Глава девятнадцатая

Кадиллак остановился перед Афродитой, только что надетые цепи на его колесах с жутким скрежетом взрыли снег у ее ног. Пассажирская дверь распахнулась, и Дарий посмотрел на Афродиту в сером свете брезжащего вьюжного рассвета.

– Ты не пойдешь пешком. Мне все равно, что ты скажешь, и наплевать на твой электрошокер. Я тебя забираю, сажаю в машину и везу, куда ты скажешь. Садись.

Афродита вздохнула, но без возражений забралась во внедорожник.

– Ты бесишься.

– Я сержусь.

– Нет, бесишься. Уж я-то знаю! Я эксперт в этом деле. – Она повернулась, поцеловала его в щеку и потерлась носом о щетину. – Спасибо.

Дарий нежно убрал волосы с ее лица и поцеловал в губы.

– На здоровье, красавица.

Они медленно покатили вперед, выбрались с парковки и поехали к школьным воротам, выходившим на улицу Утика.

– Как ты узнал, что я собралась пойти пешком в больницу?

– Зои мне сказала. Да я бы и без нее почувствовал. Я знал, что ты что-то задумала.

– Ты хорошо меня знаешь, – тихо сказала Афродита.

– Ты хорошо подумала? – спросил Дарий. – Считаешь, это разумно – навещать мать в такой ситуации?

– Вообще-то, думаю, что это совершенно неразумно. Но ведь она умрет в течение трех дней. Выходит, я должна ее навестить. Таков материнско-дочерний закон, понимаешь? Долг и все такое.

– Я считаю, что законы следует соблюдать только в отношении матерей, которые сами исполняли свой долг, – хмуро бросил Дарий.

– Поскольку другой матери у меня нет, придется навестить эту. Я иду к ней не ради нее, а ради себя. Не хочу до конца своих дней сожалеть о том, что не пришла проститься. – Несколько секунд Афродита молча смотрела на профиль Дария, который сосредоточенно вел машину по заснеженной дороге. – Я никогда не спрашивала тебя о твоих родителях. Какие они?

– Они умерли, – ответил он, не отрывая глаз от дороги.

– О, сочувствую и соболезную.

Он взглянул на нее, уголки его губ слегка дрогнули.

– Это было давно. Мой отец родился в 1902 году, мама – в 1910-м. Они были хорошими людьми, но так и не поняли, что произошло, когда меня отметили, с тех пор я видел их всего дважды. Мир в то время был другим: меньше, проще.

– Вот дерьмище! Когда ты родился? – прошептала Афродита, во все глаза глядя на своего супруга и возлюбленного. Он выглядел так же, как всегда, на вид не старше двадцати пяти.

– В 1929 году. Славный был год.

– Великая богиня! Да тебе восемьдесят восемь!

Его улыбка просияла еще шире.

– Ну да.

– Тебе повезло, что я всегда любила мужчин постарше, – фыркнула Афродита.

– Очень повезло, – подтвердил Дарий.

– Знаешь… мне надо было давным-давно расспросить тебя о твоих родителях. Дарий, прости меня, ладно? Мне стыдно, что я такая эгоистка. Я буду стараться стать лучше, честное слово.

– Я люблю тебя, моя красавица, вижу твое доброе сердце и знаю, что твоя доброта намного больше твоего эгоизма.

– Очень рада, если ты правда так думаешь.

– Я не думаю, а знаю.

Дарий бросил взгляд на часы на приборной доске: было двадцать две минуты седьмого.

– Рассвет наступит примерно через час. Мне побыть с тобой или уехать и забрать тебя позже?

– Ни то, ни другое. Я должна побыть с ней наедине. Подожду до рассвета, потом вернусь в школу пешком. – Увидев, что Дарий собирается возразить, Афродита умоляющим жестом вскинула руку. – Нет! Со мной все будет хорошо. Другой Джек сказал, что его народец еще более чувствителен к свету, чем наши красные вампиры. Они меня не тронут. Кроме того, у меня есть вот это, – она вытащила шокер из своего клатча от «Ив Сен-Лоран».

Дарий возмущенно фыркнул.

– У тебя своих дел по горло, – напомнила Афродита. – Ты должен думать о том, как избавить наш город от шайки плохих парней. – Она показала на свой шарф, все еще обвязанный вокруг его предплечья. – Помни, что на моем шарфе должна быть только чужая кровь!

Дарий остановился перед входом в больницу святого Иоанна и повернулся к ней.

– Ты твердо решила, что не хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Твердо. А ты даешь слово, что будешь в безопасности?

– Клянусь!

Афродита уже отстегнула ремень безопасности, поэтому Дарий без труда поднял ее с кресла и притянул к себе, чтобы поцеловать на прощание. Она обняла его руками за шею, прильнула всем телом к его груди и поцеловала со страстью, будто прощалась навсегда.

– Не позволяй ей сделать тебе больно, – попросил Дарий, когда они оторвались друг от друга.

– Постараюсь. Ты тоже не давай себя в обиду.

– И я постараюсь, как всегда. Береги себя, моя красавица, и знай, что ты забрала с собой мое сердце. Я отдал его тебе навсегда.

– Я люблю тебя, Дарий.

Афродита решительно захлопнула дверцу «кадиллака», наклонила голову, защищаясь от порыва режущего ветра, и побежала в больницу. Перед входом она остановилась и потопала ногами, стряхивая снег с зимних ботинок Sorel. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, Афродита сунула руку в сумочку, вытряхнула две таблетки ксанакса из пузырька и проглотила, не запивая.

– Вот так-то лучше. Теперь я готова к битве… – Она решительным шагом направилась к посту медицинской сестры. – Здравствуйте, я Афродита Ла-Фонт, дочь Фрэнсис Ла-Фонт. Я хочу ее увидеть, с вашего разрешения.

– Удостоверение личности?

Афродита показала документы, сестра кивнула и вбила имя ее матери в компьютер.

– Фрэнсис Ла-Фонт перевели из отделения скорой помощи в реанимацию. Странно: ранение вроде бы несерьезное, состояние удовлетворительное. – Сестра сдвинула брови, вчитываясь в строчки на мониторе. – Мисс Ла-Фонт, я могу пригласить доктора Раффинга, он расскажет вам о состоянии вашей матери.

– Спасибо, в этом нет необходимости. Я знаю, как обстоят дела. Моя мать в курсе?

Сестра еще несколько минут молча читала написанное, потом вздохнула и покачала головой.

– Насколько я поняла, доктор Раффинг ожидал приезда родственников, чтобы сообщить вашей матери печальный прогноз. Сейчас она изолирована от окружающих, поскольку ее рана оказалась заразна.

– Значит, она не знает, почему ее изолировали и перевели в реанимацию?

– Простите, я не знаю. Но я могу вызвать доктора.

– Нет, спасибо, не стоит. Я ненадолго. Если мне вдруг понадобится увидеть доктора, я вызову его сама. На каком этаже реанимация?

– Третий этаж. Посетители должны отметиться на посту сестры, но я могу вам сразу сказать, что ваша мать лежит в палате 820.

– Спасибо, все поняла.

Афродита направилась к лифту. В этот ранний непогожий день в больнице царила зловещая тишина. Двери лифта распахнулись, в нос Афродите ударил стерильный запах реанимации. Она вздернула подбородок и решительным шагом подошла к посту медсестры.

– Здравствуйте. Меня зовут Афродита Ла-Фонт, я дочь Фрэнсис Ла-Фонт. Сестра в отделении скорой помощи сказала, что мою мать перевели сюда. – Не дожидаясь вопросов, она вытащила свое удостоверение личности и предъявила сестре.

– Да, мисс Ла-Фонт. Ваша мать в палате 820, ей предписан режим строгой изоляции. Людям, включая близких родственников, запрещено навещать ее без сопровождения. Я могу вызвать доктора или пригласить охрану, чтобы сопровождать вас.

– Спасибо, но в этом нет необходимости. Я не человек. – Поймав недоверчивый взгляд сестры, Афродита с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза.

– Я говорю совершенно серьезно. В прошлом я была отмечена и сделалась подлетком, но впоследствии стала Пророчицей Никс. Все сведения об этом есть в документах по делу моего отца, убитого год назад. Об этом много писали в прессе, помните? – Афродита порылась в сумочке, ища свой телефон. – Если хотите, я могу прямо сейчас нагуглить статью в «Талса Уорлд».

Глаза сестры выпучились, грозя выкатиться из орбит.

– Нет-нет, благодарю вас. Теперь я вспомнила. Спасибо, не нужно искать никакие статьи! Но вы уверены, что не можете заразиться? Все-таки у вас нет никакой Метки, а значит, вы не относитесь ни к вампирам, ни к подлеткам.

– Да, это так. Но нет, я не могу заразиться. Возможно, я непохожа на вампира, но я не человек. Можно мне увидеть мать?

– Да, конечно, но я советую вам приготовиться к худшему. Ваша мать не очень… – сестра замолчала, подбирая нужное слово, несколько секунд задумчиво жевала щеку, потом неуверенно выдавила, – любезна, я бы сказала.

– Моя мать никогда не отличалась любезностью. Спасибо, но я к этому привыкла.

Палату 820 Афродита нашла без труда, поскольку на ее двери красовался огромный ярко-оранжевый знак биологической опасности. Она дважды постучалась.

– Да-да, входите! – раздался из-за двери разраженный голос ее матери. – Надеюсь, вы принесли мою ночную рубашку и необходимые вещи? Только не говорите, что из-за снегопада вы не смогли доехать до моего дома! Пошлите кого-нибудь из медсестер потупее, от них все равно нет никакого толку! Моя экономка живет в гостевом домике, она знает, где лежит моя сумка с вещами первой необходимости и… – Гневная тирада миссис Ла-Фонт неожиданно оборвалась, когда в маленьком зеркальце, в которое она рассматривала укус на своем плече, она увидела входящую в палату дочь. – А, это ты, – кисло заметила она.

– Да, к сожалению, я не привела с собой послушную тупицу, готовую метнуться за твоими шмотками.

– Ну разумеется! – фыркнула миссис Ла-Фонт.

– Как себя чувствуешь, мама?

– Плечо болит, наверняка останется шрам, но в остальном я в полном порядке. Могло быть и хуже, спасибо тебе и твоим дружкам-кровососам. Я рада, что меня наконец-то перевели в отдельную палату, хотя это просто безобразие, что единственная свободная кровать нашлась в отделении интенсивной терапии!

«Ага, так вот, значит, что они тебе сказали», – подумала Афродита. В комнате был всего один металлический стул, и она опустилась на него, радуясь, что не вынуждена сидеть рядом с кроватью. Со своего места она внимательно осмотрела мать. Миссис Ла-Фонт была непривычно бледна, глубокий укус темнел на сгибе между ее шеей и плечом, кожа вокруг него покраснела и припухла.

Мать поймала взгляд Афродиты и поспешно поправила повязку, прикрыв рану.

– Зачем явилась?

– Ты – моя мать и попала в больницу. Я должна была прийти, – ответила Афродита.

– Понятно: семейный долг? Кого ты хочешь обмануть? В тебе никогда не было ни капли родственных чувств. С чего вдруг такая перемена?

Афродита пожала плечами.

– Не знаю. Возможно, это чувство вины. Как ни крути, но отчасти я в ответе за то, что эти твари ворвались в наш мир.

– Отчасти? Ну уж нет, ты так легко не отделаешься! Я считаю, что ты и твоя шайка несете полную ответственность за это чудовищное происшествие.

– Это твое мнение.

– Вы уже ловите их? Боже милосердный, – миссис Ла-Фонт изящно передернула плечами, – какие жуткие чудовища! А запах, запах… кошмар.

– Наши Воины вместе с полицейскими занимаются этим. У них есть план. Все будет хорошо. – Афродита собралась с духом и выпалила: – Мама, твоя рана… понимаешь, это не просто…

– Нет, милая, давай не будем говорить обо мне. Поговорим о тебе.

– Обо мне? Ты хочешь поговорить обо мне?

Афродита была потрясена. С каких это пор ее мать вдруг проявила интерес к ее жизни?

– Да. Я много думала о тебе, о нас с тобой. Я размышляю об этом с тех пор, как приняла решение баллотироваться на пост мэра.

– О нас? Мама, ты думала о нас? – ошеломленно переспросила Афродита. У нее вдруг закружилась голова, так, что она даже испугалась, не приняла ли по ошибке три таблетки ксанакса вместо двух.

– Ах, не надо разыгрывать удивление! И перестань смотреть на меня с разинутым ртом, это вульгарно. Да, я размышляла о нас с тобой и о том, как ты можешь помочь мне в избирательной кампании.

– Хочешь, чтобы я помогла тебе избраться на пост мэра?

Афродита была застигнута врасплох. Она сама не ожидала от себя такой реакции, но ее сердце вдруг пустилось вскачь, кровь прилила к щекам. Неужели мать просит ее о помощи? Наконец-то, после стольких лет, она хочет, чтобы Афродита была рядом с ней… Почему, почему это случилось только сейчас, когда ей осталось всего несколько дней?

– Да, разумеется. Я тоже не железная, между прочим. Ты мне не чужая. Я думаю о тебе, более того, готова признать, что поторопилась разорвать наши отношения после того, как твой отец был зверски убит твоими дружками-вампирами.

– Мама, его убила Неферет! Она никогда не была моим другом. Более того, она уже не была вампиром, когда совершила это убийство. Она была бессмертной и нашим врагом.

Миссис Ла-Фонт поморщилась и с досадой махнула на нее рукой.

– Боже, нашла время спорить о терминах! И будь добра, не надо разыгрывать спектакль передо мной. Кого ты хочешь обмануть? Можешь перестать делать вид, будто тоже принадлежишь к этому вампирскому сброду. Я много размышляла и пришла к выводу, что была несправедлива к тебе. Твое хладнокровие и трезвый расчет достойны всякого восхищения. Я горжусь тем, что ты воспользовалась своими мозгами, а не смазливой внешностью, и сумела втереться в доверие к вампирскому сброду, сделавшись для них незаменимой, притвориться, будто бы получаешь какие-то видения, и занять пост Пророчицы, второй по значимости после Верховной жрицы! Я сама не смогла бы придумать ничего лучше. Молодец, моя школа.

– Мама, я не притворяюсь.

– Ах, опять придираешься к словам? Оставь, сейчас не время. – Миссис Ла-Фонт поморщилась и поправила подушки, чтобы сесть чуть выше. – Ладно, хочешь узнать, что я придумала?

– Мама, боюсь, ты не понимаешь…

Но Фрэнсис Ла-Фонт, как всегда, и не подумала ее слушать.

– Итак, мой план заключается в том, чтобы выиграть эти выборы, опираясь на добропорядочных Верующих, – начала она, насмешливо подчеркнув слово «добропорядочных». – Я собираюсь как следует распалить их и натравить на вампиров, чтобы навсегда очистить город от этой заразы. Можно подумать, я буду первым политиком, который избирается на волне умело разожженной и направленной ксенофобии! – Миссис Ла-Фонт мелодично рассмеялась, и от этого нежного, переливчатого смеха у Афродиты по спине побежали мурашки. – Должна признать, что ваше очаровательное представление в парке Вудвард даже сыграло мне на руку. Насколько я слышала, те же самые твари напали на этот гнусный ресторанчик в депо?

Афродита несколько раз сглотнула, борясь с накатившей тошнотой. «Она не изменилась. Она никогда не изменится».

– Да, мама. Прошлой ночью эти твари убил всех, кто был в ресторане: и посетителей, и персонал.

– Великолепно! Просто подарок свыше. Так о чем я говорила? Избравшись на пост мэра, я первым делом обложу всех вампиров и все вампирское высокими налогами. Хочешь поужинать в вампирском ресторане? Приготовься заплатить втрое больше. Захотелось приобрести произведение вампирского искусства? Вытаскивай платиновую кредитку. Хочешь посетить безвкусный фермерский рынок на территории Обители Ночи или прослушать там какой-нибудь факультативный курс? Отлично, но приготовься заплатить вдвое дороже, чем если бы ты поддержал своих. Да, я сделаю Талсу снова сильной!

Афродита покачала головой.

– Мама, я не понимаю, зачем тебе все это? Вампиры и люди в кои-то веки живут мирно и работают сообща. У всех все хорошо, кругом тишь да гладь да Божья благодать. Это же хорошо и для людей, и для вампиров!

– Не для всех людей, – усмехнулась миссис Ла-Фонт, ее глаза лукаво заискрились.

– Ой, мама, кажется, я поняла: у тебя что-то личное?

– Долго же до тебя доходило! Полагаю, общение с вампирским отребьем плачевно сказалось на твоих мозгах. Впрочем, ты никогда не была умной. Ты красавица, с этим не поспоришь, но мой ум ты, к сожалению, не унаследовала. Все просто, милая. Даже ты поймешь, если хорошенько постараешься. Видишь ли, существует некая группа людей – прямо скажем, это меньшинство, хотя очень богатое и влиятельное меньшинство, – которая хочет продвигать во власть людей, готовых действовать в их интересах и отстаивать их идеалы. Ты спросишь: какие идеалы? Скажем так: они решительно настроены против всего, что противоречит интересам белых представителей верхушки среднего класса. Вампиры в эту категорию не входят.

– Что? – Афродита с трудом боролась с тошнотой. Ее мать даже на смертном одре продолжала плести чудовищные, злодейские планы! Наверное, в кино это было бы уморительно смешно. Но это было по-настоящему, поэтому пугало до дрожи.

– Я же ясно сказала: люди, белые, представители верхушки среднего класса. Люди, которые заработали столько денег, что возомнили себя богачами и начали финансировать политические кампании. К ним можно относиться по-разному, но нельзя не признать, что они действуют в наших интересах – в интересах богатых белых людей. Богатых по-настоящему, не нуворишей. А эти выскочки… конечно, они полезны, но чудовищно вульгарны. – Миссис Ла-Фонт пригладила выбившуюся прядь своих волос. – Короче, до того, как ты с присущей тебе бесцеремонностью меня перебила, я говорила о том, что твое участие в моей избирательной кампании будет чрезвычайно эффектным. Ты как будто бы восстанешь из мертвых, понимаешь? Осознав свои прегрешения, блудная дочь возвращается на грудь к родной матери и возвышает свой голос против чудовищ, живущих среди нас. Избирателям это понравится!

– Мама, ты запуталась в метафорах.

– Но ты прекрасно поняла, что я хочу сказать.

– Да, мама, не знаю, заметила ты или нет, но я не человек.

Но миссис Ла-Фонт лишь отмахнулась от ее слов как от назойливой мухи.

– Да какая разница? Внешне ты вылитый человек, никто не отличит. Используй свои возможности, и все сойдет.

– Сойдет?

– Да! Ты сойдешь за человека, а нам все это сойдет с рук. Что не понятно, тупица?

Афродита почувствовала, что внутри у нее все словно заледенело. Она смотрела на свою мать так, словно видела ее впервые в жизни.

«Она – чудовище».

– Ты – чудовище.

Эти слова сорвались у нее с языка, прежде чем она успела опомниться.

Миссис Ла-Фонт злобно рассмеялась.

– Какая ирония – услышать это именно от тебя!

– Это не ирония, мама. Ты – настоящее чудовище и очень скоро действительно им станешь. Мама, тебя укусил красный вампир из альтернативной реальности. В том мире, откуда он явился, укус вампира заразен. Ты умрешь в течение трех дней. Еще через три дня ты восстанешь из мертвых и станешь одной из них: чудовищем, настоящим, кровожадным монстром-каннибалом. И с этим ничего нельзя поделать.

– Лжешь! – бросила ей в лицо мать. – Ты всегда была лгуньей!

– Нет, мама, в этом ты ошибаешься, как, впрочем, и во многом другом. Я никогда не лгу. В этом моя сила и одновременно моя слабость. Так что позволь мне сказать тебе еще кое-что. Ты не только воскреснешь чудовищем, но и умрешь чудовищем. Твое слабое человеческое тело не сможет перенести превращения: оно сгорит заживо. Ты умрешь, навсегда, совсем. И знаешь что? Будь у меня возможность исцелить тебя, я бы этого не сделала. Ты этого не заслуживаешь. Без тебя мир будет лучше. Так что прощай, мама. Больше мы не увидимся.

Не чувствуя под собой ног, Афродита пошла к двери, а ее мать осыпала ее проклятиями и оскорблениями.

– Мисс Ла-Фонт! – Сестра выскочила из-за своей стойки и бросилась к ней, бросив встревоженный взгляд на закрытую дверь, из-за которой продолжал нестись поток брани. – Все в порядке?

– Нет. Теперь она знает, что умрет. Моя мать никогда не умела мужественно принимать плохие новости. Думаю, ей понадобится успокоительное.

Сестра ласково дотронулась до руки Афродиты.

– Я спросила о вас. С вами все в порядке?

Афродита часто-часто заморгала. «Я не заплачу, ни за что».

– Нет. Но я к этому привыкла. Моя мать отравляет все, к чему прикасается. Впрочем, возможно, в одном она права: я – дура. Только такая дура, как я, могла поверить, что она способна измениться.

– Это не так, – ласково сказала сестра. – Вам просто не повезло родиться дочерью неприятной женщины.

– Возможно, мы с вами обе правы. Прошу меня извинить.

Афродита бегом бросилась к лифту и нажала кнопку «вниз». Дожидаясь лифта, она открыла свою сумочку и нащупала то, что искала. Это была очень красивая вещица: тяжелая, серебряная, с изящной монограммой «А». Афродита отвернула крышечку, поднесла фляжку к губам и сделала несколько глубоких глотков, чуть поморщившись от обжигающего торфяного вкуса односолодового виски двадцатиоднолетней выдержки.