Глава 23

Конец 40-х – начало 50-х… Страна на распутье

В 1946 или 1947 году Эйнштейн в одном из американских журналов опубликовал статью с характерным для тех лет названием «Почему нужен социализм?». Подчеркну – не «Нужен ли социализм?», а «Почему нужен социализм?».

Дипломатический деятель времен Хрущева – Брежнева – Горбачева Георгий Корниенко вспомнил о ней в своей книге «Холодная война. Свидетельство ее участника». Путь автора, закончившего вскоре после войны Высшую школу НКГБ, а к эпохе «катастройки» добравшегося до высших постов в МИДе, вполне характерен для представителя предавшей Державу элиты. Конкретно Корниенко на словах «остался верен социализму», однако что нам сейчас до его слов!

В юности ему подобные не очень внимательно читали Ленина, а уж тем более – Сталина, но мнили себя публикой думающей. Потом они быстро поднимались вверх, думая, что их участие в большой политике объясняется их талантами, в то время как оно обеспечивалось успехами России времен Сталина и Берии.

Они занимали все более высокие посты во все более могучем государстве и были уверены, что мощь государства растет благодаря им, в то время как эта мощь росла на той базе, которая была заложена трудами эпохи Сталина и Берии.

Пришло время, и эта элита – уверовавшая в свою избранность (а на самом деле всего лишь закаменевшая, как некая специфическая субстанция) – бестрепетно и без какой-либо внутренней борьбы, на которую, впрочем, не была способна и в младые лета, сдала Державу бездарному и недалекому проходимцу с Каиновой печатью на лбу. А его постепенно поднимали на вершину власти самые темные и зловещие силы.

Почему же произошло так?

Почему?

Ответ есть, и я постараюсь его дать.

В свое время…

Корниенко признается, что суждения Эйнштейна повлияли на его-де мировоззрение (оказывается, оно у него, подсюсюкивавшего Горбачеву (!), было!) больше, чем штудировавшиеся им в то же самое время сталинские «Вопросы ленинизма». И это тоже показательно.

Вернемся, впрочем, к Эйнштейну. В упомянутой выше статье он приходил к выводу о предпочтительности и большей справедливости социализма – не советской именно его модели, а социализма как общественного строя. Наиболее знаменитый физик XX века писал:

«Экономическая анархия капиталистического строя, по моему мнению, есть подлинный корень зла… Производство ведется не для блага людей, а для прибыли… Капитал концентрируется в немногих руках, и результатом являются капиталистические олигархии, чью гигантскую силу не в состоянии контролировать даже демократически-организованное государство… Я убежден, что есть только один путь борьбы с этим тяжким злом – введение социалистической экономики вместе с системой просвещения (выделение мое. – С.К.), направленной на благо общества…»

Для мира частной собственности это был своего рода идейный нокаут. Однако в огромной (со страничным портретом-вклейкой) статье об Эйнштейне в 48-м томе второго издания БСЭ об этой – казалось бы – такой важной и выигрышной для СССР работе Эйнштейна даже не упоминалось, хотя о философских взглядах его было сказано. Думаю, это был не просмотр редакции, а точный расчет – уже прошел XX съезд, и кое-кто уже начинал работу по будущему демонтажу социализма, так что брать в его защитники знаменитого физика этим силам было ни к чему.

Так или иначе, но за десять лет до выхода в свет 48-го тома БСЭ Эйнштейн сравнил два строя, их преимущества и недостатки и вынес исторический приговор капитализму как ученый, в результате научного анализа.

Он, между прочим, говорил и об истощении природных ресурсов, провоцируемом капитализмом, отмечал, что США при населении в 5 % от мирового потребляют 30 % мировых энергетических ресурсов, зачастую просто выбрасывая их на ветер. А СССР потреблял еще немного, но имел огромный потенциал развития и огромные запасы природных ресурсов.

США все более обкрадывали внешний мир, а СССР в перспективе мог на взаимовыгодной основе поделиться с ним своим богатством. Но после войны возникли новые проблемы, и от того, будут ли они решены, зависело будущее реального социализма, а значит – в соответствии с выводами Эйнштейна – и будущее планеты.

ЧТОБЫ БЫТЬ более убедительным, я сошлюсь еще на одно свидетельство из Нового Света. Самобытный американский художник Рокуэлл Кент был также интересным литератором, и наиболее известна его автобиографическая книга «Это я, Господи!». И вот что мы находим в ней:

«Прибыв в Париж (в 1950 году, на одно из международных мероприятий западных сторонников мира. – С.К.), я едва успел умыться в гостинице: надо было ехать в палату депутатов…Вслед за этим выступлением меня пригласили поехать в Москву в составе делегации. Москва! Эта сказочная столица запретной страны!.. И если мы хотим мира, то где нам еще его отстаивать, как не в главной цитадели его врагов, каковым будто бы является этот город? Итак, мы летим в Москву…

Москва предстала предо мной великим городом, полным людей, людей хорошо одетых и активно участвующих в общенародной борьбе за мир. Я увидел самый чистый город в мире, даже более чистый, чем Стокгольм и Копенгаген….

Каждый вечер нас водили в оперу, балет, в театр или кино. В залах было многолюдно. Никто из публики не выделялся настолько, чтобы его можно было назвать богатым или бедным…»

«Сталинско-бериевская «потемкинская деревня», – ухмыльнется по поводу этих строк «демократ». И ошибется настолько, насколько могут ошибаться только «демократы». Ибо далее следует вот что:

«…Однажды ночью, возвращаясь домой, я заблудился. В поисках милиционера, который указал бы мне дорогу, я прошел бесчисленное множество московских кварталов. Так и не встретив ни одного милиционера, я вынужден был обратиться к прохожему, оказавшемуся весьма дружелюбным…»

Вот как это было в якобы «тоталитарной» Москве образца 1950 года. Как обстоят дела сейчас в «демократической» Москве, вряд ли стоит говорить…

Да, к началу 50-х годов уже всем честным людям в мире стало ясно, что Россия превращается в могучую, но при этом – миролюбивую державу. В сороковые годы полстраны лежало в развалинах. Многие жили тяжело, но перспективы давали надежду – вполне обоснованную. Тем не менее были основания и для тревог.

То, что происходило в СССР, прецедента в мировой истории не имело. Впервые такая экономическая и государственная махина была так централизована, а ее жизнь так всесторонне планировалась. И она успешно функционировала и развивалась.

Но благодаря чему?

В такой огромной стране с такой историей у такого успеха могло быть только два слагаемых: 1) усилия народа и 2) адекватное им, компетентное управление.

Управление Советским Союзом имело двоякий характер: партийный и государственный. Партия и ее высший орган, то есть Политбюро ЦК, в принципе должны были обеспечивать моральное, духовное руководство обществом.

Государство и его высший исполнительный орган, Совет Министров СССР, должны были обеспечить хозяйственное, экономическое руководство.

При этом партия обязана была понимать экономические проблемы социализма, а правительство должно было решать их. Но кто должен был быть ведущим? Этот вопрос возникал объективно. И даже если бы от него отмахивались, он не исчезал бы, а лишь обострялся.

Сталин понимал, что теперь, когда социализм выстоял в войне, партийные органы должны не убеждать людей в преимуществах Советской власти – они были очевидны, а практически развивать и укреплять эти преимущества. Но если, скажем, на каком-то заводе конкретный член партии лучше других способен руководить работой завода и его развитием, то кем его надо ставить – парторгом завода или директором?

А если в каком-то городе конкретный член партии лучше других способен решать вопросы развития города, чем он должен руководить – горкомом партии или исполкомом горсовета? Ответ и в первом, и во втором случае, казалось бы, был ясен.

Но если самых компетентных в сфере управления людей надо было направлять в органы советского и экономического управления городом, то и право решающего голоса в городе должны были иметь они. Не так ли?

Вроде – так.

А в области?

А в республике?

А в Советском Союзе?

То-то и оно…

Был во всем этом и еще один острый момент.

Чтобы указывать директору металлургического завода, как ему лучше варить сталь, член партии, входящий в руководство Министерства черной металлургии, должен был пройти много ступеней профессионального роста. Но член партии, вчерашний директор школы, если его избрали секретарем горкома в городе, где работал металлургический завод, обретал право давать указания и директору этого завода, и директору молочного комбината, и ректору университета.

Социализм – строй директивный, и в принципе в том ничего порочного нет. Плоха не директива сама по себе, а некомпетентная директива. Но кто и как должен был разрабатывать и давать компетентные директивы?

По мере развития социализма над тем, как и кому организовывать его развитие, задумывались все. Даже такой мало думающий человек, как Хрущев… Уже после того, как он разделался и с Берией, и с «антипартийной группой Маленкова – Кагановича-Молотова», выступая 1 ноября 1957 года на собрании актива Московской областной организации, Хрущев выболтал (он там вообще разболтался) интересные вещи! Я приведу его слова по неправленой стенограмме, опубликованной в сборнике Фонда «Демократия» «Георгий Жуков. Документы»:

«…возьмите Берия. Берия после смерти Сталина в каком направлении стал действовать? Он стал усиливать МВД и ослаблять партию (Хрущев передергивал, потому что Берия стал усиливать прежде всего Совет Министров, но партболтунов действительно начинал игнорировать. – С.К.)… Это значит подрезать партию… Это, товарищи, шел поход на партию, на разгром партии и на усиление личной роли, это привело бы к реставрации капитализма. Это враги только могут.

Теперь смотрите, если взять Маленкова, Молотова, Кагановича, Шепилова, то какой спор был опять с Молотовым. Ну, Берия и Молотов – это, верно, разные люди, совершенно разные. Но у нас с Молотовым был большой спор, как только умер Сталин. Он говорил, что нужно усилить роль советских органов. Мы (кто «мы»? – С.К.) сказали: нет, надо усилить роль партийных органов…

Кто способен сокрушить противника в партии? Партия. Поэтому вопрос о роли партии – это главное. Если бы партия не смогла бы справиться с Берия, куда бы тогда пошли мы?»

А действительно – куда?

Куда мы пошли с Хрущевым, мы знаем.

А куда мы пошли бы с Берией?

И куда мы шли после войны со Сталиным?

В 1945 ГОДУ будущему Главному конструктору ядерного оружейного центра на Урале, а позднее – заместителю начальника оружейного главка Минсредмаша генерал-майору Леониду Федоровичу Клопову исполнилось двадцать семь лет, и он только что был зачислен слушателем Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е. Жуковского. 24 июня в составе Сводного полка академии он стоял на Красной площади – почти прямо перед Мавзолеем, ожидая начала Парада Победы. И хорошо видел, как поднимались на трибуну Мавзолея члены Политбюро во главе со Сталиным.

«Близко я увидел Сталина, – писал в книге воспоминаний Л.Ф. Клопов, – во время похорон М.И. Калинина на Красной площади в 1946 году. Я находился тогда в расчете оцепления места движения катафалка с гробом М.И. Калинина. И.В. Сталин шел непосредственно за катафалком один, а члены Политбюро шли на три-четыре шага сзади. Землистый цвет лица, негустые седые волосы, не совсем уверенный шаг показывали его усталость и старость. Даже после его смерти в 1953 году в Мавзолее Сталин казался мне более молодым, чем семь лет назад на похоронах».

Не знаю, как читатель, но я ценю такие вот мелкие детали не меньше, чем документы. То, что Сталин уже к концу сороковых годов старел и устал, можно прочесть на сотнях страниц у десятков маститых мемуаристов. Но впечатления молодого офицера, безусловно навсегда врезавшиеся ему в память, ценны как старая фотопленка, где в один миг документально запечатляются приметы эпохи.

Да, Сталин старел, хотя в 1946 году ему всего-то было шестьдесят семь лет. Но каких лет! К тому же 1946 год – это год, когда США становились все агрессивнее, а остальной мир колебался. Сталин, Молотов и Берия знали настроения западного руководства не из газет – сведенные в единый Комитет информации (КИ) при Совете Министров СССР советские разведывательные службы укладывали на их столы настолько первоклассные и точные данные о планах Запада, что Сталин, в отличие от западных лидеров, видел подлинную картину мировой политики.

И она тревожила…

Вот фрагмент типичного сообщения резидентуры КИ в апреле 1948 года:

«В течение последних двух недель в Вашингтоне происходили секретные англо-американские переговоры. Первая стадия переговоров закончилась 1 апреля с.г.

(Далее подробно излагалась суть переговоров, где обсуждались планы создания НАТО. – С.К.)

В течение ближайших нескольких недель будут проведены англо-американско-канадские штабные переговоры, которые могут представлять еще больший интерес, чем только что закончившиеся переговоры в Вашингтоне.

Военно-штабные переговоры будут иметь своей целью выработать объединенные планы:

A) На неизвестный неопределенный случай, а именно на случай войны в течение ближайших нескольких недель или месяцев;

B) На случай войны в 1955–1956 годах.

Англо-американцы считают, что к этой дате Советский Союз будет иметь атомные бомбы в достаточном количестве и сознательно может пойти на риск войной…»

Причем как в 1940 году, так и в 1948 году первоочередным объектом атомной атаки предполагалась даже не Москва, а Баку и окружающие его нефтяные районы. Нефть все более становилась нервом политики Запада. А ведь в апреле 1948 года мы еще не имели ни одной атомной бомбы, в то время как США быстро наращивали свой ядерный арсенал, переходя от двузначных цифр уже к трехзначным.

Было отчего иметь «не совсем уверенный шаг» Сталину в 1946 году. Но после успешного испытания РДС-1 напряжение несколько спало. 29 октября 1949 года Сталин подписал Постановление СМ СССР № 5060–1943 «О развитии атомной промышленности в 1950–1954 гг.». Первым пунктом утверждался план «изготовления готовых изделий из плутония» в количестве 153 изделий, в том числе: в 1949 году – 2 единицы; в 1950 году – 7 ед.; в 1951 году – 18 ед.; в 1952 году – 30 ед, в 1953 году – 42 ед.; в 1954 году – 54 единицы.

Итак, все налаживалось?

Все, да не все…

3 января 1947 года Абакумов направил Сталину следующее донесение:

«Представляю при этом справку о зафиксированном оперативной техникой 31 декабря 1946 года разговоре Бордова со своей женой (Татьяной Владимировной. – С.К.) и справку о состоявшемся 28 декабря разговоре Бордова с Рыбальченко.

Из этих материалов видно, что Бордов и Рыбальченко являются явными врагами Советской власти. Счел необходимым еще раз просить Вашего разрешения арестовать Бордова и Рыбальченко».

Бенерал-полковник Василий Бордов, 1896 года рождения, уроженец села Матвеевка Мензелинского района Татарской АССР, был тогда типичным – по биографии – генералом Советской Армии. Призван в 1915 году, воевал, старший унтер-офицер старой русской армии, в Бражданскую – командир взвода, роты, батальона, полка… Потом – курсы «Выстрел», академия имени Фрунзе, в 1940 году – начальник штаба Приволжского военного округа…

В войну Бордов поднялся вначале до должности командующего Сталинградским фронтом и вот тут летом 1942 года бездарно провалился, а в результате немцы прорвали внешний оборонительный обвод Сталинграда. Его провалы исправлял вернувшийся из Китая Василий Чуйков, позднее отмечавший апломб и заносчивость Гордова.

Пониженный до должности командарма, Гордов воевал лучше, в 1945 году стал Героем Советского Союза. После войны он назначается командующим Приволжским военным округом, а генерал Рыбальченко становится у него начальником штаба (они служили в такой «связке» еще во время войны).

Итак, реальным уровнем некомпетентности Гордова была должность командующего армией. Однако этот бывший крестьянский сын, поднятый Советской властью на «золотые» звездные высоты, был «обижен», что и зафиксировала техника Абакумова.

Разговор Гордова с женой я привожу частично, но – для удобства читателя – без обозначения многоточиями выпущенного текста.

«ГОРДОВ. – Ты все время говоришь – иди к Сталину. Значит, пойти к нему и сказать: «Виноват, ошибся, я буду честно вам служить, преданно». Кому? Подлости буду служить, дикости? Инквизиция сплошная, люди же просто гибнут! (Как раз в эти дни исполнялась годовщина с того дня, когда генералы Музыченко, Потапов, Лукин выходили после спецпроверки с Лубянки. – С. К.)

Т.В. – Вот сломили такой дух, как Жуков…

ГОРДОВ. – Его все равно не уволят. Сейчас только расчищают тех, кто у Жукова был мало-мальски в доверии… А Жукова год-два подержат, а потом тоже – в кружку и все! Я очень многого недоучел. На чем я сломил голову свою? На том, на чем сломили такие люди – Уборевич, Тухачевский… (с учетом того, что в 1933 году Гордов был начальником штаба Московской военной пехотной школы, эти слова очень интересны. – С.К.).

Т.В. – Когда Жукова сняли, ты мне сразу сказал: все погибло.

ГОРДОВ. – Значит, я должен был дрожать, рабски дрожать… Не могу я! Что меня погубило – то, что меня избрали депутатом. Вот в чем моя погибель. Я поехал по районам, и, когда я все увидел, все это страшное, – тут я совершенно переродился…. И это пошло как платформа. Я сейчас говорю, у меня такие убеждения, что если сегодня снимут колхозы, то завтра будет порядок, будет рынок, будет все… Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали ее!

Т.В. – Сейчас никто не стремится к тому, чтобы жить для общества.

ГОРДОВ. – Общества-то нет.

Т.В. – Если даже есть – кучка, но для нее не интересно жить.

ГОРДОВ. – А умереть тоже жалко.

Т.В. – Хочется увидеть жизнь. До чего все-таки дойдут.

ГОРДОВ. – Эту мразь?»

Мадам Гордова своей разочарованностью в жизни в обстановке московской (кроме куйбышевской) генеральской квартиры очень напомнила мне классическую провинциальную дуру с претензиями на высокие запросы, которые «не хочут» понять всякие Сталины и Берии…

Генерал Гордов, взявшийся судить о проблемах выше генеральского сапога, симпатичен мне не более. За всеми этими разговорами «дайте жить» стояло просто неудовлетворенное в своем самомнении мурло мещанина… Но у этого мещанина были генеральские погоны, как и у еще одного «радетеля за народ», генерала Рыбальченко, беседовавшего с Гордовым у того на квартире проездом из Сочи в Куйбышев.

И вот о чем был разговор:

«РЫБАЛЬЧЕНКО. – Нет самого необходимого. Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?

ГОРДОВ. – Он все видит, все знает.

РЫБАЛЬЧЕНКО. – Или он так запутался, что не знает, как выпутаться? Выполнен 1-й год пятилетки – ну что пыль в глаза пускать?..

ГОРДОВ. – Едят кошек, собак, крыс.

РЫБАЛЬЧЕНКО. – Раньше нам все-таки помогали из-за границы.

ГОРДОВ. – Дожили, теперь ничего не дают. И ничего у нас нет.

РЫБАЛЬЧЕНКО. – И никаких перспектив, полная изоляция».

Эти разговоры были зафиксированы. Вначале арестовали Рыбальченко, потом – и Гордова (в 1950 году их расстреляли, но в 1956 году – что показательно – реабилитировали). Однако фиксировалось-то далеко не все! И кукиши в кармане той власти, которая ее и породила, часть советской элиты показывала все чаще – даже после того, как страна двинулась к достатку. А причиной были не некие «платформы», которыми пытался прикрыть свое брюзжание Гордов. Какие там «платформы»! Все сводилось к тому, что они хотели жить и жрать сейчас, а страна дать им возможность этого немедленно не могла.

Бывший крестьянский парнишка барски отказывал нам в праве на общество, а его «мадам», оправдывая собственную никчемность, заявляла, что никто-де и не стремится жить для него. Собственно, повторялась – с поправкой на эпоху – ситуация, возникшая после революции и Гражданской войны, когда кто-то из бойцов засучивал рукава для мирной работы, а кто-то… «За все бои, за все невзгоды…»

Ну, далее читателю, надеюсь, понятно… Тем более что раньше я на эту тему в книге уже высказывался.

А ЗА ПРЕДЕЛАМИ формирующегося круга новой советской элиты, вознесенной войной на житейские (жизненные написать не могу) высоты, жила огромная страна. Жила непросто, но – с надеждой и в трудах. Восстанавливались заводы, отстраивались города, делались новые открытия, выводились новые сорта озимых и яровых, разрабатывались отечественные электронные микроскопы и шагающие экскаваторы, стартовали к целям ракеты ПВО…

Сержант Лаврентьев обдумывал на Сахалине (на Сахалине!) пионерские физические идеи, на сержантские рубли выписывал научные журналы… А впереди у него была встреча с маршалом Берией.

И я думаю – а что, если бы со своими идеями сержант обратился не к маршалу Берии, а к генералу Гордову? Да бравый этот «сторонник рынка» его в пыль бы стер! Не в лагере, а на плацу… Одним бы матом вбил сержанта в землю.

Маршало-генералитет, уверенный, что превзошел все, – это была одна угроза развивающемуся социализму. Второй, так и не изжитой, угрозой была партократия. Если генералы были уверены в том, что генерал дураком быть не может, то партбюрократы были уверены, что дураком не может быть секретарь ЦК. Третьей же угрозой была «элитная» интеллигенция. Прежде всего – служилая и «творческая», но в какой-то мере – и научная, особенно на профессорско-академическом уровне.

Василий Осипович Ключевский классифицировал интеллигенцию так:

«1) Люди с лоскутным миросозерцанием, сшитым из обрезков газетных и журнальных. 2) Сектанты с затверженными заповедями, но без образа мыслей и даже без способности к мышлению. 3) Щепки, плывущие по течению, с одними словами и аппетитами».

Ключевский прослеживал проблему со времен еще допетровских и заключал удивительно злободневными поныне словами:

«…гордый русский интеллигент очутился в неловком положении: то, что знал он, оказалось ненужным, а то, что было нужно, того он не знал. Он знал возвышенную легенду о нравственном падении мира и о преображении Москвы в Третий Рим, а нужны были знания артиллерийские, фортификационные, горнозаводские, медицинские, чтобы спасти Третий Рим от павшего мира…. Образованный русский человек знал русскую действительность как она есть, но не догадывался, что ей нужно и что ему делать…»

С тех пор, как были написаны эти горькие слова, прошло немало лет, и в России появился целый общественный слой образованных русских людей, прекрасно знавших и русскую действительность – как она есть, и знавших, что ей нужно, и что им делать…

Делать!

Они были уверены в Державе и в себе, потому что имели знания и артиллерийские, и фортификационные, и горнозаводские, и медицинские, и умели ими пользоваться, делая дело! Они были людьми дела, они хотели и любили его делать! А уж эпоха Сталина и Берии предоставляла им для этого все возможности… Однако на кой черт нужны были эти возможности партократии? Или – нарождающимся завсегдатаям «кухонных» дискуссий об «отсутствии свободы творчества»?

Партократию и «творческую» интеллигенцию роднило неумение делать дело и склонность к пустопорожней болтовне. Партократию и генералитет роднила гипертрофированная самоуверенность в том, что они-то уж знают, как управлять страной.

И это было смертельно опасно.

Безусловно, в стране Сталина и Берии было тогда много прекрасных партийных и советских работников – одни дважды Герои Советского Союза Алексей Федорович Федоров-Черниговский и Сидор Артемович Ковпак чего стоили! Я уж не говорю о сформированной войной когорте блестящих хозяйственных руководителей, естественным лидером которых был как раз Берия. И были прекрасные, честные, занятые строительством новой армии генералы и даже маршалы – один Константин Константинович Рокоссовский как хорош был! И были преданные Истине ученые… И преданные Искусству творцы художественных ценностей…

Это благодаря им дела шли неплохо, а год от года – все лучше. Перспективы обрисовывались блестящие, и сделано было к 1952 году очень много.

Генералы Гордов и Рыбальченко сами выбрали свою судьбу и не смогли увидеть страну 1952 года. А она к 1952 году имела качественно иной облик. В этом году мы произвели стали 34,4 миллиона тонн против 12,3 миллиона тонн в 1945 году; угля – 300 миллионов тонн против 149 миллионов тонн; электроэнергии – 119 миллиардов киловатт-часов против 43,3 миллиарда.

Детская смертность уже к 1950 году сократилась по сравнению с 1940 годом вдвое, число врачей выросло с 155 тысяч в 1940-м до 265 тысяч в 1950-м.

В 1945 году страна произвела 292 тысячи тонн растительного масла и 117 тысяч тонн животного. А в 1950 году (когда расстреляли Гордова и Рыбальченко) – 819 тысяч и 336 тысяч. Сахара – 2 миллиона 523 тысячи тонн против 465 тысяч тонн.

Это ведь, уважаемый читатель, был подвиг!

Но делалось-то не для дяди Сэма, не для олигархов, а для себя! Потому так мощно и делалось!

Но все это надо было организовать.

Партия Сталина и организовывала.

Партия партократов – пользовалась.

А страна?

Страна пока что была на подъеме…

ОДИН из антисталинских (значит, и антибериевских) мифов таков: мы отстали в области электронных вычислительных машин, потому что кибернетика была объявлена лженаукой. Но такой исследователь истории советской науки, как Лорен Грэхэм, признавал, что «советская враждебность к кибернетике была преувеличена за пределами СССР».

Еще бы! Читатель уже знаком с запиской министра Паршина Берии о работах по ЭВМ. А вот иллюстрация к ней с «той» стороны… В своей книге «Я – математик» Норберт Винер, «отец кибернетики», писал:

«Мои исследования… тесно соприкасались с работами нескольких русских математиков… Хинчин и Колмогоров, два наиболее видных русских специалиста… работали в той же области, что и я. Больше двадцати лет мы наступали друг другу на пятки…

И у меня нет никакой уверенности в том, что Колмогоров самостоятельно не нашел… известных мне возможностей применения этих методов… ему, наверное, просто не удалось опубликовать свои работы в открытой печати…

Когда я начинал работать для Военного министерства США… возник вопрос, не интересуется ли кто-нибудь за границей теми же проблемами, что и я. Я говорил тогда, что… если кто-нибудь в мире занимается сейчас тем же, что и я, то, вероятнее всего, это Колмогоров в России…»

Ученик Лузина, Андрей Колмогоров в 36 лет, в 1939 году, стал академиком, в 1941 году – лауреатом Сталинской премии, еще при жизни Сталина получил два ордена Ленина и орден Трудового Красного Знамени. Александр Хинчин стал членом-корреспондентом АН СССР в том же году, что и Колмогоров, но – в 45 лет. В 1941 году Хинчин стал лауреатом Сталинской премии, а к 1953 году – еще и кавалером ордена Ленина.

Сергей Александрович Лебедев, создатель нашей первой быстродействующей счетной электронной машины БЭСМ и ее модификаций, в 1934 году, тридцати двух лет от роду, выпустил в свет уже 2-е (!) издание своей книги «Устойчивость параллельной работы электрических систем», в 1946–1951 годах возглавлял Институт электротехники АН Украинской ССР, ас 1953 года стал Директором института точной механики и вычислительной техники, где разрабатывались БЭСМ-1, БЭСМ-4, БЭСМ-6 и другие пионерские ЭВМ.

В 4-м томе 3-го издания Большой Советской Энциклопедии о машинах семейства БЭСМ есть статья, написанная самим Лебедевым. Это – 1971 год. А вот в 4-м томе Большой Российской Энциклопедии, изданном в 2006 году, о БЭСМ нет ни слова. Еще бы – а вдруг кто-то обратит внимание на то, что первая БЭСМ работала уже в 1953 году, и усомнится в том, что «тиран» Сталин был гонителем современных направлений научно-технического прогресса.

Однако у нашей вычислительной техники уже в 40-е годы были собственные идеологи и собственные творцы. Об этом хорошо написал Серго Берия:

«Я как-то рассказывал своим нынешним коллегам, что у меня в институте тогда было вычислительных машин больше, чем сегодня! Одиннадцать! Да, большие по объему, еще первого поколения, но – были! Отечественная, кстати, техника… Странно, что все это забыто. А ведь основные разработчики находились в Киеве и Харькове… Профессор Лебедев, целый ряд других ученых создали эти машины…

Хотя именно тогда партия давила лженауку кибернетику… Ее ЦК, аппарат, как всегда, были далеки от реальных вещей…

Их болтовня нам не мешала, потому что к таким серьезным вещам, как ядерный, ракетный проекты, партийных работников и близко не подпускали. В других отраслях, где они имели возможность вмешиваться, они, конечно, мешали здорово… А Сталина интересовало дело. Цену аппарату ЦК он знал, поверьте… Он ему нужен был для контроля…»

Эту оценку я сразу же предложу читателю сопоставить с другой, данной только что назначенным министром среднего машиностроения Вячеславом Мылышевым на антибериевском пленуме ЦК:

«Стиль руководства Берия – диктаторский, грубый, непартийный.

Кстати о партийности. Я работал во время войны, руководил танковыми делами… не было у него партийности никогда. Он как-то настраивал или толкал не прямо, а косвенно, что партийная организация должна услуги оказывать (кому – Берии, или стране? – С.К.)… ты то-то сделай, другое сделай.

Не было положения, чтобы он нас учил, у партийной организации попросил помощи организовать партийную работу и так далее. Он считал секретарей областных комитетов партии диспетчерами…»

А кем же еще могли быть во время войны секретари обкомов в областях, производящих вооружения, как не диспетчерами Государственного Комитета Обороны? Токарь Аня Лопатинская с Уралмаша дала 300 (триста!) процентов нормы… Когда ее спросили, как это ей удалось, она ответила: «Стою на цыпочках». Чтобы достать рычаги управления большим станком, Аня, которой не хватало роста, «стояла на цыпочках» одиннадцатичасовую смену!

Так что – перед такими людьми секретари обкомов должны были «партийных вожаков» из себя изображать, «агитировать» их, а не деловым образом координировать их производственную деятельность – как диспетчеры?

Да перед этой пятнадцатилетней девочкой, «стоявшей на цыпочках» во имя Победы, им не грех было и на колени встать!

Малышев был инженером. И в том же 1941 году на Уралмаше он очень жестко потребовал от руководства завода снизить, например, время монтажа подмоторной рамы танка с сорока восьми часов до трех-пяти… То есть в десять раз! Начальственное самодурство? Безграмотный произвол? Нет! Жесткость Малышева не запугала уралмашевцев, но показала во всей наготе: КАК нужны фронту танки. И через какое-то время танки пошли на потоке.

Вот так же жестко вел себя – когда этого требовала ситуация – и Берия. В итоге фронт получал от тыла то, что обеспечивало Победу. В этом и была партийность Лаврентия Берии и Ани Лопатинской, потому что они состояли в партии Сталина.

А генералы Бордов и Рыбальченко, несмотря на их стенания по поводу голодающего народа, состояли в партии партократов, и в эту партию – партию Хрущева – переходили теперь и люди вроде Вячеслава Малышева.

Увы…

Вот еще одно обвинение в якобы «непартийности», письменно высказанное в адрес Лаврентия Павловича управляющим делами Совмина СССР М.Т. Помазневым уже после ареста Берии. Помазнев объяснял Маленкову и Хрущеву, что, поскольку ему «не удалось получить слово на Пленуме ЦК», он хотел бы дополнить характеристику «матерого интригана, веролома и провокатора» Берии рядом фактов и писал:

«…7. Берия нетерпимо относился к партийным и общественным органам, работникам и мероприятиям. Он культивировал неуважение к аппарату ЦК. Участие в общественных мероприятиях считал бездельем. Когда приходилось присутствовать на парткоме, на собрании или заседании и в это время был звонок от Берия, всегда был скандал. Он много раз говорил, что это могут допускать лишь бездельники».

Что ж, таким поведением Берии и такими его оценками можно лишь восхищаться. Во время войны за социализм надо было не агитировать, его надо было защищать. После войны в пустопорожней «агитации» тем более уже не было нужды. За социализм не надо было агитировать, его надо было строить и укреплять! И страна к 1952 году умела и могла многое…

Ах, как много мы уже тогда могли! И как многим из того, что мы могли, мы обязаны организаторскому и управленческому таланту Берии, умевшего талантливо использовать «человеческий фактор» в самых лучших его проявлениях. Сейчас иногда пишут о тандеме-де «технократов» Маленкове и Берии. Но никакого настоящего «тандема» не было, и если склонный к партократаческим методам Маленков и умница Берия нередко сидели на одном «велосипеде», то «педали» вовсю крутил Берия, а Маленков в лучшем случае не тормозил движение.

И ВОТ ТУТ я скажу еще раз о несостоятельном утверждении различных политологов, о повсеместно пропагандируемом тезисе относительно якобы постоянных интриг в высшем руководстве сталинского СССР.

Я не хочу сказать, что интриг вовсе не было. Но я хочу сказать, во-первых, что они были не такими, как их описывают, во-вторых, – не так персонифицированны и, в-третьих, что Лаврентий Павлович Берия ими не занимался. Не раз упоминавшийся мной Алексей Топтыгин, написавший о Берии зачастую умно и точно, в нем, к сожалению, многого не понял. Тем не менее и Топтыгин написал, например, так:

«Берия, который и до этого занимался народнохозяйственными вопросами достаточно плотно, становится чистым хозяйственником, но не только… Он выдвигается в первые ряды руководителей военно-промышленного комплекса. Сталин до конца жизни не выпускал из рук бразды правления ВПК. Берия в этой системе – вторая по значимости фигура…

…Но вместе с тем он не играет активной роли в тех политических баталиях, которые разыгрываются вокруг фигур Вознесенского, Кузнецова – всего того, что получило название «Ленинградского дела»… Зато Лаврентия Павловича более чем энергично пытаются поймать на т. н. «Мингрельском деле» – по существу, оно против него и направлено…»

Замечу, что помянутое Топтыгиным «мингрельское дело» – несмотря на то что Берия был мингрелом, несмотря на то что после смерти Сталина Берия участвовал в закрытии этого дела, – факт в истории позднего сталинского СССР неоднозначный. Достаточно сказать, что об этом якобы исключительно антибериевском «деле» говорилось как о фальсификате на антибериевском Пленуме ЦК в июле 1953 года после ареста Берии. Хотя, казалось бы, имело смысл этим «делом» обвинения против Берии усилить. Поэтому я заранее предупреждаю читателя, что не намерен анализировать это «дело» тогда, когда мой рассказ дойдет до 1953 года. Оно слишком важно, чтобы можно было ограничиться лишь кратким его рассмотрением.

Вернемся, впрочем, к теме «интриг…» В 1996 году в издательстве «Гея» впервые вышли воспоминания Павла Судоплатова (показательно, что «Гея» печатным образом сняла с себя ответственность за достоверность излагаемых в них фактов). И там Судоплатов сообщал, что в конце 40-х годов познакомился с Анной Цукановой, заместителем заведующего Отделом руководящих партийных органов ЦК, фактически – заместителем Маленкова. И Цуканова якобы открыла глаза Судоплатову на то, что политика Сталина – это цепь интриг… Мол, в небольшой группе ближайшего своего окружения (Маленков, Булганин, Хрущев, Берия) Сталин всячески «способствует разжиганию соперничества»… Он постоянно-де перемещает партийных руководителей высокого ранга и чиновников госбезопасности, не позволяя им оставаться на одном и том же месте более трех лет подряд, и т. д. и т. п.

Что тут можно сказать?

Само признание одного из руководителей спецслужб в том, что глаза на ситуацию ему якобы открыли в конце 40-х годов, порождает сомнение в том, что интриги имели место быть. Вот системно схожий случай… В сборнике фонда «Демократия» «Георгий Жуков. Документы» приведена запись якобы воспоминаний маршала, сделанная якобы в 1963–1964 годах и переданная в Российский Государственный военный архив в 1995 (!) году. Подлинность этих «воспоминаний», где говорится и об аресте Берии, для меня более чем сомнительна. Но там есть фраза, в любом случае любопытная: «Тогда еще не знали о размерах того зла, которое причинил Сталин в 1937—38 годах советскому народу…»

Это как же понимать? Если кто-то нанесет мне, скажем, рану, то я буду знать об этом сразу. А что же это за страшное зло, причиненное в 1937 году советскому народу Сталиным, если о нем народ узнал лишь в 1956 году из сообщений Хрущева и писаний хрущевских писак? Так, может быть, в 1937 году Сталин причинил зло не народу, а врагам народа – как оно сразу и было объявлено? Народ этого зла не заметил, а вот враги народа его запомнили и забыть не могли, как не могли Сталину и простить его…

Вот так же странно выглядит заявление Судоплатова о том, что ему, уже опытному в московской жизни человеку, лишь в конце 40-х годов открылось, что жизнь Кремля полна интриг. Так, может, они не были настолько уж обширными и повсеместными, как повествовала Судоплатову Цуканова? Тем более что она, возможно, Судоплатову ничего такого и не повествовала…

Посмотрим, однако, на утверждение о постоянной-де тасовке Сталиным руководства спецслужб СССР. Имела ли она место на самом деле? Тот же Виктор Абакумов был на одном, фактически, месте с 1943 по 1951 год. Сергей Круглов был на одном, фактически, месте с 1943 по 1953 год. Иван Масленников был заместителем министра внутренних дел СССР с 1948 года по 1954 год. Василий Рясной был замнаркома и замминистра внутренних дел с 1946 по 1953 год. Иван Серов был первым заместителем министра внутренних дел СССР с 1947 по 1954 год. Николай Стаханов был начальником Главного управления погранвойск с 1942 по 1952 год. Лаврентий Цанава был наркомом-министром ГБ Белорусской ССР с 1943 по 1951 год. Василий Чернышов был замнаркома-министра внутренних дел СССР с 1937 по 1952 год (в 1952 году скончавшись).

Как видим, по крайней мере в отношении них информация то ли Цукановой, то ли Судоплатова, то ли политкорректировщиков его мемуаров была не совсем точна. А точнее – совсем не точна.

Но означает ли это, что в советском послевоенном руководстве вообще не было интриг? Для верного ответа на этот вопрос надо иметь верное представление о коллективном облике этого руководства, а для начала посмотреть, кто в него с 1945 года входил.

7 июля 1945 года Председатель Совета Народных Комиссаров СССР И.В. Сталин дает в Кремле обед «в честь премьер-министра Монгольской Народной Республики маршала Чойбалсана». С советской стороны присутствовали: В.М. Молотов, Л.М. Каганович, Л.П. Берия, Г.М. Маленков, Н.А. Вознесенский, Н.А. Булганин, и далее: В.Н. Меркулов, А.Я. Вышинский, Лозовский и другие…

13 июля 1945 года Сталин дает обед «в честь Председателя Исполнительного Юаня и министра Иностранных Дел Китайской Республики г-на Сун Цзы-веня».

С советской стороны присутствовали: В.М. Молотов, Л.М. Каганович, А.И. Микоян, Л.П. Берия, Г.М. Маленков, Н.А. Вознесенский, Н.А. Булганин, А.Н. Косыгин и далее: В.Н. Меркулов, В.Г. Деканозов, Лозовский и другие…

13 августа 1945 года Сталин дает обед «в честь генерала армии Дуайт Д. Эйзенхауэра».

С советской стороны присутствовали: В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, А.И. Микоян, Л.П. Берия, Г.М. Маленков, Н.А. Вознесенский, маршал Г.К. Жуков, маршал С.М. Буденный, Н.А. Булганин и далее: А.Я. Вышинский, Б.Л. Ванников, А.И. Шахурин, Д.Ф. Устинов, другие маршалы и генералы…

Уже отсюда видно, что главная послевоенная «обойма» выглядела так: Молотов (1890 г.р., в партии с 1906 г.), Каганович (1893 г.р., в партии с 1906 г.), Микоян (1895 г.р., в партии с 1915 г.), Берия (1899 г.р., в партии с 1917 г.), Маленков (1901 г.р., в партии с 1920 г.), Вознесенский (1903 г.р., в партии с 1919 г.), Булганин (1895 г.р., в партии с 1917 г.)…

Хрущев (1894 г.р., в партии с 1918 г.), в «обеденной обойме» отсутствует, как и Жданов (1896 г.р., в партии с 1915 г.).

Но Хрущев – в Киеве, Жданов – в Ленинграде, хотя оба входят в Политбюро полноправными членами (Берию и Маленкова утвердят членами ПБ лишь 18 марта 1946 года).

Что же объединяло этих людей? И прежде всего – Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Жданова, да и Микояна? Последнюю группу объединял прежде всего дореволюционный партийный стаж. Их самые юные годы, когда личность формируется, прошли под знаком чистой идеи. Когда они пришли в партию, это означало не привилегии, а опасности, ссылки, тюрьмы, подполье… В таких условиях вырастают не интриганы, а профессиональные революционеры.

Берия, Маленков, Жданов, Булганин, Вознесенский пришли в партию тоже не в «сливочные» времена, благодатные для ведения интриг. Однако Вознесенский и Маленков (особенно – последний) сразу «шли» по аппаратной линии, с живым управлением особо дел не имея. И приобрести навыки неких «игр» в аппарате им было проще, чем в наркомате. Я уже говорил, что в СССР Сталина более высокий уровень власти означал прежде всего более высокую ответственность и большую загрузку. Но прежде всего это справедливо в отношении тех, кто занимался такой деятельностью, результат которой был материальным. А вот аппаратчики…

Читатель наверняка уже заметил, что я ничего не сказал о Хрущеве, но он в высшем руководстве сталинского СССР оказался фигурой уникальной, совершенно особой. Лишь он был прирожденным интриганом и лицедеем, и поэтому лишь он из всех остальных его тогдашних коллег может быть определен как системный гробовщик Советской власти.

Но в 40-е годы до этого было далеко. Страна развивалась, победила в войне и вышла в первый ряд мировых держав. И положение во всех сферах стало меняться. Власть все более становилась синонимом благ и удовольствий. Не в полной мере синонимом, но все же…

К тому же после войны и характер бытия ближайшего сталинского окружения изменился. Нет, напряжение и большая загрузка из этого бытия не исчезли, но приобрели более спокойный, плановый, так сказать, характер. К тому же Сталин начинал стареть.

Когда работы по уши – не до интриг. Чем меньше работы – тем выше вероятность их возникновения. И поэтому даже в ближайшем сталинском окружении с начала 50-х годов начали возникать зародыши интриг, которые развились уже после смерти Сталина.

Первый мощный прием для иностранцев был устроен Молотовым в Наркомате иностранных дел по случаю 27-й годовщины Красной Армии 23 февраля 1944 года. Берии, да и большинству остальных соратников Сталина, как и самому Сталину, было тогда не до приемов. Берия – в отличие от остальных членов «обеденной обоймы» – не был даже на обеде, данном Сталиным 28 марта 1945 года в честь президента Чехословакии Бенеша, впервые появившись на подобном мероприятии только 11 апреля 1945 года – на обеде в честь Броз Тито. Однако Берия до подобных акций охотником не был, он и в Ялте, и в Потсдаме держался на втором плане.

А как остальные его коллеги по управлению страной? Еще в 1944 году всем им, носившим тогда военную или полувоенную форму, вряд ли было возможным представить себе чуть ли не непрерывную череду парадных, официальных обедов, в которых они бы участвовали. Обедов, блистающих золотом, хрусталем, напитками, деликатесами, цветами, дорогими костюмами, погонами…

А теперь…

Теперь изменялось положение не только Державы, но и тех, кто ее возглавлял. А также – и положение тех, кто окружал руководство Державы! Это положение становилось все менее ответственным и все более комфортным – особенно для тех, кто обеспечивал передачу указаний, а не исполнение их.

Короля играет окружение… А кто «играл» теперь Великую Советскую Державу? Не та ли среда, которая в официальных сообщениях о визитах и приемах именовалась «…и сопровождающие их лица»; «… а также ученые, писатели, артисты, представители советской печати»; «…ответственные сотрудники Наркоминдела СССР и Наркомата Обороны»; «…и другие»? Не говоря уже об «и других ответственных сотрудниках» ЦК ВКП(б) – КПСС и Совнаркома-Совмина СССР…

А ведь были же еще и национальные ЦК и Совнаркомы, министерства и их аппараты, взаимно связанные с Центральными Аппаратами!

Эта среда даже в скромные довоенные времена, одетые в защитного цвета полувоенные кителя, имела в своих рядах тех, кто – пренебрегая опасностью любых репрессий – умудрялся интриговать и «вертеться» для того, чтобы «жить». Ведь психология растратчика живуча во все времена, и ее точно сформулировал один из самых высокопоставленных растратчиков всех времен и всех народов Людовик XV: «После нас – хоть потоп!»

Так не в этой ли среде, начиная особенно со второй половины 40-х годов, интриги действительно начали становиться чертой ее существования и залогом ее выживания?

И эта среда начинала оказывать дополнительное развращающее, деморализующее влияние на своих высших «шефов». И чем меньше «ответственный сотрудник» отвечал за конкретную работу, тем больше у него развивалось стремление имитировать деятельность, прикрываясь «партийностью».

Недаром 28 марта 1947 года по инициативе Сталина Политбюро утвердило постановление СМ СССР и ЦК ВКП(б) «О судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах». На суды чести возлагалось: «рассмотрение антипатриотических, антигосударственных и антиобщественных поступков и действий, совершенных руководящими, оперативными и научными работниками министерств СССР и центральных ведомств, если эти поступки и действия не подлежат наказанию в уголовном порядке…».

С апреля по октябрь 1947 года суды чести были образованы в 82 министерствах и центральных ведомствах. В сентябре 1947 года был создан суд чести в аппарате ЦК ВКП(б), а в апреле 1948 года – в аппарате Совета Министров СССР. Эти суды могли объявить общественное порицание, общественный выговор или передать дело следственным органам для направления в суд в уголовном порядке.

Но замысел Сталина повсеместно «втихую» «спускали на тормозах», хотя несколько судов под контролем Сталина и состоялось. Нужны ли были суды чести тем, кто или никогда не имел ее, или готовился выгодно ее разменять на сытную жизнь при высоком начальстве и т. п.? Недаром в первые же годы хрущевского «руководства» об этих судах забыли прочно и навсегда.

Во всю свою гнусную силу возникал еще один фактор. Дипломат, разведчик и политолог Джордж Кеннан – человек, понявший в Советской России далеко не все, но кое-что к 70-м годам XX века понявший, тогда вдруг забеспокоился о судьбе СССР, без которого Кеннан пророчески не представлял себе стабильного мира. И одним из факторов распада он считал «отсутствие цели в жизни у детей элиты».

Я уже писал о сыне наркома Шахурина. А сейчас приведу еще одну иллюстрацию того, как сомнительные отцы порождали уж вовсе негодных сынов. В советской истории известны имена двух Трояновских – отца Александра, и сына Олега. Отец, родившийся в семье офицера в 1882 году и сам офицер, вступил в РСДРП(б) в 1904 году, в 1909 году был сослан в Сибирь, бежал, с 1914 года был меныиевиком-оборонцем, в 1917 году вернулся в Россию, в 1923 году вступил в РКП(б) и, пребывая на различных, в основном – дипломатических, должностях, дожил до 1955 года, скончавшись на 73-м году жизни.

Сын его родился в 1919 году, стал известным дипломатом и в 1997 году опубликовал мемуары, названные очень точно – «История одной семьи». Для «дипломата» Олега Трояновского, сына «меньше»-«большевика» Александра Трояновского, и после 1991 года ничего не изменилось, а точнее – такие, как Трояновский-сын делают вид, что ничего не изменилось. Ну, подумаешь – был вот «тиран» Сталин, потом были «волюнтарист» Хрущев, «застойный» Брежнев, были непонятные Андропов, Черненко… Ну, а потом, после Горбачева, все немного запуталось, пришел вот Ельцин… Не очень, конечно, все хорошо, но Москва-то – на месте, и по-прежнему она – столица их родины (с маленькой буквы)…

И на месте их столичные квартиры, и «российская дипломатия» функционирует, и даже вот мемуары публикуют – как у всех порядочных.

Лично у меня такая публика вызывает отвращение. Они прожили жизнь в стране, не служа ей, а будучи всего лишь высоко (и не по таланту!) оплачиваемыми наемными работниками. Понятие идеи для них не существовало с юности. Недаром же в знаменитом ИФЛИ (Московском институте философии, литературы и истории), студентом которого стал Трояновский-сын, было принято по пути на предвоенные первомайские демонстрации в определенном месте кричать: «Да здравствует Борис Леонидович Пастернак!»

Не Аристотель и Демокрит или там – Гегель, у философов… Не Пушкин и Маяковский или там – Гейне, у поэтов… Не Карамзин и Ключевский или хотя бы – академик Тарле, у историков, а губастый, всю жизнь проживший на обочине истории поэт сумбурного таланта… Дешевая, местечковая фронда в центре создающейся великой державы со стороны ее будущей якобы интеллектуальной якобы элиты… Это ведь показательно, уважаемый мой читатель!

Так же как показательно и то, что, рассуждая о Сталине, пуговицы с потертого кителя которого не стоят папа и сын Трояновские, вместе взятые, сын не нашел ничего лучшего, как заявить, что для него-де Сталин – не дьявол и не ангел, а просто политик из числа стоящих на самой вершине политической пирамиды, и процитировать (Трояновский-сын думал, что к месту) письмо Гарри Трумэна к дочери, где этот заурядный штатовский политикан высокомерно разглагольствовал: «Чтобы быть хорошим президентом, нужно совмещать в себе качества Макиавелли, французского короля Людовика XI, Цезаря Борджиа и Талейрана, быть лгуном, предателем, лукавым церковником (Ришелье), героем и еще неизвестно кем».

Если бы Олег Трояновский в ответ на такое свое заявление услышал, что Сталин был большевиком-ленинцем, всю жизнь жившим идеей великой и могучей России для свободных, развитых и образованных (а потому и свободных) людей, то сын-«дипломат» папы-«дипломата» пожал бы плечами. Ведь если не для папы, то уж для сына – точно, это было, в конце-то концов, пустым звуком. Они-то жили, как и положено «цивилизованным людям», в конечном счете, семьей.

Эти «отцы и дети» возникали в стране не как следствие власти Сталина, а вопреки ей и ее духу, ибо это был дух творчества и созидания, а они жили духом потребления и прислуживания за лакомый кусок.

По МИДу сороковых годов ходила легенда о том, как некий «служивший» там (такие всегда не работают, а «служат») заведующий экономическим отделом, имевший четырех или пятерых детей, в ответ на раздраженное замечание первого заместителя министра Вышинского: «Вы ничего, кроме детей, не умеете делать», «смело»-де ответил: «А у вас это получается не лучшим образом, Андрей Януарьевич, потому и злитесь».

«Смельчаком» был отец будущего президента Центрального банка ельцинской «Россиянин» Геращенко… Как видим, папа-Геращенко и детей хороших сделать не сумел.

А вот устраиваться они умели. Читатель должен помнить о том, как они умели устраиваться, по описанию квартиры профессора Виноградова – одного из «врачей-вредителей». И ведь они действительно были вредителями! А также – и интриганами…

ЕСЛИ знакомиться с историей СССР на рубеже 40—50-х годов по трудам многих нынешних «исследователей», то ключевыми словами к этому периоду окажутся не «восстановленные ДнепроГЭС, Сталинград, Севастополь», «система «Беркут»», «БЭСМ», «РДС-1 и РДС-6с», а «дело врачей», «ленинградское дело», «дело Михоэлса» и т. п.

Я не буду вдаваться в исследование этого второго ряда – Берия к этим «делам» отношения не имел, половину своего времени отдавая известным читателю «делам № 1, 2 и 3», а вторую половину – делу управления народным хозяйством. Но я приведу один любопытный факт, когда деятельность куратора Атомного проекта Л.П. Берии пересеклась с «деятельностью» одного из будущих «героев» «дела врачей» профессора Егорова.

В конце 1947 года Махнев обратился к Берии с письмом:

«Начальник Лечсанупра Кремля т. Егоров сообщил, что по решению Секретариата ЦК ВКП(Б) производится сокращение контингента, обслуживаемого поликлиникой Кремля.

По Вашей просьбе к кремлевской поликлинике было прикреплено несколько ученых, для которых, ввиду специфики условий их работы, требовалось более квалифицированное медицинское обслуживание.

Как сообщил т. Егоров, эти ученые подлежат откреплению от кремлевской поликлиники.

Академик Соболев Л.С. уже получил извещение об откреплении.

Ученые просят сохранить за ними и членами их семей право пользования кремлевской поликлиникой.

Список ученых прилагается.

26 декабря 1947 г.

В. Махнев».

Судя по решению ЦК, Егоров «спецобслуживал» так много чиновной шушеры, что пришлось ее число сокращать. И на ком же начальник Лечебно-санитарного управления Кремля решил сэкономить?

Вот список, приложенный Махневым к письму:

Это была научная «головка» Атомного проекта, значение которой заключалось не только в ее чисто интеллектуальном потенциале, но и в том, что эти люди осуществляли взаимодействие, знали связи между отдельными частями работ и т. д. Их здоровье, их силы в тот момент принадлежали уже не им – их здоровье было государственной ценностью особой важности.

Ученых прикрепили к Кремлевке по просьбе Берии. Это было, между прочим, характерным проявлением заботы ЛП о тех, кто, по словам клеветников, «был ему нужен», а на самом деле – о тех, кто был нужен стране. А вот открепил их Егоров, и это – с учетом времени и того, что Егоров о значении работы ученых был осведомлен, вполне можно расценивать как самое настоящее вредительство. И уже в свете приведенного выше документа обвинения против врачей типа Егорова и Виноградова выглядят весьма убедительно.

Берия реагировал в тот же день, приложив к письму Махнева машинописную записку секретарю Сталина Поскребышеву:

«Тов. Поскребышеву А.Н. Прошу сохранить за перечисленными в списке учеными право пользования кремлевской поликлиникой. Л. Берия 26 декабря 1947 г.».

Здесь все было благополучно улажено в реальном масштабе времени, но случалось и иное.

Как «лечили» Жданова, читатель знает. А вот как «лечили» Калинина… О его «лечении» рассказала с перепугу на следствии по «делу врачей» лечащий врач Калинина с января 1940-го по июнь 1942 года – С.Е. Карпай. С перепугу не потому, что ей в МГБ выбивали зубы, а потому, что обвинение в умертвлении Калинина предъявили вначале ей, и она, «отмываясь», сообщила занятные факты.

В июне 1942 года Карпай предложила провести тщательное обследование Калинина, жаловавшегося на боли в кишечнике. И тогда главный терапевт Лечсанупра профессор Виноградов: 1) ограничился назначением клизмы, диеты и медикаментозного лечения; 2) заменил Калинину лечащего врача.

Лишь 10 июня 1944 года профессор А.Д. Очкин сделал Калинину операцию, выявившую рак желудка в очень запущенном состоянии. Очкин старался как мог, но лишь отсрочил неизбежное – в июне 1946 года Калинин умер.

После арестов руководство Лечсанупра обвиняли и в том, что оно «залечило» 44-летнего секретаря ЦК Александра Щербакова. И это очень похоже на правду. Особенно если учесть, как очернил уже в своих «воспоминаниях» Щербакова Хрущев, еще и Берию сюда приплетая – мол, «Берия… говорил, что Щербаков умер потому, что страшно пил»… Нет, пожалуй, Александр Сергеевич Щербаков умер потому, что мешал реализации вожделений партократии и элиты по обеспечению их безбедного существования. И лишнее подтверждение тому – «ленинградское дело».

ЭТИМ понятием объединяют несколько процессов 1950 года по делам бывшего первого секретаря Ленинградского обкома и секретаря ЦК А.А. Кузнецова, зампреда Совмина и председателя Госплана СССР Н.А. Вознесенского, бывшего председателя Ленсовета и первого секретаря Ленинградского обкома П.С.Попкова, бывшего Предсовмина РСФСР М.И. Родионова и других. Всего в орбиту этих «дел» попало до полутора тысяч партийных, советских, профсоюзных и комсомольских работников Ленинграда и области.

«Демократические» источники указывают цифру даже до 2 тысяч, но реальные цифры, имеющиеся в записке министра внутренних дел Круглова и его зама Серова на имя Хрущева от 10 декабря 1953 года, таковы: 23 человека были осуждены Военной коллегией к расстрелу, 85 человек – на сроки от 5 до 25 лет, и 105 человек высланы на срок от 5 до 8 лет. Из общего числа осужденных 36 человек работали в Ленинградском обкоме и горкоме, а также в облисполкоме и Ленсовете, 11 человек – в других обкомах и облисполкомах, и 9 человек – в райкомах и райисполкомах Ленинградской области.

В основном же «репрессии» ограничивались освобождением от работы.

Берия к этим делам отношения не имел, даром что на XX съезде Хрущев обвинил его в организации этих дел, хотя Берия не мог влиять в этом отношении на МТБ, руководимое Абакумовым. Но в 1956 году можно было запускать в оборот любые антибериевские «дурочки» на самом высоком уровне, чем Хрущев и занимался.

Тем не менее, не сказать о «ленинградском деле» нельзя… Кузнецову, Вознесенскому, Попкову, Родионову инкриминировали, кроме прочего, намерение отделить РСФСР от СССР, сделав столицей нового государства Ленинград. Не вдаваясь в анализ, просто скажу, что по моим представлениям формальные обвинения и фактическая вина здесь не всегда совпадали по содержанию, но никак – не по тяжести, потому что Сталину и делу Сталина, то есть – делу Советской власти, а значит, и Советскому Союзу, осужденные по «ленинградскому делу» изменили.

Изменили и тем, что постепенно из партии Сталина перешли в партию партократов. Недаром «ленинградцев» не оказалось в первой реабилитационной «обойме» после смерти Сталина и вопрос об их «реабилитации» возник позднее, когда Хрущев и хрущевцы укрепились.

Родившийся в 1905 году Кузнецов был уже полностью сформирован в советское время, когда он в 19 лет пошел по аппаратной комсомольско-партийной дорожке. Вот уж кто был чистым «аппаратчиком» – так это Кузнецов. Маленков хоть МВТУ почти закончил, в Гражданскую был комиссаром эскадрона, полка… Жданов послужил в старой армии, повоевал в Гражданскую, был комиссаром земледелия уездного совета, редактором областной газеты. А Кузнецов как стал в 1924 году секретарем Ореховского волостного комитета комсомола, так и «секретарствовал» до самого ареста на посту секретаря ЦК.

Его, как и Николая Вознесенского, изображают самыми крупными и самыми безвинными жертвами «позднего сталинского террора», но оба они имели темную натуру и темную судьбу людей, очень себя переоценивающих. Психологически я сблизил бы их с генералом Гордовым – они тоже были уверены, что все сделали бы лучше Сталина. А при этом думали не о том, как они будут служить стране после ухода Сталина, а о том, как они будут ей править. Не служить ее интересам, а править, удовлетворяя свои амбиции.

Не останавливаясь подробно на «ленинградском деле», я приведу несколько интересных, на мой взгляд, деталей. И сделаю это потому, что Берии приписывают инициативу пересмотра после смерти Сталина как «дела врачей», так и «ленинградского дела», в чем я сомневаюсь.

Итак, обещанные детали…

В 1946 году комиссия ЦК под председательством Алексея Кузнецова рассмотрела деятельность МГБ СССР и министра Меркулова, смехотворно обвинив его в том, что во время войны было-де прекращено преследование троцкистов. Меркулов был снят со своего поста, а он был для МГБ, пожалуй, более подходящей фигурой, чем заменивший его Абакумов.

Далее… Профессор Егоров до весны 1947 года был главным терапевтом Ленинградского военного округа, а главным терапевтом Лечебно-санитарного управления Кремля стал по рекомендации Алексея Кузнецова.

Или вот еще… 7 октября 1946 года заведующий отделом ЦК М.И. Щербаков (однофамилец А.С. Щербакова) направил секретарю ЦК Алексею Кузнецову пространную записку «О националистических и религиозно-мистических тенденциях в советской еврейской литературе». Кузнецов не реагирует.

Я не буду утомлять читателя статистическими данными об удельном весе евреев в тех или иных сферах послевоенной жизни – желающих отсылаю к изданной на средства Российского Еврейского Конгресса книге Г. Костырченко «Тайная политика Сталина». Этот труд призван разоблачить «тирана» и «антисемитов», но полон таких цифр, что объективно разоблачает «обличителей». Скажу одно: как А.С. Щербаков, так и М.И. Щербаков в своих опасениях были правы. И через несколько месяцев М.И. Щербаков опять обращается к Алексею Кузнецову с предложением вынести вопрос на секретариат ЦК (то есть на рассмотрение Сталина).

И опять Кузнецов не спешит.

А время идет.

Летом 1947 года по подозрению в передаче американцам сведений о наших атомных работах арестовывают директора и создателя Издательства иностранной литературы Б.Л. Сучкова. В 1955 году Сучкова освободили, но я склонен считать, что судили его не на пустом месте. Сучков был хорошо знаком с многими физиками, в частности – с М. Леонтовичем, который вполне мог что-то сболтнуть Сучкову, ну а тот – по интеллигентскому неумению держать язык за зубами – мог что-то сболтнуть знакомым из числа американцев.

Некий якобы внебрачный «сын Сталина» (а может, заодно, и сын лейтенанта Шмидта) К.С. Кузаков в № 39 «Аргументов и фактов» за сентябрь 1995 года утверждал, что подлинной-де причиной ареста Сучкова была «схватка под ковром» Берии и Жданова, но «ЛП» тогда делать было нечего, как только козни какому-то Сучкову строить. Однако арест Сучкова, которому протежировал Жданов, интересен тем, что вызвал-таки активность Алексея Кузнецова. 23 сентября 1947 года Политбюро приняло решение создать в ЦК «суд чести», а 23–24 сентября перед этим судом с подачи Алексея Кузнецова предстали бывший заместитель начальника Управления агитации и пропаганды ЦК… К.С. Кузаков и… заведующий отделом кадров печати управления кадров ЦК… М.И. Щербаков. Им был объявлен «общественный выговор», и обоих исключили из партии. Это был удар и по Жданову, и по Маленкову. Удар со стороны, в том числе, и Алексея Кузнецова.

Да, интриги в высшем руководстве в конце 40-х начинались, но – без участия Берии. И в то время как он занимался атомными, ракетными и общеэкономическими проблемами, в высшем руководстве действительно формировалась аппаратная интрига, формальными первыми фигурами которой были тогда, скорее всего, аппаратчики Жданов, Маленков и Кузнецов, а также «хозяйственник» Вознесенский. Фактически же движущими силами интриги были различные аппаратные слои, а также – та еврейская часть советской элиты, которую устраивало усиление все более некомпетентной и неадекватной исторической ситуации партократии.

А теперь от общих рассуждений я перейду к тому удивительнейшему факту относительно председателя Госплана СССР Вознесенского, сообщить который обещал читателю уже давно.

Вначале, впрочем, немного хронологии…

1 марта 1949 года Бюро Совета Министров СССР за подписями Берии, Маленкова, Вознесенского (ему пришлось подписывать волей-неволей), Микояна, Кагановича, Сабурова, Булганина, Ворошилова, Косыгина и Малышева направило Сталину доклад по итогам рассмотрения записки Госснаба СССР о плане производства промышленной продукции на I квартал 1949 года. Автором записки был М.Т. Помазнев, тогда – первый заместитель председателя Госснаба СССР Кагановича. И записка Помазнева, и доклад Бюро Совмина обстоятельно и предметно (с цифровым анализом) доказывали, что Госплан СССР работает, мягко говоря, слабо и некомпетентно.

В итоге 5 марта 1949 года Политбюро приняло постановление об утверждении постановления Совмина СССР «О Госплане СССР». Главным кадровым моментом было освобождение Вознесенского от обязанностей Председателя Госплана и назначение на его место Сабурова.

7 марта Полютбюро «удовлетворило просьбу» Вознесенского «о предоставлении ему месячного отпуска для лечения в Барвихе». Но «отпуск» затянулся… 4 июля секретарь ЦК Суслов треть докладной об ошибках редакции журнала «Большевик» (главный теоретический орган ЦК) посвящает критике хвалебных рецензий на книгу Вознесенского «Военная экономика СССР в период Великой Отечественной войны», а 17 августа Вознесенский обращается к Сталину «с великой просьбой» – «дать… работу, какую найдете возможной…». «Очень тяжело быть в стороне от работы партии и товарищей», – сетовал экс-зампред Совмина.

Однако 22 августа 1949 года уполномоченный ЦК по кадрам в Госплане СССР Е.Е. Андреев направляет записку секретарю ЦК Пономаренко. И вот тут хронология заканчивается и начинается почти фантастический, но документально засвидетельствованный криминал.

Андреев докладывал:

«В Госплане СССР концентрируется большое количество документов, содержащих секретные и совершенно секретные сведения государственного значения, однако сохранность документов обеспечивается неудовлетворительно…

Отсутствие надлежащего порядка в обращении с документами привело к тому, что в Госплане СССР в 1944 году пропало 55 секретных и совершенно секретных документов, в 1945 г. – 76, в 1946 г. – 61, в 1947 г. – 23 и в 1948 г. – 21, а всего за 5 лет недосчитывается 236 секретных и совершенно секретных документов…» и т. д. – на семи листах машинописного текста.

Я приведу наименование лишь некоторых из упомянутых Андреевым и «утерянных» подчиненными Вознесенского документов:

Государственный план восстановления и развития народного хозяйства на 1945 год, на 209 листах;

О покупке в США за наличный расчет оборудования, недопоставленного американцами, на 15 листах;

Об организации производства радиолокационных станций, на 6 листах;

Справка о потребности в донецком, кузнецком и челябинском углях по отдельным маркам и сортам на 1947 год по Минавиапрому, на 1 листе;

Справка о запасах топочного мазута в государственном резерве, на 1 листе, и т. д.

И куда эти «утерянные» документы ушли, никто в Госплане сказать не мог. Факт, повторяю, удивительнейший для любого не понаслышке знающего, что такое работа «с секретами», неправдоподобный, но…

Но – факт!

И данные эти абсолютно достоверны, ибо взяты из сборника документов «Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945–1953», изданного издательством РОССПЭН тиражом в полторы тысячи экземпляров в 2002 году в основанной Franko Venturi серии «Документы советской истории» (председатель Научной серии Michael Confino, ответственные редакторы Andrea Graziosi и О.В. Хлевнюк). Не будет же столь представительный коллектив антисоветчиков фальсифицировать документы советской истории в целях подтверждения обвинений против «жертв» Сталина, не так ли?

Многословные оправдания Вознесенского, направленные им Сталину 1 сентября 1949 года, производят жалкое впечатление и отнюдь не рисуют нам фигуру выдающегося государственного деятеля.

Возвращаясь же к хронологии, сообщу, что 11 сентября 1949 года Политбюро утвердило предложения Комиссии партийного контроля при ЦК В КП (б) по вопросу «о многочисленных фактах пропажи секретных документов в Госплане СССР».

КПК рекомендовала:

«1. За нарушение советских законов об охране государственной тайны и создание в аппарате Госплана СССР разлагающей обстановки попустительства виновника утери секретных документов Вознесенского Н.А. исключить из состава членов ЦК ВКП(б).

2. В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9.VL1947 г. и ввиду особой серьезности нарушений закона в Госплане СССР, предать суду Вознесенского, как основного виновника этих нарушений, а также…» – и далее перечислялись фамилии ряда высокопоставленных «госплановцев» Панова, Купцова, Орешкина и Белоуса…

Вот за что был арестован в октябре 1949 года Вознесенский и его бывшие сотрудники, а уж расстрелян в октябре 1950 года он был, как я понимаю, далеко не только за это. За год следствия можно было выяснить и много чего еще…

Сомневающимся в моем последнем предположении могу порекомендовать прочесть в упомянутом выше сборнике РОС-СПЭНа подробную записку уполномоченного ЦК по кадрам в Госплане СССР Е.Е. Андреева о проверке и замене кадров в Госплане СССР (стр. 301–305). Это не только честный, но и умный документ, вышедший из-под пера безусловно компетентного работника. И картина положения в Госплане образца Вознесенского там дана не просто невеселая в деловом отношении, но и политически весьма сомнительная.

Теперь же я подведу некоторые итоги, высказав – как «информацию к размышлению» – версию событий 1945–1950 годов, для полного исследования которых надо предпринимать отдельные усилия.

Александр Сергеевич Щербаков был русским человеком и, несмотря на «аппаратное» происхождение и аппаратное положение, не был аппаратчиком. Он обладал прекрасной памятью, но в то же время умел анализировать и затем принимать решения – чем и был опасен партократии. В 1925–1930 годах Щербаков работал под руководством Жданова в Нижегородском обкоме, потом одно время – вторым секретарем Ленинградского обкома. Его привыкли считать «молодым» кадром, но это ошибочное впечатление – его просто убили молодым, а так он был всего на два года моложе Берии.

Жданов был женат на сестре Щербакова, так что они были люди свои во всех отношениях. Различные «исследователи» пишут о противостоянии А. Щербакова и А. Жданова, но это выглядит передержкой, призванной сыграть роль дымовой завесы. Мне же дело представляется так…

Александра Щербакова – как наиболее последовательного представителя партии Сталина в сфере идеологии и культуры – некие набирающие силу темные силы убрали в 1945 году. Андрей Жданов мешал тем же силам и был убран ими же в 1948 году.

В перспективе перерождающаяся элита (включая ее мощное еврейское крыло) делала ставку на тандем «Кузнецов – Вознесенский», однако о возне вокруг этого плана стало известно Абакумову и через него Сталину, результатом чего и явилось «ленинградское дело».

Когда расчет на Кузнецова и Вознесенского оказался бит, начались поиски нового варианта. Собственно, рассчитывать можно было на узкий круг: Маленков, Молотов, Каганович, Микоян, Булганин, Хрущев (с декабря 1949 года секретарь ЦК и первый секретарь Московского горкома)… Всех их можно было в той или иной мере, тем или иным образом использовать «втемную».

Берия исключался сразу – это был быстрый и острый ум, и он бы цели «доброхотов» рассмотрел сразу, со всеми вытекающими отсюда для них последствиями.

Каганович был человеком эмоциональным и достаточно открытым, он на роль главной фигуры интриги не подходил, как и Молотов. К тому же оба они были вполне преданы делу Советской власти и поэтому склонности к темным интригам не имели.

Микоян был так осторожен, что на него можно было рассчитывать лишь как на подпорку победителю.

Фигура Булганина прельстить тоже никого не могла. Оставались Маленков и Хрущев. Первый был неглуп, не без амбиций, но – инертен. Второй был недалек, но хитер и подл.

Вот на Хрущеве, я думаю, все и сошлось. Он был удобной фигурой для манипуляций как внутрисоюзной, так и мировой «закулисы». Он подходил как для всех тех, кто к началу 50-х годов образовывал «партию» партократов, так и для внешних врагов России, уже внедривших в аппарат и в столичную элиту точечных (пока) агентов влияния. На него и решено было сделать ставку – в перспективе!

Причем в перспективе – после так или иначе произошедшей смерти Сталина – надо было быстро убрать и Берию, потому что он после устранения Сталина оказывался главным личностным гарантом дальнейшего развития и укрепления СССР.

То есть уже году в 1950-м объективно наметилось будущее противостояние Хрущева и Берии. Но даже в 1951, в 1952, 1953-м и последующих годах Хрущев, как я это себе представляю, о таком выборе «закулис» не догадывался. Я думаю, он и в гроб сошел, не поняв, что им протаранили судьбу его Родины.

К ТЕМЕ интриг я вернусь еще, а сейчас напомню читателю, что, кроме темных интриг, в стране тогда развивались и созидательные процессы, росли новые поколения. И при верной линии в жизни общества у этого поколения послевоенных энтузиастов были прекрасные перспективы!

Много, много приложено усилий, чтобы представить социализм Сталина как принципиально казарменный, как Систему, которая держалась якобы Террором и Страхом. А ведь жесткость определялась обстановкой. И главным идеологом и практиком демократизации был в стране всегда именно Сталин.

Вот передо мной потрепанная книга… «В.А. Карпинский. Конституция СССР. Учебное пособие для 7-го класса средней школы. Издание четвертое, исправленное. Москва, Учпедгиз». Подписано к печати 3/VT 1953 г., тираж 2000 тыс. экз., то есть – два миллиона. Откроем страницу 156 и прочтем:

«Конституция обеспечила советским гражданам неприкосновенность личности, жилища. Тайну переписки (статьи 127, 128). Никто в Советском Союзе не может быть арестован без постановления суда или разрешения прокурора. Войти в жилище гражданина без его согласия представители государственной власти могут только в случаях, указанных в законе…»

Будет ли политическая система, ориентированная на произвол и беззаконие, заботиться о том, чтобы нормативным образом, преподавая это в качестве учебного предмета в массовой школе, внедрять подобные мысли в юные умы?

Неужели у кого-то на этот вопрос повернется язык ответить «да»?

Но я заранее знаю – повернется. «Одемокраченному» «интеллигенту» хоть кол на голове теши, он будет убежден, что «семьдесят лет рабом был», даже если ему от роду не более шестидесяти.

Что ж, вот еще цитата…

«Необходимо… добиться такого культурного роста общества, который обеспечил бы всем членам общества всестороннее развитие их физических и умственных способностей, чтобы члены общества имели возможность получить образование, достаточное для того, чтобы стать активными деятелями общественного развития, чтобы они имели возможность свободно выбирать профессию, а не быть прикованными на всю жизнь, в силу существующего разделения труда, к одной какой-либо профессии.

Что требуется для этого?

Было бы неправильно думать, что можно добиться такого серьезного культурного роста членов общества без серьезных изменений в нынешнем положении труда. Для этого нужно прежде всего сократить рабочий день по крайней мере до 6, а потом и до 5 часов. Это необходимо для того, чтобы члены общества получили достаточно свободного времени, необходимого для получения всестороннего образования. Для этого нужно, далее, ввести общеобязательное политехническое обучение… Для этого нужно, дальше, коренным образом улучшить жилищные условия и поднять реальную заработную плату рабочих и служащих минимум вдвое, если не больше, как путем прямого повышения денежной зарплаты, так и, особенно, путем дальнейшего систематического снижения цен на предметы массового потребления.

Таковы основные условия подготовки перехода к коммунизму…»

Будет ли тиран стремиться к тому, чтобы народная масса была полноценно образована? Образована так, что исчезает само понятие элиты, потому что каждый член общества всесторонне развит, и, объединившись с другими всесторонне развитыми индивидуумами, уже никому не позволит корчить из себя «квинтэссенцию», «сливки общества», «слуг народа», «соль земли» и т. п.

А ведь это Сталин – «Экономические проблемы социализма»…

1952 год.

Вот с чем шел Сталин в этом году к тому XIX съезду партии, который стал ее первым послевоенным съездом и последним съездом, который созвала партия большевиков. Причем в таком видении перспективного социального развития России и человечества политик Сталин был един с физиком Эйнштейном. Я напомню читателю вывод последнего:

«Экономическая анархия капиталистического строя… есть подлинный корень зла… Я убежден, что есть только один путь борьбы с этим тяжким злом – введение социалистической экономики вместе с системой просвещения (выделение мое. – С.К.), направленной на благо общества…»

XIX СЪЕЗД ВКП(б) проходил в Москве с 5 по 14 октября 1952 года. С отчетным докладом выступил Маленков. По докладу председателя Госплана Сабурова съезд принял директивы по пятому пятилетнему плану развития СССР на 1951–1955 годы. С докладом об изменениях в Уставе ВКП(б) выступил Хрущев. Выступал на съезде и Берия.

Сталин произнес заключительное слово 14 октября.

На съезде была образована комиссия по переработке программы партии в составе: И.В. Сталин – председатель, Л.П. Берия, Л.М. Каганович, О.В. Куусинен, Г.М. Маленков, В.М. Молотов, П.Н. Поспелов, А.М. Румянцев, М.З. Сабуров, Д.И. Чесноков, П.Ф. Юдин.

Наличие в комиссии Берии и отсутствие в ней Хрущева наводит на размышления само по себе, как и наличие Молотова при отсутствии Микояна. Но главными оказались кадровые результаты съезда, начавшегося как съезд ВКП(б), а закончившегося как съезд КПСС. Тогда думали, что партия была лишь переименована, но оказалось, что она на этом съезде была, фактически, похоронена. Следующий, XX съезд был уже съездом не коммунистов ленинско-сталинской формации, а первым съездом торжествующей партократии.

16 октября 1952 года Пленум ЦК избрал вместо Политбюро Президиум ЦК в таком небывало многочисленном составе: В.М. Андрианов, А.Б. Аристов, Л.П. Берия, Н.А. Булганин, К.Е. Ворошилов, С.Д. Игнатьев, Л.М. Каганович, Д.С. Коротченко, В.В. Кузнецов, О.В. Куусинен, Г.М. Маленков, В.А. Малышев, Л.Г. Мельников, А.И. Микоян, Н.А. Михайлов, В.М. Молотов, М.Г. Первухин, П.К. Пономаренко, М.З. Сабуров, И.В. Сталин, М.А. Суслов, Н.С. Хрущев, Д.И. Чесноков, Н.М. Шверник, М.Ф. Шкирятов.

Кандидатами в члены Президиума стали: Л.И. Брежнев, А.Я. Вышинский, А.Г. Зверев, Н.Г. Игнатов, И.Г. Кабанов, А.Н. Косыгин, Н.С. Патоличев, Н.М. Пегов, А.М. Пузанов, И.Т. Тевосян, П.Ф. Юдин.

Вместе с кандидатами в члены Президиум ЦК был расширен до 36 человек, причем предложил такой состав Сталин, и в нем было много молодых кадров (скажем, Д.И. Чесноков). Одновременно по предложению Сталина для оперативного решения вопросов было создано внеуставное Бюро Президиума ЦК КПСС: Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Сталин и Хрущев.

Изучение состава Бюро показывает, что в нем отсутствовали такие крупные фигуры, как Молотов и Микоян. Сталин их серьезно критиковал на пленуме 16 октября, и критиковал за дело (что, впрочем, отнюдь не означало для них – как облыжно утверждают «демократические» «исследователи» – некоего полного падения и репрессии).

Наибольшее же значение для будущего имело то, что пленум сформировал также «руководящую пятерку»: Берия, Булганин, Маленков, Сталин, Хрущев. Берия стоял здесь на первом месте, Хрущев – на последнем. Но объяснялось это всего лишь порядком букв алфавита, с которых начинались их фамилии.

Секретариат ЦК выглядел так: Аристов, Брежнев, Игнатов, Маленков, Михайлов, Пегов, Пономаренко, Сталин, Суслов, Хрущев.

Генеральный секретарь избран не был. Причем Сталин высказал желание уйти из секретарей ЦК, однако на это никто не согласился. Такой шаг Сталина «исследователи» подают как иезуитское с его стороны «испытание верности» соратников, но Сталин не мог не понимать заранее, что его в таком желании не поддержит никто. Ведь в тот момент никто объективно не мог быть полноценной альтернативной заменой Сталину. Даже Берия!

Скорее Сталин таким заявлением был намерен повысить шансы на принятие другого его предложения, о котором печатные источники не сообщают, – о сложении полномочий Председателя Совета Министров СССР. Да, имеются свидетельства, что Сталин хотел сложить с себя обязанности Предсовмина, и даже проводилось некое голосование, но кандидатура Берии при этом не рассматривалась, а рассматривалась весьма неожиданная кандидатура Пономаренко. Но, так или иначе, главой Совмина остался Сталин. И жить ему осталось немногим более четырех месяцев.

Уважаемый читатель! Моя книга объемна, однако эпоха, в ней описанная, неизмеримо объемнее. Но как же куце она исследована, причем как редко ее исследуют добросовестно… Вот Николай Зенькович «анализирует» последние месяцы 1952-го и первые месяцы 1953 года и заявляет, что многие-де до сих пор называют Берию убийцей Сталина. И далее на кого только не ссылается: на Авторханова, на Светлану Аллилуеву, на «аргументы» В.Ф.Аллилуева, с кивком в сторону Берии утверждающего, что стоило-де Сталину кого-то похвалить, и тот-де «куда-то» исчезал, потому что Берия якобы не терпел «конкурентов».

Не Москва, а какая-то Сицилия!

При этом «обличитель» спрашивает: где Вознесенский, Косарев, Кузнецов, что со Ждановым, Орджоникидзе?

Что, Зенькович, не знает, что Берия здесь ни при чем? Зенькович – уже в другом месте, прямо сообщает, что Сталина убил Хрущев, но это – в другом месте. Что же до остальных якобы убиенных Берией…

Орджоникидзе покончил самоубийством (серьезно, вообще-то, запутавшись и многое запутав) 18 февраля 1937 года… Берия еще был в Тбилиси.

Косарев арестован 29 ноября 1938 года. Берия еще не был наркомом, хотя Ежов уже от руководства был отстранен. Но чем главный комсомолец СССР мог мешать Берии? Расстрелян Косарев в феврале 1939 года по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР. Реабилитирован «в партийном порядке» Московским горкомом КПСС 27 апреля 1989 года, то есть, фактически, не реабилитирован.

Жданов был умерщвлен врачами Кремлевки тогда, когда Берия не руководил спецслужбами.

Вознесенский и Кузнецов?

Что ж, вот прямая цитата из № 2 «Известий ЦК КПСС» за 1989 год:

«Раздувая дело о незаконности проведения Всероссийской оптовой ярмарки (которая была-таки проведена незаконно. – С.К.), Г.М. Маленков использовал и другие предлоги для дискредитации ленинградских руководителей <…>

21 февраля 1949 г. Маленков с группой работников выехал в Ленинград для проведения бюро и объединенного пленума обкома и горкома партии… на котором… заявил, что в Ленинграде существовала антипартийная группа <…>.

13 марта 1949 г. в Москве в кабинете Г.М. Маленкова… были арестованы А.А. Кузнецов, П.С. Попков, М.И. Родионов, П.Г. Лазутин, Н.В. Соловьев.

В то же время развернулась подготовка… в отношении Н.А. Вознесенского. В этих целях была использована записка заместителя председателя Госснаба СССР М.Т. Помазнева о занижении Госпланом плана промышленного производства на I квартал 1949 г. <…>

С целью получения… показаний… Маленков лично руководил ходом следствия и принимал в допросах непосредственное участие…»

При чем здесь Берия?

А ведь на подобных «обвинениях» и выстроен весь образ «монстра» Берии. Выстроен от времен мусаватистского Баку и до дня ареста Лаврентия Павловича.

И так же облыжно выстроен образ «тирана» Сталина, в создание которого внес свою лепту, увы, и Серго Берия, а возможно, политкорректировщики его «воспоминаний». Серго Лаврентьевич утверждал, что Сталин был-де намерен заменить всех старых соратников новыми людьми, убрав и Молотова, и Маленкова, и Хрущева, и Берию, чтобы войти в историю-де как чистый человек, выигравший войну и создавший державу.

Я привожу это мнение только потому, что оно перекликается с утверждением К. Залесского о том, что если бы, мол, Сталин успел завершить «перетряску» номенклатуры, то «эпохи Хрущева» вообще бы не было, и в этом случае к власти пришли бы люди «эпохи Брежнева», которые получили власть в октябре 1964 года. Отмахнуться от этого тезиса как от полностью несостоятельного я не могу – в том смысле, что обновление было возможно, хотя и без «кровавых бань». Сталин на Пленуме ЦК в октябре 1952 года прямо говорил о том, что надо выдвигать молодых, особенно на посты зампредсовмина и министров. Он заметил, что работа министра – «работа мужицкая» и для нее надо иметь крепкое здоровье. Высказывал он такие мысли и 20 октября 1952 года на заседании в его кремлевском кабинете.

Если бы Сталин – представим себе это на мгновение – замыслил некое «кровопускание», он бы так в присутствии «старой гвардии» не говорил. Но коль уж он сам заговорил о чем-то вроде отставки, имея в виду себя, то перестановки явно планировались. Причем Сталин в полном соответствии со своим видением развития советского общества был намерен весь «ареопаг» сосредоточить в руководстве КПСС для идейного влияния на общество, а хозяйственное управление передать молодым силам. Но – под руководством опытных хозяйственников.

Одно плохо – Сталин, судя по всему, не видел Берию в качестве опытного лидера молодых хозяйственных кадров. А им мог быть лишь Берия. И если бы этот вариант реализовался, дальнейшее развитие страны шло бы по пути всестороннего развития социализма и социалистической демократии.

Почему же произошло иначе?

ОТВЕТИТЬ на этот вопрос непросто в том числе потому, что так же, как полностью была сфальсифицирована последняя предвоенная неделя и лишь сейчас, усилиями непрофессиональных историков, она приобретает реально бывший облик, так еще более запутаны и сфальсифицированы эти последние четыре месяца жизни Сталина.

Разбираться во всех хитросплетениях лжи я не намерен – в этой книге посильному ее разоблачению я и так уделил немало страниц. Но есть ряд фактов и обстоятельств, ничем и никак не опровергаемых (например то, что официальной датой смерти Сталина является 5 марта 1953 года). К таким фактам относится и состоявшееся 9 января 1953 года заседание бюро Президиума ЦК КПСС.

Бюро заседало в почти полном составе: Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Хрущев. Присутствовали секретари ЦК Аристов, Брежнев, Игнатов, Михайлов, Пегов, Пономаренко, Суслов, председатель Комитета партийного контроля Шкирятов, главный редактор «Правды» Шепилов, заместители министра госбезопасности Гоглидзе и Огольцов.

Характерно, что среди приглашенных не было министра госбезопасности Игнатьева. Не было и Сталина. Хорошо известный нам Г. Костырченко намекает на «византийскую»-де склонность «диктатора» в острые моменты уходить от ответственности, но Сталин порой побаливал, и его отсутствие объясняется явно недомоганием.

Несомненным фактом является и то, что 9 января обсуждался проект адресованного всей стране сообщения ТАСС об аресте группы «врачей-вредителей» и рукопись передовой статьи в «Правде» – «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». И это опровергает все обвинения Сталина в желании уйти от ответственности за важное решение – ясно было, что такую передовую все воспримут как лично сталинскую (хотя в данном конкретном случае, если судить по стилю статьи, вряд ли это было так на деле).

Костырченко же (источник осведомленный) сообщает, что в структуре 2-го управления Главного Разведывательного Управления Генерального штаба был сформирован 13-й («антисионистский») отдел, задачей которого была борьба с еврейской «пятой колонной» внутри страны. И то, что такой отдел был создан в армейской спецслужбе, а не в общегосударственной, то есть в ведомстве министра ГБ Игнатьева, тоже было показательным. Это доказывало, что Сталин уже не доверял ни МГБ, ни лично Игнатьеву. Причем, судя по номеру нового отдела ГРУ, Сталин хорошо разбирался в «играх» «братьев в фартуках», на что недвусмысленно намекал номер отдела.

Дата опубликования Сообщения ТАСС была выбрана тоже соответствующая – 13 января 1953 года.

После этого не приходится удивляться, что жить Сталину оставалось менее восьми недель.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ «атомные» дела шли своим чередом. Только в период с 8 по 12 января 1953 года было принято пять обширных постановлений и распоряжений Совмина по различным вопросам: о выделении Гидротехнической лаборатории ЛИПАН в отдельную лабораторию; об организации в 1953 году ревизионно-поисковых работ на уран в Венгерской Народной Республике и т. п.

Эти документы в «Материалах Атомного проекта СССР» публикуются по копиям, заверенным протокольной частью Управления делами СМ СССР. Заведенная во всех документах подпись Сталина отсутствует, хотя это не означает, что он не подписывал первые экземпляры.

15 февраля 1953 года хоронили Мехлиса, давно тяжело болевшего и 13 февраля умершего. Урна с прахом была вмурована в Кремлевскую стену. Сталина на церемонии не было, как не было и Берии с Маленковым. Впрочем, 17 февраля Сталин принял индийского посла К.Менона и долго беседовал с ним. По словам Менона, Сталин, несмотря на семьдесят три года, выглядел совершенно здоровым человеком.

Однако таковым он, увы, уже не был – если 6 февраля 1953 года под вполне заурядным распоряжением Совмина о режиме работы завода № 4 комбината № 817 в зимнее время заведена была подпись Председателя Совета Министров СССР И.Сталина, то существенно более важное распоряжение об обеспечении работ на установке «МР» (исследовательский реактор РФТ) подписал 14 февраля 1953 года зам Председателя Совета Министров СССР Л.Берия.

А вот тут мы подошли еще к одному достоверному, но крайне загадочному – если не сделать определенные предположения – факту! Как следует из книги 5-й тома II «Документов Атомного проекта СССР» (текст – стр. 505, факсимиле – стр. 506), 28 января 1953 года на бланке ЦК КПСС строжайшей (выше некуда!) отчетности был отпечатан документ удивительного и необычного содержания, а именно:

«№ БП7/217

Т.т. Берия, Маленкову, Булганину

28.1.1953 г.

Выписка из протокола № 7 заседания Бюро Президиума ЦК от 26 января 1953 г.

214. – Вопрос о наблюдении за специальными работами.

Поручить тройке в составе тт. Берия (председатель), Маленкова, Булганина руководство работой специальных органов по особым делам.

БЮРО ПРЕЗИДИУМА ЦК КПСС».

Как понимать этот документ, я могу лишь гадать. Но гадать могу!

Все оборонные работы шли плановым образом, и усиливать руководство ими (да еще кем – Маленковым и Булганиным!) нужды не было.

Однако обращаю внимание читателя на то, что эта особая «Тройка» представляла собой вариант «руководящей пятерки» (Берия, Булганин, Маленков, Сталин, Хрущев), усеченной на Хрущева.

Сталин, естественно, не в счет, он подразумевался. Он для этой «тройки» в любом случае был бы «кучером», и «ехала» бы она туда, куда правил «кучер».

Но какой же это работой каких специальных органов и по каким особым делам должна была руководить эта непонятная «Тройка»? Вроде бы на этот вопрос дают ответ четыре протокола заседаний (2, 9, 16 и 23 февраля) «Тройки», начиная с первого, состоявшегося 2 февраля 1953 года и определившего днем и часом заседаний «Тройки» (так в документах, с большой буквы) понедельник, 2 часа дня.

9 февраля на заседании «Тройки» были приняты решения по специальным работам по

– первому (атомному) разделу (тт. Ванников, Клочков, Маленков, Берия);

– второму (добыча урана) разделу (тт. Антропов, Клочков, Маленков, Берия);

– акционерному обществу «Висмут» (добыча урана в Германии) (тт. Сергеев, Маленков, Берия);

– советско-румынскому горному обществу «Кварцит» (тт. Сергеев, Берия);

– разделу «Б» («Беркут» и «Комета») (тт. Рябиков, Владимирский, Берия);

– изготовлению опытной партии изделий 32-Б (тт. Берия С.Л., Владимирский, Маленков, Берия Л.П.);

– опытно-конструкторским и научно-исследовательским работам по изделиям «Р» (ракетная техника) (тт. Устинов, Королев, Неделин, Василевский, Булганин, Маленков, Берия).

Все вроде бы шло здесь в давно налаженном русле, но почему вдруг «Тройка»? Зачем вводить в такой узкий состав Булганина – вопросы Вооруженных Сил в повестке дня заседаний «Тройки» присутствовали четвертым планом.

Думаю, ответы на сии вопросы на документальной основе дать нельзя – после убийства Сталина и Берии архивы, надо полагать, зачищались всерьез. Да и могли ли быть письменно документированы некие важные замыслы Сталина – если они у него имелись?

А они, похоже, у него имелись!

Во всяком случае, подлинной целью создания «Тройки» не могли быть исключительно оборонные работы, и вот почему… После смерти Сталина, 16 марта 1953 года, было принято подписанное уже Маленковым постановление Совмина № 687-355сс/ оп «О руководстве специальными работами», которым образовывался Специальный комитет при Совмине СССР в составе: Л.П. Берия (председатель); Б.Л. Ванников (первый заместитель председателя), заместители председателя И.М. Клочков, С.М. Владимирский, члены Н.А. Булганин, А.П. Завенягин, В.М. Рябиков, В.А. Махнев.

На Спецкомитет было возложено «руководство всеми специальными работами (по атомной промышленности, системам «Беркут» и «Комета», ракетам дальнего действия <…>)…»

Руководство «всеми специальными работами», предусмотренное Постановлением СМ СССР № 687-355сс/оп и «руководство работой специальных органов по особым делам», предусмотренное пунктом 214 протокола № 7 заседания Бюро Президиума ЦК КПСС, были вещами явно разными. Очень уж отличаются две формулировки как по форме, так и по смыслу.

Так как все это можно объяснить?

Я оговорюсь, что в моей версии событий могут быть «проколы»… Когда мы обсуждали ее с таким авторитетным экспертом, как Ричард Иванович Косолапов (известный ученый-обществовед, бывший главный редактор журнала ЦК КПСС «Коммунист», член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР), он заметил, что для полного обоснования такой версии надо скрупулезно проследить цепочку ряда судеб, сопоставить факты, хронологию событий и т. д.

И это действительно так. Причем роль, скажем, Маленкова в событиях последних недель жизни Сталина может оказаться в итоге как нейтральной, так и отрицательной. Однако я попробую выстроить свою реконструкцию на тех данных, которые имею.

Итак…

9 января 1953 года Бюро Президиума ЦК одобряет проект Сообщения ТАСС о деле врачей, и 13 января оно обнародовано. «Пятая колонна» в панике, а слухи (а то и информация) об образовании 13-го отдела в ГРУ панику лишь усиливают.

События развиваются.

Министр ГБ Игнатьев – несомненная креатура Хрущева (а возможно, и Маленкова) тоже встревожен. Его от событий отсекают, а у него рыльце в пушку. При этом Управлением охраны (охрана руководителей партии и правительства), то есть и охраной Сталина, а также подбором кадров для нее, руководит в МГБ человек, которому Семен Игнатьев может доверять как самому себе. Кто это был конкретно, я сообщу позднее, пока ограничившись сообщением о том, что к началу 1953 года верные Сталину охранники генерал Власик и Кузьмичев были от Сталина удалены.

26 января на заседании Бюро – явно с участием Сталина – образуется таинственная «Тройка».

Формально это тот же Спецкомитет с целями чисто «технократическими», но фактически «Тройка» сразу выглядит неким политическим суперорганом, способным мгновенно стать руководящим триумвиратом при высшем верховенстве Сталина.

Берия – МВД – МГБ и народное хозяйство.

Маленков – партийный аппарат и пропаганда.

Булганин – Вооруженные Силы.

Фактически эта «Тройка» заменяет собой руководящую «пятерку», вышвыривая Хрущева из доверенного руководства. Причем председатель «Тройки» – Берия. И он не просто формально первый, он из трех – единственный человек дела и действий с быстрой реакцией. И все это сулит некие кардинальные перемены отнюдь не в ходе работ по оборонным проектам.

Теперь в панике и Хрущев. И он делает все, чтобы восстановить к себе доверие Сталина, вовсю заискивая и лебезя…

Игнатьев давно «ангажирован», и охрана Сталина подобрана им так, что Сталина можно быстро устранить. При этом паникующего Хрущева пока «втемную» подзуживает окружение из «пятой колонны».

Молотов и Микоян в опале, и Хрущев может рассчитывать на их – нет, не поддержку в устранении Сталина, упаси боже, но на поддержку после (ой, какое горе!) смерти товарища Сталина.

Февраль 1953 года – это подготовка устранения Сталина (имеются сведения, что на чердаке сталинской дачи находились чашечки с ртутью).

Вдохновители – «пятая колонна».

Покровитель – Хрущев.

Ответственный исполнитель – Игнатьев.

Непосредственные исполнители – сотрудники Управления охраны МГБ, руководимого…

Нет, кто им руководил, я сообщу все же несколько позже.

А события ускоряются… На понедельник 2 марта 1953 года – тут я полагаюсь на утверждение Юрия Мухина – Сталиным назначено заседание Президиума ЦК (а это 36 человек!) для рассмотрения вопроса об объединении МВД и МГБ в одно министерство с назначением министром Берии.

Если информация Ю. Мухина об именно такой повестке дня верна, то картина дальнейшего в принципе ясна: между 28 февраля и 2 марта 1953 года Сталина начали убивать. Это непреложно вытекает из вышеприведенной реконструкции ситуации.

Как конкретно он был устранен, я предоставляю расследовать другим. Существенно то, что он был устранен. И устранен потому, что утратил верное кадровое чутье и не конституировал как своего прямого преемника Берию – прямо на Пленуме ЦК 16 октября 1952 года настояв на его назначении Председателем Совета Министров СССР.

Назначение Берии председателем особой «Тройки» можно расценивать как начало прозрения Сталина. Но «пятая колонна» и Хрущев оказались проворнее.

ДА, ПОЖАЛУЙ, Сталин к началу 1953 года достиг, если пользоваться понятиями принципа Питера, о котором я еще скажу, уровня своей некомпетентности. За свою жизнь он совершил две крупнейшие ошибки, каждая из которых стоила России и человечеству золотого века.

Первой была недооценка перспектив и возможности стратегического партнерства с Германией против англосаксов после заключения Пакта 1939 года.

Второй же стала недооценка возможностей и потенциала Лаврентия Берии как единственного адекватного требованиям эпохи своего преемника.

Сталин был старше Берии ровно на двадцать лет. Он формировался как профессиональный революционер-марксист, движимый лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и вместе с Лениным веривший в европейскую и мировую революцию. Из всех вождей революции – как самый трезвый из них – он раньше других понял, что России вряд ли приходится рассчитывать на «братьев по классу» в развитых странах. Но понял он и то, что Россия вполне самодостаточна, чтобы вырасти в могучую державу, в которой нет места частной собственности и шкурным интересам и в которой свободное развитие каждого станет условием развития общества.

И вот она, пройдя испытание войной, стала такой державой.

И Сталин…

Ну, сложно сказать, что сыграло роковую роль – постепенное ли старение, нагрузки ли войны, привычка ли трех десятилетий брать все на себя и быть, в конечном счете, последней инстанцией (недаром же в аппарате привилось это иносказание в отношении его – «Инстанция»), ослабление защитной реакции на славословие…

Но можно с уверенностью сказать, что Сталин, как всеобъемлющий глава государства, свой ресурс к концу 1952 года исчерпал, а Берия, напротив, накопил такой жизненный и управленческий государственный опыт, что полностью мог использовать его, лишь оказавшись во главе государства.

Берия, хотя и пришел в революцию юношей, но почти стразу из революционера и подпольщика превратился в государственного управленца, в организатора. Идеи мировой революции его не увлекали. Зато идея активной перестройки жизни в России на коллективистских началах увлекла на всю жизнь.

Он в ходе служебного роста получал все большие управленческие возможности и теперь был готов уже и к руководству Россией социалистических (подчеркиваю это!) «технократов». Построение коммунизма было для него не идеалом, не лозунгом, а конкретной, сложной, но решаемой, задачей.

Сталин с середины 30-х годов стремился поменять местами роль партии и Советов. И вот в 1952 году наступил для этого вполне благоприятный момент… В руководство введено немало молодых кадров, началась переориентация задач партии с хозяйственного управления на идейное, что было видно уже из сопоставления Устава ВКП(б), принятого XVIII съездом в марте 1939 года, и Устава КПСС, принятого XIX съездом.

Устав 1939 года:

«Партия является руководящим ядром всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных, и обеспечивает успешное построение коммунистического общества».

Устав 1952 года:

«Ныне главные задачи Коммунистической партии Советского Союза состоят в том, чтобы построить коммунистическое общество… непрерывно повышать материальный и культурный уровень общества, воспитывать членов общества…»

Причем если раньше Политбюро ЦК было призвано организовывать «политическую работу», а Комиссия партийного контроля контролировала «исполнение решений партии и ЦК… партийными организациями и советско-хозяйственными органами», то теперь Президиум ЦК должен был организовывать текущую работу ЦК, а Комиссии партийного контроля при ЦК придавались функции контроля чисто внутрипартийных дел.

И если бы сразу после XIX съезда Сталин, оставив за собой пост Генерального секретаря КПСС, передал свои полномочия Председателя Совета Министров СССР Берии, то этим он сохранил бы себе и жизнь, и нерушимую посмертную славу.

Наиболее ярко, на мой взгляд, впервые возникшая некомпетентность Сталина проявилась в ряде тех «грандиозных» строительных проектов, на отмене которых Берия стал настаивать сразу после смерти Сталина. Я о них еще скажу.

Увы, Сталин не решился отдать будущее страны в руки Берии, а это означало, что после смерти Сталина неизбежно возникнет вопрос о преемнике, о лидере. И от того, кто им станет – член партии Сталина или член партии партократов, зависела дальнейшая судьба огромной страны.

Да и – мира.

ТАК к концу 1952 и началу 1953 годов у страны наметилось два принципиально разных пути. Один путь вел к неизбежной деградации страны, второй – к не менее неизбежному ее расцвету.

Символом одного был Функционер – недалекий, невежественный, амбициозный, не только не способный, но и не стремящийся оптимизировать общественное бытие страны, лично ленивый и некомпетентный и поэтому порождающий лень и некомпетентность как рядом с собой, так и на более низких уровнях власти.

Символом другого был Управленец – дальновидный, образованный, энергичный, уважающий тех, кто уважения достоин, по самой сути натуры стремящийся сделать жизнь общества лучше. Управленец, любящий и умеющий работать, компетентный и поэтому всемерно поощряющий и приближающий к себе хороших, компетентных работников.

Функционер не знал дела, но имел наглость учить всех, не учась ничему, ибо считал, что он все заранее знает и так, потому что он – секретарь ЦК и член Политбюро.

Управленец, если чего-то не знал и сталкивался с новым для себя делом, учился, разбирался в новых для себя вещах и потом мог принимать осмысленные решения.

Функционер в перспективе отдавал СССР в руки таких же функционеров, как он, только рангом пониже. И они были способны на одно – довести страну «до ручки».

Управленец в перспективе давал в СССР все права профессионалам, специалистам управления, науки, производства, образования и культуры, которые непременно довели бы страну до подлинного, непоколебимого ничем и никем величия.

Функционер в перспективе низводил массы до уровня быдла – нерассуждающего, приученного к примитивному полурастительному существованию.

Управленец в перспективе обеспечивал массам всестороннее развитие, позволяющее каждому желающему раскрыть все свои способности и жить весело, умно и долго.

Функционер любил себя в Державе, а не Державу в себе, потому что великой, народу принадлежащей Державе он был просто не нужен.

Управленец не мог не любить Державу в себе и жил для Державы уже потому, что лишь в великой Державе он мог реализоваться наиболее полно как личность.

Логическим итогом «деятельности» Функционера становилась гибель Советского Союза и последующая деградация всего человечества.

Логическим итогом деятельности Управленца становился такой Советский Союз, который мог по праву не только сильного, но и справедливого, встать во главе всех здоровых сил Планеты.

И в высшем руководстве страны к 1952 году имелся как ярко (если можно говорить о яркости заурядной личности) выраженный, законченный Функционер – Никита Хрущев, так и ярко выраженный, выдающийся Управленец – Лаврентий Берия.

Сталин не бросил на чашу весов Берии свой огромный авторитет. А это означало, что весы будут колебаться и все может решить случай.

Противостояние Берии и Хрущева было неизбежным, и победить в нем мог лишь один.

Хрущев, как интриган и эгоист, это понимал, заранее готовился к схватке и просчитывал – как пробудить в коллегах по власти низменные страсти и привлечь их на свою сторону.

Берия, как «трудяга» и коллективист, был глубоко и простодушно уверен в том, что его очевидное деловое превосходство автоматически обеспечит ему лидерство. И хотя он понимал никчемность Хрущева, не мог и помыслить, что ради личного благополучия тот может устроить над товарищем и коллегой расправу.

Берия мерил по себе.

Но и Хрущев мерил по себе.

Вот только мерки у них были разными.