Глава 28

Я проехал на квартал западнее торгового центра, где обедала Альма Рейнольдс, и сделал несколько кругов, прежде чем отыскать парковку, с которой открывался вид на «Кочина де Кабо».

Рейнольдс вышла через пятнадцать минут и направилась к месту своей работы пешком. Она шла широким медленным шагом, вид у нее был мрачный. Я следовал за ней так медленно, как только мог, и остановился в половине квартала от офтальмологического кабинета.

Она прошла мимо входа и спустилась по пандусу к подземной стоянке.

Мне не пришлось долго ждать, прежде чем по пандусу выехал наверх старый, побитый «Фольксваген-жук» желтого цвета. Рейнольдс сидела за рулем, подавшись вперед, словно убеждая машину ехать быстрее. Из выхлопной трубы вырывался черный дым. Тц-тц-тц.

Она направилась прямо к зеленому зданию на Четырнадцатой улице, чуть севернее Пико. Номер дома совпадал с домашним адресом, который сообщил мне Рид. Судя по всему, компания, обслуживающая здание, относилась к своим обязанностям небрежно; пальмы перед ним разрослись, но зато они хотя бы отчасти скрывали облупившуюся штукатурку на фасаде. Менее гламурная сторона Санта-Моники. Но проживание здесь все же давало свои привилегии: парковочные места, предназначенные только для жителей. Я отъехал чуть подальше.

Альма Рейнольдс изо всех сил пыталась втиснуть «жук» в крохотное пустое пространство, без видимого раскаяния стукая машины по обеим сторонам. Наконец, захлопнув дверь с такой силой, что «Фольксваген» завибрировал, она вошла в здание.

Я остановился возле пожарного гидранта и стал слушать музыку. Тридцать пять минуть спустя я решил, что Рейнольдс уже не выйдет, и направился домой.

Про пути я снова попытался связаться с Майло и оставил ему сообщение. Едва я доехал до Вествуд-Вилледж, как мой сотовый запищал.

— Здравствуйте, доктор, это Луиза из службы связи. Только что звонила доктор Ротман.

— Натали Ротман?

— Она не назвала свое имя, но просила перезвонить как можно скорее. Что-то относительно мистера Трэвиса.

Я общался с Натали Ротман впервые за несколько лет.

— У меня как раз закончился обход, Алекс, но если хочешь, можем поговорить позже.

— Ты знаешь Трэвиса Хака?

— Знаю? Это немного… извини, Алекс, пара секунд. — После недолгой паузы она произнесла: — У нас одна врач только что родила, персонала не хватает, мне даже присесть некогда, надо бежать. Я смогу поговорить с тобой во время ужина — скажем, в шесть?

— Не намекнешь, в чем дело?

— Слишком долго и сложно. В шесть часов подойдет?

— Я позвоню тебе в это время.

— Нет, давай встретимся лично. У Джеррода, моего старшего, в семь часов баскетбольный матч, и я обещала ему, что обязательно приду посмотреть. Ты все еще живешь в Глен?

— Да. Ты меня интригуешь, Натали.

— Это совсем рядом. Встретимся где-нибудь поблизости от школы Джеррода.

— А где эта школа?

— В Брентвуде, — ответила она. — Винуордская академия. Как насчет того таиландского ресторанчика, который мне так нравится. «Пэд-Палейс», знаешь?

— Найду.

— Вкусная, низкокалорийная еда, — сообщила Натали. — Я иногда беру на вынос. Даже слишком часто.

Еще один торговый центр — длинный, одноэтажный. Быть может, когда-нибудь земля станет слишком дорогой, чтобы они оставались рентабельными.

«Пэд-Палейс» выжал все из того, что у него было: магазинное помещение с ограниченным бюджетом на дизайн. Ширмы и сосновые столы с претензией на изящную простоту. Стены окрашены в различные оттенки желтовато-зеленого. Стройные, молчаливые официантки-азиатки обслуживали радостных громкоголосых хипстеров.

Меню было в основном вегетарианским с добавлением яиц, можно было заказать что-нибудь чисто веганское. Похоже, экологическая сознательность сегодня преследовала меня. Я почти ожидал, что в двери войдет Альма Рейнольдс. Но, возможно, она придерживалась мест, где водится рыба.

Белый «БМВ» Натали Ротман, со сдвижной полотняной крышей, подъехал к ресторану через пять минут после того, как я устроился за столом с кружкой чая. Она ворвалась в зал, словно пуля: маленькая, быстрая, прямолинейная. Рост четыре фута десять дюймов, девяносто фунтов мышц. Лицо у нее было нежное и гладкое, словно у подростка, вокруг него облаком колыхались неприбранные темно-русые волосы. Сорок два года, мать двоих сыновей, она была замужем за застройщиком, владевшим участками на Уилширском бульваре. Сама Натали уже много лет работала в службе «скорой помощи» в педиатрическом центре Западного округа. Я познакомился с ней, когда она только-только окончила Йельский университет и получила должность ординатора. Затем — старшего ординатора, после чего быстро продвинулась до полноправного врача. Многие важные шишки в больнице считали ее слишком резкой и неуживчивой. Я понимал, что отчасти они правы, но мне Натали нравилась.

Она махнула мне рукой и подлетела к одной из официанток.

— Я доктор Ротман. Мой заказ готов?

Не успела девушка кивнуть, как Натали уже плюхнулась за стол напротив меня.

— Я заранее заказала все по телефону. Привет, Алекс. Выглядишь прекрасно; криминальная сторона жизни, должно быть, очень приятна. Не хочешь вернуться и заняться своей настоящей работой?

— Я тоже рад видеть тебя, Натали.

Она рассмеялась.

— Нет, я не на психостимуляторах, хотя надо бы. Значение этой дряни сильно преувеличено. Я говорила Чарли, но он мне не верит… Ладно, к делу: я случайно увидела в новостях по телику мистера Хака, и, как добропорядочный гражданин, позвонила по указанному внизу номеру. Какой-то коп по фамилии Рид сказал, что хотел бы поговорить со мной, но, по-моему, он врал.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что я сказала ему, зачем звоню, но он ответил, что сейчас в поле и свяжется со мной потом. Что копу делать в поле — траву косить? Я так у него и спросила. Но он не оценил мой юмор. Ты его знаешь?

— Молодой детектив-новичок.

— Что ж, ему еще надо поучиться работать с законопослушными источниками потенциально полезной информации. Он начал давить на меня: кто я такая, почему звоню. Как будто это я подозреваемая! Когда я сказала ему, что я терапевт из Западного педиатрического, его, похоже, осенило. Он успокоился, сказал мне, что кое-кто, некогда работавший в Западном округе, как раз консультирует их по этому делу, и спросил, знаю ли я тебя Я сказала — конечно, уже давно. Он заявил, что это хорошо и не поговорить ли мне с тобой. Не обижайся, Алекс, но у меня было впечатление, что меня просто отфутболили. Он должен был передать тебе, что я звонила. Передал?

— Пока нет.

— Ну, конечно. Ладно, идем дальше. Новичок-детектив Рид, возможно, не захочет испытать когнитивный диссонанс, но придется.

— Диссонанс с чем?

— С мистером Хаком.

— Так ты знаешь его?

— Это слишком сильное слово. Я однажды встречалась с ним. Но этого достаточно, чтобы я считала его героем.

Ей принесли тарелку прозрачной, словно целлофан, лапши и соевой курятины. Натали сделал несколько глотков, потеребила кольцо с бриллиантом на пальце — крупный квадратный камень. Ювелирные украшения меня не особо интересовали, но огромная жемчужина Альмы Рейнольдс заставила меня обращать внимание на такие вещи.

— Мы встретились с ним десять лет назад. Мне как раз до смерти надоели пациенты, и я взяла ночные смены, чтобы пореже встречаться с людьми. Примерно в три часа ночи меня позвала медсестра из приемного покоя. Кто-то принес окровавленного младенца. Сначала все думали, что это будет просто как в фильме ужасов, но когда бедняжку помыли, оказалось, то никаких ран нет, даже булавочного укола. Маленькая девочка семи месяцев от роду. Она замерзла и была неспокойна, но в остальном с ней все было хорошо.

Натали подцепила кусочек тофу.

— Добрым самаритянином, который ее принес, оказался ваш знакомый, мистер Хак. Он не назвал свое имя, но я уверена, что это он, такое лицо трудно забыть. Он был истощен, едва стоял на ногах, состояние у него было ужасное. Я не могла не отметить, что у него явно было какое-то повреждение головного мозга — возможно, давняя закрытая ЧМТ или микроинсульт.

— Искривленные губы, — кивнул я.

— Да, — отозвалась Натали, изображая букву V из пальцев. — Я знала, что это он. Походка у него была нетвердая, так что медсестра сперва решила, что Хак пьян, и боялась, что он уронит ребенка. Ребенок кричал, был весь в крови — сцена та еще. В новостях сказали, что Хак представляет для вас интерес в связи с убийствами. Что это значит?

— Это значит, что полицейский департамент в сомнениях.

— Почему?

— Все слишком сложно, Натали.

Она посмотрела на меня долгим взглядом.

— Честный ответ. Но между нами: его подозревают в этих убийствах?

Я кивнул.

— Ого! — произнесла она. — Должна сказать тебе, Алекс, я не почувствовала тогда в нем ничего зловещего. Он нервничал, был напряжен, возможно, напуган еще сильнее, чем девочка. Он сказал, что нашел ее на тротуаре, когда вышел пройтись: услышал крик и решил, что это раненое животное. Когда он увидел, что это младенец, то сразу схватил ее и отнес к нам. Это добрые две мили, от Силверлейк до Восточного Голливуда, холодной ночью. Он снял свою куртку, чтобы закутать ребенка, и остался в футболке и дешевых клетчатых штанах — забавно, какие вещи запоминаются… Вероятно, купил их в секонд-хенде, они были подпоясаны веревкой. И зубы у него клацали от холода.

— А почему он не позвонил в «девять-один-один»?

— Может быть, решил, что доберется до нас быстрее, не знаю.

Или понимал, что, рассказав такую историю, немедленно попадет под подозрение…

— Напугал ли он нас вначале? — продолжала Натали. — Конечно. Он сам был весь в крови, словно в одном из тех отвратительных фильмов, которые так любят мои мальчишки. Мы не хотели причинять ему вреда, но пытались задержать его до прибытия полиции. Когда он увидел, что с ребенком все в порядке, то вылетел на улицу мимо нашего охранника. Ну, ты помнишь, какой у нас охранник.

— Старый, слабый, ленивый, подслеповатый.

— И это еще мягко сказано. Кроме того, полиция приехала очень нескоро, а мы все заняты были младенцем. Теперь, когда я вспоминаю об этом, меня это действительно беспокоит. Что, если Хак на самом деле маньяк-убийца?

— А откуда ты знаешь, что нет?

— Потому что дело было закрыто сразу же. Это официальный термин, верно? Закрыто, не распутано.

— Ты неплохо в этом разбираешься, Натали.

— Чарли любит детективные сериалы.

— Каким образом закрыли дело?

— Мы направили полицию туда, где, по словам Хака, он нашел ребенка. Они обнаружили кровавый след, прошли по нему и наткнулись на тело, лежащее в кустах. Это оказалась мать младенца, семнадцатилетняя девушка по имени Бренди Лоринг. Она жила в нескольких кварталах оттуда вместе с матерью-алкоголичкой, отчимом и единоутробными и сводными братьями и сестрами. Девочку звали Брендин, уменьшительное от «Бренди», я полагаю. Семья знала, кто убил девушку: ее бывший парень, тоже юный, всего на год старше нее. Очевидно, она порвала с ним перед рождением дочери, и он преследовал ее. Едва полицейские явились к нему домой, он раскололся и сознался, что забил ее до смерти. Это доказывали ободранные костяшки его пальцев и сломанное запястье; к тому же на лице, шее и груди Бренди нашли его кровь. Когда копы спросили, почему он оставил ребенка там, прямо на тротуаре, парень лишь тупо посмотрел на них. Дескать, «ой, я совсем об этом забыл».

— Кто сообщил тебе эти подробности?

— Детектив, который занимался бумажной работой. Так он сам это называл. «Я делаю бумажную работу, док, Шерлокам Холмсам не до того».

— Ты помнишь его фамилию?

— Лейбовиц, — ответила она. — Детектив-еврей, кто бы мог подумать.

Перед тем как попрощаться, я спросил, нравится ли ее сыну в Винуордской школе.

— Интересное место, — сказала Натали.

— В каком смысле — интересное?

— На самом деле это две школы — в социологическом аспекте. Умные богатые детки и не особо умные очень богатые детки.

— Я чувствую в этом нечто общее.

— Плата за обучение размером в сорок тысяч — вот это «общее», Алекс. Чарли считает, что это нелепо, и я, видимо, тоже. А в какую группу попадает Джеррод, зависит от того, в какой день ты меня об этом спросишь. Ты же знаешь подростков — никакого контроля за импульсивными побуждениями; посмотри, что стало с несчастной Бренди Лоринг. Я бы не против отправить Джеррода в общеобразовательную школу, и Чарли тоже очень этого хотел. Но наш принц возжелал войти в университетскую бейсбольную команду, а в общеобразовательной школе он не набрал бы нужных баллов. Полагаю, это делает его одним из категории умных деток. Он знает свои пределы.

Я позвонил в Голливудское подразделение и спросил детектива Лейбовица. Служащий никогда не слышал о таком, равно как и дежурный офицер.

— Тогда позовите детектива Коннор.

— Ее сейчас нет.

Я набрал номер мобильника Петры. Она сообщила:

— Барри Лейбовиц уволился вскоре после того, как я пришла туда работать. И нет, между этими событиями нет никакой связи. Барри было уже за шестьдесят.

Я засмеялся.

— Ты не знаешь, где его найти?

— Извини, нет. Можно спросить, зачем он тебе?

Я рассказал ей о младенце, спасенном Трэвисом Хаком.

— Ваш преступник совершил доброе дело? — хмыкнула она. — Тед Банди работал на «горячей линии» для самоубийц.

— Это ни черта не значит, — заявил Майло. — Деннис Рейдер был президентом церковной конгрегации.

— Именно об этом я и подумал, док, когда она позвонила, — сказал Мо Рид. — Я собирался передать тебе, но погряз в работе, просматривая записи по пассажирам поездов и автобусов и проверяя договоры на найм автомобилей.

— Значит, сомнений в том, что мать ребенка убил ее бойфренд, нет? — спросил Майло.

— Так детектив Лейбовиц сказал доктору Ротман, — ответил я.

— Лейбовиц… не знаю такого.

— Он ушел в отставку сразу после того, как Петру направили в Голливудское подразделение. Я собирался поискать его, но если ты считаешь, что это пустая трата времени, то не буду.

— И какой в этом смысл?

— Если Лейбовиц в ходе следствия сумел найти Хака и расспросить его, это могло бы позволить нам узнать кое-что о личности Хака.

— Лично я хотел бы узнать, почему Хак гулял по темной пустынной улице в Силверлейке в три часа ночи, но так и быть, действуй, — промолвил Рид. Мы знаем, что именно в это время суток он снимает уличных девиц. Может быть, когда не может никого подцепить, то подглядывает за людьми в окна или что-нибудь похуже…

— По крайней мере, мы знаем, где он был десять лет назад, — отметил Майло. — Бродяга, без социальной страховки, так что ставлю десять к одному — он зарабатывал на жизнь чем-то незаконным. Посмотрим, что нам дадут записи относительно уличных грабежей за тот период, особенно в Восточном Голливуде и Силверлейке. Я займусь этим, Моисей, а ты продолжай работать с транспортными записями и принимать звонки.

— Так точно.

— Хак сказал, что принес ребенка в госпиталь пешком, — напомнил я. — Если это правда, следовательно, у него не было машины. А это значит, что он мог жить недалеко от того места, где нашел девочку.

— Он ищет развлечений на бульварах, а потом уползает в какую-нибудь нору в холмах, — предположил Рид.

— Может, и так, — согласился Майло, — но не кидайся прочесывать бульвары. Там не осталось уже никого, кто ошивался там десять лет назад. А вот те, кто живет по соседству, — другое дело. Если скататься туда, где был найден младенец, возможно, мы обнаружим кого-то, кто помнит Хака.

— Или еще лучше, — подхватил я, — найдем самого Хака, вернувшегося в прежнее укрытие.

Майло задумчиво пожевал губу.

— Дом там, где сердце, а?

— Обратно в прежнюю зону комфорта, — кивнул Рид. — Может звучать заманчиво, если ты прячешься от полиции.