Глава 2
Местом преступления оказался нижний уровень подземной парковки в Сенчури-Сити, восемнадцатиэтажное здание на авеню Звезд. Построено оно относительно давно, еще до того, как застройщикам удалось убедить комиссию по зонированию в том, что настоящие небоскребы – как раз то, чего не хватает на территории сейсмической активности.
До места я добрался довольно легко, проехав по Беверли-Глен. Тело уже накрыли белой простыней, и техэксперты делали последние снимки и брали образцы крови, соскабливая брызги под простыней. Красная струя попала на опору слева от серебристого седана жертвы.
На полу рядом с телом лежала белая дамская сумочка из кожи ящерицы и комплект ключей, на одном из которых имелся логотип фирмы – оскаленная морда ягуара. Оставленные шинами на бетоне перекрещивающиеся петли складывались в хаотичный рисунок, не поддающийся никакой интерпретации. Все эти круги и завитушки давно высохли и посерели от времени. Ни одного свежего масляного потека, ни одного следа заноса или резкого торможения.
Майло – в перчатках, коричневом костюме и худосочном черном галстуке – стоял в стороне от копошащихся экспертов. В одной руке он держал какой-то белый прямоугольник, другой прижимал ко рту сотовый.
Пахло бензином. Из-за нагнетаемого через воздуховод пыльного сухого воздуха помещение напоминало просторную морозильную камеру. Я стоял на месте, пока Майло не кивнул наконец невидимому собеседнику на другом конце линии связи, дал отбой, подошел к телу, присел на корточки, поднял простыню за уголок и осторожно ее отвернул.
Приглашение сделано.
Женщина упала вниз лицом. Светлые волосы оттенка сырого дуба собраны в высокий, по моде, пучок, открывая затылок и шею. Сама шея длинная и изящная. Должно быть, убитая гордилась ею.
Фигура высокая, стройная, на спине никаких ран. Облегающие джинсы с украшенными блестками швами, красная кожаная куртка, достигающая середины ягодиц, белые туфли-лодочки на средней высоты каблуке. Правая нога неуклюже вывернута, туфля частично сползла, что позволяло заглянуть внутрь. «Маноло Бланик».
На двух пальцах каждой руки поблескивали золото и платина. В ухе, которое я видел, красовался изрядных размеров диск из розового золота с крохотными рубинами по периметру.
Майло кивнул эксперту, которого вполне можно было принять за любознательного старшеклассника-интроверта, допущенного волонтером в аудиовизуальную лабораторию.
– Ничего, если я переверну ее частично?
– Коронер приехал и уехал, мы закончили, так что, по мне, даже можете перевернуть ее полностью.
Майло перевернул женщину с такой легкостью, словно она была из сахарной ваты, и приподнял ровно настолько, чтобы я увидел бывшее красивым лицо: полные, сердечком, губы, чистые линии подбородка. Тонкие морщинки, цена жизненного опыта; аккуратно, но без попытки скрыть возраст, нанесенный макияж. На мой взгляд, женщине было около сорока пяти, но за собой она следила.
Под красной курткой – черная шелковая блузка. На гладкой шее – изящная золотая цепочка-ожерелье с вставленными через каждые два дюйма маленькими квадратными бриллиантами. Входное отверстие пометило то место, где ожерелье касается ключицы. Вторая рана обезобразила левую щеку примерно в дюйме под глазом и исказила до неузнаваемости выражение лица. Замешательство? Беспомощность? Предсмертный испуг? Так сразу и не понять.
Судя по едва заметному серому налету вокруг обоих отверстий, стрелявший находился на расстоянии от шести дюймов до двух футов. Одна пуля в дыхательное горло, другая – в мозг; скорее всего, смерть была быстрой. Отсутствие выходных отверстий давало основание предположить, что стреляли из оружия небольшого калибра, 22 или.25, и пули, разорвав ткани, остались внутри.
– Гильзы?
Майло покачал головой.
– Если и были, их забрали. В сумочке тысяча «баков» и мелочь, а еще неработающие часы «Леди-Ролекс», которые она, возможно, собиралась отдать в ремонт. Плюс целая стопка платиновых карточек. Хочешь еще посмотреть?
Секунду-другую я всматривался в лицо. Вся эта заботливо сохраняемая красота – и вот что от нее осталось…
– Нет.
Майло снова перевернул тело, накрыл простыней.
– Что думаешь?
– Скорее всего, ее выбрали заранее и проследили пешком до стоянки. Если только ты не обнаружил свежих полос от шин, которые я как-то пропустил.
– Не обнаружил.
– Сколько на парковке камер видеонаблюдения?
– В самой парковочной зоне – ни одной.
– Шутишь?
– Если бы. Есть по одной над дверьми лифтов и на главном въезде на парковку, да еще пара у передней и задней двери здания.
– Почему здесь ничего нет?
– Вот ты мне и скажи.
– Кто ее нашел?
– Какая-то женщина шла к своей машине. Бедняжка так испугалась, что мне пришлось выводить ее «Мерседес». Потом дала показания и к твоему приезду уже относительно успокоилась. Как думаешь, нападение фронтальное?
– Застрелить ее сзади было бы легче. Возможно, стрелок хотел, чтобы она знала, кто ее убивает. Или планировалось напасть сзади, но женщина услышала шаги и обернулась… Кто она?
Майло протянул белый прямоугольник.
Водительские права. Выданы в Калифорнии. Урсула Кори, сорок семь лет, блнд/голб, пять-восемь, 129. Адрес в Калабасасе.
– Я посмотрел. Занимаются коневодством. Подходящее место для богатой леди.
– Есть мысли, что она делала здесь?
– Вообще-то есть. Я разговаривал по телефону с ее домработницей. Сеньора Урсула намеревалась встретиться со своим юристом, вот только домработница забыла его фамилию. Что-то на «Ф»; может, Фельдман или Феллман… Что еще? Если мыслей нет, я собираюсь проверить подсказку.
* * *
Вестибюль размером в половину футбольного поля облицован серым гранитом и коричневым мрамором; в центре высокого, в тридцать футов, кессонного потолка огромная, шириной в шесть футов, люстра из венецианского стекла. Лифты на каждой стороне. Туда-сюда сновали люди в деловых костюмах. На некоторых лицах лежала тень серьезности, но не наблюдалось недостатка и в легкомысленных улыбках, жестах, пружинистой походке. Известие об убийстве еще не поднялось сюда из подвала.
Интересно, в каком настроении начала свой последний подъем на лифте Урсула Кори?
* * *
В списке арендаторов преобладали юридические конторы; остальные, если судить по названию, занимались тем, что переводили деньги – ради забавы и выгоды. Сотни, если не тысячи юристов. Учитывая, сколько людей в Лос-Анджелесе подавали друг на друга в суд, здесь можно было построить отдельный город, населенный исключительно юристами. Но какой мазохист взял бы на себя поддержание правопорядка в таком городе, не говоря уже об уборке токсичного мусора? Мы просмотрели справочник на букву «Ф» и обнаружили одного Фельдмана и одного Фельда. Оба были записаны как управляющие директора.
– Может быть, и так, что для домработницы каждый, у кого есть офис, – abogado, – сказал Майло, делая запись в блокнот. Взгляд его скользнул ниже, и рука остановилась, а уже в следующую секунду он указал на строчку в справочнике. Грант Феллингер. Адвокатская контора «Вайнтрауб, Хэрроу, Мичевски и Феллингер» занимала целое южное крыло седьмого этажа. – Лучший вариант, верно, парень?
– Определенно. И давай отдадим должное домработнице за то, что она знает, кто abogado, а кто – нет.
– Ну вот, опять ты за свое… В каждом хочешь видеть лишь хорошее.
Лифт был скоростной, практически неслышный, и уже через несколько секунд мы стояли перед стеклянной дверью в стене из черного сланца. Название фирмы, выгравированное мелким, неброским шрифтом, как будто пряталось от случайных глаз. Похоже, контора относилась к разряду тех, которые говорят о себе: если вам приходится спрашивать, значит, вы не наш клиент.
За столом в приемной сидела молодая, симпатичная латиноамериканка с ясными глазами, в подобранном со вкусом черном платье и жемчуге. Серьезное лицо. Устрашающая поза. Просидеть весь день с прямой спиной – это требует самодисциплины. Предъявленный Майло жетон не произвел на нее никакого впечатления.
– Что я могу сделать для вас?
– Урсула Кори является клиентом мистера Феллингера?
– Секунду, пожалуйста. – Проворные пальцы пробежали по кнопкам на клавиатуре так быстро, что я не успел проследить за ними. Ручные приспособления, может быть, и не столь популярны, как раньше, но они творят чудеса для мелкомоторной координации.
Через полминуты в приемную вышел высокий мужчина за тридцать в подвернутых джинсах, белой рубашке с маленьким воротником и красном галстуке с узором «пейсли». Взбитые довольно длинные волосы создавали эффект нарочитой небрежности. Очки в черной оправе и красно-коричневые туфли вносили свой вклад в образ хипстера, но не корпоративного юриста. Говорил он мягко, как будто всячески старался никого не обидеть.
– Меня зовут Дженс Уильямс, я помощник мистера Феллингера. Чем могу помочь вам?
Майло повторил вопрос.
– Э, позвольте спросить, почему вы спрашиваете? – Акцент помощника юриста выдавал уроженца Новой Англии.
Майло улыбнулся.
– Я принимаю это как «да».
Дженс Уильямс криво ухмыльнулся.
– Ладно. Да, сэр. Миз Кори – наш клиент. Просто я не уполномочен… – Он пожал плечами. – Вообще-то она была здесь.
– Давно?
– Я бы сказал… примерно час назад. А что?
– Она приходила к мистеру Феллингеру?
Секундная пауза.
– Это вне моей компетенции. Вы можете сказать, в чем дело?
– Миз Кори только что нашли мертвой на парковочной площадке.
Дженс Уильямс машинально вскидывает руку ко рту.
– Господи… Ее сбила машина?
– На чем специализируется мистер Феллингер?
– Семейное и деловое право… Боже, я ведь только что ее видел. – Уильямс посмотрел на секретаршу. Шокированная, та сидела с открытым ртом, теребя жемчуга.
– Нам нужно поговорить с мистером Феллингером, – напомнил лейтенант.
– Да, да, конечно. Я сейчас… Подождите, пожалуйста. – Уильямс торопливо ушел.
– Ужасно, – сказала секретарша. – Она только что была здесь.
Майло повернулся к ней.
– Извините, что принес плохие новости.
Секретарша покачала головой.
– Ужасно опасное место.
– Парковка?
– Не для цитирования, но все эти повороты, когда за углом ничего не видно… Шутите?
– Жуть, – сказал Майло.
– Я, наверное, и сосчитать не смогу, сколько раз едва не попадала под машину на служебном уровне.
– Это который?
– Второй снизу.
Следующий за тем, где произошло убийство.
– Тот, кто сбил, он остался на месте или удрал?
– Следов правонарушителя не обнаружено, – ответил Майло.
– Какой ужас! Может, они теперь что-то предпримут.
– Они?
– Управляющая компания.
– Что они должны сделать?
– Ну… Не знаю. Что-нибудь. В смысле… Посмотрите, что случилось.
– Джентльмены? – Дженс Уильямс вернулся и теперь стоял футах в десяти от стола секретарши, показывая большим пальцем влево.
Мы последовали за ним по длинному коридору, увешенному абстрактными картинами. На середине коридора дверь одного из офисов открылась, и оттуда вышел и сложил руки на груди невысокий плотный мужчина. Лет пятидесяти, в розовой рубашке, голубых в полоску брюках, державшихся на подтяжках из плетеной кожи, мятно-зеленом галстуке с оранжевыми валторнами и мягких кожаных лоферах. Черные, редеющие на макушке волосы были зачесаны назад и, похоже, покрашены. Густые брови. В полном лице было что-то, придававшее ему сходство то ли с павианом, то ли с шимпанзе. Чисто выбритое, оно, однако, уже отливало синевой в зоне бороды.
– Мистер Феллингер, полиция… – начал Дженс Уильямс.
Грант Феллингер остановил его, коротко рубанув рукой. Пухлые, но узкие губы раскрылись, и мы услышали глубокий голос, звучавший со странным эффектом эхо.
– Будь добр, сходи в кафе и принеси мне белый жасминовый чай. Проверь, чтобы оставили в чашке цветок.
– Простой, с одной таблеткой подсластителя?
– Простой, без подсластителя. Учитывая обстоятельства, я не особенно расположен к сладкому.
Раздражительность, но без беспокойства.
– Понял, – задыхающимся голосом сказал Уильямс и поспешно удалился. Возможно, при его работе было бы полезно заняться аэробикой.
Между тем Грант Феллингер изучающе взирал на нас, скрестив руки. Все в нем было крупным и даже толстым: плоский нос, почти такой же широкий, как и губы-бутоны под ним, мочки ушей формы «банджо» с торчащими черными волосками, крепкие жилистые запястья, короткие толстые пальцы, покатые плечи.
Как будто скульптор положил лишний слой глины.
Майло назвал себя.
Феллингер кивнул.
– Урсула попала под машину? Даже не верится, она вот только что была здесь. Боже… – Он погрыз губу. – Сорок пять минут назад у нее все было прекрасно. И вот… Господи. – Коснулся пальцем уголка глаза. – Проклятье. Вы взяли болвана, который это сделал? Если он не соблаговолил задержаться, найти его не составит труда, поскольку над входом есть камера наблюдения.
– Миз Кори ушла отсюда сорок пять минут назад? – спросил Майло.
– Около того. Плюс-минус минут пять, не больше. Так что вам нужно лишь проверить, кто выехал со стоянки в этот промежуток времени, и негодяй у вас в руках.
– Спасибо за информацию, мистер Феллингер. К сожалению, миз Кори не была сбита автомобилем.
– Нет? Тогда что же?..
– Ее застрелили.
Грант Феллингер резко качнул головой вперед, как будто приготовился боднуть суровую реальность.
– Застрелили? Но Дженс упомянул несчастный случай…
– Мы не сообщили ему деталей, поэтому он и сделал свой собственный вывод.
– Прекрасно. Вечно он торопится с умозаключениями. Постоянно говорю ему об этом. Йель, не меньше… Так ее застрелили? И кто же?
– Мы пока не знаем.
– Застрелили, – повторил Феллингер. – Застрелили? Урсулу? Боже мой… – Его мясистые руки упали. Пальцы сжались в волосатые кулаки. Он стукнул кулаком по ладони. – Как мешком по спине.
– Все, что вы можете сообщить нам, сэр…
Адвокат втянул воздух, издав звук, напоминающий тот, что получается, когда лопается пузырь, и развел руками.
– Вам лучше войти.
* * *
Офис оказался на удивление скромным, всего лишь с полоской неба, едва виднеющейся на востоке. Обычный деревянный стол на пару с тумбой, огромное черное кожаное кресло и три функциональных стула. Обитая твидом софа и стеклянный кофейный столик создавали зону общения у задней стены. Расположившись за письменным столом, Феллингер кивком указал нам на стулья с твердой спинкой.
На оклеенной стене над тумбой красовались дипломы университета и юридической школы, компанию которым составляли свидетельства и сертификаты в области семейного права и арбитража. Висевшие косо фотографии изображали Феллингера в обществе симпатичной темноволосой женщины и двух мальчиков разного возраста. На самых последних снимках мальчики уже превратились в угрюмых тинейджеров, а супруга заметно состарилась.
– Вы работаете в области семейного права. Миз Кори консультировалась по каким-то неприятным вопросам развода?
– В любом разводе скрыт потенциал неприятного, – сказал Грант Феллингер. – При условии наличия двух критически важных ингредиентов.
Он выдержал выжидающую паузу.
– Дети и деньги, – сказал я.
– В точку. В браке Урсулы и Ричарда присутствовали оба ингредиента, но дети проблемы не создавали, они почти взрослые. Все дело было в денежных знаках. Над договором работали пять лет, из них три года после формального решения.
– Каждому хотелось большего.
– Тонкая настройка, – сказал Феллингер. – В конце концов мы все же достигли взаимовыгодного соглашения. Под «мы» я имею в виду себя и адвоката Ричарда Кори.
– Кто он, сэр?
– Эрл Коэн. Юрист старой школы.
– Кто-то захотел реванша? – спросил я.
– Оба. Такое желание возникало у каждого из них примерно раз в год или около того. Даже для меня, человека с опытом, ситуация странная. В один прекрасный день они приходят как лучшие друзья, говорят правильные слова и готовы на все, чтобы сгладить любые разногласия. Уходят всем довольные, воркуют как два голубка… смотришь и думаешь, зачем, черт возьми, вы вообще разводились.
Феллингер подался вперед.
– Это не та ситуация, которую адвокаты затягивают, чтобы продолжать получать гонорар. Мы с Эрлом одинаково занятые люди. Здесь все могло пройти гладко, в духе подлинной дружбы – соглашайтесь, двигайтесь дальше и живите счастливо.
– Кори считали иначе, – сказал я.
– Они двигались дальше. А потом все начиналось сначала. Что особенно досадно, мы с Эрлом действовали согласно их указаниям едва ли не буквально. Несколько тысяч долларов спустя каждый из нас получал раздраженный звонок, все договоренности отменялись – и назад, в окопы. Причем с каким-то конкретным событием это связано не было. Да и никакой враждебности, появляясь здесь снова, они друг к другу не испытывали. Впечатление складывалось такое, что они просто поднакопили энергии и были готовы еще повоевать. Последняя такая карусель закрутилась год назад.
– В тот раз кто-то остался недовольным? – спросил Майло.
Феллингер пристально посмотрел на него.
– Мог ли Ричард сделать что-то подобное? Господи, надеюсь, что нет. То есть это было бы отвратительно. В таком случае я даже усомнился бы в своей способности разбираться в людях… Нет, лейтенант, никакого недовольства ни с одной, ни с другой стороны не наблюдалось. Напротив, все выглядели вполне довольными. – Он вскинул брови. – Урсулу ограбили? Она любит свои украшения, и сегодня их было на ней немало.
– На это ничто не указывает, – ответил Майло.
– Уверены? Я видел на ней кучу бриллиантов; может быть, что-то пропало…
– Мы сняли и внесли в опись три кольца, цепь-ожерелье, два браслета и пару золотых сережек с рубинами. Кроме того, в сумочке лежали дорогие часы.
– Вроде бы всё на месте… Так Ричард у вас на подозрении? Полагаю, с мужьями всегда так; видит бог, я тоже знал многих супругов, которых сам записал бы в подозреваемые, если б что-то случилось. Но насчет Ричарда не уверен. На мой взгляд, к нему это не относится.
Участвуя в десятках дел о разводе в качестве свидетеля-эксперта, я не мог припомнить ни одного случая, когда адвокат одной стороны защищал бы противника.
– Ричард – хороший парень, – сказал я.
– Честно? – Феллингер посмотрел на меня. – Он не победитель по натуре, но всегда казался мне человеком приличным и честным. За пять лет можно много грязи наскрести, и, вы уж поверьте, я старался и рыл глубоко. Эрл занимался тем же со своей стороны – в отношении Урсулы. Мы даже встретились в прошлом году, выпили и вместе посмеялись над всей этой ситуацией. Потратить столько времени на попытки измазать черной краской клиентов друг друга и получить в результате ноль…
– Но они продолжали воевать.
– Не воевать, – не согласился Феллингер. – Как я сказал, заниматься тонкой настройкой. Регулировать. Никто ни разу не повысил голос; они просто хотели добиться полной ясности в отношении финансов. Получить точный расклад.
– Если вопрос с разводом был урегулирован, то зачем Урсула приходила к вам сегодня?
– Ваш вопрос возвращает нас к драгоценностям. Урсула покупала их на протяжении многих лет. Приобретала дорогие, стоящие вещи. После того как вопросы, связанные с разводом, были сняты, она начала думать о дочерях – хотела разобраться, кто что получит. Я имущественными делами больше не занимаюсь, но это согласился взять – при условии, что в дальнейшем не возникнет осложнений. Оказалось, что все просто: две девочки, пятьдесят на пятьдесят. Чтобы Урсуле было спокойнее, мы изложили ее пожелания в письменном виде.
– То есть составили дополнение к завещанию, – вставил Майло.
Феллингер посмотрел на него.
– Было ли у нее предчувствие чего-то нехорошего? Я не заметил. Скорее наоборот. Урсула пребывала в прекрасном настроении. Вот что на уме, детектив, у богатых, влиятельных людей: дорогие игрушки, идеальные решения, контроль над всем.
– Откуда взялся этот достаток?
– Бизнес, который Ричард и Урсула построили вместе. Импортно-экспортные операции.
– Что именно они импортировали и экспортировали?
– Дешевое барахло, – ответил Феллингер. – Их слова, не мои. Видели, наверное, такие резиновые сандалии? Продаются по два бакса в Чайна‐тауне. Их привозят сюда большими партиями из Вьетнама, где берут по десять центов за пару.
– Неплохая прибыль, – оценил Майло.
– С учетом транспортных расходов им эти сандалии обходились по двадцать – двадцать пять центов. При продаже здесь оптовая цена составляла уже от семидесяти пяти центов до одного доллара. Я бы сказал, фантастическая прибыль.
– Как у них распределялись роли?
– За покупки отвечала Урсула. Она знала Восток, ее отец был каким-то дипломатом. На Ричарде лежала бухгалтерская работа, текущий менеджмент и инвестиции. Последнее у него хорошо получалось.
– Во что вкладывались деньги?
– В высокодоходные и привилегированные акции, облигации.
– Консервативный подход.
– В высшей степени консервативный, – согласился Феллингер. – Есть еще арендуемая собственность в Окснарде.
– О какой собственности в целом может идти речь? – спросил Майло.
Брови у Феллингера подскочили, словно испуганные гусеницы.
– А это имеет значение?
– В данный момент, сэр, все имеет значение.
– Что ж… Полагаю, вы всегда можете получить доступ к материалам суда по семейным делам, информация передавалась туда-сюда в течение всех пяти лет. – Феллингер откинулся на спинку кресла и сложил руки на крепком, округлом животе. – Согласно последним подсчетам, общая стоимость чистых отчетов составляла от четырнадцати до пятнадцати миллионов при отсутствии сколь-либо значительных долгов.
Майло присвистнул.
– Позвольте, детектив, внести некоторую ясность. Три с половиной миллиона – оценочная стоимость главного дома, большой фермы в Уэст-Вэлли. Их дочери занимаются лошадьми. Ферма выделена из половины Урсулы. Ричарду досталась квартира в Окснарде, которую он использует как свою резиденцию. Оценочная стоимость значительно меньше, около полутора миллионов, поэтому Ричард получил также акции и облигации еще на два миллиона. Все остальное поделили поровну.
– Включая украшения Урсулы?
– Нет, извините, они тоже вошли в половину Урсулы; но их стоимость относительно небольшая, может быть, пятьсот-шестьсот тысяч. Не мелочь, конечно, но в сравнении с фермой ничего особенного.
– Как насчет коммерческой собственности? – поинтересовался я. – Складские помещения? Офисы?
Феллингер покачал головой.
– «Уррич Лтд.» – название компании, образовано из их имен, Урсула и Ричард. Там только они вдвоем, даже секретарши нет. По мере необходимости, когда накапливается много документов, обращаются в секретарскую службу. У обоих рабочее место дома. По прибытии груза в Сан-Педро один выезжает туда и организует прямую отправку заказчику. Если товар нужно хранить, они арендуют складское помещение в восточной части города; во время рецессии Ричард заключил удачный контракт с тамошними профсоюзными боссами – у него нюх на такие дела. В этом вся прелесть их бизнеса: нет нужды долго держать груз, они всего лишь посредники и зарабатывают, по сути, на перемещении товара из одного места в другое.
– И о чем же шел спор эти пять лет?
– Цена «Уррич Лтд.», если они решат ликвидировать компанию. Урсула склонялась к более высокой, Ричард же считал, что стакан, как говорится, скорее наполовину пуст.
– В какой сумме выражалась разница?
– Она варьировалась в зависимости от текущей оценки. Два миллиона плюс-минус мелочь. При этом ни он, ни она по-настоящему ни делить, ни продавать не хотели, и все разговоры шли на теоретическом уровне. Последний год был у них самым успешным, они вышли на большой религиозный рынок – буддистская горючая бумага. – Феллингер улыбнулся. – Вы ведь о такой и не слышали, да?
Майло покачал головой. Я тоже.
– Вот и я не слышал, пока меня не просветили. Оказывается, некоторые буддисты, когда хотят чего-то от своего бога, сжигают на алтаре маленькую бумажную реплику желаемого предмета. Если нужен кэш, они используют что-то вроде тех денег, которыми играют в «Монополию». Если хотят автомобиль, сжигают маленькую бумажную машину. И так далее. В прошлом году Урсула и Ричард крупно вложились в религиозную бумагу и получили хорошую отдачу.
– Почему, по-вашему, они постоянно возвращались к этой, как вы выразились, настройке? – спросил я.
– Был ли это финансовый фактор? – Феллингер на секунду задумался. – Ричард и Урсула так и объясняли, но, откровенно говоря, я думал, что таким образом они, не признавая этого сами, поддерживали контакт вне работы.
– Огонек не погас.
– Должно быть.
– Как насчет дурных привычек? – спросил Майло. – Наркотики? Азартные игры?
– Нет.
– Интрижки? Ревность?
– Только деньги, лейтенант.
– Примерно раз в год они возвращались к вам, чтобы что-то уточнить, а бизнес шел сам собой?
– Полная гармония. Я же говорил, странная пара.
– А кто инициировал развод? – спросил я.
– Даже здесь инициатива была взаимной. – Феллингер уже в третий раз поднял руки. – Если уж начистоту, я бы назвал их малость чокнутыми. В большинстве случаев тяжущиеся стороны готовы стереть одна другую в порошок. Эта же пара нас с Эрлом изрядно удивила. – Он рассмеялся и тут же оборвал себя. – И вот Урсула мертва… Полагаю, вы уведомите Ричарда и девочек. Потому что мне делать это чертовски не хочется.
– Мы займемся этим, мистер Феллингер, – сказал Майло. – А вас попросим не говорить никому ни о нашем разговоре, ни об убийстве вообще.
– Разумеется. Я понимаю.
– Нам нужен адрес и номер телефона Ричарда.
Феллингер распечатал.
– Две дочери – их единственные дети?
– Эшли и Марисса.
– Где их можно найти?
Прежде чем Феллингер успел ответить, в дверь постучали.
– Занят! – крикнул он.
– Ваш чай, мистер Ф… – ответили из-за двери.
– А, да… Неси.
В кабинет, неся стеклянную чашку с серебряной ручкой на оловянной тарелке, вошел Дженс Уильямс. В чашке плескалась жидкость бледно-янтарного цвета. На донышке лежал похожий на анемон цветок.
– В кафе теперь стекло? – спросил Феллингер.
– Чашка наша, сэр.
Адвокат придирчиво изучил жидкость.
– Больно уж маленький цветок… Это все, что у них было?
– К сожалению, – ответил Уильямс.
– Ладно. А теперь, пожалуйста, дай мне адреса и номера телефонов девочек Кори.
– Принести или передать по интеркому, сэр?
– Принеси.
– Конечно. – Уильямс вышел.
– Конечно, – хмыкнул Феллингер. – Как будто мы приятели. В самом начале пришлось поговорить с ним насчет обращения ко мне по имени, но по сравнению с предыдущей помощницей этот парень – Эйнштейн. Та явилась на интервью прикрывшись, но в первый же день пришла вот с такими вырезами как спереди, так и сзади. Бестолковое поколение.
– Времена меняются, – заметил я.
– И это лучше, чем застой? Иногда сомневаюсь.
В дверь снова постучали. Дженс Уильямс торопливо подошел к столу и протянул Феллингеру листок.
– Младшая в колледже, сэр, и у нас нет адреса общежития, а старшая дома. Ее адрес я записал.
Феллингер ткнул пальцем в сторону двери.
– Как дела в реальном мире?
– Несколько звонков, сэр, насчет судебных дел, но ничего не горит.
– Хорошо. Я обо всем позабочусь, вот только джентльмены уйдут.
