Шестьдесят смертей осевой Марии
Жан. Но вы подумайте только! Ведь это же неслыханно. Носорог на свободе бегает по городу.
И вас это не удивляет? Как это можно было допустить!
Беранже зевает.
Эжен Ионеско. НОСОРОГ
Ребенок выглядел очаровательно и вполне нормальным. Когда его принесли ей на кормление, она распеленала новорожденного и внимательно осмотрела. Он хлопал огромным глазом, топорщил розовые щупальца, извивался пирамидальным телом, кожа которого уже приобретала естественный синеватый оттенок. Хотелось его тискать, крепче прижать к груди.
Обычно я не убиваю детей. Разве попадутся случайно под руку. А такого в нашей работе, увы, нельзя избежать. Поэтому если кто-то говорит, что здесь у него строгие правила, с которыми заказчик должен считаться, то знайте — либо он не профессионал нашего дела, либо набивает цену, что также свидетельствует о непрофессионализме. Такие как я всегда знают себе цену.
А то, что я увидел на контактной капсуле, и ребенком нельзя назвать. Чудище какое-то, каким в Базовой реальности не место.
— Это нетчи, — говорит заказчик. — Еще одно порождение Инфокуба. Слыхали о таких?
— Слухами земля полнится, — говорю уклончиво, поскольку ничего подобного не слышал и не видел. Такова моя метода. Максимальная отстраненность от Базовой реальности. Любая, даже самая неожиданная или случайная эмоциональная привязанность к чему-либо, чем нас так любят потчевать в Инфокубе, — путь в никуда. Где гарантия, что сегодня смотришь милую зверушку, а завтра получаешь заказ на ее ликвидацию? Тот, кто не знает и не чувствует, максимально вооружен. Как я. Поэтому даже не в курсе, кто у нас верховодит. Еще человек или уже машины?
— Сетевое дитя, — считает необходимым пояснить заказчик. — Точная причина их появления не установлена, но в Инфокубе женщина вдруг оказывается беременной. В результате такой, скажем, цифровой беременности может родиться нетчи, если не предпринять упреждающих действий. И вот кому-то пришла в голову мысль — извлечь такого нетчи из Инфокуба в Базовую реальность
— Почему женщина согласилась?
— Потеря тела в Базовой реальности и низкий индекс реальности. Инфокуб для нее ад. Их протащили через Мембрану, прокси-организм оказался в пределах нормы, но то, что находилось в матке… впрочем, видите сами.
Низкий индекс реальности. Так. Означает малую способность к существованию в мирах Инфокуба. Информационная копия постоянно испытывает зудящую иллюзорность создаваемого Инфокубом мира. Невыносимо зудящую, которую не погасить ничем, потому как всё, что будешь предпринимать и принимать, окажется столь же иллюзорным и зудящим. Инфокуб тебя отторгает, как чужеродную плоть. И единственный выход — вернуться в плоть реальную. Если она у тебя есть.
Однако мы не в Инфокубе, а в Базовой реальности. И то, какой у тебя индекс, значения не имеет.
— Что я должен сделать? — уточняю у заказчика. Цель ясна, но со средствами ее достижения могут иметься особые пожелания.
Заказчик наклоняется к встроенному в стену сейфу. Я отворачиваюсь, смотрю в окно, где треугольник солнца повернулся так, что один из углов точно указывает вниз. День переваливает через треть, думаю вяло. Хочется зевнуть, но сдерживаюсь.
— Вот, — он ставит на стол емкость, где синеют две капсулы. — Они должны проглотить. Добровольно.
Не верю собственным ушным отверстиям.
— Проглотить? Да еще и добровольно?
Мне кажется, заказчик от удовольствия зажмурится. Как нагретый солнышком код.
— Точно так. Добровольно. То есть без всякого с вашей стороны насилия.
— Хм. А почему? — вопрос из категории запрещенных. Веление заказчика — закон. Профессионалу нет дела почему заказчик хочет именно так, а не иначе. Но не могу удержаться. — Или секрет?
— Ну, что вы, — усмехается заказчик. — Никаких секретов.
— Вы к кому? — спрашивает девушка в туго перетянутом халатике. Настолько туго, что должно проступить нижнее белье. Но оно не проступает.
Вопрос насколько дежурен, настолько и пуст. Ритуал, не больше. Вернее — программа. И эти люди смеют что-то говорить об Инфокубе и индексе реальности.
Я перекладываю огромный букет синих роз поудобнее — железные растения оттягивают руку, сжимаю и разжимаю кулак, взгоняя мурашек по затекшим мышцам. Приподнимаю очки и доверительно сообщаю:
— К Марии.
Почему-то уверен — уточняющего вопроса не последует: какой такой Марии? У нас полный родильный дом Марий, будьте добры уточнить… будьте недобры подождать…
Тянется к картотеке — старомодной, ящичку с карточками, которые ловко перебирает длинными пальцами. Когти не накрашены.
— У нее новорожденный — синяя пирамидка с щупальцами, — уточняю. — И одним глазом. Большим голубым глазом.
«И я пришел их ликвидировать», — ужасно хочется добавить, чтобы увидеть на равнодушном лице девушки хоть какую-то эмоцию.
Она вытягивает из ящичка неимоверно длинную карточку, непонятно как там умещавшуюся.
— Но прежде хотел переговорить с врачом, принимавшим роды, — уточняю. — Цветы — ему.
— Очень мило, — сухо говорит девушка и протягивает волшебный листок. — Третий ярус, направо.
Отщипываю от букета цветок и кладу на стойку:
— Это вам.
— Четное число живым не дарят, — язвит вослед.
Моя метода — полная откровенность. В конце концов, перед тем, как жизнь покидает бренное тело, направляясь отнюдь не в Инфокуб, человек в праве на мгновения искренности. Торчащая из груди роза добирается острием до отчаянно колотящегося сердца.
— У меня — задание, — доверительно шепчу в леденеющее ухо. — Странное и нелепое, как сама Мария с ее новорожденным чудовищем, но какое есть. Мы, стиратели, работой не брезгуем. И выходных, кстати, не имеем. Не находите, наши профессии настолько диаметральны, что почти неотличимы?
Ввинчиваю розу глубже, и только потом соображаю — не попросил надлежащим образом обмундирование акушера.
Это оказывается излишним — все необходимое запечатано в стерилизационном шкафу: белое, нелепое, со множеством висящих и торчащих трубок с блестящими наконечниками.
Кое-как облачаюсь. Все функционально, но непонятно. С таким одеянием в Инфокуб проникать, а не роды принимать. Нахожу среди шлангов таблетницу, вытряхиваю из нее разноцветный мусор и укладываю на его место две капсулы. Полупрозрачные, с темнеющим ядром. В который раз кажется, будто они дрожат. Словно там, в глубине, работает крохотный моторчик. Добровольно, говоришь?
Старательно прячу лысину под плотно облегающий капюшон. Поглядывая на мертвеца, леплю себе похожую физиономию. Идеального сходства не нужно. Вполне сойдет и так.
Чуть не забываю цветы. Их опять нечетное количество.
Она сидит за низким столиком и забавляется с голубой пирамидкой. Щекочет, дергает за щупальца. Ни дать, ни взять — юная мамаша играет с младенцем. Извечный сюжет. Даже имена все те же.
Пирамидка топорщится коротким телом, моргает огромным глазом, беззвучно разевает клюв. Появляется ненужная мысль: как она кормит этот клюв? Он же ранит ее плоть.
— Время принимать лекарство, — добродушно говорю, переступая порог. — Приготовьтесь проглотить то, что доктор прописал!
Мария отрывается от игры с пирамидкой, смотрит на меня. Нет, не настороженно. Всего лишь как на того, кто прервал самое приятное занятие на свете.
Я подхватываю штуцер таблетницы и делаю шаг к ним.
— Для этого вам придется проникнуть в Мембрану и ликвидировать прокси-тело еще в сейфе, — говорит заказчик.
У меня дежа вю. Даже солнце все такое же — четырехугольное, багровеющее. Хочется спросить: мы с вами раньше не встречались? Наклоняюсь и наливаю из кувшина кислоты, запиваю неуместный вопрос.
— Если подобное кажется вам отвратительным, знайте — мой голос в общем голосовании был иным, — сообщает заказчик сухо.
Во рту кисло.
— Меня не касается, — говорю. — Намерения заказчика — переменная несущественная для стирания из реальности. Я так предпочитаю подобное называть, — почти язвлю.
— Она сама вышла на нашего представителя в Инфокубе. Представляете? Сама. И предложила услуги, которые нами объявлены к приобретению — достоверность нетчи и готовность пройти сквозь Мембрану в Базовую реальность. Безумная идея, не находите?
— Я — не яйцеголовый, — объясняю.
— Простите? — не понимает.
— Не ученый. Яйцеголовый — ученый на нашем языке.
— Забавно, забавно. Но вернемся к Марии и ее… хм… плоду. Кто-то утверждает, ничего не получится. Нетчи — всего лишь воображаемый феномен. Вроде ложной беременности у собак.
— У кого?
— Собак, — заказчик шевелит пальцами у висковых глазниц. — Такие, с щупальцами. Впрочем, не важно. Так вот, согласно этой гипотезе, на выходе из Мембраны мы получим обычный прокси-организм безо всякой беременности. Ваше мнение? — внезапно интересуется он.
— Гипотез не изобретаю, — отсекаю бритвой Оккама.
— И правильно. Потому как можно и впросак угодить. Надо суетиться в этом мире. И я подсуетился. Получил данные раньше. Прямо из эмбрионального сейфа. Защиты там никудышные — сами понимаете. И? — Он торжествующе ждет моего вопроса.
Не дождется.
— Два, — для верности раздвигает клешню. — Сомневающиеся посрамлены. А значит и моя гипотеза имеет право на жизнь.
— А они?
— Простите? — он недоумевает.
— Они имеют право на жизнь? Она и ее пирамидка…
— Что за пирамидка? Почему пирамидка?
Сам сбиваюсь, потому как не пойму — из клюва выскочило. При чем тут пирамидки?
Устало касаюсь теменных глазниц, осторожно тру набрякшую кожу.
— Наиболее интересным в данной проблеме является наличие у нетчи индекса реальности, — говорит заказчик. — Понимаете? Чисто теоретически…
Нетерпеливо щелкаю клешнёй:
— Увольте, увольте! Для моего задания сказанного вполне достаточно. Как бы вы желали провернуть дело?
— О! — закатывает все глаза под лоб. — Как бы я желал! Как бы я желал! Но целиком полагаюсь на специалиста. Специалист специалиста всегда поймет, не так ли?
— Не так ли, — отражаюсь эхом, встаю с кряхтением, подхватывая многочисленные штуцеры и инъекторы. Но когда касаюсь выпуклости выхода, он вдруг прорывается:
— Вот, разве…
— Да? — гипнотизирую пуговицами затылочных буркал.
— Не хотелось бы чрезмерных мучений. Пусть будет как электричество — вот был свет, вот света нет.
— Как угодно, — киваю и перемещаюсь в Мембрану.
Мерзость запустения. А ведь когда-то — магистраль, соединявшая Инфокуб и Базовую реальность. Памятник безумной идее — индекс реальности есть следствие телесного ощущения. Как разум не обманывай, какие картины не создавай синхронными усилиями серверов, по тысячиэтажные макушки зарытых во льды Африки, а он, разум, все равно в реальность смотрит, благодаря остаточному чувству физического тела. Лишите полноправного гражданина Инфокуба тела, овеществите его электроимульсами, а того пуще — нулями и единицами на бесконечных бумажных лентах, и он избавится от мучительного ощущения искусственности окружающей цифровой реальности.
Сколько таких пошло на ампутацию физического тела, прежде чем осознали — индекс реальности нечто иное, чем мурашки на физической коже. А прокси-организм — это как искусственный панцирь по сравнению с естественным.
Они даже издали похожи на людей — огромные, массивные, с заклепками и оконцами в брюхе, чтобы любоваться на кипение первичного бульона, в котором слой за слоем, косточка за косточкой вываривается прокси-организм. Низкий гул густо заполняет промежутки между бесконечными рядами бронированных автоклавов. Пахнет отвратительно — брожением или гниением. Под ногами множество лужиц. Стоит наступить в такую, и она немедленно превращается в сотни белесых нитей, что тянутся за тобой, прочерчивая след в лабиринте Мембраны.
Фабрика тел нового человечества. Где ты, Мария? Ау!
Сверяюсь с картой. И продолжаю слышать голос заказчика:
— Фазовый переход к человеку разумному произошел тогда, когда объем информации, хранимый в мозге первичного человека превысил объем информации, хранимой в его геноме. Теперь мы сталкиваемся с очередным переходом, поскольку информация, накопленная человеком на внешних носителях, в том числе Инфокубе, превысила объем, который содержится в мозге и геноме вместе взятых. При первом фазовом переходе двоякодышащий вытеснил пресноводного, при втором — улавливаете мысль? — двоякодышащего, то есть человека, вытеснит нечто более совершенное. Например, нечто вообще не дышащее. Нечто — нетчи… Забавное сходство, правда?
— Забавное, — соглашаюсь, прикрывая буркалы от лохматого веретена солнца, что бьет в окно. Стиратель — почти исповедник для заказчика. С кем еще можно поделиться сокровенным, как не с тем, кто готов ради тебя убить? Точнее, не ради тебя, а ради твоих денег, но это второстепенные подробности.
Приставшие к ботинку нити рвутся, рождая мелодию как перетянутые струны. И накатывает привычное дежа вю.
У меня теория. Каждый из нас включен в великий информационный гомеостазис. Даже те, кто и не подозревают о существовании какого-то там Инфокуба, хотя каждый день пялятся в экраны своих персональных начетчиков. Но все они проросли в него миллионами нитей идентификаторов, счетов, голосов, видеозаписей, рецептов, фотографий и прочего мусора, что заботливо сохраняется в подмороженных африканскими льдами инфофермах. По сути — бессмертие. Которое длится даже тогда, когда порождающий информационный шлейф человек угас, сгнил, сгинул. Дежа вю — инерция Инфокуба. Он стремится всеми силами сохранить информационный баланс дебита Базовой реальности и кредита самого Инфокуба.
Это слабость, понимаю, но меня утешает уверенность — даже заказанная Мария, в чьем чреве зреет нечто невообразимое, все равно обречена на бессмертие. Особенно сейчас, когда соединившись штуцерами с анклавом я даю сигнал к разложению почти собранного тела. Какие-то крохотные огоньки следов будут вечно продолжать бегать по глухим башням Инфокуба.
И лишь одно точит: не помню, что будет дальше. И существует ли это «дальше»?
— Что значит ваше имя? — интересуется заказчик.
— Мое имя ничего не значит, — отвечаю вежливо, насколько позволяет многоугольник солнца. Яркость дня не даёт точно сосчитать нынешнее количество его сторон. Любимое развлечение. — Оно существует только сегодня и только для вас. Завтра и для другого будет иным.
— У нее — шестьдесят значений. А ведь, казалось, что проще и архаичнее — Ма-ри-я. Представляете, сколько раз пришлось бы ее стирать из Инфокуба? В Базовой реальности все гораздо проще. Один стек — одна экзистенция. Не то что там. Шестьдесят обращений в ячейки с различными адресами. Которые, заметьте, — он поднял щупальцу, — еще предстоит отыскать. Собственно, это доказует, что разумность Инфокуба, мягко говоря, преувеличена. Прилепите к нему хоть тысячу индексов, но вращение по информационным сечениям хранимых в нем баз не высечет из нолей и единиц ни искры разума. Не говоря о толике — на паршивого трилобита или амонита. Ведь трилобиты в Инфокубе еще не зарождаются? — спрашивает столь внезапно, что кажется будто вопрос обращен ко мне.
Воздух вокруг него слегка темнеет, будто тень прошла по Базовой реальности, отмечая волну запросов, разбежавшихся по инфохайвэям, причем такой мощности, словно он себя расщепил и закачал в Инфокуб не в шестидесяти, а в шестистах различных именах.
— Мы делаем это тридцать три раза, — сообщаю заказчику, чтобы вернуть его из нирваны Инфокуба.
— Откуда знаете? — взгляд проясняется.
— Вы для этого меня и наняли? — в тон отвечаю. — Высокий индекс реальности. Не высочайший, но высокий. Присутствуй люди моего уровня в Базовой реальности, они бы поняли — происходит неладное.
Он сует в клюв штуцер, слышу лязганье соединения. Включается помпа, закачивающая в прокси-тело физраствор. Говорить он не может, поэтому над бесформенной головоногостью повисает комоблако — белесая муть с зелеными буковками:
«Извините. Необходимо. Процедуры.»
Невольно нащупываю левым языком разъем в деснах. Легкое жжение.
В одном из вариантов Базовой реальности заказчик заставил отправиться в Африку, дабы самолично отыскать среди торчащих изо льда небоскребов те ячейки, которые хранили Марию и ее нетчи. Работенка адова. Кончик языка примерзал к ротовому разъему.
— Мы в петле, — информирую. — Что-то пошло не так с вашим заданием. Прерывание Марии немедленно запускает очередной цикл в Базовой реальности.
Он махает всеми щупальцами, мол: что вы, что вы! Сплевывает остатки физраствора, говорит:
— Был такой философ Ницше, который утверждал, будто всем нам уготовано вечное возвращение. Атомы во вселенной за бесконечное время могут рекомбинироваться так, что повторится Базовая реальность, а заодно Инфокуб, где мы будем обсуждать проблему, как вы выразились, прерывания нашей Марии вместе с ее нетчи. Но это — философия и ощущения, данные нам в философии. Подумайте — где Базовая реальность, а где — она? Какая-то запись в ячейках памяти и Большой взрыв! Осознаете масштаб? Несоразмерность? Или вслед за солипсистами проникнитесь уверенностью, что и наша реальность порождена чьими-то вычислительными мощностями? Ха-ха!
— Хорошо, хорошо, — бормочу я. — Какое задание на этот раз?
— Мы называем их осевыми, — сказал наконец-то заказчик. — Понимаете смысл?
— Не совсем, — перебираю штуцер за штуцером, блестящий наконечник за блестящим наконечником, одновременно прикидывая — насколько тот окажется эффективен. Я теперь ни в чем не уверен. Вот что плохо. Даже индекс реальности пугает, потому как врет. Сколько витков намотано вокруг оси?
— Ось вращения, — говорит так, будто объясняет. — Как у Земли когда-то. Наклон оси вращения определял смену времен года. Весна, лето, зима, и эта… как ее…
— Осень, — подсказываю, и останавливаюсь на замысловатом наконечнике с милосердным ядом.
— Неважно, — машет головогрудной парой, остальные лапки сложены на брюшке, будто стирает реальность перед фацетами, стремясь заглянуть в сверкающие недра Инфокуба. — Спрямление оси планеты лишило подобное смысла. Разнообразие унифицировалось. Что мы знаем о бесконечности? Почему не предположить — Инфокуб держится не на термоядерных электростанциях, а на таких вот осевых личностях, выбранных им по неизвестным нам принципам и в неизвестных нам целях? Мы лишь догадываемся, насколько осевые личности важны для Инфокуба. Всё остальное — грубые попытки диагностировать выводимые из подобной догадки догадки первой, второй, третьей производной.
— Значит, — уточняю я, хотя подобное совершенно ни к чему, — яйценосность осевой Марии нетчи — всего лишь совпадение? Бонус, так сказать.
— Не совсем. Совсем не. Не первый раз человек создает нечто, чего сам не понимает. Хотя, и творец всего сущего грешил тем же. Итак, — он хлопнул и потер лапками. Сухой треск заполнил белизну комнаты. — Пройдемся еще разок. Значит, вы утверждаете, что наша встреча — не первая?
— Сорок девятая, — подтверждаю. — Так, по крайней мере, ощущаю. Считать дежа вю — задача неблагодарная.
Над его головогрудью расползается чернильное облако обращения к Инфокубу. Он нелепо замирает, потом шевелит брюшком:
— Нет, все бесполезно. Никаких следов, как и следовало ожидать. Но продолжим. И при каждой нашей встрече?… — он вопросительно прервался.
— Да, — бренчу избранным разъемом, — при каждой встрече получаю то же самое задание — ликвидировать некую Марию и ее нетчи. В сухом остатке. И сорок девять вариантов. Поначалу это был роддом, затем подпольный абортарий, потом фабрика по клонированию, кружок по прокситипированию… И тэ дэ.
— И затем?
— Никакого затем. Я выполняю задание, и все возвращается на круги своя.
— Рассуждая логично — имеем дело с инфопетлей в Инфокубе. Локальная пертурбация, вошедшая в бесконечное повторение циклов. Как говорили в старину, компьютер завис. Вы знаете, что такое компьютер?
— Дальний предшественник Инфокуба.
— Ну, — заказчик распахивает мандибулы, скрежещет. — В таком случае огонь, добытый перволомехузой, — дальний предшественник термоядерного синтеза. Но, основываясь на моем и вашем индексе реальности, твердо можем утверждать, что не покидаем Базовую реальность, не так ли?
— Нет, — подтверждаю. — Никакого виртуального бытия, только жесткая реальность. Бытие.
— Да-да, — бормочет заказчик. — Вот был сюрприз для мечтателей и изобретателей прошлого, проектировщиков иллюзорных реальностей, когда оказалось, что человек обладает врожденным чувством этой самой Базовой реальности, которое не обмануть никакими техническими и химическими ухищрениями. Это как чувство направленности гравитационного поля… как там его… а, вестибулярный аппарат!
Мне надоедает выслушивать, и я вновь прерываю цикл.
Пять светящихся тусклых лун медленно выстраивались на небосводе, готовясь к резонансу. Еще минуту, и сумрак разрывается в клочья вспышкой очередного дня. Гляжу на аврору бореалис, будто в первый раз. Но, быть может, так оно и есть.
— На вашем месте, — говорит заказчик, — я попытался бы сделать пару вещей. Убить инициатора, то есть, меня, вашего покорного слугу. Либо убить самого себя. Но поскольку самоубийство штука малоприятная, то ставлю на то, что вы пробовали убить меня. Так?
— Так, — легко признаюсь. — Грешен. Нет, лгу. Никаких эмоций я не испытывал, хотя за последние… пятьдесят шесть циклов даже сроднился с вашим обществом.
— Никакой фантазии, — вздыхает заказчик. — Грубая сила, вернее — грубое насилие. Вы заперты в треугольнике, а ведь это, как минимум, четырехугольник. С вашим индексом реальности творится неладное, он утверждает, что вас заперли в узком участке временного континуума, за пределы которого не вырваться. Поскольку основные действующие лица — осевая Мария, ваш покорный слуга и мой непокорный исполнитель, то виноват кто-то из нас троих. Классика английского детектива. Вы знаете что такое английский детектив? Запертый дом, ограниченное число лиц и труп. В хорошем английском детективе загадку невозможно решить, пока находишься в навязанной извне системе координат. Понимаете?
— Я начал с себя, — говорю заказчику, он довольно прикрывает глаза, но остальными буркалами вопросительно пялится на меня.
Но я не счел нужным пояснять. Цепь смертей тянулась за мной, сковывала меня. Мучительнее всего — усомниться в собственном чувстве реальности, подпустить мыслишку: а может не все то, что чудится? Может и нет никакой Базовой реальности, точно так же как вестибулярный аппарат утрачивает ощущение верха и низа, и человек теряет способность сделать хоть шаг. До чьей смерти тогда есть дело? Единственный, до кого можешь дотянуться, — ты сам.
— Нашим объектом всегда был он и только он, — говорит заказчик, извлекая откуда-то из стола трубку и прикусывая мундштук. Внутри прозрачности клубится дым. — Нетчи. Поэтому логично предположить, что за происходящее в ответе именно он… она… оно… неважно. Порождение. Существо.
— Хорошо, — говорю я, — попробую.
Пирамидка смотрит на меня. Почти человеческий взгляд. Топорщится из стороны в сторону, словно пытаясь сдвинуться с места. Как бы она передвигалась? Не знаю и знать не желаю. Руки женщины обнимают ее, удерживают на коленях. Завязки рубашки распущены, так что видны тощие груди с никелевыми разъемами и контактами. Прокси-организм мало предназначен для вынашивания и вскармливания.
— Ути-ути, — говорит Мария, слегка приподнимая колени, будто качая пирамидку. — Га-га-га.
Младенец хлопает ресницами. Мария вытаскивает из букета цветок, подносит младенцу. Тот тянется к розе щупальцами — такими розовыми, пышущими здоровьем, с ямочками, хватает цветок, но женщина в последний момент отдергивает его, смеется:
— Нет-нет, чудо мое, уколоться можно! Нам надо быть очень осторожными! Правда, доктор?
Доктору нечего возразить. Доктор смотрит в единственный глаз младенца, в зрачок, окруженный полосатой радужкой.
— Слушай меня, Мария, — говорю я и делаю шаг к кровати. — Слушай внимательно то, о чем я говорю.
Она прижимает пирамидку крепче. Чувствует.
— Я перепробовал все, что мог. Все варианты. Все сочетания. Но цикл повторяется за циклом. Базовая реальность обратилась в змея, который кусает себя за хвост. И это связано с нами — тобой, мной, им и вот этим, — указываю на ребенка. — Я убивал вас десятки раз. Иногда безболезненно, но иногда… Прости. Потеря чувства реальности — мучительное чувство.
— Бедный, — говорит она, и я не верю собственным ушным дыркам. Я — бедный?
Хочу возразить, но не могу, потому что кодовое слово распахивает запечатанную ячейку памяти, высвобождая спутанную последовательность далеких воспоминаний. Не упомнить — кто их запер там. Но словечко «слизень» ранит особенно. Оно лезвием режет сердце, выдирает из буркал слезы, на которые те, оказывается, вполне способны.
Индекс реальности сменяется индексом детских воспоминаний. Маленькие чудища скачут вокруг на тонких ножках, размахивают тонкими ручками, трясут огромными головами. И орут:
— Слизень! Слизень! Слизень!
Ужасно обидно. За что? Почему? Мир услужливо подсказывает ответ: ты не такой, как все. Я не понимаю подсказки и ползу обратно в свою нору, домой. Подползаю к зеркалу и вижу то, что видит всякий — тонкие ручки, тонкие ножки, нелепая башка. Из кухни выглядывает Мария. Изношенное тело, торчащие заусенцы, которые она по утрам пытается разгладить, а то и подклеить.
— Ты почему так быстро вернулся, милый?
— Меня опять дразнили, — отвечаю.
— Не обращай внимания, милый. Играй с теми, кто тебя не дразнит.
Легко сказать!
— Таких нет, мама. Они все дразнятся, — возвращаюсь к зеркалу, пытаясь отыскать тот изъян, из-за которого меня обзывают слизнем.
Она подходит, гладит.
— Иди к себе в комнату. Мама разберется. Мама со всем разберется. И со всеми.
Топорщусь, но слушаюсь. Я, в общем-то, послушное дитя.
— В эпоху, — прерывает заказчик мои воспоминания, — когда вычисления делались на специальных приспособлениях, именуемых вычислителями… Разумно, не так ли? Вычисления на вычислителях… Никогда не приходило на ум, — он разглаживает щупальцей головную складку, — так вот, тогда существовало понятие множащейся паразитной формы вычисления, которая порой проникала в алгоритм и прерывала предписанное ему исполнение. Заменяла собой. Так называемый вирус. Представляете? Когда вирусы были большими, — прощелкал он клешнёй.
— Не понимаю, — сказал я. Шестидесятое дежа вю. Последний стек осевой Марии. Последний ли? — Хотите сказать, что он всего лишь вирус? Этот ваш нетчи?
— Всего лишь, — передразнил заказчик. — Я пытаюсь мыслить метафорами. Ровно такими, какие объявляют Инфотеррасект какой-то там цифровой или даже информационной реальностью. Вирус — метафора. Ровно такая же, как материнская конуллярия силурийских морей являла собой метафору современного человечества. Помните школьный курс дарвинистики? Человек произошел от конуллярии! Хотя кто бы объяснил — как из силурийской пирамидки, слепой, малоподвижной, с пучком щупалец на вершине могло произойти то, что каждый наблюдает в зеркале? Мы столкнулись с вирусом Базовой реальности, который ударил точно туда, где мы слабее всего, ибо принимает это за свою силу? Мыслите парадокс? Слабость в нашей силе.
— Индекс реальности? — осведомляюсь.
— Воистину! Каково?! Ударьте по нашему ощущению реальности и делайте с ней все, что вздумается! — он прикладывается к груше, обжимает ее, пока синева кожи не оттеняется багровыми ворсинками. — Я даже не уверен, что мы с вами выглядели именно так. Эволюция богата на выбор. Почему не предположить, что наш нетчи изменил в Базовой реальности исходную эволюционную точку. Весть его знает зачем!
— Например, для того, чтобы ничем не отличаться от окружающих, — воспоминание продолжает зудеть. — Вы даже не представляете — каково отличаться от других. Быть пирамидкой в обществе квадратов. Или конусом среди шаров. Поневоле озлобишься. А ведь хочется ничем не отличаться. Но если не можешь стать таким, как все, то нужно сделать других, как ты сам.
Заказчик озадаченно молчит.
Ребенок выглядел ужасно и отвратительно. Если бы не пеленка, в которой его принесли на кормление, она бы ни за что не приняла его за то, что отпочковалось от нее. Пять огромных отростков торчали из центрального овала, на одном из которых моргали два буркала и пульсировало отверстие. Два отростка, ломаясь посредине, тянулись к ней, крошечные щупальца на их оконечностях сжимались и разжимались. Кожа имела жутко розоватый оттенок, какой приобретают сниффсы в период стафирования. Хотелось оттолкнуть это порождение, но она стиснула клюв, обвила его щупальцами, притянула к себе.
notes
