4
Время шло. Начали появляться рабочие из дневных бригад, сменившие тех, кто уехал вкалывать в ночную смену. Бета-4 сдавал карты, игроки делали ставки. Стопка фишек перед Десом постепенно росла, наполнялся и банк: три тысячи кредитов, четыре тысячи, пять… Казалось, процесс больше никому не доставлял радости: Дес догадывался, что его язвительная тирада убила всякое удовольствие от игры.
Ему было все равно. Он играл в сабакк не для развлечения. Это была такая же работа, как добыча кортозиса. Для Деса это был способ заработать денег и расплатиться с «РВК», чтобы навсегда покинуть Апатрос.
Двое солдат встали из-за стола, спустив все свои кредиты. Их места заняли шахтеры из дневной смены. Искушение отхватить гигантский куш пересилило нежелание играть против Деса.
Прошел еще час, и оба старших офицера — лейтенант и капитан — наконец-то сдались. Их тоже сменили шахтеры, которые рассчитывали быстро набрать удачный расклад и сорвать банк. Оставшиеся республиканцы — вроде мичмана, который первым сцепился с Десом, — должно быть, имели бездонные карманы.
Из-за постоянного наплыва свежих игроков и новых денег Дес был вынужден изменить тактику. Он набрал уже несколько сотен кредитов; имея достаточный запас, он мог позволить себе иногда проигрывать. Главной задачей было оберегать банк. Если расклад не давал надежды на выигрыш, спустя несколько ходов Дес раскрывал карты. Нельзя было никому давать шанс набрать двадцать три очка. Он больше не выходил из игры, даже когда карты были откровенно слабыми. Лучше было проиграть партию, чем допустить, чтобы кто-то сорвал куш.
Благодаря удачным переменам и ошибкам соперников эта стратегия работала, хотя и не без ущерба для Деса. Оберегая главный приз, он начал терять то, что выиграл до этого. Стопка фишек стремительно таяла, но Дес знал: эти издержки окупятся, если он сорвет банк.
Партии тянулись мучительно долго, игроки сменяли друг друга. Один за другим солдаты вставали из-за стола: фишки кончались, а купить еще они не могли себе позволить. Из первоначальной компании остались только Дес и мичман. Горка фишек перед мичманом росла. Некоторые из его сослуживцев остались смотреть. Они болели за своего товарища и ждали, когда тот уделает не в меру языкатого шахтера.
Другие зрители приходили и уходили. Некоторые просто дожидались, когда кто-то освободит место за столом. Иных привлекали напряжение игры и размер банка. Спустя еще час последний дорос до десяти тысяч — максимально дозволенной суммы. Отныне все кредиты шли не в банк, а прямо на счет «РВК». Никто, впрочем, не жаловался. Шанс выиграть небольшое состояние был важнее.
Дес бросил взгляд на настенные часы. До закрытия кантины оставалось меньше часа. Когда он садился за стол, то был твердо убежден, что сегодня крупно выиграет. И долгое время к этому шел. Но за последние несколько часов его гора трофеев испарилась. Оберегая банк, Дес подрывал свое финансовое положение. Он исчерпал запас фишек и дважды был вынужден докупать новые. Молодой шахтер попался в классическую игроцкую ловушку: главный приз настолько завладел его мыслями, что он потерял всякий счет деньгам, которые тратил. Игра стала для него персональным вызовом.
Было жарко, рубашка промокла от пота. От долгого сидения затекли ноги, спина тоже болела: Дес постоянно наклонялся вперед, чтобы поскорее увидеть свои карты.
За ночь он просадил почти тысячу кредитов, но соперникам нажиться на его невзгодах не было суждено. Поскольку банк заполнился, все ставки и штрафы уходили прямо в карман «РВК». Чтобы вернуть хоть часть этих денег, теперь нужно будет месяц пахать в рудниках. Но отступать было поздно. Утешало лишь то, что мичман проиграл как минимум вдвое больше. Впрочем, всякий раз, когда у офицерика заканчивались фишки, он просто совал руку в карман и доставал новую пачку кредитов; казалось, что деньги у него никогда не иссякают. А может, ему было все равно.
Крупье объявил новую партию. Когда все заглянули в свои карты, Дес начал испытывать первые сомнения. Что, если на этот раз предчувствие его обмануло? Что, если сегодня ему не суждено выиграть? Он не помнил такого случая, когда дар подвел бы его, но и не мог поручиться, что это невозможно.
Карты были слабые, но Дес сделал ставку, хотя инстинкт предостерегал против этого. Что бы там ни выпало, все равно в начале следующего раунда придется раскрываться. Стоит промедлить, и кто-нибудь присвоит банк, которым он так настойчиво стремился завладеть.
Маркер замигал, и произошла перемена. Дес даже смотреть не стал на карты — просто перевернул их и пробурчал:
— Раскрываю.
Увидев, что получилось, шахтер почувствовал, будто ему вкатили оплеуху. Ровно минус двадцать четыре — его «разбомбило». Теперь все оставшиеся фишки уйдут на штраф.
— Ого, дылда! — пьяно протянул мичман. — Ты явно лума перебрал, раскрываться с такими картами — это нечто. Чем ты вообще думал?
— Может, он не понимает разницы между плюсом и минусом. — Сказав это, один из наблюдавших за игрой солдат осклабился, как кот манка.
Дес выплатил штраф, стараясь не обращать внимания на их слова. Он чувствовал себя опустошенным. Выпотрошенным.
— Что, когда проигрываешь, уже не до трепа? — съязвил мичман.
Ненависть. Поначалу Дес не испытывал больше ничего. Чистая, испепеляющая ненависть поглотила все его мысли, все движения, весь разум без остатка. Он вдруг позабыл о банке, перестал думать о проигранных кредитах. Сейчас ему хотелось одного — стереть наглую ухмылку с лица мичмана. И сделать это можно было лишь одним способом.
Дес свирепо зыркнул в сторону офицера, но тот был слишком пьян, чтобы пугаться. Не отрывая взгляда от своего недруга, Дес провел карточку через считыватель и заказал еще фишек, не слушая рациональную половину своего разума, которая пыталась отговорить его от этой затеи.
Крупье, чьи цепи не имели никакого представления о происходящем, передвинул в его сторону стопку фишек и, как всегда, жизнерадостно произнес:
— Удачи.
Десу пришли туз и двойка мечей. Семнадцать очков — опасная комбинация. Весьма чреватая перебором в следующем раунде и бомбой. Молодой шахтер замешкался, зная, что разумнее всего сейчас было бы выйти.
— Передумал? — попрекнул его мичман.
Повинуясь необъяснимому импульсу, Дес сунул двойку в поле помех и поставил несколько фишек на кон. Он поддался эмоциям, но теперь ему было все равно. И когда следующей пришла тройка, Дес знал, что ему делать. Он поместил пришедшую карту в поле помех рядом с уже лежавшей там двойкой. После чего сделал максимальную ставку и стал ждать перемены.
На самом деле взять банк можно было двумя способами. Во-первых, набрать ровно двадцать три очка — чистый сабакк. Но существовала комбинация еще сильнее — расклад идиота. По измененным беспинским правилам, если набрать двойку и тройку одной масти и вытянуть фигурную карту под названием «идиот», не имеющую никакого номинала, получался расклад идиота… в буквальном смысле двадцать три очка. Это была самая редкая из возможных комбинаций, и она перебивала даже чистый сабакк.
Две трети этого расклада Дес уже собрал. Теперь только и нужно, чтобы десятка сменилась на идиота. Конечно, для этого требовалась перемена. И даже в этом случае надо было надеяться, что ему выпадет идиот… а идиотов во всей колоде из семидесяти шести карт имелось ровно два.
Шансы были ничтожно малы.
Маркер вспыхнул красным; карты переменились. Десу не было нужды проверять: он знал.
Он посмотрел мичману прямо в глаза:
— Раскрываю.
Мичман бросил взгляд на собственные карты, дабы оценить, что принесла ему перемена… и захохотал так неистово, что едва сумел показать карты. У него оказались двойка фляг, тройка фляг… и идиот!
В толпе послышались удивленные вздохи и недоверчивое перешептывание.
— Ну, как вам, ребята? — хихикнул мичман. — Расклад идиота после перемены! — Он встал и протянул руку к горе фишек, что лежала в центре стола на маленьком пьедестале, игравшем роль банка.
Дес выбросил руку и схватил молодого офицера за запястье холодными пальцами, твердыми, как дюрасталь. Он тоже перевернул карты. В кантине стало тихо как в могиле. Смех мичмана оборвался, он высвободил руку и ошеломленно сел обратно. С противоположной стороны стола кто-то тихо и протяжно присвистнул. Толпа загомонила:
— …в жизни своей никогда…
— …поверить не могу…
— …статистически невозможно…
— Целых два расклада идиота в одной партии?
Крупье подвел итог в холодной аналитической манере:
— Два игрока набрали одинаковое количество очков. Исход партии решит раунд «внезапной смерти».
Мичман подобной выдержки не продемонстрировал.
— Тупой ушлепок! — выкрикнул он сдавленным от ярости голосом. — Теперь банк не достанется никому! — Республиканец дико выпучил глаза, на лбу запульсировала жилка. Один из товарищей положил руку ему на плечо, как будто опасаясь, что он перепрыгнет через стол и попытается задушить шахтера.
Мичман, однако, был прав: в этой партии ни тому ни другому банка не видать. Для раунда «внезапной смерти» каждый из игроков получал по карте, и суммы раскладов пересчитывались. У кого лучше комбинация, тот и победил… но сорвать банк было нельзя, не набрав ровно двадцать три очка. Ныне это представлялось невозможным: идиотов для сохранения расклада идиота больше не осталось, а из других карт ни одна не имела номинала выше пятнадцати, как у туза.
Но Десу было все равно. Его устраивало уже то, что он сломил соперника, разбил его мечты и лишил победы. Он чувствовал гнев мичмана и реагировал на него. Гнев казался живым существом… резервуаром, из которого можно было черпать силы, подпитывая горнило ненависти. Но свои эмоции Дес запер на замок, не показывая никому. Сжигавшая его ярость принадлежала ему одному. Энергия, бушевавшая внутри, была такой могучей, что грозила разорвать планету на куски, стоило только выпустить ее наружу.
Крупье вытащил из колоды две карты и положил их на стол лицом вверх, чтобы всем было видно. Обе оказались девятками. Прежде чем кто-либо успел среагировать, дроид пересчитал комбинации, определил, что они по-прежнему равны, и выдал каждому по второй карте. Мичману досталась восьмерка, а Десу — снова девятка. Идиот, двойка, тройка, девятка, девятка… двадцать три!
Он медленно протянул руку, провел пальцами по картам и шепотом сказал сопернику:
— Чистый сабакк.
Мичман обезумел. Вскочив на ноги, он обеими руками ухватился за стол и толкнул его что было силы. Только собственный вес да встроенные стабилизаторы не дали столу перевернуться, однако он покачнулся и с оглушительным грохотом встал обратно. Все кружки опрокинулись, элем и лумом залило карты, которые начали искрить от короткого замыкания.
— Сэр, пожалуйста, не трогайте стол, — умоляющим тоном произнес Бета-4.
— Заткнись, ржавая железяка! — Мичман схватил одну из перевернутых кружек и швырнул в дроида. Кружка со звоном ударилась о металлический корпус. Дроид пошатнулся и упал.
Мичман ткнул пальцем в Деса:
— Ты смухлевал! Во «внезапной смерти» набрать сабакк нереально! Только если мухлевать!
Дес промолчал — он даже не стал вставать. Но напрягся, приготовившись к драке.
Мичман снова повернулся к крупье, который с трудом поднялся на ноги.
— Ты с ним заодно! — Он метнул еще одну кружку и снова свалил дроида.
Двое солдат попытались удержать его, но офицер вырвался. Развернувшись лицом к толпе, он взмахнул руками. — Вы все заодно! Грязная проситховская сволочь! Вы ненавидите Республику! Ненавидите нас. Мы это знаем. Мы знаем!
Шахтеры придвинулись ближе, сердито ворча. Оскорбления мичмана были недалеки от истины: многие на Апатросе недолюбливали Республику. И было видно, что, если он не закроет свой рот, кто-то обязательно продемонстрирует ему, насколько сильно недолюбливали.
— Мы отдаем свои жизни, защищая вас, а вам хоть бы хны! Но как только выпадает шанс нас унизить, вы тут как тут!
Друзья снова схватили его за руки и потащили к двери. Но о том, чтобы пройти сквозь толпу, уже не было и речи. Судя по их лицам, солдаты здорово перетрусили. Еще бы, подумал Дес. Никто из них не был вооружен; бластеры остались на корабле. Теперь же со всех сторон их обступали враждебно настроенные мускулистые шахтеры, которые пили всю ночь. А их приятель все не унимался:
— Вы должны становиться на колени и благодарить нас всякий раз, когда наш корабль садится на эту кучу бантова навоза, которую вы зовете планетой! Но вы тупые скотины и не соображаете, как вам повезло, что мы на вашей стороне! Сброд грязных, неграмотных…
Бутылка лума, брошенная кем-то из толпы, ударилась о его голову, прервав словесные излияния. Мичман рухнул на пол, увлекая за собой друзей. Дес застыл, глядя, как толпа разъяренных рудокопов ринулась вперед.
От звука бластерного разряда все замерли на месте. Грошик вскарабкался на стойку, парализатор в его руках уже заряжался снова. Все понимали, что в следующий раз он выстрелит не в потолок.
— Мы закрываемся, — хрипло прокаркал неймодианец во всю мощь своих легких. — Все вон из моей кантоны!
Шахтеры попятились, и солдаты осторожно поднялись на ноги. Мичмана шатало, из пореза на его лбу текла кровь, заливая глаз.
— Вы первые, — скомандовал хозяин кантоны мичману и солдатам. — Дайте им дорогу. Пусть выметаются.
Никто, кроме солдат, не сдвинулся с места. Грошик не впервые доставал парализатор. «Бластеховская» оглушающая винтовка CS-33 «Огневержец» была одним из лучших нелетальных спецсредств, доступных на рынке: одним выстрелом она могла обездвижить немало целей. Многие горняки на себе испытали грубую силу ее широкофокусных разрядов, способных вырубить любого. Дес на личном опыте убедился, что боль они причиняли незабываемую.
Как только солдаты исчезли в ночи, толпа начала постепенно продвигаться к выходу. Дес пристроился следом, но, когда он проходил мимо стойки, Грошик наставил на него бластер:
— Не ты. Ты остаешься.
Дес застыл и не двигался, пока все не ушли. Он не боялся; Грошик вряд ли стал бы стрелять. Впрочем, не было никакой пользы в том, чтобы давать кантинщику повод.
Когда последний клиент закрыл за собой дверь, Грошик опустил парализатор. Неуклюже слезая с прилавка, он положил ружье на стол и повернулся к Десу.
— Решил, что будет безопаснее, если ты немного задержишься, — объяснил он. — Солдаты здорово обозлились. Они могут тебя поджидать по дороге домой.
Дес улыбнулся.
— Я так и подумал, что сам ты на меня не зол, — сказал он.
Грошик фыркнул:
— Еще как зол. Поэтому ты мне поможешь разгрести этот бардак.
Дес вздохнул и с напускным раздражением покачал головой:
— Ты же сам все видел, Грошик. Я ни в чем не повинен.
Но кантинщик был не в настроении выслушивать его объяснения.
— Давай собирай стулья, — проворчал он.
Втроем с Бета-4 — по крайней мере, от него еще была какая-то польза, кроме тасования карт, пришло на ум Десу, — они управились с уборкой за час с небольшим. После того как все было сделано, дроид нетвердой походкой убрел в ремонтную мастерскую. Но прежде чем крупье покинул их, Дес присмотрел за тем, чтобы выигрыш был переведен на его счет.
Когда они остались вдвоем, Грошик поманил Деса к прилавку, вытащил два бокала и достал с полки бутылку.
— Кортигский бренди, — пояснил он, наливая каждому по полбокала. — Прямиком с Кашиика. Но не та косорыловка, что пьют вуки. Мягче. Деликатнее. Цивилизованнее.
Дес сделал глоток и едва не задохнулся, когда огненная жидкость обожгла его горло:
— И это ты называешь цивилизованным? Страшно представить, что же пьют вуки!
Грошик пожал плечами:
— А как ты думаешь? Это же вуки.
Со вторым глотком Дес был более осторожен. Он покатал жидкость на языке, наслаждаясь насыщенным ароматом:
— Отличное пойло, Грошик. И, готов поспорить, дорогое. Что за повод?
— Денек у тебя выдался непростой. Я подумал, что тебе не помешает.
Дес осушил бокал. Грошик снова налил ему половину, затем закупорил бутылку и вернул на место.
— Я тревожусь за тебя, — проскрежетал неймодианец. — Меня беспокоит то, что случилось в той драке с Гердом.
— Он не оставил мне выбора.
Неймодианец кивнул:
— Знаю-знаю. Но все-таки… ты откусил ему палец. А сегодня чуть не затеял потасовку в моем баре.
— Эй, я просто хотел перекинуться в картишки, — запротестовал Дес. — Я не виноват, что дело вышло из-под контроля.
— Может, да, а может, и нет. Я наблюдал за тобой. Ты дразнил того офицера, подзуживал его, как подзуживаешь всех своих соперников. Ты давишь на них, крутишь ими как хочешь, заставляешь плясать, как кукол на веревочке. Но сегодня ты просто не останавливался. Даже когда карта шла, ты продолжал давить. Ты желал, чтобы он слетел с катушек.
— Ты хочешь сказать, что я это все спланировал? — Дес рассмеялся. — Да ну тебя, Грошик. Он из-за карт слетел с катушек. Ты же знаешь, я не мухлевал — это просто невозможно. Каким образом я мог влиять на раздачу карт?
— Дело не только в картах, Дес, — сипло ответил Грошик, так понизив голос, что шахтеру пришлось наклониться ближе. — Ты был в ярости, Дес. В такой ярости я тебя еще никогда не видел. Я чувствовал ее с другого конца кантоны, она прямо витала в воздухе. Мы все ее чувствовали. Толпа завелась моментально, Дес. Они все как будто подпитывались твоим гневом, твоей ненавистью. Ты испускал волны эмоций, ураган ярости и гнева. Этим ураганом смело всех: зрителей, того офицера… в общем, каждого. Даже меня. Я едва-едва заставил себя выстрелить в потолок. Хотя все инстинкты прямо кричали: «Стреляй в толпу!» Я хотел видеть, как они падают на пол и корчатся от боли.
Дес ушам своим не верил:
— Что ты такое говоришь, Грошик? Бред. Ты же знаешь, я не стал бы такого делать. Просто не смог бы. И никто бы не смог.
Неймодианец протянул длинную тонкую руку и похлопал его по плечу:
— Знаю, специально не стал бы. Я сам понимаю, как безумно это звучит. Но сегодня ты был не такой, как всегда. Ты поддался эмоциям и высвободил что-то… странное. И опасное.
Грошик запрокинул голову и прикончил остатки кортигского, вздрогнув, когда бренди полился в горло.
— Береги себя, Дес. Пожалуйста. У меня нехорошее предчувствие.
— Осторожнее, Грошик, — снова хохотнул молодой шахтер. — Неймодианцы никогда не славились тем, что доверяют своим чувствам. Это плохо для бизнеса.
Какое-то мгновение хозяин кантины внимательно разглядывал его, затем устало кивнул:
— Это да. Наверное, я просто вымотался. Надо поспать. И тебе тоже. Они обменялись рукопожатием, и Дес вышел.
