Глава 22
Про подвиг слышал я
Кротонского бойца…
А.К. Толстой
Не успело победоносное войско войти в селение людей Земли, как Юрик понял, что оценил стратегический гений Растака только наполовину. Передового отряда в деревне не оказалось; как вскоре выяснилось, он не задерживаясь прошел дальше, оставив лишь одного воина, который и сообщил Хуккану новое место рандеву: на закатном склоне Плешивой горы в часе ходьбы от места, где во время битвы с плосколицыми изнывал без дела заслон, только раз угостивший незваных гостей парочкой катящихся валунов. Уже через пять минут, едва успев поприветствовать домашних и оставив в селении раненых, ведомый Хукканом отряд продолжил движение, хотя кое-кто из ветеранов и ворчал, что сейчас-де самое время отлежаться у очага, побаловаться с женой, а вечером поблагодарить духов за удачный поход и устроить праздник, да, в конце концов, попросту выспаться, вместо того чтобы снова сбивать ноги в стремительном марше, вдобавок в гору!
Хуккан же, очевидно, получив от вождя особые указания, и ухом не вел. Лишь когда половина подъема осталась позади и на коротком привале Юрик, ловя ртом наполненный комарами воздух, обратился к правой руке вождя с недоуменными расспросами, тот, усмехнувшись, показал рукой куда-то на север, за гору.
– Теперь Выдры.
Юрик примолк, лихорадочно обдумывая насущный вопрос: дойдет он или не дойдет? Честно признаться, вчерашнего марш-броска хватило ему с лихвой, ноги противно дрожали и разболелись не на шутку. Нет, пожалуй, он-то дойдет, если только не будет приказано двигаться еще быстрее, а вот штангист… Н-да…
Ближе к вершине Витюня начал отставать и на все нетерпеливые понукания отвечал несчастным взглядом воловьих глаз и страдальческим мыком. Потом сел на камень, шваркнул под ноги шлем-треух, уронил лом и заявил, что дальше не пойдет, и гори все ясным огнем. В другое время Юрик рискнул бы кольнуть его копьем и заставить погнаться за обидчиком (в желательном направлении), но сейчас сам едва стоял на ногах. После краткого раздумья Хуккан приказал двум воинам поднять слабоногого богатыря и тащить его силой, а третьему, мгновенно раздувшемуся от гордости, доверил нести волшебное оружие и небывалую шапку. Витюня не противился и даже вяло перебирал ногами, предоставив другим буксировать себя куда им будет угодно. Вряд ли в эти минуты он стал бы сопротивляться, если бы его решили зажарить на костре, надев предварительно на лом в качестве вертела.
К точке встречи поспели почти вовремя: солнце висело высоко, и Растак еще не потерял терпения. Единственное, в чем он поправил Хуккана, – это приказал воинам Соболя срубить носилки и нести Вит-Юна четверками по очереди. Когда богатырь понадобится, он должен быть готов к употреблению.
Получасовой привал привел Юрика в чувство. Отсюда, с гребня горы, начинался длинный отлогий спуск в какую-то другую долину. По такому склону не захочешь, а побежишь. Уж лучше бегать согласно Ньютонову закону, нежели по прихоти туземного князька, который иначе прикажет пырнуть тебя копьем и забудет о твоем существовании. Что с того, что ты научил его вояк нападать тесным строем? Научил ведь уже, ну и гуляй. Ты же не непобедимый и устрашающий богатырь-ломоносец Вит-Юн, чтобы нянчиться с тобой, сберегая целым и боеспособным для драки…
Мысли в голове кружились самые неприятные. Юрик даже обрадовался, когда отрывистая команда оборвала отдых и кинула его вниз по безлесному склону – длинной быстрой пробежкой до сосновой рощицы, ибо, как он понял из разговоров, дозоры Выдр легче всего могли заметить приближение врага именно здесь, на обращенном к ним склоне Плешивой горы, недаром носящей такое название.
То, что происходило в следующие несколько часов, Юрик запомнил смутно. В памяти отложились безобразно растрепанные клочья, и впоследствии ни одна попытка сложить их воедино не обходилась без произвольного домысливания. Вот катятся камешки, вывернувшиеся из-под ноги, и сейчас же идет другой клочок: блеющие испуганные овцы, собаки, чей яростный лай сменяется предсмертным визгом, пастухи, пытающиеся унести ноги, и он сам в числе тех, кто – откуда только прыть в ногах взялась? – с улюлюканьем гонится за повстречавшимися на пути бедолагами.
Прореха в памяти – и следующая картина: войско врывается в деревню Выдр. Она не такая, как у людей Земли, вкопанные в грунт домишки разбросаны куда шире, между строениями хоть в футбол играй, если снести плетни, берегущие огороды от скотины. Почему так строились – некогда думать. Хуккан свирепо орет на Соболей, кажется, собирающихся рассыпаться по селению и всласть пограбить… Вовремя орет: из-за плетней уже летят стрелы, негусто, но метко. Рычит от боли первый раненый. Враги разрозненны, но собираются защищать свои халупы до последней крайности. Тесной колонной, щит к щиту, войско скорым походным шагом пронзает деревню, как игла комок рыхлой шерсти. Что-то бьет по щиту, медный наконечник высовывается рядом с запястьем. Для чего Растак выбрал этот путь? Может быть, нет другого? Или он, не желая ожесточать будущих союзников, хочет сразу показать, что привел войско не ради грабежа?
Кто-то грубо тащит за комбинезон, пихает внутрь колонны под защиту чужих щитов. Ага!.. Им все-таки дорожат, Юр-Рик еще нужен, его шкура ценна… А Витюню по-прежнему несут, он шевелится, но ему не дают подняться, кто-то из воинов держит над ним большой щит, а у самого из предплечья торчит стрела… Топот ног тороплив, но кажется, будто человеческая змея ползет через селение бесконечно долго.
Далее калейдоскоп: деревни уже нет, марш-марш вперед, местность решительно незнакома, и вот сюрприз: далеко за деревней, прикрывая нечто невидимое, высится квадратный в плане частокол из цельных бревен, сильно напоминающий захудалый форт бледнолицых из фильма о диком Западе. Отличие только одно, но существенное и поначалу малопонятное: «форт» стоит на склоне холма совершенно горизонтально, его обращенная к равнине сторона приподнята над склоном на многочисленных сваях, и, видимо, внутри имеется настил. Ворота успели задвинуть. Из-за частокола пытаются постреливать, однако рассыпавшиеся цепью лучники заставляют осажденных не высовываться без крайней нужды. Первый наскок – и несколько арканов, по которым смельчаки пытаются вскарабкаться на стену, перерублены, неудачники с воплями летят вниз, осадных лестниц, разумеется, нет и в помине, не говоря уже о таране, глаза бесплодно ищут какое-нибудь не пристроенное к делу бревно, Растак орет, все орут, войско топчется, теряя время, а оглядываться назад даже не хочется, там явно намечается нечто нехорошее. Понятно и так: оттуда приближается спешно собранное войско врагов, опять, конечно, толпа толпой, но если оно зажмет фалангу между собой и «фортом», а с частокола в спину полетят стрелы – некий торговец кружевными панталонами сильно пожалеет, что когда-то нашел отдушину в парашютном спорте…
Каким образом в мозгу проклюнулось решение – Юрик потом не мог вспомнить, как ни старался. Впоследствии, обмозговав ситуацию с разных сторон, он пришел к выводу, что найденное им решение было, возможно, не единственным. А впрочем, какая разница? Главное, оно было верным.
* * *
Растак метался в полном бессилии. Кто ж после похода шестилетней давности не знал, что Дверь племени Выдры кочует над склоном приметного холма, из-за чего соседям пришлось немало поработать, связав бревна в огромный помост, лишь одним краем касающийся склона. Такие помосты или даже насыпи вовсе не редкость – Двери нет дела до земной поверхности, чтобы следовать ее прихотливому рельефу, она вообще не замечает ничего в своих медленных петлистых блужданиях. Как оказать помощь смежному миру или получить помощь оттуда, если Дверь окажется на высоте двух, а то и трех человеческих ростов? Вот и громоздят что ни попадя: кто курган с плоской вершиной, кто такой вот помост на сосновых столбах…
Шесть лет назад воины Земли, мстя Выдрам за набег, разорили их селение, угнали стада. И вовремя отступили, увидев издали, как отсюда, с этого самого помоста горохом посыпались чужие свежие воины, появляющиеся словно бы ниоткуда – из едва заметного на расстоянии дрожания воздуха. Говоря по правде, тогда пришлось отступить очень быстро, чуть ли не бежать, бросив часть добычи. А почему? Растак много раз задавал себе этот вопрос. Да потому, что позарились как раз на добычу, упились местью в селении, вместо того чтобы стремительным броском захватить Дверь!
Время прошло, и ошибка исправлена. Но кто же знал, что Выдры тоже не станут ждать бездумно и замкнут свой помост в частокол?!!
Много ли воинов успело укрыться за частоколом? Может, полтора десятка, может, и два, но уж никак не больше трех. Совершенно недостаточно для долгой обороны, но в том-то вся штука, что продержаться им надо максимум час, никак не больше…
Было бы время натаскать валежника – вождь без колебаний приказал бы спалить частокол заодно с помостом. Сколь ни поливай бревна водой, дерево есть дерево, его всегда можно сжечь, имея в достатке сухое топливо. Но, видимо, и Выдры учли такую возможность, поскольку начисто свели окрестный лес, не оставив на холме ничего, что могло бы гореть.
Растак скрипел зубами точно так же, как в битве с плосколицыми, – опять все было против него. Впереди стена, сзади уже виден приближающийся отряд воинов Выдры, и ведет его, не иначе, сам Култ, вождь и великий воин, не забывший старые счеты с людьми Земли. Еще несколько минут бессильного топтания – и союзному войску племен Земли и Соболя придется просто-напросто уносить ноги. Нет, Выдры не очень многочисленны, шесть лет назад их основательно проредили, к тому же часть мужчин племени наверняка ушла на равнину – бить в ручьях острогами лучшего лосося, что идет на нерест на исходе лета… нет, численно враги никак не превосходят его, Растака, войско. Фаланга, даже наполовину составленная из необученных Соболей, размечет их играючи. Можно оставить перед частоколом десятка два стрелков, оберегая фалангу со спины, но много ли в том толку, когда сквозь открытую – наверняка уже открытую! – Дверь вот-вот ворвется сотня-другая свежих воинов из чужого мира, помнящих святость Договора, алчных до добычи… Тогда фаланга окажется вроде пригоршни зерна между ступой и пестом.
А не пора ли уже отходить? Еще можно успеть пограбить селение Выдр, заткнув рты ропщущим… Безумен, трижды безумен он был, когда не послушал старого колдуна Скарра да еще угрожал ему! Порядок в мирах неизменен, не ему, заурядному вождю слабого племени, одного из десятков племен людей одного языка, мелкой букашке, нарушать его! Плохой порядок, обидный порядок – но порядок…
– Сложите оружие, вам сохранят жизнь! – гаркнул Растак, пытаясь перекричать гул собственного войска. – С нами непобедимые воины! На что вы надеетесь?!
Он не желал признаться себе, что сам надеется только на чудо.
Что это слышно из-за частокола? Неужели хохот? Издевательский хохот над ним, Растаком, победителем Соболей?!
А через минуту придется поворачивать воинов спиной к частоколу…
– Вит-Юн! – крикнул вождь.
Непобедимый богатырь топтался, как все, и, не зная, что делать, сжимал в правой руке свое грозное, но бесполезное оружие, а пальцами левой руки временами ощупывал синий распухший нос. По всему было видно, что он не расположен думать за вождя и вообще предпочел бы сейчас отдыхать дома, потребовав в землянку жбан пива и ломоть жирной дичины. Мало ему было отдыха на носилках! И собственный распухший нос волновал его куда сильнее удачи похода, легенды о непобедимости великого воина и судьбы великих замыслов вождя.
Одно мгновение Растаком владела бешеная ярость – нахлынула волной и откатилась, потому что в следующее мгновение хлипкотелый Юр-Рик совершил то, до чего не додумался никто в войске, включая вождя, а если и додумался бы каким-то чудом, то не решился осуществить. Мелькнул грязно-оранжевый рукав, взлетели пальцы, сложенные для щелчка, и богатырь, отшатнувшись, помотал головой. Затем он взревел, как ревет зимний шатун-стервятник, когда охотники разом берут его на рогатины, и кинулся на Юр-Рика.
* * *
– Ну врежь мне, если хочешь, – говорил взъерошенный Юрик двумя часами позднее, подставляя спину огню догоравшего «форта». Вечер выдался прохладным. – Как раз сейчас самое время, никто на нас не смотрит. Мне, фельдмаршал, о своем авторитете тоже думать надо. А лучше остынь. Как бы мы иначе взяли эту хреновину?
Витюня осторожно пощупал нос и зашипел от боли.
– А по-другому никак нельзя было? – проворчал он несколько гнусаво.
Юрик картинно развел руками:
– Ты мне подскажи, как тебя по-другому привести в рабочее состояние, и я в следующий раз попробую. Тоже мне батыр. Сила слоновья, а драться не хочешь. Тебя для чего сюда взяли, а?
Витюня посопел. Нос пылал, словно в нем гнездился десяток зрелых фурункулов. Но не бить же из-за этого шустрого мозгляка! Тем более Витюня втайне признавал его правоту. В самом деле, не стал бы он драться, если бы не получил обидного и болезненного щелчка по распухшему носу. Ну не хотелось совершенно…
Коварно подкравшись, царапали угрызения совести. Ведь догнал бы – убил, ей-богу! Мало того, что укокошил бы приятеля, так еще остался бы один среди дикарей в этом дикарском мире, и, скорее всего, навсегда.
В первый момент законной ярости, когда нос пылал неугасимой болью, а руки тянулись размозжить гаденыша, Витюня даже не подумал, что «гаденыш» избрал для бегства очень уж неподходящее направление – прямо под частокол. Он начал соображать что-то, лишь когда заточенный, как пика, лом намертво засел в свае, расщепив ее повдоль, и юркий, как угорь, Юрик выскочил из-за своего полуразрушенного укрытия, заорав прямо в ухо: «Круши!» Витюня, удивившись, крутанул лом – инструмент погнулся, но не выдержала и свая, доломавшись с оглушительным треском. Помост слегка просел, качнулись над головой связанные ремнями тонкие бревна частокола. Из сотни глоток позади вырвался рев восторга. А Юрик уже перебежал к следующей свае и прятался за нею, вообразив, наверное, что Витюня такой пенек, что даже сейчас не поймет, что от него требуется…
Еле успели отбежать на безопасное расстояние, потому что после второй сокрушенной сваи частокол просел еще сильнее, закачался и вдруг рухнул под вопли осажденных. Ни Юрик, ни Витюня не приняли участия в штурме с предрешенным исходом – с обоих хватило, а Растак был слишком занят, чтобы настаивать. Схватка внутри «форта» не затянулась. Войско Растака еще успело бы выстроить фалангу в поле, но накатывающийся с тыла отряд, не приняв бессмысленного теперь боя, отошел и выслал парламентеров, усердно размахивающих зелеными ветками. Вожди встретились. Последним аргументом, заставившим Култа принять условия победителей, был огонь, уничтожающий помост. Племя Выдры лишилось своей Двери еще быстрее, чем люди Соболя. Насколько можно было судить, последние приняли этот факт с глубоким удовлетворением.
Поодаль от пожарища одиноко светился костерок. Никто не смел к нему приблизиться. Там Растак, Пуна и Култ обговаривали условия мира и союза. Победу над Выдрами удалось вырвать совсем малой кровью – лишь один воин союзного войска был убит и не более десятка ранены. Люди Выдры потеряли только убитыми одиннадцать человек, включая, разумеется, чародея. Чужой кудесник был молод, вполне возможно, что у него еще не было толкового ученика…
– А красивый у тебя баклажан, – хохотнул Юрик, подставляя огню бок. – Ей-ей, так тебе даже лучше. Будешь поражать врага ужасом еще до боя. По итогам года Растак тебе шнобелевскую премию отвалит.
Витюня был занят: выправлял гнутый лом о колено.
– Сам ты… баклажан, – отозвался он, покончив с этим делом, и, критически оглядев инструмент, удовлетворенно хмыкнул.
Юрик заерзал. Витюня знал, что это значит: поверил, что не получит в лоб. Стало быть, сейчас опять скажет какую-нибудь пакость.
– Не сломал шнобель-то? – Слова прозвучали вроде бы участливо. – Нет? Странно: ты же у нас Носолом…
– Ломонос, – буркнул Витюня.
– Ломонос, между прочим, это такой цветочек. На тебя, знаешь ли, совсем не похож. Не-е, Носолом – лучше…
Витюня засопел.
– Не, батыр, знаешь, в чем наше везение? – с виду серьезно осведомился Юрик. – В том, что здесь еще не умеют делать шлемы с забралом. Как бы я тебе тогда до шнобеля достал? Побили бы нас. А так, считай, второй экзамен нами сдан.
– Сколько их у тебя еще, экзаменов? – настороженно вопросил Витюня.
– А что?
– Ничо. Смотри, допрыгаешься…
– Домой торопишься? – живо поинтересовался Юрик. – А ты не торопись. Подожди еще.
– Чо «подожди»?
– Подожди, пока Растак покорит хотя бы пять-шесть окрестных народцев, – объяснил Юрик и подставил огню другой бок. – Тогда он станет достаточно силен, чтобы обойтись без нас.
Витюня долго молчал.
– А потом? – спросил он.
– Молодец, – похвалил Юрик. – Растешь над собой. Я сам, батыр, не знаю, что будет потом: то ли нас отпустят, то ли пристукнут где-нибудь в тихом месте. Вот так получается.
В ответ Витюня, задвигавшись и задышав, кратко и нелитературно высказал, что он сделает с тем, кто попытается его пристукнуть, а заодно и с тем, кто явно напрашивается на то, чтобы его пристукнули прямо сейчас.
– Что, Поддубный, думаешь, сильный очень? – Юрик насмешливо прищурился. – Подкараулят втихую и насядут – железом своим не отмахаешься, это я тебе говорю. Не знаю, как ты, а я себе уже голову сломал – нет, без нашего пахана не выходит ничего. Как вождь решит, так и будет. Но вот в чем дело, фельдмаршал: пусть лучше нас с тобой пристукнут когда-нибудь потом, чем прямо сейчас. Или у тебя иное мнение?
Иного мнения у Витюни не было. Не было и желания продолжать все тот же бессмысленный спор. Не было уже сил бегать марафоны по горам и долам только для того, чтобы снова помахать ломом там, где укажет вождь. Не было пива. По правде говоря, ничего не было, кроме сидящего рядом болтуна и инструмента, только что выправленного о колено. И, пожалуй, только этот последний не мог подвести в трудную минуту.