Глава 17. База
17. Они опять сидели в доме Ирины и Марины и держали совет. Было всё ещё утро. И даже немного распогодилось – дождь прекратился, тучи поднялись выше, и между ними время от времени синело чистое небо.
Робот ДАРИНО играл с детьми (соответствующую программу ему обновили с помощью Георга Пятого, и она встала как родная); Георг Пятый привычно нёс охранение; люди сидели на кухне – поближе к бутербродам и чаю.
Довольно быстро выяснилось, что Всеволода Александровича Лисина им всем, что называется, Бог послал. Было ему, по его словам, сто восемнадцать лет, и был он местным уроженцем.
Но главное – учёным, который понимал, что происходит. Или думал, что понимает. Как бы то ни было, говорил он уверенно, нисколько не сомневаясь в своих словах. Хотя и пытался время от времени залезть в такие научные дебри, даже на дальних подступах к которым присутствующие чувствовали себя неразумными детьми. Впрочем, и сам Всеволод Александрович чем-то напоминал ребёнка. Он очень расстроился, когда узнал о страшной гибели практически всех жителей деревни. Целых полминуты расстраивался, не меньше. Но уже во вторую половину той же минуты увлечённо вспоминал события вековой давности, когда он семнадцатилетним юношей покинул деревню Верхний Яр и отправился в Москву…
Впрочем, следовало отдать Всеволоду Александровичу должное – в отличие от многих людей в столь солидном возрасте, он не зацикливался на воспоминаниях, а живо интересовался днём сегодняшним и говорил хоть и много, но по делу. Было заметно, что его ум по-прежнему гибок и способен к анализу. Да и физически Всеволод Александрович был вполне крепок.
– Только естественные методы, – рассказывал он. – Фактически те же, которыми пользуетесь и вы. Форс-режим, медитативно-волевая активизация омолаживающих и регенерационных биопрограмм, заложенных в нас самой природой, или, если хотите, Богом. Никаких встроенных чипов, симбо-киберов и прочей земной хрени, взлелеянной нашими ИИ вкупе с горячими сторонниками технологической сингулярности. Хотя справедливости ради замечу, что от искусственных хрусталиков я не отказался. И от регулярной чистки кровеносных сосудов медботами – тоже. Ну и ещё по мелочи. Мне исполнилось восемнадцать лет, когда связь с КСПСС прервалась, а вместе с ней исчезла возможность легально покинуть Землю и стать колонистом. Не то чтобы я сильно расстроился, поскольку по-настоящему никогда не хотел стать колонистом, слишком Землю любил. Но осадок, что называется, остался на всю жизнь. Не терплю, когда ограничивают свободу. Причём со всех сторон. Поэтому я и с нашими трансгуманистами, киберпанками и прочими сторонниками тесного слияния человека с машинами никогда не воевал. Каждый сходит с ума по-своему. И если большинство населения Земли пошло по этому пути, то кто я такой, чтобы им мешать? Достаточно того, чтобы мне и таким, как я, не мешали идти своим путём.
– Нам и не мешали, – сказала Ирина. – Деревня Верхний Яр всегда жила так, как хотела.
– По завету предков, – добавила Марина.
– Поэтому я сюда и вернулся, – кивнул Всеволод Александрович. – Думал найти соратников дома. Среди людей, свободных от чипов и симбо-киберов.
– Соратников? – переспросил Мигель.
– Их. Видите ли, молодой человек, одному мне с возникшей проблемой не справиться. Увы, я никак не мог предположить, что враг так быстро добрался и до моей родной деревни.
– Считайте, вы их нашли, – сказал Мигель. – Мы готовы сражаться. Знать бы только, как и с кем.
– На эти вопросы у меня пока нет полностью удовлетворительного ответа. Ясно одно: на ИИ в этой ситуации надеяться не приходится. Вам известно, что я предупреждал и Вестминда, и Нэйтеллу, что эксперименты с ЭГТ-конвертерами могут закончиться плохо?
Мигель улыбнулся.
– Мы всего несколько дней как на Земле, – сказал он. – Оказались здесь случайно.
– И сразу попали в крутую заварушку! – воскликнул Всеволод Александрович и потёр руки жестом мужчины, предвкушающего хорошую выпивку и закуску. – Весело, а?
– Веселей некуда, – хмуро сказал Конвей. – Обхохотаться просто.
– Извините, если мой энтузиазм показался вам неуместным, – казалось, Всеволод Александрович нисколько не смутился. – Я подумал, что таким молодым и сильным людям, как вы, свойственно испытывать если не веселье, то эмоциональный подъём в предвкушении столь трудного, но благородного дела. А?
– Есть, есть подъём, – успокоил Всеволода Александровича Мигель. – Не беспокойтесь. Просто вы с моим другом, вероятно, немного по-разному понимаете слово «веселье».
Всеволод Александрович принялся было с жаром объяснять этимологию данного слова, но вовремя прервал сам себя и сказал:
– Дело в том, молодые люди, что теоретическое обоснование эксперимента, который провёл Вестминд, в своё время сделал я. И принцип работы ЭГТ-конвертеров, чтоб им пусто было, тоже я разработал. Еще пятьдесят лет назад. Потом у меня с Вестминдом на этой почве вышли разногласия, и я из проекта удалился, занялся другими делами. Он вроде бы тоже охладел, и целых тридцать лет этим никто не занимался. А двадцать лет назад всё опять завертелось. Меня Вестминд заполучить не смог, я категорически ему отказал и предупредил ещё раз, что это слишком опасно. Прорвать ткань реальности – это не штанами за гвоздь зацепиться. Штаны зашить можно или новые приобрести, а здесь… Тогда он набрал команду молодых и амбициозных учёных и инженеров, а меня вообще лишил всех возможных допусков к проекту. Забавно, да? Я отказываюсь участвовать, но меня всё равно лишают допуска, – Всеволод Александрович засмеялся. – К слову, подобный ход определённым образом говорит в его пользу, как ИИ, претендующего на полное самосознание.
– Появились гордость и зависть? – догадался Мигель.
– Что-то в этом роде. И даже определённая смелость. Идиотская, да, но – смелость.
– Это не смелость, – пробурчал Конвей. – Это безмозглость. И эгоизм в крайней степени. Что он хотел доказать? Что, как и люди, способен на безумство?
– Ну да, – сказал Мигель. – Раз способен на безумство, значит, обладаешь свободой воли. Раз обладаешь свободой воли, значит, являешься не просто ИИ, а полноценным разумным существом. И так далее. Вплоть до веры в Бога.
– Нет, – покачал головой Всеволод Александрович. – С верой в Бога и у Вестминда, и у Нэйтеллы большие проблемы. Я бы сказал, когнитивно непреодолимые. Но это долгий разговор с привлечением новейших философских и богословских концепций, а у нас мало времени. Пока мы тут с вами сидим, ткань реальности в прямом смысле слова расползается, а людей убивают. Я видел своими глазами в Новом Иркутске – это страшно. Едва ушёл. Повезло, что спортивный глайдер вовремя под рукой оказался, а я ещё не забыл увлечения молодости. И то досталось… – Он умолк, обмяк лицом и сразу постарел на два десятка лет. Углубились морщины, набрякли мешки под глазами, и даже синие глаза словно вылиняли и утратили здоровый блеск.
– Мы тоже видели, – сказал Мигель.
– Разведка, вот что нам сейчас крайне необходимо, – поднял голову Всеволод Александрович. – Быстрая, тщательная, результативная. К сожалению, я здесь могу выступать только в качестве, так сказать, штаба. Силы уже не те, состарился.
– Ничего страшного, – сказал Мигель. – Надеюсь, мы справимся с этой задачей. Только вот неплохо бы поменять место дислокации. Здесь оставаться слишком опасно. Демоны уже знают сюда дорогу, и кто даст гарантию, что они не захотят вернуться?
– Есть одно место, – сказал Всеволод Александрович после некоторого размышления. – И не слишком далеко отсюда. Думаю, это то, что нам нужно.
Они вылетели сразу после обеда. До обеда дел хватило – собрать продукты по домам (в основном, всё необходимое взяли в доме старосты), кое-какие вещи, в том числе и детские, погрузить всё в грузо-пассажирский глайдер. Спортивный глайдер Всеволода Александровича решили оставить, – он едва до деревни дотянул, и было рискованно снова поднимать его в небо.
Спутниковая навигация не работала. Поэтому использовали старую бумажную карту, которую нашли, опять же, в доме старосты Константина Савватиевича, компас, линейку, карандаш, приборы глайдера, память Всеволода Александровича и базовые штурманские навыки Марины Лариной и Мигеля.
Шли низко, под облаками, чтобы не терять из виду землю. Глайдер вела Марина, за штурманов выступали Мигель и Всеволод Александрович.
Этот человек обладал каким-то совершенно невероятным объёмом знаний, причём в самых различных сферах. И феноменальной памятью, в которой эти знания хранились так же надежно, как в памяти компьютера. И даже надёжней. Компьютерная память, память ИИ, даже основанная на квантовой запутанности и теоретически бесконечная, все равно требовала постоянного обновления носителей и перезаписи. Даже сейчас, в середине XXIII века, бумага оставалась самым надёжным хранителем информации. Разумеется, для ее изготовления давно не нужно было вырубать леса, которых, к тому же, на Марсе и остальных планетах КСПСС попросту не существовало (марсианские свежевыращенные рощи не в счёт). Производилась она с помощью генно-отредактированных марсианских бактерий, которые практически любой мусор перерабатывали в полезное сырьё, из которого затем получалась прекрасная белая бумага высочайшего качества.
Но речь не об этом. Бумага – это бумага. Носитель. Память – и компьютерная, и тем более человеческая – работает иначе, чем книга, и устроена гораздо сложнее. Так вот, память Всеволода Александровича была устроена безупречно.
В далёком детстве Мигель, как и многие его сверстники, зачитывался романами древнего земного писателя француза Жюля Верна, чьи книги не выходили из моды у колонистов с тех самых пор, как они покинули Землю. Всеволод Александрович Лисин напоминал ему одновременно чудаковатого учёного Жака Паганеля из романа «Дети капитана Гранта» и умелого инженера и учёного Сайреса Смита, персонажа книги «Таинственный остров».
– Всего-то двести с лишком километров на северо-восток, – рассказывал он. – По нашим меркам – рукой подать. За час доберёмся.
Час не час, а через девяносто две минуты после взлёта Марина посадила глайдер в указанном месте – безлесной седловине между двух холмов, которые совсем чуть-чуть недотянули до того, чтобы называться горами. Перед этим они с воздуха заметили старую, заросшую местами травой и кустарником дорогу, вдоль которой и летели последние десять минут и которая привела их в эту седловину.
– Здесь, – сказал Всеволод Александрович, когда Марина выключила двигатель. – Приехали.
Они прошли по дороге (пластмонолит неплохо сохранился) и упёрлись в вертикальную монолитную скалу.
– И что дальше? – спросил Конвей. – Нужно сказать: «Сезам, откройся!» или сыграть особую мелодию на флейте?
– Как вы догадались? – спросил Всеволод Александрович.
После этого вытащил из внутреннего кармана деревянную дудку и поднёс её ко рту.
– Тууу-ту-ту-ту-тууу. Ту-ту-тууу-ту-туу. Ту. Тууу-ту-ту-ту-тууу. Ту-ту-тууу-ту-туу. Ту. Тууу-ту-ту-ту-тууу. Ту-ту-тууу-ту-туу. Ту.
Чистые ясные звуки разнеслись по окрестностям.
Маленькая Софья засмеялась и радостно захлопала в ладоши.
– Дудочка! – радостно воскликнул её брат. – Ещё!
– Ладно, ладно, детки, дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток, – процитировал Всеволод Александрович.
Скала дрогнула. Косая ровная трещина расколола её сверху донизу. Обе половинки – правая и левая – медленно и почти бесшумно поползли в разные стороны, исчезая в теле холма. Вспыхнул электрический свет. Но и без него было видно, куда идти – прямо в большой, вырубленный в недрах холма зал размером с половину футбольного поля. И далее, по уходящему куда-то вниз широкому коридору-тоннелю, по сторонам которого виднелись широкие двери-ворота.
– Звуковые сенсоры ворот настроены на определённую мелодию, – сообщил Всеволод Александрович, пряча дудку. – Она у меня записана, но с дудкой надёжнее. Сами ворота углеритовые в основе и, как видите, отлично замаскированы под натуральный камень. Даже если случайно наткнёшься на дорогу, проникнуть внутрь нет никакой возможности. Разве что снести ворота и половину холма с помощью мощной взрывчатки, но это слишком хлопотно. Хотя, не скрою, в какой-то момент мысли о взрывчатке меня настойчиво посещали.
– В какой? – спросил Конвей.
– Когда я отчаялся открыть ворота. Долго не мог подобрать мелодию и нужную тональность.
– Так что это за место? – спросил Мигель.
– Древняя военная база, – ответил Всеволод Александрович. – Законсервирована ещё до моего рождения, примерно сто пятьдесят лет назад, в самом конце двадцать первого века. Я узнал о ней случайно, роясь в одном бумажном архиве. Лет восемьдесят тому, – прикинул он. – Нет, вру. Восемьдесят пять. Тоже давно, в общем. Забавно, – он на секунду задумался. – База была законсервирована в двадцать первом веке, нашёл я её в двадцать втором, а сейчас у нас двадцать третий. Связь времён. К слову, у неё есть название – «Незабудка». Военная база «Незабудка». Забавно, да?
– Не забудем, не простим, – пробормотал Мигель.
– Вы поняли, – сказал старый учёный. – Масса смыслов. Но это так, уже не имеет значения, пожалуй. Ну что, заходим или так и будем стоять на пороге?
На военной базе «Незабудка» было всё, что нужно для нормальной жизни вдали от цивилизации: энергия, вода, канализация, одежда, еда и оружие. Еда, пригодная к употреблению, была консервированной.
– Я проверял, – сказал Всеволод Александрович, показывая им банку консервированной ветчины, хранящуюся на продуктовом складе, куда они зашли. – Есть можно, не отравишься.
– Давно проверяли? – спросила Ирина.
– Хм. Лет тридцать назад. Но думаю, что ещё лет тридцать они будут пригодны в пищу.
– Вы как хотите, а детей этим кормить нельзя, – заявила Ирина. – Консервы, которым сто пятьдесят лет! С ума сошли?
– Георг, проверь, будь добр, – сказал Мигель.
Георг Пятый ловко вскрыл банку, поднёс её к лицу, понюхал.
– Абсолютно безопасная еда, – доложил. – Уровень сохранности – сто процентов.
– Вот и ешьте, – сказала Ирина. – А мы для детей нормальной еды взяли. На первое время хватит. Мы вообще как, надолго сюда?
– Кто ж знает, – ответил Мигель. – Мы с Конвеем постараемся справиться как можно скорее. А там… – Он пожал плечами. – Не известно, что нас ждёт на той стороне.
– Можем и не вернуться, между прочим, – заметил О’Доэрти и бросил выразительный взгляд на Марину.
– Не поняла, – подбоченилась Ирина. – Вы вдвоём, что ли, собрались на разведку? А мы?
– Вы… – Мигель поискал что-то глазами по полкам, не нашёл и протянул руку. – Дай нож, пожалуйста.
Ирина вынула из ножен на поясе и протянула ему нож. Мигель подцепил им кусок ветчины, отправил в рот. Пожевал, проглотил. Зацепил ещё кусок и отправил туда же:
– М-м! Вкусно!
– Эй, я тоже хочу, – сказал Конвей.
– Держи, – Мигель отдал ему банку и нож.
– Не уходите от темы, – сказала Ирина.
– Никто никуда не уходит, – сообщил Мигель примирительно. – В смысле, уходим мы с Конвеем. Ты, Марина, дети, Всеволод Александрович и Георг Пятый с ДАРИНО остаются здесь и ждут нашего возвращения.
– Кто это решил?
– Я.
– На каком основании, позволь спросить?
– Ириш… – начала Марина.
– Погоди, Марина, мне действительно интересно.
– Тебе как ответить – честно и прямо или тоже честно, но зигзагом?
– Сначала так, потом эдак.
– Хорошо. Первый ответ – на том основании, что я мужчина и – так случилось, что окончательные решения в нашем небольшом отряде тоже принимаю я. Ваш голос – совещательный. Второй. С нами дети, они требуют ухода и защиты. Женщины для этого предназначены лучше всего. Самой природой предназначены. Вопросы?
Ирина задумалась на несколько секунд.
Мигель стоял напротив неё в спокойной расслабленной позе, ожидая. Конвей задумчиво жевал кусок ветчины. Марина внимательно следила за Софьей и Сашкой, которые устроили игру в догонялки. Всеволод Александрович снял с полки ещё одну банку и погрузился в изучение этикетки.
– То есть, если бы не дети, ты взял бы нас с Мариной с собой на разведку? – спросила Ирина.
– Нет, – ответил Мигель. – Пойми, всё просто. Мы с Конвеем владеем форс-режимом и режимом «Хамелеон», а вы с Мариной – нет. Всеволод же Александрович слишком стар, он сам сказал. Про роботов наших я и вовсе молчу. Они ребята хоть куда, но для разведки не годятся.
– Именно так, – подтвердил учёный. – Я своё отбегал, отпрыгал и отползал.
– Спасибо, – буркнула Ирина.
– За что?
– За честность. Но я всё равно обиделась, так и знай.
– Что я должен сделать?
– О господи, – вздохнула Ирина. – Иногда ты бываешь на удивление туп.
После чего шагнула к Мигелю и быстро поцеловала его в губы:
– Ничего не надо делать, глупый. Само пройдёт.
До вечера дел хватило. Они запустили в работу генератор электроэнергии, загнали внутрь глайдер, разгрузили его и устроились в жилом комплексе для личного состава базы, расположенном дальше по коридору-тоннелю.
Затем провели небольшую ревизию.
На базе сохранилась масса оружия. В основном стрелкового (автоматы, пулемёты, гранатомёты, патроны и выстрелы к ним). Но имелась также и военная техника: боевые наземные машины, два вертолёта разных типов (лёгкий разведывательный и тяжёлый, десантный, вооружённый автоматическими пушками и ракетами) и даже один самолёт с вертикальным взлётом и посадкой. Последний особенно заинтересовал марсиан. Мигеля – поскольку он учился на военлёта, а Конвея – из-за неистребимой любви к древней летающей военной технике.
– Обалдеть, – блюзмен с горящим взглядом обошёл машину, стоящую посреди обширного ангара. – Миг Семнадцать, это же твой знаменитый тёзка – МИГ-42 МА, он же «Хват». Самолёт-легенда, последний русский всепогодный пилотируемый истребитель-бомбардировщик на водородном топливе. Впервые, если мне не изменяет память, поднялся в воздух в две тысячи пятьдесят восьмом году. Потом пришло время боевых дронов, и профессия военного лётчик канула в Лету. Убили всю романтику, гады.
– Да ладно, – сказал Мигель. Он огляделся и подкатил к самолёту лёгкий трап на колёсах. – А я, по-твоему, кто?
– Ты космический военлёт, это другое.
– «Бумеранг» прекрасно летает и в атмосфере, ты в курсе?
– Это тебе только кажется, – категорично заявил Конвей. – Не может машина, предназначенная для космоса, прекрасно летать в атмосфере. То есть летать она может, конечно, крылья ей приделали. Но не прекрасно.
– Я на ней летал. Ты – нет, – Мигель уже поднимался по трапу. – Кто из нас лучше знает?
– Конечно, я, – гордо заявил О’Доэрти. – Хотя бы потому, что глубже тебя разбираюсь в вопросе. – А ты летал только в атмосфере Марса. И никогда не летал на настоящих атмосферных боевых самолётах. Чтобы сравнить и признать мою… Эй, ты куда?
– Одно слово – поэт и балабол, – заявил Мигель, открыл фонарь кабины и одним ловким движением перебросил тело в кабину самолёта. – Я скоро! – донеслось до стоящих внизу. – Погуляйте пока.
Через пятнадцать минут Мигель выбрался из кабины и спустился по трапу.
– Хорошая машина, – сказал он. – Думаю, я смог бы ей управлять.
– Всё в рабочем состоянии, – сообщил Всеволод Александрович с некоторой гордостью. – Снять с консервации и хоть сейчас в бой.
– Кому? – спросил Мигель. Неожиданно он разозлился. Люди Земли попали в серьёзную беду. И пока, судя по всему, не могли ей противостоять, предпочитая гибель вооружённому сопротивлению. Слишком размякли. Слишком привыкли во всём полагаться на управляющие их жизнями ИИ. Слишком глубоко погрузились в вирт. А теперь – что? Должны прийти колонисты и всех спасти? Снова, как тринадцать лет назад? Он вспомнил погибшего брата, встречу с ним в вирте и даже скрипнул зубами. Игорь отдал жизнь (настоящую, реальную, а не ту, которой он продолжал жить в вирте) за то, чтобы земляне продолжали своё беззаботное существование. И что, теперь настала его, Мигеля, очередь? Эй, погоди, мысленно одёрнул он себя. Не все они такие. Вот Ирина и Марина. Вот ещё одни маленькие близнецы из деревни Верхний Яр. Вот Всеволод Александрович, наконец. Наверняка есть тысячи людей, которые прямо сейчас берутся за оружие и оказывают сопротивление. Просто ты о них ничего не знаешь. Да и тех, кто его не оказывает, тоже жалко. Но всё равно обидно.
– То есть? – не понял Всеволод Александрович.
– Я спрашиваю, кому со всем этим оружием идти в бой? – буркнул он. – Где люди, способные его держать?
– Просрали родину, земляне, – добавил Конвей. – Не в обиду лично вам, Всеволод Александрович, будет сказано. Ну и вам тоже, девчонки.
– Что есть, то есть, – неожиданно легко согласился старый учёный. – Но это ведь не повод оставить её в беде, да?
Лететь решили завтра. Сначала Мигель хотел использовать лёгкий разведывательный вертолёт, но передумал, когда выяснилось, что для его расконсервации потребуется больше, чем один день. Не считая того, что было бы неплохо научиться им как следует управлять.
– Боюсь, слишком много времени на это потребуется, – почесал в затылке Мигель. – Можно было бы взять «Хват», он для меня проще в управлении, как я думаю, но опять проблемы расконсервации. И не только. Поэтому делаем так…
Рев байкальского прибоя и шум ветра вполне качественно заглушали негромкий звук двигателя их лодки. Двигатель был электрический, а лодка – резиновая. МНЛР – так значилось в прилагаемой инструкции на русском языке. Малая надувная лодка разведывательная, значит. Длиной чуть больше трёх метров, шириной – метр тридцать. Плюс двенадцатисильный мотор, способный на одном заряде аккумулятора толкать эту кроху по байкальским (или любым иным) водам на протяжении ста восьмидесяти километров. С крейсерской скоростью двадцать километров в час. Всё в рабочем состоянии, как справедливо заметил Всеволод Александрович.
Марина выгрузила их ночью на берегу Малого моря и тут же убралась восвояси. Договорились, что она вернётся за ними на это же место ровно через трое суток.
– Если нас не будет, улетай и возвращайся ещё через сутки. Если опять не будет… Тогда действуйте по обстоятельствам, – сказал Мигель.
– Я буду прилетать каждые сутки в течение недели, – заявила Марина. – Потом ещё трижды через двое суток. И тогда уже по обстоятельствам.
– Это слишком опасно. Тебя могут заметить.
– Вы тоже не на прогулку отправляетесь, – упрямо наклонила голову Марина.
Мигель открыл рот.
– Даже не пытайся, – сказала Ирина.
Взгляд сестёр был твёрд и непреклонен. Мигель понял, что спорить бесполезно. И приказывать тоже. Он был лидером и имел право на приказ, коим уже неоднократно пользовался, но здесь был иной случай. Тот самый, когда женщинам лучше уступить. В конце концов, если разобраться, они абсолютно правы. Потому что заботятся не просто о мужчинах, но, возможно, отцах их будущих детей. Это и называется женской мудростью, идти против которой – большая глупость.
– Ладно, – сказал он. – Так и быть. В любом случае – спасибо.
Кроме лодки и мотора, они нашли на базе отличные военные маскировочные комбинезоны, удобные рюкзаки и обувь. Та одежда, что была на них, подобранная на складе деревни Верхний Яр, была неплоха, но не вполне отвечала новым задачам. Также Конвей пополнил боезапас к карабину. Сам карабин менять на другое оружие блюзмен не стал, объяснив, что привык к нему, как к родному.
– Правильно, – поддержали его решение сёстры. – Эти карабины ещё никогда нас ни в чём не подводили.
Однако небольшой апгрейд своему оружию Конвей всё-таки сделал, нацепив на него подствольный пятизарядный гранатомёт, посылающий реактивные кумулятивные и разрывные снаряды-гранаты калибром двадцать пять миллиметров на расстояние до полутора километров.
– Дикая вещь, – удовлетворённо констатировал он, испытав оружие за пределами базы (кусок скалы величиной с овцу был разнесен кумулятивным снарядом на куски с первого выстрела на расстоянии ста пятидесяти шагов). – Беру.
– Гляди, – сказал Мигель. – К нему же боезапас нужен, а это лишние килограммы. Да и сам он весит.
– Ничего, – ответил Конвей, которому оружие явно понравилось. – Я пехота, мне не привыкать. Зато с ним спокойнее. Мало ли.
Мигель дополнительно вооружаться опять не стал, посчитав, что имеющегося у него пистолета «Горюн 2М» и запаса патронов к нему вполне достаточно.
Еда на неделю для двоих, фляги с водой и спиртом (его нетронутые запасы также обнаружились на базе), спички, которым не страшен ветер и проливной дождь, компасы, бумажные карты, ножи, две ложки, армейский десятикратный бинокль прекрасной оптики, чай, небольшой котелок, смена белья, носки, лёгкая, почти невесомая и в то же время очень прочная и малозаметная двухместная палатка… Сёстры-таёжницы лично проследили за каждой мелочью.
– Спасибо, девчонки, – высказал общую их с Мигелем благодарность Конвей. – Мы, конечно, ребята лихие и крутые. Покорители космического пространства, марсианских пустынь и всё такое. Full breath, в общем, как говорят луняне. Но в путешествиях по Земле опыта у нас маловато.
– До Ольхона и на Ольхоне опыта вам хватит, – сказала Ирина. – А там… Кто может знать, что ждёт на другой стороне?
Как по заказу, погодка для ночного проникновения на Ольхон выдалась самая что ни на есть удачная – низкая плотная облачность, гарантирующая почти абсолютную темноту. Даже огни наукограда Вестминда Хужир не рассеивали её. Поскольку их просто не было. И только призрачным синеватым, ничего не освещающим светом мерцал вдали над горой Шаманка портал в иное измерение.
– Скорее всего, город погиб, – высказал предположение Мигель. – Мы уже видели, как это бывает.
– Будьте осторожнее, мальчики, – повторила перед отлётом Марина. – Очень вас прошу. Вы просто обязаны вернуться.
– Сделаем всё для этого, – пообещал Мигель.
– И даже больше, – добавил Конвей.
Обострённое ночное зрение марсиан при активированном форс-режиме вполне позволяло ориентироваться в окружающем пространстве.
– Берег, – шепнул Конвей, вглядываясь в серую тьму. – Близко.
– Вижу и слышу, – ответил Мигель.
Лодка проскочила полосу прибоя и зашуршала упругим носом о байкальскую гальку. Мигель выключил двигатель. Они с Конвеем разом выскочили из лодки и затащили её повыше, куда не доставала вода. Постояли несколько минут, вслушиваясь и вглядываясь в окружающее пространство. Затем выпустили из лодки воздух, сложили, спрятали её вместе с мотором под удобным камнем, отметили точное место на карте и быстро направились в темнеющий выше вдоль берега лес. До утра им предстояло дойти до Хужира и проникнуть в портал.
