Глава 6
Радича мучила бессонница. Лежа в кровати, он решал проблему, которая возникала практически каждую ночь, – то ли попытаться заснуть, то ли пойти на кухню и выпить кофе.
Выбрав наконец второй вариант, встал и прошел на кухню. Кухня была типично холостяцкой, без особых украшений, – впрочем, как и вся квартира. Сейчас ему было пятьдесят шесть, с женой они окончательно разошлись после того, как он раньше времени ушел в отставку, потеряв значительную часть пенсии. То, что две его дочери, которых он обожал, к этому времени уже стали взрослыми и вышли замуж, несколько облегчило развод – для него. Сейчас он виделся с ними не реже раза в месяц. И все же от одиночества это его не спасало.
Сюда, в небольшую квартиру в районе Сокольников, он вселился семь лет назад, после развода с женой. Развода этого следовало ожидать, работа, а он всю жизнь был штабным специалистом ВДВ, знающим три иностранных языка, бросала его из одной точки планеты в другую. У него был непростой характер, он не умел врать и, главное, не был карьеристом, чего жена так и не смогла ему простить…
Некоторое время он колебался, стоит ли заваривать кофе. Сна нет, но есть надежда, что до утра он еще сможет заснуть. Если же он сейчас выпьет кофе, то не заснет уж точно.
Его раздумья прервал телефонный звонок. Посмотрел на часы – два пятнадцать. Сняв трубку, сказал:
– Да?
– Сергей Петрович, это Оля. Простите, что разбудила. Я вас разбудила?
– Ничего, Олечка. Что-то случилось?
– Не знаю даже… – Он слышал, как она пытается сдержать слезы. – Паши нет.
– Олечка, успокойся. Пока нет причин волноваться.
– Как же нет, когда он до сих пор не пришел…
– Он ведь пошел в ресторан «Яр»?
– Да, в ресторан «Яр». Он обещал не задерживаться. Но смотрите, уже полтретьего ночи, а его нет. Может, позвонить туда, в этот ресторан? И спросить, был ли он там?
– Подожди, дай подумать. Нет, в ресторан лучше не звонить. Во-первых, сегодня понедельник, точнее, уже вторник. Там сейчас никого нет, в ресторане. Потом – это все равно ничего не даст.
– А что даст?
– Сейчас… – Помолчал. – Вот что… Самое лучшее будет, если ты сейчас постараешься успокоиться. И заснуть.
– Как я могу заснуть? Сергей Петрович, неужели вы не понимаете, что я места себе не могу найти?
– Понимаю. И все же, Олечка, самым лучшим будет, если ты постараешься заснуть.
– Я не смогу.
– Постарайся. Я думаю, Павел рано или поздно объявится.
– А если не объявится?
– Объявится. А не объявится, утром я начну искать его сам. По своим каналам.
– Сергей Петрович, а вы не думаете… – Замолчала.
– Что – я не думаю?
– Вы не думаете, что после ресторана он поехал к этой девке? К этой певице? А?
– Олечка… Ну что ты… – Радич прокашлялся. – Я знаю Пашу. Во-первых, он ведь тебя любит, я это вижу.
– Ну и что? Он может любить, но поехать к другой.
– Думаю, это исключено. Он просто не тот человек, который может пускаться в сомнительные авантюры. Нет, исключено. Он ни к кому не мог поехать.
– Думаете?
– Думаю. Больше того, уверен в этом. Ложись спать.
– Ну а… – Снова замолчала. – Ну а вдруг… – Не выдержав, заплакала, а точнее – заскулила: – Вдруг его… уже нет… С-с-сергей П-п-петрович? А? Вдруг его убили?
– Олечка, перестань… Паша не тот человек, он не позволит что-то с собой сделать. Ложись спать. У тебя есть снотворное?
– Есть что-то. В аптечке.
– Прими. И тут же ложись спать. Утром я тебе позвоню. Хорошо?
– Хорошо.
Положив трубку, он взял кофеварку. Подумал: с Павлом что-то не так и его в самом деле надо искать. Но где и как?
Может быть, ощущение одиночества и сблизило его с Молчановым, к которому он испытывал отцовские чувства. Радич знал всю историю Павла, знал, что его отец умер, когда тому было шестнадцать лет, и часто замечал, что относится к Павлу как к сыну.
Грузовик, долго мчавшийся по прямой, начал делать поворот за поворотом. При этом он изредка уходил под уклон или поднимался по склону – было похоже, машина заезжает и выезжает из подземных тоннелей. В конце концов, после долгого подъема на каком-то склоне и разворота на сто восемьдесят градусов, Молчанов решил приподнять брезент и выглянуть.
Место было ему знакомо, грузовик шел по путепроводу возле Савеловского вокзала. На фронтоне вокзала светились неоновые буквы, у пустой сейчас стоянки такси ожидали пассажиров.
Спустившись с верхнего моста, грузовик замедлил ход, стал поворачивать направо. Свернул в привокзальную улочку.
Вглядываясь в спящие дома, Молчанов подумал: «Похоже, конечным пунктом грузовика будет вокзал, а именно погрузо-разгрузочные пакгаузы».
Наконец грузовик остановился. Молчанов услышал, как открылась дверца кабины, как водитель спрыгнул на землю и, хлопнув дверцей, ушел.
Посидев немного, решил: все, можно вылезать. Вряд ли патрули будут искать его здесь – место, где он сейчас находится, расположено в противоположном от Зюзина конце Москвы.
Отогнул брезент, мягко спрыгнул на землю. Прислушался – тихо. Чуть отойдя, осмотрелся. Точно, машина стоит у пакгаузов Савеловского вокзала. Конечной его целью должен стать ближайший к вокзалу дом на Сущевской улице, возле которого, он знал, расположены несколько будок с телефонами-автоматами. Но сначала ему нужно найти кое-что здесь.
Проскользнув незаметной тенью вдоль забора, он вышел к дальнему пакгаузу. У ближней к вокзалу погрузо-разгрузочной платформы, возле перронов, горел свет, там стояли люди, но здесь, у границы грузовой территории, никого не было.
Забравшись на дек, начал поиски. В конце концов в самом дальнем углу дека нашел то, что искал, – небольшой ломик для скалывания льда. Взяв его, спрыгнул на землю и не спеша зашагал к Сущевской.
Его часов, «капитанских», на руке сейчас не было, их сняли тоже, и ему пришлось сделать небольшой крюк, чтобы увидеть вокзальные часы, они показывали половину четвертого. Подойдя к телефонным будкам, осмотрелся. Тихо, ни одного человека. Что ж, он попробует сначала осмотреть все телефоны-автоматы, – может, кто-то случайно забыл взять вывалившийся жетон. Но если он не найдет жетона, придется попортить имущество.
Осмотрел все телефоны-автоматы. Как он и ожидал, жетона ни в одной ячейке возврата не оказалось. Убедившись в этом, взял ломик и осторожно подсунул острие под один из телефонных аппаратов. После нескольких медленных точных движений отсоединил аппарат от стенки будки. Потянув его за собой, оторвал провод и, не забыв прихватить ломик, вернулся с аппаратом к дальнему пакгаузу.
Положил коробку на асфальт у пакгауза, поднял ломик и несколькими ударами просто развалил аппарат. Присел, взял рассыпавшиеся по асфальту жетоны. Оглядевшись и убедившись, что вокруг по-прежнему никого нет, вернулся к телефонным будкам.
Вошел в одну из будок, снял трубку, опустил жетон в щель.
Его план основывался на том, что в части, где они служили с Радичем, все они, чтобы не быть расшифрованными, переговаривались по телефону не с помощью слов, а перестукиваясь по особой, ими самими разработанной системе. Всю систему он сейчас не помнил, но некоторые комбинации остались в памяти навсегда. Одна из этих комбинаций была следующей: «Нахожусь в опасности, встречаемся на том же месте во столько-то часов».
Правда, его смущало понятие «на том же месте». Здесь, в Москве, они с Радичем в условном месте, у парка «Сокольники», где тот жил, встречались всего один раз, два года назад – после того, как Радич неожиданно ему позвонил. Сейчас «то же место» должно было обозначать площадку у входа в парк «Сокольники». Если он передаст Радичу эту шифрограмму, сообразит ли тот, какое место он имеет в виду? А вдруг нет?
Впрочем, иного выхода у него сейчас не было. Единственное, что он должен решить, прежде чем набрать номер, – какой час назначить. Конечно, не сейчас, ночью, когда и на улице, и в парке можно нарваться на патруль. И не ранним утром, потому что ранним утром Радичу, скорее всего, позвонят из ФСБ. Или просто придут, чтобы выяснить, не имел ли он какой-то связи с ним, Молчановым. Пожалуй, лучше всего будет договориться встретиться с Радичем в двенадцать дня. Да, точно. Это будет самым лучшим.
Набрал номер. Взял второй жетон, приготовился.
Радич поднял трубку почти сразу же.
…В конце концов желание выпить кофе пересилило. Засыпав смолотый с вечера порошок в кофеварку, Радич подождал, пока кофе будет готов, и налил полную чашку. Сделал два глотка – и в это время тихо зажужжал телефон.
Взяв трубку, сказал:
– Алло?
Трубка молчала. Точнее, не молчала, из нее доносились какие-то звуки.
– Алло, кто это? – повторил он. Не дождавшись ответа, хотел было положить трубку и вдруг понял, что это за звуки.
Услышав «Алло?», Молчанов начал с помощью жетона отстукивать шифрограмму. Отстучав, прислушался. Поймет ли его Радич?
Нет, Радич его не понял. После некоторой паузы его бывший начальник штаба снова сказал: «Алло, кто это?»
Молчанов подумал: если Радич сейчас положит трубку, он опять наберет его номер. И отстучит шифрограмму снова. И будет делать так, пока не кончатся жетоны. Или пока Радич не поймет, в чем дело.
Но нет, Радич его понял. Отстучав шифр второй раз, Молчанов облегченно вздохнул, – после короткой паузы он услышал в мембране стук, который означал: «Сообщение принято. Буду на месте».
Повесил трубку. Задача его теперь была простой: дойти до Сокольников.
Сущевку, Марьину Рощу и Рижский вокзал он преодолел, не встретив ни одного человека. Затем, от Рижского вокзала, двинулся по ведущей отсюда к Сокольникам транспортной эстакаде. Эстакада была длинной, не меньше трех километров, и в пути он был готов в любой момент метнуться к боковому ограждению и спрыгнуть вниз. Но обошлось, он так и не увидел ни одной патрульной машины.
В конце пути, выждав интервал в движении, спустился с эстакады налево и через несколько шагов оказался у ограды из металлических прутьев, за которой начинался парк.
Здесь он мог чувствовать себя в относительной безопасности. Пройдя немного, увидел чуть-чуть разогнутые прутья. Проскользнув между ними, оказался в парке.
У фонаря осмотрел одежду. Брюки и пиджак были сильно выпачканы в кирпичной пыли, кроме того, когда он снял пиджак, увидел свисающий с правой полы лоскут. Пола была разорвана.
Подумав, отстегнул портупею с пустой кобурой. Посмотрел на них с сожалением. Портупея и кобура были отличными, но сейчас они могли его выдать. Положив их в кусты, надел пиджак.
В густых зарослях на окраине парка выбрал подходящий кустарник. Набрав валежник и сухие ветки, утоптал кучу хвороста, лег на нее. Потянув пиджак наверх, укрыл голову.
Ему было холодно, но он терпел. В более юные годы ему приходилось спать и при минусовой температуре.
Заснул он, сам этого не заметив.
