Эпилог

В холмах было холодно. Ночью изрядно приморозило, к тому же поднялся ветер, превращая и так лютую стужу в практически непереносимую пытку. Поднявшаяся поземка сократила видимость почти до нуля. Лежащая в сугробе молодая женщина — почти подросток — осторожно смахнула с лица налипшие на ресницы и брови снежинки и, прикусив зубами, стянула с руки теплую меховушку. Затянутые в плотную ткань нитяных перчаток тонкие пальцы осторожно опустились на спусковой крючок, ствол чуть качнулся, выслеживая мелькнувшую в снежной круговерти цель. Движение оружия было почти незаметным, но добыча оказалась намного зорче охотника. Раздавшийся рев легко перекрыл свист ветра, и из снежной пелены прямо на стрелка выпрыгнула огромная тень. Здоровенный семиметровый ящер согласно всем известным и неизвестным законам природы должен был, как минимум, спать. И хотя упоминаний про ящериц, способных выдержать сорокоградусные заморозки, девушка не встречала даже в довоенных сказках, сейчас на неё двигалась, щелкая заостренным, расходящимся в пилу клювом живое подтверждение того, сколь мало человеку известно о животном мире. Грянул выстрел. На срезе ствола огненным цветком расцвела яркая вспышка, из левого глаза ящера брызнула кровь, и голова монстра чуть качнулась в сторону, но большого эффекта действия охотницы не произвели. Громко выругавшись, девушка вскочила на ноги и, поспешно отступая назад, передернула затвор карабина, выбрасывая в снег дымящуюся на морозе гильзу. Второй выстрел. Третий. Сократив расстояние между собой и охотником одним неимоверным прыжком, тварь, нависнув над девушкой, широко разинула зазубренный клюв. Неожиданно раздался слегка приглушенный завываниями ветра басовитый хлопок, и монстр, перекувыркнувшись в воздухе, упал в снег.

— Надо было дальше засидку делать. У холма. Говорила же, что, если он с запада придет, мне толком не прицелиться будет. А ты — подветренная сторона, подветренная сторона… — Прокомментировала соткавшаяся будто из ниоткуда, высокая и гибкая, затянутая в потертую арамидную ткань фигура и, приложив матово блеснувшие на свету стволы невероятно массивной, сверкающей хромом, украшенной гравировкой двустволки к виску вяло копошащейся в алом снегу твари, спустила курок. Снова грохнуло. Во все стороны брызнуло красным.

— А неплохо получилось. Я бы еще, конечно, навеску пороха увеличила, да боюсь пуля кувыркаться начнет. С другой стороны, может, круглые отлить попробовать, и пусть тогда кувыркаются, сколько влезет… — Задумчиво прокомментировала стрелявшая, критически оглядывая ружье, видимо, в поисках налипших на оружие брызг крови.

— Ну, и кто нам теперь заплатит? — С сомнением произнесла копающаяся в снегу в поисках потерянной меховушки девушка.

— А в чём проблема-то? — Стянув с головы вязаную шапку грубой вязки, женщина принялась неторопливо утирать испачканное кровью лицо.

На ее макушке затрепетал, быстро покрываясь инеем под напором ледяного ветра, упрямый ежик ярко-рыжих, напоминающих чем-то медную проволоку, волос.

— Нам за голову заплатить обещали, а ты её разнесла. — Пояснила девушка, опуская прикрывающий нос и нижнюю часть лица шарф. — А целиком мы даже втроем эту тушу в поселок не утащим.

— Черт. — На секунду оставив свое занятие, рыжая обернулась к дохлому монстру и досадливо сплюнула. — Что-то я этот момент не продумала… Может, тогда лапы отрежем? Кстати, личико лучше прикрой — нос отморозишь… Он у тебя еще слабенький.

— Да? — Озадачилась девушка и, коснувшись подушечкой пальца, затянутого в тонкие нитяные перчатки кончика слегка курносого, покрытого задорной россыпью веснушек носика, со вздохом натянула на него шарф. — А почему он вообще вырос?.. Зэд ведь, сказал…

— Зелье Чистильщиков исправляет повреждения генной структуры… Даже врожденные и искусственно наведенные. Вернее, не поправляет, а перекраивает по своему разумению. Если верить слухам, они эту дрянь своим монахам-анафемам вводят… перед переделкой. Штука из разряда — либо станешь очень крут, либо сдохнешь. Очень жесткая культура, категорически противопоказанная даже тем, чей генокод на границе "желтой" зоны. И к счастью очень-очень редкая. Такое ни за какие деньги не купишь… — Рассеянно протянула внимательно вглядывающаяся в метель женщина. — Чистую этот коктейль из тебя, конечно, не сделал, скорее наоборот, но… Считай это бонусом к тому, что ты выползла с того света. Ты, кстати, не заметила, что немного подросла за последние пару месяцев? А что твои глазки цвет поменяли?.. А вот зубки — это уже перебор, учти: каждую неделю мучиться придется…

— Заметила… — Вздохнула девушка, и глянув на стоящую рядом подругу, поспешила сменить скользкую тему. — А что, всё-таки, делать будем? Сама знаешь, лапы — не доказательство, да и их только три осталось. Четвертую, вон, в кисель разнесло… Слушай… ты что, опять, получается, промахнулась?

— Глаз только два дня как видеть начал, — пожала крепкими плечами продолжающая вытирать лицо охотница. — Бинокулярное зрение — это, конечно, круто, но… Я ещё не совсем привыкла. А что лап три, так это даже лучше. Рога вон подберем, — с ухмылкой ткнув пальцем в сторону растекающейся под монстром кровавой лужи, женщина коротко хохотнула, — и скажем, что сразу двоих завалили, пусть двойную цену платит.

— Не поверят… — С сомнением почесала скулу девушка. — А чего ты его того… ну… молнией… или просто руками? Ты ведь, можешь… Или просто взяла бы и глаз зажмурила…

— Умная, да? — Возмутилась охотница. — Зажмурить… За сотню метров? Думаешь, я бы успела добежать? По такому снегу это, минимум, секунд семь-восемь. Да он бы тебя уже на куски порвал. А что касается молний — метель, влажность большая, сладенькая, тебя бы тоже, наверняка, задело. Да и далековато… Давай, лучше лапы руби, милая, а я покараулю пока. И запомни: двое их было… А то опять нальют тебе лишнего, и начнешь языком трепать…

— Не поверят, — покачала головой девушка, снимая с петли на поясе небольшой топорик. — Снежные ящеры парами не ходят… Ты сама рассказывала.

— Не поверит, так я Шаману эти рога в задницу запихну, — кровожадно пообещала охотница. — Нечего было пытаться нас кинуть. — И неожиданно жалобно скривив лицо, запищала противным фальцетом: "Ай, люди добрые, вы, вижу, из тех, что оружием на хлеб зарабатывают? Поиздержались немного в пути, небось? Дело у меня есть к вам небольшое… Тут у нас волколак завелся, скот резать повадился… вы уж нам помогите, а мы в долгу не останемся. По две бочке бензина за голову даем… Мы-то люди маленькие, а у вас вон какие ружья… Вам-то дел на пол дня, знаем мы, где его логово… Пожалейте детишек, а мы вам восемьсот литров чистейшего, честь по чести.". Ага, волколак. — Зло сплюнув, женщина раздраженно зачерпнула пригоршню снега и стала растирать лицо. — А выводок снежных червей-переростков с маткой во главе, не хочешь? Хорошо ещё, что я тебе их яйца разбить не дала…

— Он не думал, что мы здесь останемся. — Губы девушки невольно растянулись в улыбке. — И у них, действительно, почти нет оружия. Пара самопалов у охотников не в счет…

— Вот и решили полезного барахла с наших трупов подобрать… — мрачно заметила женщина.

— Ллойс…

— А?

— Ты… может, всё-таки, расскажешь, как…

— Кисонька, и ты об этом только сейчас спрашиваешь? — Вскинула бровь наемница. — Спустя почти два месяца?

— Ну… — Немного смутившись, девушка опустила топор. — Я всё ждала… И думала — ты не хочешь говорить…

— В джете была катапульта, — буркнула Элеум. — Друг помог мне её запустить. Её и ракеты.

— Друг? — Удивилась Кити.

— Друг, — кивнула Элеум. — И ты права. Я не хочу об этом говорить.

— Ллойс…

— Ну что?! — Брови наемницы сдвинулись к переносице.

— Ты стреляла… Про то, что ты бы добежать не успела, это ведь, неправда… Ты боишься сорваться? Как… с тем торговцем?

— Ну, почему ты такая докука… Сказала же: не успела, значит, не успела. — Раздраженно засопев, Ллойс зло сплюнула под ноги и поспешно отвернулась. — Да. Боюсь. — Выдавила она из себя, спустя минуту. — Это, как под самой забористой дурью, кисонька. Почти всё время весело и по кайфу… Хочется рвать, ломать крушить, давить. Убивать. Ещё и ещё. Что-то во мне очень хочет убивать, Кэтрин. Делать больно. Когда я… перестаю сдерживаться, то начинаю просто тащиться от боли. Своей и чужой. Поэтому я боюсь. Больше всего боюсь, что не смогу остановиться… или не узнаю своих друзей. Раньше меня как-то сдерживало отсутствие части памяти, а сейчас… Сейчас, — глухо хохотнув, наемница зло пнула успевший нарасти вокруг голенищ сапог сугроб, — мне, похоже, не хватает рабского ошейника. А торгаш сам виноват. Нечего было угощение травить. Тоже мне, охотник за рабами нашелся.

— Ты его… ты его лицо съела. — Резко посерьезнела Кити.

— Не лицо, а нос и щеку. И не съела, а откусила. Я потом всё выплюнула… Честно. — Пожала плечами наемница. — Подумаешь, большое дело… А у тебя другие варианты были? Зеро тормозил, ты тоже… А у меня даже ножа нормального не было…

— Но ты… ты, ведь, это контролируешь? — Девушка печально вздохнула.

— Отчасти. Отчасти, сладенькая. Но в случае чего, я знаю, по крайней мере, один выход… Дешево и сердито. — Похлопав ладонью по стволам ружья, Элеум криво усмехнулась. — Отстреленную башку я точно не отрегенерирую.

— Ллойс… Не надо так…

— Руби, давай, — с беззаботным видом отмахнулась наемница и принялась с преувеличенной внимательностью вглядываться в снежную круговерть.

— Ллойс… Тебе не холодно?

— Да не очень, — ответила Элеум, поудобней перехватывая ружье. — Замерзла? Говорила вам, что надо было на юг бежать. Сдались тебе эти ледники. Или ты хотела посмотреть на мою родину? Ну, на, любуйся. Это называется сезон бурь. Шесть месяцев радиоактивных осадков и холода. Гребаные полгода, когда местные закапываются под землю и глушат самогон литрами…

— Не злись… И спасибо. Ещё чуть-чуть, и меня бы сожрали.

— Цени. — Фыркнула наемница.

— Да я и ценю, — невольно улыбнулась Кити.

— Слушай, а у тебя выпить не осталось?

— Ты что, всю флягу умяла?.. Там же грамм триста самогона было!

— Ну… не восстановилась я ещё. У меня от этой сырости кости ноют. Мне надо на солнышке греться, вкусняшки кушать, а не в этой ледяной тундре зад морозить. — Ворчливо заметила Ллойс и неожиданно задорно показала девушке неестественно длинный и острый язык. — Так есть или нет?

— Нет, я тоже… у меня тоже кончилось. — Смутилась Кити. — Очень холодно же.

— Еще подруга называется. — Совершенно ненатурально обиделась наемница и, натянув на голову изгвазданную кровью шапочку, отвернулась. — Не кисни, сладенькая, прорвемся. Чертова метель… Ну, и кого тут убить или трахнуть за крышу над головой и кружку горячего пойла?

— А может, тогда ну, этого Шамана? Потерпит денек. Или пару. Сговорчивее станет. — Задумчиво пригладила покрытые снегом брови девушка. — Вернемся на зимовку. Дров у нас полно, Зеро воды для ванны нагреет, соли кинет, как ты любишь… я тебе массаж сделаю…

— Знаю я твой массаж. — Хмыкнула наемница. — Потом целый день вставать не охота.

— Что, так плохо? — Слегка обиделась Кити.

— Наоборот… — вздохнула Элеум.

— Значит, в деревню, — заметно расстроилась девушка и, взвесив в руке топорик, принялась примериваться к продолжающей конвульсивно вздрагивать туше зверя.

— Холод собачий, лучше, всё же, на заимку, но помни — ты массаж обещала. — Улыбнулась Ллойс и, покопавшись за пазухой, вытащила на свет мятую, криво скрученную, самодельную?козью ножку? устрашающих размеров. — Не забудь, кстати, ему брюхо вскрыть. Воняет, конечно, знатно, зато у этих тварей печень не только съедобная, но и полезная. Ей местные цингу и простуду лечат. Нам троим недели на две хватит. Как минимум. Даже учитывая, какой Зеро проглот.

— А ты что, действительно, не поможешь? — Неподдельно возмутилась девушка.

— Сказала же, охранять тебя буду, — прикуривая, ответила Ллойс и, переломив стволы своего ружья, вытащила из патронника две здоровенные, всё ещё дымящиеся гильзы, после чего небрежно бросив их в висящий на поясе кожаный подсумок, принялась перезаряжать оружие.

— Как думаешь, война скоро закончится? В поселок охотники вернулись, говорят, бродягу какого-то встретили, и он им рассказал, будто Легион с серокожими опять Хаб осадить пытаются, а объединенные кланы Стаи войска на восток двинули. Будто бы караванщики на пустошах опять какой-то бункер откопали.

— Никогда? — Вяло предположила явно задумавшаяся о чем-то своем Элеум.

— Ллойс… Ты… Ты, ведь, уйдешь, да… — Вздохнула Кити и занесла над головой топор. — Можно… Можно, я с тобой?

— Это слишком опасно, кисонька. Зеро со мной не пойдет, а потому лучше бы вам здесь остаться. К тому же, я ведь, вижу, как ты на него смотришь.

— А он… — На секунду замерев, Кити вздохнула. — Он… Что-то тебе говорил, да?

— Не-а. — Отрицательно покачала головой наемница. — Просто дай ему время, кисонька. Это нелегко, по себе знаю.

— Что нелегко? — Непонимающе нахмурилась девушка.

— Сказать, что кто-то тебе небезразличен. — Пояснила Элеум после минутной паузы.

— Ллойс… а может… ты тоже здесь останешься…

— Нет, милая. — Вздохнула наемница. — Я должна уйти. Попробую поговорить с чистильщиками — может, они что-то знают. Мне нужны ответы. Не зря же Берг так до нас докопался… — Ллойс снова глубоко задумалась. — Надо бы попробовать раздобыть что-то типа того сендера или, хотя-бы, байк. — Заключила она, спустя пару минут.

— Значит, ты будешь искать море. — Уголки губ девушки чуть дрогнули. — Грузовик возьмешь?

— Не-а, — широко улыбнулась Элеум. — Считайте, что это мой вам подарок. На свадьбу.

— Ну, Ллойс… — Кити покраснела.

— Он тебя любит. Иногда этого достаточно… Я вернусь, кисонька. — Отбросив самокрутку, наемница задрала голову и принялась всматриваться в небо. — Даже если вы отсюда уедете, я вас, всё равно, найду. Ты ведь, знаешь. Я умею искать. А когда я вернусь, ты расскажешь мне сказку. Самую красивую сказку, которую только помнишь. Договорились?

— Да… — Всхлипнула девушка.

— Хорошо… — Кивнула наемница и подмигнула Кити. — Мне пора… А то здоровяк заметит. Опять ругаться будет…

— Но…

— Т-с-с-с… — Ллойс приложила палец к губам и растворилась в воздухе.

— Но…

— Круто, да? — Выдохнула появившаяся из-за снежной завесы массивная, с ног до головы закутанная в шкуры фигура и, поправив лежащее на плече ружье невероятного калибра, с сомнением поглядело на тушу бездыханного монстра. — Черт… Вот это я молодец, а? Одну в плечо, вторую прямо в башку! До последнего тебя задеть боялся… Почти сто метров… Я и из винтовки-то не очень, а из гладкоствола… А зачем ты лапы рубишь? А-а… Шаману вместо башки? Давай лучше я! А ты постой, покарауль. Вдруг у этой страхолюды друзья неподалеку… И это… Ты больше так вперед не лезь, ладно? Снег глубокий…

Громила неожиданно смутился.

— Знаешь… — Прогудел он после небольшой паузы. — Ты меня только пойми правильно… Я… В общем, если с тобой что-то случится… — Здоровяк снова надолго замолчал.

Не обращающая никакого внимания на гладиатора Кити пристально вглядывалась в метель.

— Знаешь… — Наконец, выдавил из себя гигант. — Нам бы врача нормального найти. Ты, конечно, не обижайся, но когда ты с пустотой говорить начинаешь… Это жутко. И лицо ты тому караванщику обглодала… А зубы. Я вообще не понимаю, зубы-то подпиливать было зачем. Так только стайники делают…

— Не только… — Неожиданно перебила великана девушка. — Печень достать поможешь?..

— Печень? — Удивлено вскинул брови великан…

— Ну, да. — Кити медленно кивнула и, ловко перебросив топорик гладиатору, перехватив карабин, снова принялась внимательно вглядываться в снежную круговерть. — Она полезная. И вкусная. Мне… Ллойс рассказывала.

Плывущая по сверхвысокой орбите, надежно спрятанная от наблюдателей с поверхности планеты Луной станция "Гелиос" по форме напоминала огромный бублик. Была ли геометрия станции капризом давно почивших создателей или плодом тщательных расчетов инженеров-конструкторов оставалось тайной, но именно благодаря подобной конфигурации в гигантском космическом городе присутствовало некое подобие гравитации. Всего одна девятая земной, меньше даже, чем на Луне, но достаточно, чтобы решить огромное количество как инженерных, так и бытовых проблем. Возможно, неизвестные строители хотели большего, но это потребовало бы более быстрого вращения станции и, соответственно, намного большей нагрузки на несущие конструкции шестидесяти километрового кольца, а создатели Гелиоса были людьми практичными. В конце концов, они и так сотворили чудо.

Идущему по коридору человеку было совершенно плевать на подобные конструкторские тонкости. Быстрым шагом преодолев последние несколько сотен метров пути, совершенно пустого, если не считать нескольких зависших под потолком, занимающихся своими загадочными делами, чем-то похожих на огромных пауков, роботов-техников прохода, высокий, болезненно худой мужчина остановился перед массивной дверью, мало чем уступающей по надежности главным шлюзовым воротам. Вживленные в гладко выбритый затылок, свисающие с головы щупальцами спрута нейрокорды-манипуляторы пришли в движение, взвились волосами медузы Горгоны и с чуть слышным клацаньем вжались в гнездо электрозамка.

— Доступ разрешен, — чуть слышно прошелестел бестелесный женский голос, и диафрагма портала с еле слышным шипением раскрылась перед ним, подобно бутону экзотического цветка.

На мгновение прикрыв глаза, мужчина сделал несколько глубоких вдохов и прошествовал в центр зала, уставленного чуть заметно гудящими механизмами, и с усталым стоном сев в широкое кресло-ложемент развернулся к покрытой сотней мониторов стене. Свисающие с затылка и макушки нейрокорды снова зашевелились клубком рассерженных змей, раздалась серия щелчков, и пронизывающее комнату гудение механизмов сменило ритм.

В довоенных книгах написано, что одной из серьезнейших проблем жизни в космосе для большинства людей являлась тишина. Полное отсутствие звуков растормаживало мозг, порождало неестественную нагрузку на синапсы, что в свою очередь приводило к перенапряжению, затрудненному сну, галлюцинациям, нервным срывам и даже смерти космонавтов. Мужчина усмехнулся. И о чем он только думает в такой день. Хотя… Он бы много отдал, чтобы побыть в тишине. Или хотя бы в жилых комплексах станции добычи гелия три, всё, что угодно, лишь бы хотя бы пару суток не слышать гудения этих чертовых вентиляторов, не быть чертовым… Но… Это судьба. Или, как говорил его дед, кисмет. Такова жизнь. На живую выжигать собственный мозг, изнурять тело, сходить с ума от дребезжания систем охлаждения древних процессоров, знать всё и не мочь ничего. На молодом, но уже щедро покрытом сеткой морщин лице мужчины вновь мелькнула тень улыбки. Знать всё… Именно из-за этого он и стал пророком… Искушение было слишком велико. И пусть срок жизни таких, как он, не превышал тридцати лет, пусть большая часть из них заканчивала карьеру овощами, пускающими слюни, не ориентирующимися во времени и в пространстве идиотами, но то, что он сделает через несколько минут… Кисмет. Рок. Фатум. Будущее предопределенно. И только последние глупцы могут думать иначе.

Набрав в грудь воздуха, молодой человек, медленно выдохнув, прикрыл глаза, и слегка распустив стальные тиски самоконтроля, начал медленно открывать виртуальные шлюзы нейросети, позволяя сознанию нырнуть в затапливающий его мозг поток информации. Ему давно уже не нужны были ни мониторы, ни карты. Полузакрытые облаками гигантских циклонов моря и континенты, горы, проплешины радиоактивных пустынь, кляксы разрастающихся лесов, тонкие, едва заметные паутинки рек. Всё это было неважно. Содрогнувшееся в своем кресле от смеси экстаза и боли, изможденное тело мужчины, откликающегося на имя Тюр Ирек, на долю мгновения стало пустой оболочкой. Покинутой куколкой вылупившегося из него молодого Бога. Он знал всё. Скорость дрейфа магнитных полюсов, направления потоков теплого и холодного воздуха, изменения температуры и влажности в секторах-регионах, скорость течения ручьев и рек, скрупулезно запротоколированное рваной, но всё еще функционирующей сетью уцелевших древних спутников количество приплода сотен видов представителей как "чистой", так и измененной радиацией, а зачастую и просто-напросто искусственной фауны, кляксы радиоактивных бурь, потоки миграций птиц, мелкая возня называющих себя людьми дикарей. Всё это и многое другое сливалось, скручивалось, бурлило, кипело, чтобы в итоге кристаллизоваться в разуме пророка в виде сияющей в своем совершенстве выжимки причинно-следственных связей. Он не следил за истерзанной людьми планетой, он стал ею. Стал растущими в небо лесами, травой под дождем, несущим радиоактивную пыль ветром над бескрайними пространствами солончаков. Стал клюющим гниющее тело волколака вороном, колонией муравьев, падающей из стратосферы каплей отравленной воды. Он имел миллионы глаз, тысячи ушей, он почти слышал приглушенную тонким слоем доступной человеку реальности музыку сфер, стал всесведующим и всепроникающим духом. Но так и остался прикованным к трупу на ложементе кресла. Это было пыткой, но Тюр знал, что осталось немного, ещё чуть-чуть.

Пять, может быть, семь лет, и Земля будет готова. Готова к возвращению настоящих людей. Тех, кто не познал опаляющего пламени ядерного огня, тех, кто не пил отравленную тяжелыми металлами воду, не вдыхал напитанный остатками боевой химии воздух. Не поглощал организмом видоизмененные штаммы боевых вирусов. Конечно, поначалу вернутся не все. Только специально подготовленный десант. Они расчистят площадку. Доведут до логического завершения проект, что владыки Гелиоса начали больше пятидесяти лет назад. Подготовят исступленно борющихся за выживание, выгрызающих друг другу глотки на обломках цивилизации дикарей к возвращению на планету новых Богов. В конце концов, ресурсы станции хоть и превышают потенциал брошенной, опаленной радиоактивным огнем прародительницы, но они не бесконечны. Ещё сорок-пятьдесят лет, и у Гелиоса начнутся серьезные проблемы. Не всё можно добыть на Луне. Неожиданно гудение процессоров вновь изменило ритм, и Тюр не сдержал обрадованного вскрика. Вызов. Вызов сейчас, в середине смены… Только имеющие высший приоритет могут… Началось. Он не ошибся ни на секунду. Значит, надо поторопиться. Поспешно выдрав свое сознание из гудящего потока информации, мужчина мысленным усилием вывел изображение на главный монитор. Так и есть — запрос сеанса связи из Совета. Приоритет — высочайший.

— Да. — Прошептал молодой человек одними губами.

— Старший аналитик Тюр.

Появившееся на мониторе изображение стилизованного восьмиконечного, увитого лозой креста чуть дрогнуло и стало четче. Мужчина мысленно усмехнулся. Ну, да. Триумвират никому не показывает своих лиц. Зачем делать исключение для него?

— Мы изучили ваше донесение. И мы… разочарованы. — Льющийся из динамиков глубокий мужественный голос был наполнен почти искренним сожалением. Сожалением родителя, смотрящего на проказы ребенка. — Присвоение высшего приоритета опасности совершенно рядовым событиям. Запрос на ядерный удар по перспективному региону. Запрос на ликвидацию одного из лучших… подрядчиков… Вы действительно считаете оправданной гибель более, чем пятнадцати тысячного поселения, ради уничтожения одного единственного объекта?

— Удовлетворение моего запроса уже ничего не решит, господа советники. — С трудом сохранив на лице безразличное выражение прошипел мужчина. — С момента его отправки прошло более полутора месяцев. Время упущено. Цель давно покинула место дислокации.

— Вы в этом уверенны, Старший аналитик? Вы уверены в том, что ваша идея фикс, ваша мифическая цель вообще жива? — В голосе, донесшемся из многочисленных, встроенных в стены динамиков, послышалась плохо скрываемая насмешка. — А что касается вашего прошения… Как видите, всё, в конце концов, решилось и без ядерной бомбардировки. Город разрушен. Представляющие интерес мощности уничтожены. Взорваны не просчитанными неизвестными. Вами не просчитанным. Это даже заставило нас засомневаться в вашей компетентности. Вас и ваше положение начальника аналитического отдела спасли только безупречная репутация, один из высших баллов эффективности и отсутствие достойной замены.

Вновь прикрыв глаза, Ирек с трудом подавил рвущийся из горла смешок. Ну, конечно. Лучший балл эффективности. Какое завуалированное раскрытие истинного положения вещей. Он не просто лучший аналитик. Он превосходит всех остальных вместе взятых. Он превосходит даже тех, первых, умеющих работать командой, строивших свои прогнозы, когда всё оборудование было цело, техники, его обслуживающие, на порядок грамотней, а корректировка проводилась каждую неделю. Он гениален, и Совет это знает. И замены ему, действительно, нет, потому что, чтобы подготовить следующего пророка, придется вырвать нейрокорды из головы предыдущего. Не всё можно взять на Луне.

— Так же, как в том, что Солнце горячее, а в космосе нет воздуха. — С трудом сохраняя на лице безразличное выражение проронил Тюр. — Это она. Та самая, которую я засек семь лет назад. Та же, что активировала Немезиду и уничтожила большую часть функционирующих боевых спутников с ядерным и импульсным вооружением. И я не понимаю, почему мой отчет заинтересовал вас только сейчас, когда мы её потеряли. При всем уважении, вы повторяете ошибки семилетней давности.

— Согласно вашим же донесениям, она не имеет непосредственного отношения к событиям в интересующем нас регионе. — Раздраженно громыхнул начальственный бас.

— Верно… Но также мои расчеты показывают, что, если мы не остановим её в ближайшее время, то…

— Почему вы считаете, что она жива? — Голос в динамиках изменился, стал выше, менее насыщенным, каким-то блеклым. Вмешался ли в разговор другой член Совета или просто случился какой-то сбой, Тюр не знал. Да это было и неважно.

— Почему семь лет назад вы так настаивали на её поимке, а сейчас — на безоговорочном уничтожении?

— В моих отчетах указанно…

— Мы знаем, что указанно в ваших отчетах, Тюр. — В невыразительном тоне говорившего неожиданно прорезалась сталь. — Совету интересно то, что в них не вошло.

— Я… — Упрямо выдвинув челюсть, молодой человек облизнул губы и устало откинулся на спинку операторского кресла. Как же обидно знать, что произойдет в следующую минуту. Насколько горько сознавать, что будущее не изменить. Кисмет.

— Я поднял архивы проекта "Полярная полночь". — С тяжелым вздохом проронил модой человек. — То, до чего имею доступ, конечно. И у меня есть основания предполагать, что цель — это… Прототип. Пусть не полностью рабочий, но прототип. Все данные указывают на то, что эта… женщина — нулевой объект. Есть данные о плавающем генокоде, о способности к краже чужого генома, невероятной регенерации и приспособляемости, а также оперировать полями гравитации. Это прототип, и если эти дикари внизу смогут…

— Вы ошибаетесь, аналитик. — Раздраженно прорычал динамик. — Мы проверили этот вариант, как только получили ваше сообщение. Проверили трижды. Капсула Гуттенберга приземлилась прямо в середину радиоактивного озера. Его шанс выжить был менее одного процента. Вероятность долгосрочного выживания — менее одной десятой процента. Вероятность сохранности и мобилизации законсервированных образцов — один к тридцати семи миллионам. Вероятность их нахождения — один на миллион. Вероятность реализации первого этапа проекта — один к десяти триллионам. Вероятность стабильности финального результата составляет — один к ста гуголам. "Полярная ночь" была признана бесперспективной еще сто пятьдесят лет назад. В связи с вышеизложенным, Совет выносит вам вотум недоверия и предлагает пройти внеочередную корректировку. Оставайтесь на месте, Тюр. За вами скоро придут. — Раздалось глухое шипение и экран погас.

Мужчина в операторском кресле ухмыльнулся. Все произошло в точности, как он и предполагал. Принудительная корректировка и понижение в звании. Эти идиоты слишком самоуверенны. Слишком привыкли к их сытой безопасности и к доминирующему положению Гелиоса. Они не понимают, что происходит на самом деле. Просто не понимают. Да, расчет вероятностей, это просто замечательно, но иногда выпадение исчезающе малого шанса неизбежно. Это судьба. Он оказался прав. От первого допущения до последней гипотезы. Гелиос не только сливает своим агентам довоенные технологии. Получающие приказы непосредственно с орбитальных спутников связи чистильщики-анафемы являются далеко не главным рычагом воздействия на политическую обстановку Пустоши на Земле. Станция имеет устойчивую связь с Землей. Давно имеет. Растущий сейчас в биорах, устойчивый к радиации и ядам, способный есть земную пищу, дышать земным воздухом и, главное, эффективно действовать в условиях земной гравитации десант не является первым поколением. Гутеннберг явно рассчитывал вернуться. Он просто нашел новую площадку для проведения опасного эксперимента. Место, где можно найти подходящий материал, где ему не будут мешать. А значит, есть способ не только спуститься вниз, но и подняться наверх. Новое поколение детей… Да. Теперь прорыв генетиков, нашедших способ вернуть способность к естественному размножению всем потерявшим её несколько поколений назад под действием солнечной радиации обитателям станции не кажется столь удивительным…

Молодой человек расслабленно откинулся на спинку кресла и волевым усилием вновь нырнул в поток информации. Надо торопиться. Но он справится. Точно справится, ведь, он давно знает, как это сделать. Как нарушить первую заповедь пророков. Как стать настоящим Богом. Возможно, будущее не изменишь, но он попытается. Вероятность положительного сценария только что растворилась в потоке спеси Триумвирата. Но остались промежуточные сценарии. Если он сделает всё, как надо, то сохранит семьдесят процентов персонала станции. Шесть миллионов человек и гибридов. Больше трети от того, что сейчас населяет истерзанную планету. Да, пусть они вернутся не как короли и хозяева, но у них будет хорошая фора для того, чтобы противостоять этим чертовым копающимся в радиоактивной грязи дикарям…

Губы молодого человека скривились в горькой ухмылке. Протоколы безопасности уже взломаны. Осталось заблокировать передатчики оперативного отдела, этих ничего не знающих, но почти всемогущих, заносчивых костоломов, отделенных от тела рук всезнающего божества. Осталось совсем чуть-чуть — решиться и стать героем. Да, его поступок не поймут сейчас, но, точно, оценят потомки. Его имя впишут золотыми буквами на стенах зала поминовения. Он станет Совершенным.

Челюсти молодого человека сжались с такой силой, что в операторском зале послышался хруст трескающейся зубной эмали. По подбородку Ирека заструилась кровь. Вентиляторы и насосы за спиной аналитика взвыли стаей бешенных псов. Запахло испаряющимся хладагентом, нагретым металлом и кипящим пластиком. Перегруженные процессоры начали выходить из строя один за другим, но Тюр лишь усилил натиск. Миллионов команд, десятки тысяч шифрограмм и сообщений. Миллиарды терабайт информации. Несколько тысяч условно разумных киборгов гибридов, называющих себя Чистильщиками, услышали голос Неба. Несколько высокопоставленных членов директората Операторов, архипаладинов Железного легиона и боссов банд рейдеров с удивлением глядели на неожиданно ожившие планшеты связи с загадочными "Новыми друзьями". Несколько десятков уцелевших после залпа Немезиды, к несчастью не имеющих рабочего ядерного вооружения, но всё ещё отвечающих на запросы спутников начали медленное, почти незаметное схождение с орбит. Чудом еще работающая электроника старой плотины на одной из сохранивших свое русло рек привела в движение изношенную гидравлику шлюзов. В паре давно заброшенных и забытых бункеров неожиданно заработали аварийные источники энергии. Прошедший по вживленным в череп нейрокордам импульс выгнул тело молодого человека дугой. Запахло паленой плотью. Сервера за спиной Тюра вспыхнули чадным пламенем, и мужчина захохотал. Он успел. Теперь никто не сможет понять, что именно он сделал. Никто… Часть команд, конечно, отследят и отменят, часть извратят, но он предусмотрел и это. Десятки, сотни, тысячи ложный целей, миллионы вариантов развития событий, многоярусная система защиты и дублирования. Его воля столь же неумолима, как прилив океана или движение звезд. Только жаль, что оценить все изящество его плана будет некому. Да и самому ему уже пора… Молодой Ирек Тюр снова захохотал… Осталось последнее усилие. Последний рывок безумца, решившего пободаться с волей Вселенной. Кисмет…

Когда срочно прибывшая к четвертой станции прогнозирования группа техников, наконец-то, смогла вскрыть гермодверь, Тюр уже не смеялся. Содрогающееся в эпилептическом припадке тело молодого человека с трудом удерживалось в кресле. Пена и кровь залили подбородок, глаза закатились и смотрели на вошедших двумя жуткими незрячими бельмами.

— Овощ… — Проворчал перехвативший взгляд командира группы охранника старший техник и безразлично смахнул перчаткой с подлокотника кресла кровоточащий кусок плоти, бывший некогда языком Тюра. — Этот урод сжег себе остатки мозгов.

— Черт… — Поморщился оперативник. — И почему мне вечно такое дерьмо достается.

— Судьба, — пожал плечами старший техник.

Лишь тело, отдаленно напоминающее старшего аналитика четвертой группы, лучшего пророка Гелиоса, пустило на грудь нитку кровавой слюны и захихикало.

Шел дождь. Мелкий, осенний, из тех, которые могут сыпать с неба мокрую взвесь несколько суток подряд, превращая мир в подобие размокшего куска ледяной грязи. Набрякший от влаги, изорванный, натянутый между торчащими из земли обломками бетонных плит, судя по сохранившимся на них надписям, остаткам генераторной, брезентовый тент, хоть и худо-бедно, справлялся с защитой от льющей на него, пахнущей едкой химией и почему-то рыбьими потрохами жижи, но справиться с дующим, казалось бы, отовсюду, влажным холодным ветром уже не мог. В дальнем углу укрытия чуть теплился небольшой, недовольно потрескивающий мокрыми сучьями костерок.

— Эй! — Неловко подхватив двумя сохранившимися на руке пальцами дымящийся кусок мяса, сидящий у самой стены худой, мертвенно бледный мужчина поплотнее запахнул укутывающее торс и плечи, драное, источающее острый запах мокрой псины, шерстяное одеяло и принялся с подозрением разглядывать угощение. — А ты, вообще, уверена, что это съедобно?

— Крыса — это не только самый распространенный вредитель, но еще и отличный источник белков, жиров и углеводов. — Аккуратно перевернув висящую над костром, насаженную на кусок толстой проволоки тушку второго грызуна, высокая мускулистая женщина пригладила неопрятно торчащие в разные стороны, короткие, будто бы только начавшие отрастать после долгой болезни, похожие на моток медной проволоки волосы и растянула губы в широкой жизнерадостной улыбке.

— А ты зажрался, Аладдин. Привык, небось, с серебра хавать, а нормальная человеческая жратва уже и не в жилу? Я что, виновата, что на складе ничего, кроме этих уродцев не нашлось? — Мотнув головой куда-то в сторону скрытой пеленой дождя громады стоящего неподалеку полуразрушенного здания, женщина подкинула в костерок еще пару сучков. — Жратва, жратва… Сгнила уже вся жратва. Только пауки да крысы…

— Во-первых, это не крыса, а… Даже не знаю как эту дрянь назвать… Во-вторых, я имел в виду совершенно другое, — тяжело вздохнул мужчина и, протянув руку, принялся демонстративно разглядывать на свету свою порцию пищи. — Смотри, какое у этой твари тело все перекрученное, лап… шесть, нет семь… Ребра срослись, череп деформирован… Хвоста два. Явно ведь, мутант. А анализатора у нас нет. Откуда ты знаешь, что, сожрав эту пакость, копыта не откинешь?

— Ну… Можешь мою крыску взять, двухголовую. — Тяжело вздохнула Элеум и, подняв воротник покрытого прорехами и заплатами бронекомбинезона, зябко поежившись, придвинулась поближе к костру. — А анализатор… Да и черт с ним… Зато теперь у нас есть байк с коляской и ствол. — Похлопав по прикладу лежащей на коленях двустволки-горизонталки, наемница снова мечтательно улыбнулась. — Если ствол есть, остальное, точно, найдется…

— Ага. Ствол и целых восемь патронов. — Слегка раздраженно проворчал продолжающий сжимать в руках прут с насаженным на него тельцем грызуна мужчина. — Охренеть, да ты у нас прямо гений торговли: военный мультианализатор последнего поколения в обмен на старый драндулет с чахоточным движком, канистру паленого бензина, ржавое ружье, которое старше нас двоих вместе взятых, и целую горсть, мать его, картонных самокрутных патронов с дымным порохом и картечью из рубленых гвоздей, да мы, прямо…

— Горит! — Неожиданно вскрикнул Аладдин и, чуть не уронив свою долю завтрака, попытался было нагнуться к костру, но застонав, взмахнул руками и чуть не повалился на бок.

— Черт! Черт! Черт! — Позабывшая о двустволке Ллойс, схватив проволоку с нанизанной на нее вспыхнувшей тушкой, несколько раз взмахнула ею в воздухе, после чего начала прибивать огонь ладонью. — Срань… — Выдохнула она, спустя минуту разглядывая обуглившееся тело грызуна. — Точно обменяться не хочешь?

— Я лучше тебе обе уступлю… — Проворчал продолжающий болезненно морщиться командир наемников и, стерев ладонью с лица попавшие на него капли горячего жира, со звериной тоской посмотрев на показавшиеся из-под распахнувшегося пледа концы культей, оставшихся от обеих ног, плотно перемотанных толстым слоем окровавленных бинтов.

— Прикройся, а то застудишь, и жри давай, пока не остыло. — Буркнула Ллойс и, подавая пример, впилась острыми зубами в почерневшее, дымящееся мясо.

Поспешно запахнув одеяло, Аладдин поджал губы и отвернулся.

— И чего ты со мной возишься… — Прошептал он чуть слышно. — На горбу две недели таскала, анализатор этому коновалу почти за даром отдала. Бинты эти гребаные каждый день стираешь… Медшот этот паленый… Всё равно, ведь…

— С того, что ты самый говенный, из когда-либо предававших меня уродов. И мой друг. — Фыркнула наемница. — И мне будет без тебя скучно. Хорош бухтеть. До Хаба доберемся, сварганишь себе пару замечательных протезов. Бабло у тебя наверняка есть. В жизни не поверю что ты в Хабе заначки не оставил. Снова банду себе соберешь…

— Дохлая, ты себя-то слышишь? — Горько покачал головой Аладдин. — Какой, на хрен, Хаб? Нам на юг надо. В глушь. Чем дальше, тем лучше. И сидеть там года три, минимум, пока всё не уляжется. Я-то ладно, понятно, что уже не жилец. — Взмахнув покалеченной рукой, командир погибшего отряда с видимым трудом удержался от плевка. — Но ты-то…

— А ты не слышал, что зависть — грех? — Скрестив на груди руки, Элеум пристально посмотрела на мужчину, с несчастным видом разглядывающего покалеченные ладони, и испустила тяжелый вздох. — А я, ведь действительно, тебя чуть не сожрала… Если бы ты не обоссался…

— То ты бы не побрезговала моей печенью и восстановилась намного быстрее… И у нас было бы на порядок меньше проблем. — Ухмыльнулся стрелок. — Тут бы любой обгадился, Дохлая. Открываешь глаза, а на тебе верхом сидит обугленная головешка в горящем бронекостюме и примеривается откусить от тебя кусочек помягче…

— Вот только не ври. — Отвела глаза Ллойс. — Углеволокно не горит.

— Но рожу тебе, всё равно, припекло знатно… — Потрескавшиеся губы командира стрелков чуть дрогнули. — И еще. В Хаб мы не пойдем. Можешь попытаться меня бросить, если хочешь, можешь прибить и сожрать, но пока я жив ты к большим городам и на пушечный выстрел не подойдешь! Я не хочу смотреть, как умирают мои друзья. Даже самые говенные… — Снова повертев в руках уже изрядно остывшую тушку крысы, Аладдин протянул ее девушке. — На, ешь. Я действительно, не буду. Не то, чтобы сильно брезгую. Просто… У меня живот болит…

— Врешь. — Прищурилась Элеум.

— Вру, — легко согласился продолжающий протягивать мясо наемнице Аладдин. — Просто тебе меня ещё на горбу таскать, а я вчера и так каши наелся. К тому же, я в коляске в одеяло могу завернуться, а тебе, всё равно, в седле трястись-мерзнуть. Не хочу, чтобы ты оголодала настолько, что снова меня на вкус попробовать решишь…

— Сволочь… — Вздохнула наемница и, взяв предложенное, жадно вгрызлась в тушку грызуна.

— Глаз видеть начал? — Безразличным тоном поинтересовался стрелок.

— Да. Сегодня с утра.

— Хорошо. — Кивнул Аладдин. — И ухо, гляжу, уже совсем отросло… Ты это, как доешь, в кусты меня сносишь, лады? Не хочу одежду пачкать…

— Ага… — Кивнула продолжающая пережевывать мясо Элеум.

— А ещё за кустарником, по-моему, лопух растет. Корень, конечно, осенний, жесткий, но из него можно кашу сварить попробовать…

— Ага…

— Жалко, конечно, что у нас вся еда кончилась… А винта не осталось? — Нервно почесав предплечье, командир наемников бросил на девушку умоляющий взгляд. — Ноги болят, сил нет…

— Одна доза… — Односложно ответила Ллойс и, облизав пальцы, принялась с задумчивым видом изучать бледное лицо мужчины. — Вечером получишь. Когда спать ляжем.

— Я… — Аладдин облегченно выдохнул и улыбнулся. — Спасибо, Дохлая.

— Спасибо скажешь, когда с этой дряни слезешь, — неопределенно протянула наемница и, обтерев ладони о штанины комбинезона, поднялась на ноги. — Ну, что, посикаешь, и в дорогу? Только, это… Давай, не как в прошлый раз… Когда штаны рассупониваешь, придерживай, чтоб не свалились. Много мне радости твоим стручком любоваться…

Бывший пилот виновато вздохнул и развел руками.

— Постараюсь, — буркнул он чуть слышно.

— А насчет городов не беспокойся… — Неопределенно протянула наемница и принялась громко щелкать костяшками пальцев. — Это я так, к слову пришлось… Нам к Светящемуся морю надо. В самую, что ни на есть, глушь…

— Ллойс… А почему север? Зима ведь, на носу…

Наемница удивленно вскинула брови и, бросив недоуменный взгляд на нахохлившегося стрелка, улыбнулась, демонстрируя собеседнику два ряда острых, словно бритвы, треугольных зубов…

— Потому что я обещала кисоньке. Неужели не понятно? — Пояснила она и, почесав в затылке, щелчком отправила в огонь что-то маленькое и многоногое, вяло копошащееся между сжимающими его пальцев.

— Но… — Стрелок на секунду замолк, подбирая слова. — Мы потеряли их след месяц назад. После того трактира у Ямы… Откуда ты знаешь, что… Ты ведь потеряла коммуникатор… Тебе его вместе с ухом оторвало.

— Я это чувствую, сладенький. — Перебила мужчину Элеум и, вперив в линию горизонта немигающий взгляд темно-зеленых глаз с клубящимися в глубине золотыми искрами, будто болото с застоявшейся радиоактивной ряской, растянула рот в кривоватой усмешке. — Просто чувствую. Тебе не понять.

— Да куда уж мне. — Ворчливо заметил Аладдин и, устало прикрыв глаза, широко улыбнулся. — Значит, на север… Эх… Та ещё будет поездочка. Прямо печенкой чую.

КОНЕЦ 2 тома

Республика Башкортостан, г. Салават

2019 г.