Cтранное выпало лето. Сначала жестокая жара почти иссушила ручей, притомила на поле всходы ячменя и вконец остервенила пастухов, принужденных целыми днями бродить за отарами по безлесным пастбищам, лишенным намека на тень. Затем пронеслась буря с небывало крупным градом, набившим немало синяков тем, кто опоздал укрыться, и проломившим крышу землянки старого чародея Скарра. Сразу резко похолодало, и вот уже вторую седмицу упорно лили холодные заунывные дожди. Небо прохудилось. В проулках селения взмесилась крутая глина. На огородах квакали лягухи. Ручей, словно по весне, вышел из берегов, перед валом в устье ущелья вода скопилась в озерко и сердито клокотала в оставленном проходе. Хлеб, тот, что уцелел после града, не успев заколоситься, вымокал и ник к земле. Такую погоду один лен любит и растет на славу, а ячмень и просо гибнут зазря.

Ни с того ни с сего без грома ударила молния и спалила единственный в долине старый кедр. Однажды утром в прорыве туч возникло солнце в виде пересеченного накрест кольца и тут же скрылось, словно устыдившись такого непотребства. В лесу охотники взяли на рожон громаднейшего секача с клыками небывалой длины – в две пяди. Старики только качали головами и толковали о знамениях. Слепая старуха Нуоли, полоскавшая в ручье одежду, поймала душегрейкой икряного осетра. Со склона Плешивой горы сам собою скатился валун и как нарочно целился – задавил лучшего племенного барана. За которого, между прочим, соседи из племени Соболя давали сорок овец или кусок свинца размером с полкулака!

Скатиться-то валун скатился, но тоже не просто так – на том месте, которое он прежде прикрывал, тускло блеснул желвак самородной меди. Его обнаружил ученик колдуна Ер-Нан, по собственному почину поднявшийся на Плешивую, чтобы проклясть валун и умолить духов горы не делать больше так. Сказывал, будто умолил.

Немногие уцелевшие после битвы с плосколицыми рудознатцы вскрыли жилу синей и красной медной руды, и это оказалось настоящей удачей: в глубоких старых норах, во множестве накопанных у подножья Двуглавой, стараниями поколений плавильщиков почти иссяк землистый малахит, а новые норы не приносили удачи. Редко-редко в выдолбленной нише открывался бугристый, зеленый с рисунком натек – чаще добытчики довольствовались соскребанием корочек.

Бывает ложная руда, только притворяющаяся настоящей и не дающая меди. С нею чаще сталкивались ближние соседи, добывающие металл из синего лазурита. Подземные духи любят пошутить, испытывая упорство человека. Нетерпение мастеров во время пробной плавки было так велико, что они разломали горячую печь, не желая ждать, когда она сама остынет. Опасения оказались напрасными: на дне вынутой длинными клещами раскаленной глиняной чаши ноздреватой коркой рдела новорожденная медь, только и ждущая, чтобы ее осадили ковкой. Медь!

Духи не стали ждать от людей жертвы в обмен на металл – взяли барана сами. Выгодный обмен для людей Земли – но неслыханный от века.

Растак не знал, что и думать обо всех этих чудесах. Ер-Нан ходил гоголем, выставлялся перед всеми находкой и безумно надоел вождю. Приходилось терпеть: без чародея не обойтись, а встанет ли с постели дряхлый Скарр (который, между прочим, тоже не подарок) или отойдет к предкам – неизвестно. Не мальчишкой же Юмми его заменить. Хотя… По правде говоря, все колдуны излишне строптивы, имеют вздорный нрав и ничуть не стесняются открыто оспаривать мнение вождя. С каждым годом все труднее делать вид, что это не раздражает. Может, и вправду, сделать колдуном мальчишку? Вроде толковый, а главное, скромник, такой поначалу будет послушен не менее Ер-Нана… И ведь с первой попытки открыл Дверь!.. Или дурак Ер-Нан лучше? Жена – это все знают – его поколачивает, а какой вес битый колдун может иметь на совете племени? Много ли его слово добавит к слову вождя? С другой стороны, жена, которую он боится до дрожи в поджилках, столь же глупа и, главное, падка на подарки, а значит, держать кудесника в повиновении будет стоить вождю каких-нибудь побрякушек…

Конечно, лишь сам старый колдун может назначить себе преемника, прилюдно коснувшись его лба и передав тайную силу, но и вовремя сказанное слово вождя имеет свой вес. А разве не бывало прежде, что чародей умирал, не успев передать силу, и ко лбу нового колдуна, назначенного вождем по совету старейшин, прикладывалась рука мертвеца?

Надо подумать…

Растак встал с покрытой богатыми шкурами лежанки, подошел к оконцу. Дом вождя, построенный на краю селения и несколько наособицу, был выше других, возвышаясь над землей на целых пять венцов. Третий венец был прорезан квадратным оконцем, наглухо затыкаемым в холода, а летом занавешенным от комарья тонко выделанной оленьей кожей с магическими рисунками, отгоняющими злых духов.

Младшая жена метнулась отдернуть занавеску, по-бабьи засуетилась, не зная, чем угодить мужу, – Растак досадливо отстранил ее рукой. Неловкое движение отдалось болью в плече, понемногу слабеющей с каждым днем, но еще чувствительной. Растак поморщился – не на людях было можно. Вспышка злости прошла, не выплеснувшись на глупую бабу. Что взять с женщин? Существуя для того, чтобы украшать жизнь мужчины, а не отравлять ее, большинство из них слишком глупы, чтобы понять это, и приходится учить… Но потом.

С края крыши, прошлой осенью крытой свежей соломой, вода не капала – лилась ручьями. Если бы не высокий порог, потекла бы в дом. На улице никого не было, да и кому взбредет в голову без дела бродить среди рябых от дождя луж? Пастухи – те с утра угнали отары на размокшие лесные поляны, где хотя бы шалаш может укрыть человека от непогоды. Малолетней мелкоты – и то не было видно. Зато почитай из-под каждой стрехи тянулся дымок – хозяйки варили обед.

Нет, не из-под каждой… Иные дома-землянки стоят пустые, это где взрослые погибли, а детей взяли к себе соседи. В каждом доме потеря, и какая! Просторно стало в домах…

Сквозь шум дождя из кузницы доносились удары медных молотов, не звонкие, как в погожий день, а будто колотили поленом по бревну. В двух битвах захвачено много оружия, кузнецам хватит работы до середины лета, чтобы исправить годное, а негодное переделать в полезные для хозяйства вещи. Когда кончится дождь, задует ветер и плавильщики зажгут на Двуглавой печи, работы кузнецам еще прибавится.

Из крайнего дома, низко пригнувшись, чтобы не расшибить лоб (научился наконец!), выскочил меньший из чужаков, Юр-Рик, по-прежнему одетый в свой немыслимый красный наряд, уже порядком засаленный. Несокрушимый Вит-Юн немногословен, как подобает настоящему богатырю, и не бегает зря по деревне, а этот любопытен сверх всякой меры. Ишь ты, скачет вприпрыжку, что молодой козел, сигает с разбега через лужи, и над головой, спасаясь от дождя, держит козлиную же шкуру. Интересно знать, выменял на что-то или получил в подарок? Чужаков в деревне побаиваются, но многие рады отдать им последнее в благодарность за победу над Вепрями и взамен невысказанного обещания защиты, а уж хозяйки чуть не дерутся за право готовить им пищу и прибираться в выделенной чужакам пустой землянке. Натащили туда всего… За вождем так не носятся, не говоря уже о болящем колдуне Скарре, что по-прежнему бредит, разговаривая с духами…

Юр-Рик скрылся за поворотом улицы – не иначе, опять пошлепал к кому-то в гости. Растак постоял еще у окна, но больше ничего интересного на улице не приключилось, и он вернулся на лежанку. Не лег – сел, сурово глядя на жену, раздувающую угли под котлом со вчерашней похлебкой. С этого места он управлял племенем уже третью седмицу, хотя, по правде сказать, после вторых похорон, когда предали земле тела тех, кто пал в битве с Вепрями, крупных дел у вождя было немного, а о мелких люди не заикались.

Жизнь текла как бы сама собой. Раненые понемногу выздоравливали, а те, кому Земля не судила выжить, уже умерли. Куда больше, чем хотелось, было беспомощных калек, обреченных на изгнание и смерть в лесу в первую же голодную зиму. Мало осталось рабов: нескольких сражавшихся с плосколицыми и сумевших уцелеть Растак отпустил, сдержав слово, кое-кто из рабов решил, что сейчас самое время попытать счастья в бегстве, и привел замысел в исполнение. Мало осталось воинов: около восьми десятков, и то если считать раненых и подростков, которым вообще-то еще не время называться мужчинами, а куда денешься? Нескольких мальчишек Растак уже послал в дозорный отряд.

Новых нашествий пока не случилось; с Дозорной горы доносили, что и следов чужих лазутчиков что-то не встречается. Ясно, раззвонили Вепри повсюду о неведомом чудо-воине с волшебным оружием, наверняка еще и преувеличили его силу, чтобы не выглядеть битыми абы кем, догадались и Волки, кто такие на самом деле богатырь Вит-Юн и его подручный, да и как им не догадаться – ведь почти что в руках держали! Идет, летит небывалая весть от долины к долине, от племени к племени…

Вепри даже не прислали никого, чтобы договориться о выдаче за выкуп своих мертвецов! Прежде такого не случалось. Конечно, Растак не приказал глумиться над телами людей своего языка, их до времени засыпали землей и камнями, чтобы не разрыл зверь, и даже принесли скромные жертвы, но послов от Вепрей так и не дождались, что выглядело красноречиво и многозначительно…

Как поступить с чужаками – отдельная головная боль. С одной стороны, Договор велит умертвить обоих как можно скорее, тела и одежду сжечь до пепла, а вещи, что при них, тайно зарыть поглубже и завалить камнями, а еще лучше утопить, чтобы и следа на этой земле не осталось от пришлецов из Запретного мира. С другой стороны, кто спас остатки племени, как не они? Особенно тот, что посильнее… богатырь Вит-Юн. А из остатков рано или поздно поднимется могучая поросль!

Убить – не по-человечески. Положим, завещанная предками благодарность – опасное качество, и лишь никуда не годный вождь способен творить бессмысленное добро в ущерб своему народу. Но ведь все племя знает, кому оно обязано своим спасением! Убить чужаков теперь, пожалуй, и опасно… Притом Хуккан и Юмми клянутся, что видели своими глазами, будто на волшебном оружии Вит-Юна сам собою вспыхнул небесный огонь как ясное знамение воли богов… Как теперь быть?

За окном вновь прошлепали по лужам чьи-то ноги. Откинулась медвежья шкура, закрывающая вход в жилище вождя, вошел Хуккан. Струйки воды сбегали с него на земляной пол, борода свисала на грудь мокрыми сосульками.

– Волки… – выдохнул он.

– Всей силой? – Растак привстал. Младшая жена ойкнула и затаилась за котлом.

– Нет, – Хуккан поморщился, досадуя на себя. – Послы от Ур-Гара. Двое. Куха и колдун Мяги. Они зажгли на границе огонь, как полагается тем, кто хочет говорить. Скоро будут здесь. Я велел дозорным пропустить их.

– Зря.

Хуккан, правая рука вождя, осмелился оспорить:

– Было бы хуже, если бы я задержал их. Пусть приходят и смотрят. У нас нет никаких чужаков…

– Поговори, – рыкнул Растак.

Хуккан смиренно опустил голову.

– Тебе решать, вождь.

Злость на соплеменника быстро проходила, ее остатки Растак выгнал вон. Когда-то три рода племени Земли выбирали себе старейшин – не без участия вождя, помогающего сделать правильный выбор, – и на них в случае беды мог опереться вождь, им, избранным, мог доверить тайное. Ныне все иначе, старейшин давно не выбирают, а после невиданных потерь нет и друзей-соратников, связанных с вождем особой клятвой. Из лучших, кому Растак мог довериться без большой опаски, в живых остался, пожалуй, один Хуккан.

– Добро, – решился вождь. – Чужаки чтобы носа не казали из дому. Пришли им пива побольше, заедок всяких, рыбы красной, поставь сторожей, но так, чтобы сторожа глаза не мозолили. Мяги догадливый. Толковых сторожей поставь. Пусть люди по селению зря не шатаются. А главное, пусть никто из наших с Волками не разговаривает, слышь? Чтобы ни полслова. Ты, я и… кто из наших провожает послов?

– Маргон и Гал. Я их предупредил.

– И чтобы больше никого. Проследи.

Хуккан вышел.

– Угощение гостям тащить? – пискнула жена, сжавшаяся, как мышь.

– Лучшее угощение! Все самое лучшее, что у нас есть!..

Гости насыщались неторопливо, смакуя жирные кабаньи окорока, печенные с черемшой, ели животы копченых стерлядей и нежную зайчатину, опускали деревянные ложки в берестяные туеса с икрой красной и черной, с моченой морошкой, с крепкими скользкими груздями, соленными прошлой осенью дорогой солью, купленной через многие руки у равнинных племен на далеком закате. Пили крепкий мед и ячменное пиво, в искусстве приготовления которого умельцы народа Земли не знали себе равных. Пока насыщались, о деле никто не поминал – говорили о битвах с плосколицыми и Вепрями, о наглости крысохвостых, об искусстве знахарок, поставивших Куху на ноги, об охоте, о видах на урожай (неважные были виды) и о том, какие жертвы и каким духам надо принести, чтобы кончился надоевший всем дождь. Наконец Мяги, удобно сидя в кресле со спинкой, вырубленном из огромной кедровой плахи, дожевал разварную губу сохатого, глотнул меду, вытер ладонью рот и, сыто отдуваясь, добродушно произнес:

– Слыхивали у нас, будто в бою с Вепрями храбрым воинам Земли помог кто-то, а? Да вот не знаю, верить ли слухам…

Пришла пора и Растаку вытереть рот. Он ждал этой минуты.

– Если бы не могучий чужак, не я принимал бы тебя сейчас как гостя, – сухо подтвердил он.

Глаза Мяги сузились в щелки.

– А как же Договор?

– Мы не нарушили его, – возразил Растак. – Да, чужаки помогли нам в битве, и моему народу было тяжело забыть о благодарности. – Вождь помолчал. – Думаю, что храбрый Куха понимает меня, ведь и он обязан чужакам жизнью. Но по воле предков, всегда чтивших Договор, мы сделали то, что должны были сделать. Разве Волки поступили бы иначе?

– Нет, – улыбнулся Мяги. – Волки не поступили бы иначе. Чужаки убиты?

– Убиты и сожжены. Пепел брошен в реку.

Краем глаза Растак уловил движение младшей жены в дальнем углу – в глупом бабьем ужасе та зажимала себе рот. Вот дура. Выручила старшая жена – с поклоном подала на стол жбан ненужного уже пива…

– А вещи и оружие из Запретного мира? – Мяги, кажется, ничего не заметил.

– То, что не сумело сгореть, мои воины отнесли далеко на восход солнца и утопили в болоте. Они могут проводить тебя туда и указать место, чтобы ты, великий кудесник, убедился: что схватили духи болота, то пропало навсегда.

– Идти незачем, – улыбнулся Мяги. – Я верю тебе, и не будем больше об этом. Мы друзья, хоть ваши люди и увели чужаков с нашей земли. Скажи, когда ты пришлешь Ур-Гару обещанные подарки для родичей воинов, погибших в бою с крысохвостыми?

Торг не затянулся. Растак с легкой душой уступил Волкам почти все, что потребовали от него Мяги и Куха. Как ни крути, а богатство племени опасно, когда племя не в силах его оборонить. Мяги это знает… может, теперь он поверит окончательно, что у людей Земли нет никакого несокрушимого богатыря с дивным оружием?

Хотелось бы надеяться…

Когда послы Волков пустились в обратный путь, провожаемые бдительным Хукканом, Растак надолго задумался, забыв даже свое намерение наказать младшую жену за дурость. Как быть? Что делать дальше? Думай, вождь…

Трудно обмануть хитрого Мяги, и неизвестно, удался ли обман. Возможно, Волки и впрямь еще не догадались, что Растак осмелился нарушить самое сокровенное – Договор, оставив в живых обоих чужаков, но такие тайны недолго остаются тайнами. Рано ли, поздно ли – соседи узнают правду о непобедимом воине из Запретного мира, а что тогда?.. Если они объединятся, дабы покарать отступников и заодно поделить их земли, с такой силищей вряд ли управится и волшебное оружие богатыря Вит-Юна. И, уж конечно, смежные миры наотрез откажут в помощи нарушителям Договора.

Думай, вождь… Ты отвечаешь за все. Ты был голопузым ребенком, когда Шуон, тогдашний вождь, был изгнан из племени и сгинул неведомо где. Ты знаешь, что в древние времена старейшина Грил, одержимый духом безумия, был живьем сожжен на костре за преступления перед родом, теперь уже неведомо каким, ибо роды давно перемешались… Еще не поздно все исправить. Либо ты сделаешь то, о чем лгал Волкам, и расстанешься с надеждой еще при жизни увидеть свое племя вернувшим былую силу, либо навлечешь беду на свой народ и раньше времени уйдешь к предкам со злой славой, как Шуон или Грил.

На первый взгляд, нет выбора, не о чем и думать. Но ведь беда уже пришла вместе с плосколицыми!.. Беда уже тут, а клин вышибают клином… Какой беды еще ждать, когда от племени осталась едва половина, и не лучшая? Убьешь чужаков – разве соседи оставят в покое? Вепри уже пытались захватить Дверь, а следом и всю долину – вслед за ними попытаются и другие…

Думай, вождь, думай. Может быть, мысль, пришедшая тебе в голову на следующий день после битвы с Вепрями и испугавшая тебя поначалу, – упредить хищных соседей, напав на них первыми, – была послана тебе не злыми духами, а мудрыми тенями предков? Ныне набегов со стороны людей Земли уж точно никто не ждет, а больших походов и подавно. Забудут соседи, как точить зубы на чужое? – если только оружие чужаков не утратит магическую силу и неизменно будет направлено куда надо!.. А будет ли оно направлено куда надо? О том отдельная забота. Страшно отказаться от Договора, страшно и соблазнительно…

Думай, вождь…