Глава 12,

содержание которой автор описать затрудняется

В семь я зашла за близнецами. Рамка пазла стала еще шире, пустое место в центре уменьшилось. Настя лежала на своей кровати, положив на лоб мокрое полотенце, театрально закатывая глаза и постанывая.

– Выпей парацетамол, а, – раздраженно сказал Ваня – он сидел напротив на своей кровати.

– Организм должен сам справиться, – простонала в ответ Настя.

– Станет легче.

– От химии одни побочки.

– Какие, блин, побочки от одной таблетки? – снова раздраженно спросил Ваня.

– От одной, может, и нет, а когда пьешь много, происходит эффект накапливания.

– Что за чушь, какое накапливание? Ты не пьешь много таблеток.

– Ага. А та на Новый год?

– Нина, скажи ей, что она тупая, – сказал Ваня, вставая.

В него полетело мокрое полотенце. Он поймал и, повесив его на спинку сестриной кровати, вышел из комнаты.

– Настя, что за антинаучная чепуха, в самом деле? – спросила я. – Опять наслушалась бабушку?

– Она прочитала в журнале, что… – с энтузиазмом начала Настя.

Опять двадцать пять. Их бабушка очень убедительно пересказывала содержание околомедицинских журналов. Если не включать мозги, то можно было в самом деле уверовать в накопление парацетамола, лечение заикания прикладыванием багульника и целебную силу малахитовых пирамидок. Но мама приучила меня перепроверять факты в компетентных источниках, так она говорила. Или, если невозможно свериться с компетентными источниками, как минимум не доверять сомнительным.

– Доверяй только тому, что можешь доказать, – говорила она, сидя в белом халате за рабочим столом лаборатории и капая реактив в колбочки с биоматериалом. Иногда ее основательность раздражала, особенно папу.

И я попыталась воззвать к логике.

– Ты учишься в физико-математическом классе и собираешься стать ученым, – перебила я.

– Ученой, – поправила меня Настя.

– Ученой и феминисткой, – согласилась я.

– Я уже феминистка, – сказала Настя, приподнимаясь на локте. Больной она не выглядела.

– Ученые и феминистки должны пользоваться только проверенной информацией.

– У меня не такая высокая температура, чтобы принимать таблетки.

– Какая?

– Тридцать семь и два.

Я рассмеялась.

– Да, при такой температуре не принимают лекарства. Но и не умирают под полотенцем!

– Вот именно! Скажи ей, чтоб одевалась и собиралась в кино, – сказал появившийся в проеме Ваня.

– Не могу. Низкая температура переносится тяжелее всего, – Настя закатила глаза и легла обратно, вернув на лоб мокрое полотенце.

– Скажи уж, что хочешь весь вечер переписываться со своим англичанином. – Ваня натягивал через голову толстовку, точно такую же, как у меня. Кажется, мы покупали их вместе.

– При чем тут англичанин?

– При том, что ты трындишь с ним уже двое суток не переставая, – отрезал Ваня.

– Оу-оу-оу, у нас теперь англичанин! – Мне стало ужасно смешно, что романтическая переписка велась из этой бардачной комнаты.

Ваня снял толстовку, подошел к кругу света от потолочной лампы и подозрительно рассматривал рукава, потом пробормотал что-то похожее на «пофиг» и снова надел.

– Отвяжитесь вообще от меня, не пойду на ваше тупое кино, – рассердилась Настя и повернулась к нам спиной.

Мы громко смеялись.

– Пока-пока!

– Расскажи ему про накопление парацетамола!

– Как молекулы парацетамола оседают в ядрах клеток и высасывают из них жизнь!

– И о спасительной силе полотенчика!

Мы стояли в дверях и пантомимой показывали, как нам плохо: закатывали глаза и прикладывали ладони ко лбу. Настя схватила подушку и изо всех сил швырнула ее в нас. Ваня успел прикрыть дверь, подушка шмякнулась об нее и упала на пол. Попытался снова открыть, но подушка не давала.

– Ну и оставайся со своим телефоном, а мы пойдем смотреть классное кино, пить классную колу и есть классный попкорн.

– И даже не пожалеете больного человека, который вынужден остаться дома? – жалобно раздалось из-за двери.

– Не-е-е!

– У тебя же есть телефон!

– А на телефоне – мессенджер!

– А в мессенджере – англичанин!

– А на голове – полотенчико!

– Ах-ах!

– Ах-ах-ах!

– Катитесь отсюда и оставьте меня в покое!

Мы оделись, выкатились на улицу и увидели, что пошел снег.

В «Художественном» пришлось выстоять очередь, чтобы выкупить бронь. Но оказалось, что ее уже сняли, – оставалось двадцать минут до начала. Нам достались два места с краю в первом ряду – последние. Очередь за нами разочарованно вздохнула.

Мы разделись в гардеробе и купили два больших стакана с пепси и ведерко соленого попкорна. В нашем зале еще делали уборку две девушки в хиджабах и синих передниках, поэтому мы присели за пластиковые столики в темном кафе и смотрели трейлеры на плазмах, развешанных везде, куда падал взгляд. На нас напало неловкое молчание, причину которого я не понимала. Мы ели попкорн и смотрели на плазмы, на ростовые фигуры, на парочки с билетами в очереди за попкорном, но только не друг на друга.

Ванин телефон динькнул.

– Желает нам приятного просмотра, – сообщил он, быстро взглянув на экран. Не глядя на меня, выключил телефон и положил его обратно в карман.

– Идем, запускают, – сказала я вместо ответа.

Мы снова встали в очередь, на этот раз в кинозал. Девушка оторвала контрольный хвостик на билетах и проинструктировала:

– Первый ряд, места пятнадцать и шестнадцать.

Людей, как всегда, было много – полный зал, в основном подростки. Нашими соседями была пожилая пара шонизавров. Они растерянно озирались на гудящий зал и обсуждали, не уйти ли сейчас, иначе эти дети не дадут посмотреть фильм спокойно. Но когда все заняли свои места, они перестали шептаться и остались.

Мы поставили наполовину опустевшую коробку с попкорном между креслами, подняв подлокотник. Шла бесконечная реклама. Мы прикончили попкорн до начала фильма и теперь шарили в пустой коробке. Наши руки столкнулись, и мне снова стало неловко.

Начался фильм. Я не могла сосредоточиться на экране – ни на милых зверюшках, ни на музыке, – окаменела в своем кресле. Ваня повернул голову и смотрел на меня. Убрал пустое ведро и поставил его под свое кресло. Я не двигалась. Музыкальный рокот с экрана разогнал горячие волны по всему телу, от них моя окаменелость прошла, я положила левую руку на подлокотник и крепко сжала его, а правой нащупала его руку и тоже крепко ее сжала. Он сжал мою в ответ. Притянул меня к себе, прикоснулся губами к щеке. Я положила голову ему на плечо, а потом уснула.

Меня разбудила громкая музыка на титрах.

– Очень интересный мультик, да? – спросил меня Ваня.

Я сонно улыбнулась в ответ. Мы вышли на улицу. Ветер бил холодом по лицам прохожих. На зебре на Невском Ваня взял меня за руку и не отпускал до самого дома.