай все же положил на голову подушку…

Мефодию наскучили монотонные приседания часа через полтора, поскольку результатов этой деятельности он так и не обнаружил: ни боли в бедрах, ни судороги в икрах, ни одышки, обязанных указывать на то, что упражнение дает хоть какую-то пользу. С тем же успехом эти полтора часа можно было посмотреть телевизор, чем Мефодий после «физзарядки» и занялся.

Просмотр телепередач позволил Мефодию открыть в себе еще одно спавшее ранее качество – высокую даже для «недоделанного» Исполнителя интуицию. С недавних пор Мефодий знал, что в интуиции нет ничего сверхъестественного. Врожденная либо развитая человеческая интуиция в действительности представляла собой не мистическое предвидение событий, а всего лишь гипертрофированно развитую способность к скрупулезному анализу имеющихся фактов и выдаче в результате очень точного прогноза развития ситуации. Даже незнакомые кинофильмы было смотреть откровенно скучно: он предсказывал развитие сюжета и концовку уже в самом начале. Произносимые героями диалоги звучали в ушах Мефодия раньше, чем те открывали рты, и в скором времени ничего, кроме раздражения, вызывать не стали.

Просмотр новостей давал такой же эффект. Симпатичная ведущая без запинки выдавала текст, но по ее неуловимым глазу землекопа жестам и мимике было заметно, что девушка думает совсем о другом. В демонстрируемых сюжетах лгали все: политики – ради своих интересов, обыватели – лишь бы попасть в кадр, военные – ради чести мундира, следователи на местах преступлений – для того, чтобы отмахнуться от настырных журналистов. Сами журналисты лгали из-за недостатка имеющихся фактов. Не лгал лишь президент, однако и он явно не доводил до журналистов всей известной ему правды.

На седьмые сутки что-то заставило Мефодия встать с дивана, подойти к стоявшему в углу незаконченному «Содому» и отодвинуть ширму.

Только теперь он испытал то ощущение, которое повергло в шок Прокловну и пробрало до мозга костей Мигеля и Роберто. Ноги Мефодия сами собой сошлись вместе, руки вытянулись по швам, а тело приняло прямое, как флагшток, положение. Взор изображенного на панораме Хозяина хоть и был направлен на горящий город, но тем не менее воздействовал на Исполнителя, словно электрический разряд.

«Еще немного творческого усердия, и точно обратил бы Раису в соляной столб, – отрешенно подумал Мефодий. – И не видать ей тогда своего норкового манто…»

Сама же картина гибели Содома, педантично доводившаяся Мефодием до реализма, теперь не вызывала ничего, кроме снисходительной ухмылки. Так ветераны войны взирают на рисунки о войне своих внуков и правнуков: как им, детям, объяснить, что никакой романтики там нет, зато есть грязь, кровь и грохот разрывов?

Сегодня Мефодий имел возможность лицезреть ликвидацию содомской аномалии глазами Гавриила – она входила в обязательный исполнительский информационный архив.

…Слэйеры работали не переставая, окружая размахивающего ими Исполнителя серебристым ореолом, при соприкосновении с которым землекопов ждала неминуемая гибель. Калейдоскоп перекошенных лиц, фонтаны крови. Кровь на всем: на волосах, на руках, на одежде… Гавриил моргает – кровь попадает ему в глаза, – но темпа ударов не снижает. Запах горящей серы столь непереносим, что многие, кто избежал огня, задыхаются в ядовитых клубах желтого дыма. Чьи-то руки цепляются Гавриилу за одежду и через секунду, отрубленные, падают на землю. Ни единой живой души наружу – это приказ!.. Иногда в череде сменяющихся лиц мелькает перепуганное детское, но тут же исчезает в общем кровавом месиве. Ни единой живой души! Аномалия должна быть ликвидирована подчистую…

Полдня простоял Мефодий перед панорамой, но кисть в руки так и не взял. Рука, способная разорвать железный пятак и, не дрогнув, отрубить за минуту десяток человеческих голов, почему-то не испытывала больше тяги повелевать красками. А помогавшие ей в этом фантазии были вытеснены из головы художника голыми фактами, которые не вызывали у новобранца никакого вдохновения…

И как уже стало обыденно и привычно – никаких эмоций по этому поводу.

С начала вынужденного заточения миновало десять дней. Ни от Гавриила, ни от Мигеля вестей не было. Мефодий попытался несколько раз позвонить по номеру «Небесных Врат», но их телефон молчал. Агент Пелагея продолжала исполнение «снабженческих» функций. Она также не получала от «служителей Божиих» ни разнарядок, ни приказов. Складывалось впечатление, что о новобранце с незавершенным деблокированием просто забыли.

А между тем жили еще на свете люди, продолжавшие хранить память об уличном портретисте Мефодии Ятаганове, не по своей воле отлученном от мирских забот и благ. И пусть время для Мефодия больше не существовало и он перестал обращать внимание на календарь, как на блеклые узоры на обоях, окружающий Мефодия мир вопреки всему оставался прежним.

Вот, к примеру, в прошедшее воскресенье Староболотинск отпраздновал в Центральном парке, не видавшем Мефодия уже целую декаду, Международный день защиты детей. Отпраздновал с песнями детского хора, праздничными мероприятиями, конкурсом рисунка на асфальте «Пусть всегда будет солнце!» и феерической кульминацией – выпусканием в небо сотен воздушных шариков и голубей.

В город ворвалось лето, обещавшее быть приятным во всех отношениях. Для Мефодия же его приход означал еще одно вступившее в силу положение: начиная с Дня защиты детей его пребывание в занимаемой квартире становилось, мягко говоря, нежелательным.

«Что ж, уважаемый землекоп, несовершенный вариант-два и одновременно счастливчик из счастливчиков, мы так и не узнаем, какое решение в конце концов принял бы в отношении тебя Хозяин, поскольку тайна эта растворилась во Вселенной вместе с ним.

Наши дебаты о судьбе землекопа, пререкания с Сатаной и колебания в вынесении вердикта закончились для Хозяина в тот момент, когда сработала расставленная им на окраинах Солнечной системы тревожная сигнализация. Ее сигналы сообщали, что кто-то из небожителей пересек пограничную орбиту крайней планеты. Либо повелители смогли отыскать утерянную «иголку в стоге сена», либо наткнулись на секретное местожительство Хозяина ненароком, но и то и другое ничего хорошего не сулило.

Хозяин понял, что затеянная им игра в космические прятки проиграна. Ни бежать, ни оказывать сопротивление у него не оставалось ни времени, ни сил. Он назначил внеочередное заседание Совета, а затем, когда мы, смотрители, предстали пред его очи, довел до нас свой Последний Приказ:

«…Вы для меня больше чем просто мои творения. Вы – продолжение меня самого. Я обречен, но не хочу, чтобы вместе со мной Юпитер стер в порошок и вас. Вы – искусственные создания, но для меня вы словно дети, и я сделал все для того, чтобы вас не уничтожили, как лежащий на пути мусор. Все ваши установки я базировал на одном стержне – желании выжить. Любой ценой. Любыми средствами. Но вы никто без этой планеты, потому приказываю: оберегайте ее и скрытый на ней Усилитель как зеницу ока! Он – ваша главная страховка. Вторая ваша страховка – атмосфера. Ни один из повелителей не сможет поднять руку на самую совершенную атмосферу во Вселенной. Но ни один повелитель не потерпит вас рядом с собой. Не верьте ни Юпитеру, ни Кроносу. Их целью будет завладеть планетой и Усилителем; ваша цель – сберечь себя. Вы все такие разные, но помните, что вы одна семья. Берегите землекопа – он неразумен и потому нуждается в опеке. Когда-нибудь – когда настанут для вас очень суровые времена – он обязательно вам поможет… А пока сосуществуйте в мире. Аминь!»

Но прежде чем отправиться навстречу противнику, Хозяин закончил все незавершенные проекты. Суть их он нам не открыл, но несколько дней упорно колесил по всей планете, словно прощаясь не только с нами, но и со своим «трудным ребенком» – землекопом…

Развитое смотрительское зрение помогло нам проследить дальнейшую судьбу нашего Хозяина вплоть до его трагического конца.

Превосходно сознавая, что произойдет после его смерти в естественном обличье, Хозяин набрал в космическом пространстве предельную скорость, сделав все, чтобы схватка случилась как можно дальше от Земли. А в том, что она так или иначе случится, сомнений больше не было – агрессор неминуемо приближался к центру Солнечной системы.

Проникшие в Солнечную систему небожители оказались не из окружения Юпитера, они принадлежали к лагерю его врага Кроноса. Это был один из Титанов, Гиперион, с легионом подчиненных ему Бриареев. Что побудило Гипериона повнимательней присмотреться к встреченной на пути планетной группе, мы не знаем, но скорее всего он просто подыскивал местечко для спокойного отдыха.

Как выяснилось позже, Кронос был не в курсе того, что Хозяин находился у Юпитера в розыске, а иначе Гиперион постарался бы любыми средствами захватить Хозяина живым для последующего обмена военнопленными. Но завидев, как к его легиону на полной скорости несется один из юпитерианцев (и кто ведает, сколько их движется следом – в одиночку обычно легион не атакуют), Гиперион не стал долго раздумывать, а отдал приказ немедленно контратаковать.

Схватка произошла между орбитами пятой и шестой планет. Хозяин понимал, что при его плохой маневренности потеря скорости будет означать смерть мгновенную и бесполезную. Потому при подходе к боевым порядкам Гипериона он постарался разогнаться до максимума.

Так и ворвался Хозяин в самую гущу Бриареев, круша всех и вся на своем пути…

Бриарей не сравнится в бою с небожителем уровня Хозяина, даже десяток Бриареев для него не противники. Но имя им было Легион, да и сам Гиперион редко когда воздерживался от схватки, а противостоять Титану в натуральном его обличье во Вселенной могут лишь единицы.

Хозяин пал смертью храбрых после того, как умудрился уничтожить пятую часть легиона Гипериона (чего наверняка даже сам от себя не ожидал). Но когда в дело вступил глава легиона, отчаянная атака Хозяина была пресечена за считаные мгновения. От серии нанесенных Гиперионом сокрушительных ударов погиб не только Хозяин, но и разлетелась на куски пятая от Солнца планета, оставив после себя лишь облако растекшихся по ее орбите обломков. Прах Хозяина был развеян где-то среди них…

Среди Титанов Гиперион считается одним из лучших вояк, однако по какой-то причине его поредевшее воинство не стало искать место, с которого наш Хозяин отправился в свою последнюю битву. Видимо, Титан побоялся наткнуться на более крупное подразделение противника. Но как и подобает дисциплинированному подчиненному, он проинформировал о произошедшей стычке командующего.

Не в силах сдержать ликование (как-никак уничтожен был не какой-то Сатир, а один из приближенных Юпитера!), Кронос послал циничное соболезнование своему заклятому врагу. Однако хитрый Юпитер ничем не выдал своего истинного отношения к погибшему, а сделал скорбную мину и как бы из любопытства поинтересовался у парламентера: уж не возле ли звездного скопления Гиады это произошло?

Парламентер посмеялся над неосведомленностью Юпитера о местонахождении его подчиненных и в качестве снисходительного одолжения назвал точные координаты…

Вот так, землекоп, наша Солнечная система из неизвестного захолустья превратилась в одно из главных яблок раздора, за которое между группировками небожителей идет не прекращающаяся по сей день война…»

Утро пятого июня Мефодий встретил, как и все предыдущие – стоя на пороге балкона и созерцая своим обновленным зрением окрестности.

Неторопливое наблюдение за окружающим миром нравилось Мефодию больше остальных средств борьбы со скукой – анализирования звуковой информации и путешествия по заложенным в мозг чужим воспоминаниям. В первом ему продолжало видеться нечто непотребное; второе же на поверку оказывалось не столь захватывающим – ничего в исторической правде, кроме обыденной реальности, чужих эмоций, чужих глупостей и прочих наблюдаемых и поныне явлений, не имелось. Ну, правда, за редким исключением…

Мефодий возводил глаза к небу и видел трепетание ворсинок на перьях высоко парящих птиц. Выше них пялились в иллюминаторы авиалайнеров пассажиры, наверное, и не подозревающие о том, что кто-то из людей способен пронзать невооруженным взглядом столь огромное пространство. Затем Мефодий возвращал взгляд на грешную землю и с упоением всматривался в бьющую ключом жизнь насекомых, которая в миниатюре моделировала жизнь человеческого общества: кто-то от кого-то убегал, кто-то кого-то с аппетитом пожирал, а кое-кто пытался выжить, усердно имитируя повадки и облик «сильных мира сего», применяя тактику, на языке биологов именуемую мимикрией.

Мефодий смог разглядеть ценники в одном из отдаленных супермаркетов, которого раньше с этой точки не наблюдалось вовсе. Мефодий читал по губам разговоры прохожих, причем читал как днем, так и ночью, усилием воли настраивая чувствительность глазных рецепторов ночного видения – «колбочек»…

Открывшийся с недавних пор перед Мефодием мир можно было с полной уверенностью назвать новым, если бы не одно «но»: в реальности мир этот продолжал оставаться прежним, привычным своей серой обыденностью, старым миром, как бы широко он ни распахивал теперь свои дружеские объятия…

Появление Раисы Мефодий почуял задолго до того, как она приблизилась к подъезду. Стук Раисиных каблучков и аромат ее любимых духов, намертво осевшие в старой памяти Мефодия, сегодняшняя исполнительская чувствительность распознала еще на подступах к дому.

Раиса была не одна – вместе с ней в подъезд вошел и Кирилл. Мефодий не сумел определить на слух звук их автомобиля – очевидно, Кирилл приобрел себе новый, что для него считалось в порядке вещей.

Не дожидаясь, пока в дверь позвонят, Мефодий открыл замок и, вернувшись в комнату, плюхнулся на диван. Он знал наперед и цель их визита, и те слова, что ему сейчас скажут.

– …Разумеется, здесь; где ж ему еще быть? – переступив порог квартиры, проговорил Кирилл. – На телефонные звонки не отвечает, в парке говорят, полмесяца не появлялся. Значит, ушел в глухой запой, ранимая творческая натура. А, да вот и он сам!

Однако опрятный и свежевыбритый Мефодий законных хозяев квартиры, кажется, разочаровал. А Раиса и вовсе, встретившись с ним глазами, испуганно остановилась, поскольку во взгляде ее бывшего сожителя теперь напрочь отсутствовала хорошо знакомая ей забитость.

И все-таки невыразительным взгляд Мефодия тоже не был. Из глаз его струилось прямо-таки буддистское спокойствие и нескрываемое превосходство, чем-то напоминающее то, которое лежало на Раисином лице во время ее прошлого визита.

– Ты что, обкурился? – вместо приветствия спросила Раиса и, не дождавшись ответа, сделала самостоятельный вывод: – Значит, не врал тогда про марихуану…

– Хотите чаю? – поинтересовался Мефодий и снисходительно усмехнулся при виде того, как Раиса и Кирилл в растерянности изучают его новый непривычный облик.

Впрочем, растерянность эту с обоих тут же как ветром сдуло.

– Слушай, мы вроде с тобой договорились, что к лету ты найдешь себе другое жилье, – даже не поздоровавшись, перешел к делу Кирилл. – По-человечески попросили!..

– Он, похоже, нас недопонял! – тут же встряла Раиса. – Вот так, значит, Мефодий Петрович, уважаешь ты своего старшего брата!

– Я ведь вошел в твое бедственное положение два года назад, – продолжал Кирилл. – И ты теперь войди в наше. Нам нужны деньги – квартира продается. Сожалею, братик, но тебе в любом случае придется отсюда съехать…

– Я помню, братик, – напустив на себя сочувственный вид, ответил Мефодий и повторил вопрос: – Ну так что – хотите чаю или нет?

– Да он издевается над тобой! – взвилась Раиса. – Нарочно издевается, потому что не может простить мне!..

– Погоди! – осадил ее Кирилл. – Не шуми, разберемся. Ну так что, помочь тебе выехать или как?

– А может, ему и жилье подыскать? – проигнорировав просьбу мужа, не унималась Раиса. – Обставить мебелью да ежемесячный пенсион назначить?!

Кирилл, недовольный строптивостью жены, поморщился, но ничего по этому поводу не сказал, что было для него весьма нехарактерно. Лишь кулаки его несколько раз нервно сжались.

…Шанс уговорить брата подождать еще пару недель был – все-таки не чужой человек. Но, как выяснилось, даже такая гордая и независимая личность, какой являлся Кирилл Ятаганов, смогла угодить в железную женскую хватку. Сегодня в Кирилле боролось два чувства: старое – свободолюбие и новое – нежелание конфликтовать с любимой женщиной. И в этой суровой борьбе нервы Кирилла расшатались быстрее, чем зубы полярника от цинги.

– Поверьте, ребята, я нисколько о вас не забыл, – вновь невозмутимо пояснил Мефодий. – И как только смогу, так немедленно отсюда съеду. Но сейчас вынужден попросить у вас небольшую отсрочку. У меня остались здесь еще кое-какие незавершенные дела.

По Кириллу было заметно, что все идет не так, как он хотел. Жена нарочно провоцирует его на конфликт с братом, брат, хрен его поймет, нарочно или нет, упорствует…

– Дела?! Да какие у тебя вообще могут быть дела на этом свете?! – угрожающе повысил голос Кирилл. – Проблемы у него, видите ли! Улыбка у Моны Лизы не получается или карандаши затупились? Я кто, по-твоему, – коммивояжер с набором кастрюль, которого взял и за дверь выставил? «Зайдите позже, у меня дела!..» Да знаешь, кто ты вообще такой? Знаешь?! Попрошайка парковая!!!

Месяц назад от таких слов все внутри Мефодия заклокотало бы от ярости, но для «высоковольтной» исполнительской нервной системы подобный скачок тестостерона был практически неощутим.

– Твое эмоциональное состояние нестабильно, Кирилл, – произнес Мефодий тоном диспетчера метрополитена, объявляющего: «Следующая станция – „Площадь Маркса“!» – Присядь, успокойся, сделай глубокий вдох… Вы тоже, Раиса Николаевна, присядьте; стоите, будто не у себя дома! Не следует зря перенапрягать свои нервные волокна…

Мефодия ничуть не удивило, что родственники не последовали его заботливому совету. Милое личико Раисы исказила злобная гримаска, а Кириллу под кожу словно хлорофилл впрыснули – такого та стала зеленоватого оттенка. Невозмутимость Мефодия была для них обоих в новинку, и, не зная, как следует на нее адекватно реагировать, нервозная парочка завелась еще сильнее.

– Короче, ты! – прищурившись, проговорил Кирилл. – Ну-ка, быстро сгребай манатки и проваливай на все четыре стороны, а лучше на вокзал и катись назад к отцу, клоун безработный! Пошутили, и хватит! Я в своей квартире еще унижаться перед ним должен!..

– Простите, ребята, но я же ясно сказал: не могу! – вздохнул Мефодий, жалея, что такое эффективное средство для устранения конфликтов, как усмирительный сигнал, являлось для него пока недоступным. – Покидать эту территорию я не имею права. Сожалею, но обсуждению это не подлежит. Уверяю вас, если потерпите еще некоторое время…

– Да он же и правда укуренный! – воскликнула Раиса. Ее прежняя догадка, похоже, только укрепилась, поскольку от несущего белиберду Мефодия не пахло винным перегаром. – Нет, ты только глянь, Кирюша, на его глаза!

Кирилл пристально всмотрелся в услужливо подставленные ему братом глаза с расширенным углом обзора, возможностью многократного увеличения и функцией ночного видения. Потом хмыкнул:

– Ты права, Рая. Это законченный наркоман! Не знаю, где он берет деньги, но видок у него и впрямь как у обдолбанного… Да еще и огрызается, паразит!

– Поди, устроил здесь перевалочную базу или склад, – предположила Раиса. – А за хранение берет товаром. Квартира не его, можно слинять в любой момент… Я по телевизору видела, там один мужик…

Кирилл оставил в покое глаза «обдолбанного» и внимательно осмотрелся по сторонам, будто пытаясь обнаружить на стенах налеты «ангельской пыли» или чего-нибудь подобного.

– Там не ищи – я храню «дурь» в ящике с носками, – непроизвольно съязвил Мефодий – гости его давным-давно не шутили. – Ладно, ребята, не мелите ерунды! Я сроду не был наркоманом и не собираюсь! Я же сказал: максимум через неделю я уйду, и больше вы меня здесь не увидите. Давайте расстанемся друзьями!

– Друзьями?! – снова повысил голос Кирилл. – Я сейчас тебе устрою «друзьями»! Короче, засекаю три минуты… – Он отогнул манжет пиджака и продемонстрировал Мефодию свои шикарные «Картье». – Три минуты, братец! Ты забираешь всю «дурь», что хранишь на моей хате, все свои кисти, краски, доски и тряпки и валишь отсюда к чертовой матери! Это я с тобой еще по справедливости поступаю. Время пошло!

– Не надо, Кирилл! – сказал Мефодий. – Прошу: не надо! Для твоего же блага!

После таких слов Кирилл вспыхнул и зашипел, как подожженный в стакане бензин.

– Ты мне еще угрожаешь!.. – сорвался он на крик. – Да ты, я смотрю, вообще страх потерял? Все, мое терпение лопнуло!.. – Кирилл шагнул к Мефодию, намереваясь схватить его за грудки и сдернуть с дивана.

– А что это тут за ругань? – послышался из прихожей старческий, но еще довольно бодрый голосок, и в комнату заглянула агент Пелагея. – Кирюха, ты, что ль, расшумелся, аж на площадке стекла дребезжат?

– Уйдите, Прасковья Поликарповна, или как вас там! – рявкнул Кирилл. – Не вмешивайтесь, не ваше это дело!

– Вообще-то Пелагея Прокловна я со дня крещения, – спокойно поправила его старушка. – А ты, милок, на бабушку шуметь не изволь – не дорос еще!

– Не вмешивайтесь, пожалуйста, Пелагея Прокловна, – поддержала мужа Раиса. – Вы ведь даже не понимаете, кто на самом деле ваш сосед и что здесь происходит…

– А вот это ты неправду говоришь! – не согласилась Прокловна и протестующее подняла вверх крючковатый указательный палец. – Очень даже понимаю! Вы, молодые люди, хлопца спровадить надумали, а он не идет, ага? Так и есть! И совершенно правильно делает. А я, как человек, которого вы по возрасту уважать должны, авторитетно заявляю: нельзя ему сейчас отсюда уйти ни в коем случае. Попозже он сам вашу квартирку покинет, а сейчас нельзя! И мой вам совет: слушайтесь бабушку – аккурат в два раза умнее станете…

– Так вы с ним заодно! – заявила Раиса. – Сообщники! Вы, значит, ему траву выращиваете, а он ее употребляет и реализует! Кто бы мог подумать!..

– Слушай, ты, карга старая! – Брызжа слюной, Кирилл развернулся к Прокловне. – Тебе неясно объяснили, что ли: скрипи отсюда суставами, покуда вперед ногами не вынесли!

Однако когда Кирилл уже вытянул руки, дабы вытолкать настырную старушенцию в три шеи, что-то крепко стиснуло его плечи и остановило, будто аркан жеребца. Еще полсекунды назад сидевший на диване Мефодий стоял теперь за его спиной.

– Остынь, брат! – все так же бесстрастно произнес он, не ослабляя хватки. – Последний раз прошу: уйди!.. Несколько дней! Дай мне еще несколько дней, и все…

Но взывать к рассудку Кирилла было уже поздно. Рассудок его помутился окончательно, глаза налились кровавой злобой. Кирилл утробно зарычал и, развернувшись к Мефодию, нанес ему сокрушительный удар в лицо…

…И с хрустом сломал себе лучезапястные кости, угодив кулаком в угол деревянного мольберта – головы Мефодия уже не было на линии его удара.

Кирилл взвыл и схватился за запястье, но атаку не прекратил. Кинувшись на брата с утроенной яростью, он попытался сбить его с ног, как заправский игрок в американский футбол – толчком корпуса. На этот раз Мефодий уворачиваться не стал, хотя мог сделать это до столкновения с Кириллом не единожды. Дождавшись, пока Кирилл подскочит на расстояние вытянутой руки, он коротким толчком ткнул его ладонью в лоб…

Таких сокрушительных оплеух, да еще от родного брата, ранее не выделявшегося крепостью тела, Кирилл еще не получал. Его голова и корпус резко ушли назад, в то время как ноги все еще продолжали движение вперед. Сила инерции перевернула его в воздухе, и обе Кирилловы туфли, слетев со ступней, стукнулись о потолок. Сам же Кирилл, взмыв над протертым паласом, описал в воздухе дугу и совершил жесткую посадку на журнальный столик, превратив тот в обломки.

– Цы-ы-ыть!!! А ну-ка, осади! – прикрикнула Прокловна и, несмотря на преклонные годы, шустро прыгнула между Мефодием и его оппонентами – лежащим без сознания Кириллом и испуганно хлопающей ресницами Раисой. – Поаккуратней надобно быть Служителю Господню с рабами его, пусть даже и такими бесстыжими! То ж, поди, не чужой, а все-таки брат твой единокровный!

– Да я не хотел, – пробурчал Мефодий, оправдываясь то ли перед Прокловной, то ли перед Раисой, после чего смущенно убрал набедокурившую ладонь за спину. – Как-то само собой получилось…

– Кирюша! – наконец обрела дар речи Раиса и кинулась к приходящему в себя мужу. – Кирюша, ты живой? – Убедившись, что тот подает признаки жизни, она развернулась к потупившемуся Мефодию и стоящей возле него Прокловне. – Ну вы за это ответите! Не знала я, Ятаганов-младший, что ты такая злопамятная сволочь. Клянусь: завтра же вашему притону конец! Вы у меня сядете как миленькие! Оба! Вставай, Кирюша, пойдем отсюда. Мы им устроим счастливую жизнь… Пойдем, прошу тебя!

Раиса помогла баюкавшему сломанную руку Кириллу сначала сесть, а затем, напялив на него слетевшие туфли, подняться на ноги. После чего заботливо сняла двумя наманикюренными пальчиками с его измятого костюма щепки от разгромленного столика.

Ятаганова-старшего шатало из стороны в сторону, и, не будь рядом верной супруги, он упал бы снова. Глаза его были мутны, взгляд блуждал. Опершись на плечо жены и в то же время стараясь не потерять хотя бы остатки достоинства, Кирилл с трудом сфокусировал глаза на брате и с презрительным шипением выдавил:

– Ну хорошо, братик! Значит, такова твоя благодарность, да? Хорошо, хорошо… Лучше беги, засранец, пока я не вернулся! Беги!

– Я же сказал: не могу, – ответил Мефодий. – И рад бы, но… Мои новые работодатели люди серьезные, и их приказ – это закон. Прости меня, я вообще-то не нарочно…

– Это ты скажешь, когда на коленях передо мной ползать будешь! – бросил Кирилл уже из прихожей. – А серьезных людей ты в своей ничтожной жизни еще не видел! Но обещаю, скоро ты с ними лично познакомишься, только вряд ли останешься доволен! Они натыкают тебя носом в то, кто ты есть на самом деле!

– Живодер! Садист! – фыркала Раиса из-под распухшей, как боксерская перчатка, сломанной руки супруга. – Когда пил, так от каждой мухи шарахался, а как на «дурь» перешел, сразу кулаки зачесались? На родного брата руку поднял! Ненавижу!

– Абсолютно с вами согласен, – отозвался им вслед Мефодий. – Но ничего с собой поделать уже не могу.

– Плохи дела, Мефодьюшко, – мрачно пробормотала Прокловна, когда парочка скрылась с глаз. – Сдается мне, не шутит братишка твой, а Гаврила-батюшка наш с Мигелькой как назло супостата своего ловят. Один Господь ведает, где их, родимых, теперь искать… Эх, чует сердечко – жди беды!..

– Все в порядке, Пелагея Прокловна, – попытался утешить ее Мефодий. – Пошумит, покричит да забудет. Он всегда был вспыльчивый, но быстро отходил.

– Да хоть бы так, – горестно вздохнула агент Пелагея. – Дай-то Боженька…

Однако и без улучшенных познаний в землекоповской психологии можно было догадаться, что Кирилл настроен на возмездие, как никогда ранее.

Мефодий понял, что, сам того не желая, очутился в безвыходном положении (впрочем, когда это он добровольно влипал во что-либо подобное?). Брат его – человек без четких моральных принципов, характером вспыльчивый и обидчивый – был оскорблен. Оскорблен при любимой женщине и при посторонних в лице добропорядочной пенсионерки Пелагеи Прокловны. В том, что он наверняка попытается ответить обидчику тем же (какая разница, что тот лишь защищался?), можно быть уверенным на сто процентов. И не важно, кем является его обидчик, незнакомым или ближайшим родственником, – для такой личности, как Кирилл, это не имело принципиального значения.

С другой стороны, у Мефодия имелся приказ смотрителя. Приказ без пояснений, а значит, и выполняться он должен точно так же – вопреки любым, даже непредвиденным, обстоятельствам; и пусть даже дом развалится на части, Мефодий обязан быть либо на его руинах, либо под ними, но не где-нибудь еще. Столкновение оскорбленной гордости и служебного долга порождало форсмажор, и Мефодий предчувствовал, что грядет нечто весьма неприятное.

После обеда опять явилась Прокловна и сообщила, что уезжает в один из райцентров проведать своего друга-агента, который, по слухам, еще в тысяча семисотом году переходил Альпы с Александром Суворовым. Старичок тот имел собственные каналы связи, и, возможно, через него было более вероятно «достучаться до Небес».

– Ты только, Мефодьюшко, до завтра продержись без кровопролития, – слезно умоляла Прокловна, раскладывая на столе очередную порцию казенного пайка, – а я в лепешку расшибусь, но приведу сюда кого-нибудь из покровителей наших. Пущай спасают тебя, горемычного, от братоубийства…

«Юпитер лично прибыл на место гибели своего бывшего подручного. Ему не составило труда отыскать планету, на которой все это время скрывался опальный оружейник – слишком нереальным голубым светом сияла ее искусственно усовершенствованная атмосфера на безжизненном фоне космоса.

Юпитер облетел планету вокруг, но не выявил даже намека на местонахождение похищенного Усилителя. Однако не настолько он был глуп, чтобы очертя голову врываться на поверхность голубого шара и устраивать на нем повальный обыск. Слишком хорошо знал он натуру бывшего сподвижника, потому был уверен – тот непременно подстроил внизу какую-нибудь ловушку…

И он оказался совершенно прав! Первая же посланная на Землю разведгруппа Сатиров канула бесследно (разумеется, землекоп, мы четко следовали Последнему Приказу и не могли позволить им свободно разгуливать по планете). Не вернулись и три последующие группы, с какого бы полюса они ни проникали.

Только сейчас Юпитер обратил внимание, что, оказывается, эта планета уже заселена, причем заселена неизвестными жизненными формами (преимущественно тобой, землекоп). Несмотря на их примитивность, все вместе они казались таким отлаженным механизмом обороны, что брать скрывающую Усилитель планету штурмом Юпитер счел абсолютно недопустимым.

Как дальновидный стратег, Юпитер не расходовал зря жизни собственных солдат, пока оставались в запасе варианты решения проблемы гораздо меньшими потерями. А Усилитель, посчитал он, эти прикованные к планете материальные существа все равно никуда не денут, поэтому времени еще предостаточно. К тому же в качестве ценного приложения к Усилителю имелась целая атмосфера чистейшего кислородного коктейля; уж в чем, в чем, но в атмосферах покойный калека-ученый разбирался, как никто другой. И было Юпитеру до боли обидно, что какие-то хлипкие двуногие купаются в ней и даже не подозревают, насколько драгоценно то, чем они владеют.

Пока владеют…

Юпитеру некогда было заниматься только этой проблемой – присутствия повелителя требовали другие ответственные участки фронтов, – потому он перепоручил ее своему ближайшему помощнику Нептуну.

Опасаясь доверять столь ответственное поручение кому-то еще, Нептун взялся за него лично и начал со сбора информации об интересующем его объекте. Выяснив, что те формы жизни, которые следует считать разумными, предпочитают обитать на суше, Нептун проник на Землю и скрылся в толще Мирового океана (как небожитель он чувствовал себя вольготно практически в любой среде). Из-под воды он и стал предпринимать свои дальнейшие вылазки на поверхность.

Нептун сразу же заметил, что для комфортного пребывания в обществе аборигенов необходимо соблюдать множество немаловажных условий (попробуй-ка, землекоп, скопировать поведение близкой тебе по обличью обезьяны и посмотри, примет ли она тебя за своего). Люди быстро начинали обращать внимание на странно ведущего себя субъекта, хотя внешне тот ничем от них не отличался. Постепенно шпиона окружал фон эмоциональной нестабильности, а попросту – повышенный интерес, испуг либо паника. Следуя этому четкому ориентиру, мы начали охоту на прибывающих «нелегалов», целью которых стал поиск спрятанного Усилителя.