Глава 10
Фрау Циммер еще не закончила работу, с усталым видом раскладывала инструменты.
– Герр Коффман? – Она подняла удивленные глаза. – Разве мы договаривались о встрече? Впрочем, вы плохо выглядите. Боюсь, мы имеем дело с новым рецидивом. Присаживайтесь, посмотрим, что с вами можно сделать.
Визит к дантисту не затянулся. Медсестры в кабинете не было, она уже убежала домой. Уваров передал радистке все, что смог собрать, сунул под десну кусок ваты и с миной стоика удалился.
Слежки за ним не было. Очевидно, контролирующие органы окончательно уверовали в его благонадежность.
В управлении было тихо, но штурмбаннфюрер Охман еще не ушел. Он сидел мрачнее тучи у себя в кабинете и мелкими глотками пил коньяк из фигуристой бронзовой стопки, украшенной готическим барельефом.
– Проходите, Коффман. – Штурмбаннфюрер отставил стопку. – Выпить не желаете?
– Благодарю, штурмбаннфюрер, но нет. Надышался на объекте, до сих пор голова трещит, алкоголь это только усилит. Предпочитаю выспаться. Плохие новости?
– Других в последние месяцы не бывает, – сказал Охман. – Честно говоря, не припомню, когда нас преследовали хорошие новости. Всем понятно, что дальше Мозерских укреплений русские не пройдут, но все равно неприятно. Танковый корпус Катукова вырвался вперед и продолжает взламывать нашу оборону. Вопреки прогнозам русские не выдыхаются. Если бы не препятствия, преграждающие им путь, они достигли бы города меньше чем за сутки.
«А так дойдут за трое», – прикинул Уваров.
– Ладно, это не имеет отношения к нашей работе, – сказал Охман. – Пусть военные выкручиваются. Я ценю, что вы нашли минутку, смогли забежать после работы в управление. О том, что вы наделали у поляков, Вакслер уже доложил. А на Айзевице вы тоже побывали?
– Да, штурмбаннфюрер. – Уваров лаконично описал ситуацию, сложившуюся на объекте, и закончил оптимистичной нотой: – Не понимаю, что там вынюхивала русская разведка. Эти укрепления ничем не отличаются от прочих. Возможно, мы ошиблись, и Беккера интересовало что-то другое. Или кто-то другой. Гарнизон был слабоват, но сейчас подошел целый полк Вахновского, так что…
Выражение его лица не укрылось от внимательного ока начальства.
– Не доверяете военным из Русской освободительной армии? – осведомился штурмбаннфюрер.
– Не доверяю, – признался Алексей. – И по праву считаю эту, с позволения сказать, армию сборищем ненадежных бандитов и мародеров, которые при первой возможности сбегут к неприятелю или поднимут мятеж в нашем тылу. Многие из них пошли к нам в услужение, боясь за свою шкуру. Это не секрет. Преданных и надежных людей там немного. Представьте, что будет, если полк откажется выполнять приказы, разоружит наши батальоны и беспрепятственно пропустит русских. Это же катастрофа, штурмбаннфюрер!
– Вы сгущаете краски, Коффман, – отмахнулся шеф. – Далеко не все русские части склонны к разложению. Насколько нам известно, Вахновский ведет свой полк от восточных границ Польши, уберег его от серьезных потерь, ни разу не пускался в бегство. Да и к их командующему Власову у ОКВ нет серьезных претензий.
– Возможно, я не прав. Прошу меня простить. А что касается генерала Власова, то, уж извините, штурмбаннфюрер, предатель есть предатель. Неважно, на чьей он стороне. Власов хорош у микрофона, когда поливает помоями СССР, где, кстати, дослужился до генерала. Эффективно руководить войсками он не умеет или не хочет, я не знаю. Вспомните, кто такой этот Власов. Обласканный судьбой генерал, избежал репрессий, в сущности, не без талантов. Вспомните, благодаря кому мы не взяли Москву в сорок первом. Как ни крути, это был Власов. Именно его Двадцатая армия под деревней Красная Поляна остановила наш танковый корпус. Его войска заставили нас отступить от Солнечногорска и Волоколамска, когда Москва уже была почти наша. Власов получил уйму наград, пользовался расположением Сталина. Потом судьба от него отвернулась, и он застрял со своей Второй ударной армией в волховских болотах. Перебежал к нам, стал ярым противником большевизма. – Алексей брезгливо поморщился. – Не мне выносить оценки, герр штурмбаннфюрер, но сами понимаете. Предавший раз, предаст и вторично. Русские Власова, понятное дело, расстреляют, а вот англичане с американцами могут и пощадить. Где уверенность в этих людях? Кто такой Вахновский? Мы про него ничего не знаем. Как случилось, что он провел свой полк через мясорубку и обошелся без больших потерь? Понимаю, что у нас небогатый выбор, мы полагаемся только на то, что есть.
– Ладно, не сгущайте краски. – Охман поморщился. – В принципе, я с вами согласен. Завтра соберите все, что сможете, по Вахновскому.
– Слушаюсь! – не меняясь в лице, отчеканил Алексей.
На душе у него стало как-то тоскливо. Война неудержимо подходила к концу, финал был неизбежен. Гитлера не спасут ни чудо-оружие, ни повальная мобилизация, ни закулисные переговоры с Западом.
Но майора СМЕРШ терзала тоска. Он словно предчувствовал что-то недоброе. Объяснения этому не было. Он снова был в фаворе. Начальство доверяло ему, прислушивалось к его мнению, причем по обе стороны линии фронта.
Эрика встретила Алексея в подавленном настроении, грустно смотрела, как он с жадностью ест. В постели она прижималась к нему всем телом, не могла оторваться, словно он куда-то уходил.
– Сегодня в хлебном магазине говорили, что на востоке слышали канонаду, – прошептала женщина. – Еще вчера ее не было, а сегодня уже доносилась. Говорят, что бои идут где-то рядом. Я боюсь просыпаться по утрам.
– Не верь этим лживым слухам, Эрика. – Алексей машинально погладил ее по спине. – Возможно, люди просто врут. Или это было что-то другое. Фронт далеко, он не может сюда прийти. Это полностью исключено.
– А вдруг тебя отправят на фронт, Мартин? – Женщина не могла успокоиться. – Такое ведь может случиться?
– Глупости, не выдумывай. На фронте достаточно солдат, чтобы остановить русских. У нашего командования есть четкий план, как не допустить их в Германию.
– Ты так неуверенно это говоришь, Мартин. Мне страшно. А если прилетят русские самолеты и станут нас бомбить?
– Не понимаю, откуда у тебя такие сведения. Русские самолеты сюда не пустит наша система ПВО. Да и зачем им бомбить Майнсдорф, в котором расположены преимущественно гражданские объекты, небольшой гарнизон и пара-тройка военных и полицейских учреждений? Это нелогично. Русские никогда так не делают.
Это было почти правдой. В отличие от авиации союзников, стирающей в прах немецкие города, советские пилоты предпочитали бомбить военные объекты, а в их число входила только Мозерская линия обороны. Но у советского командования еще не дотянулись до нее руки. Скоро это произойдет. Тогда под раздачу действительно могут попасть мирные люди, проживающие на окраинах Майнсдорфа.
– Как себя чувствует твой коллега? – продолжала донимать его вопросами Эрика. – Ну, тот, с которым вы ушли в бар, а вернулся ты один, грязный и в царапинах?
– Отто прекрасно себя чувствует. Он ни на что не жалуется, доволен жизнью и с оптимизмом смотрит в будущее. Сегодня мы пили с ним кофе. Почему ты спрашиваешь? Все, дорогая, хватит, пора спать. Мне рано вставать. Не спрашивай больше ни о чем, если не хочешь накликать беду.
Она что-то чувствовала, делала свои смешные женские выводы, но вряд ли подозревала самое страшное. Да и что это такое теперь? Все запуталось, небо и земля менялись местами.
Утром он вывел «Даймлер» из полутемной подворотни, ехал осторожно, очень медленно. Местные жители имели привычку топать по тротуару, не посмотрев в арочный проезд.
Так оно и случилось. Он выезжал на улицу, и какая-то женщина, не глядя на него, сошла с бордюра. Алексею пришлось ударить по тормозам и надавить на клаксон. Дама встрепенулась и резво прыгнула обратно.
Это была фрау Циммер! Уваров не поверил своим глазам. Она самая, в сером пальто с темным меховым воротником, в какой-то странной шапочке, украшенной лисьим хвостом. Докторша возмущенно что-то бросила, прижала сумочку к груди. Надо же, бывалая конспираторша!
Алексей все понял, повертел головой, выехал на Бихтерштрассе, повернул направо и медленно двинулся вперед, прижимаясь к тротуару. Взгляд его скользил от боковых стекол к зеркалу заднего вида. Уваров был уверен в том, что никто за ним не пристроился. Он свернул в первый переулок, проехал метров пятьдесят и встал.
Ждать ему пришлось минуты три. Женщина шла неспешно, помахивая сумочкой. Она открыла заднюю дверь и села в его машину, как в свою, вся исполненная грации и достоинства.
– Могли бы и раньше остановиться, Мартин, – заявила докторша. – За вашим домом слежки не было, я проверила. Вы заставляете бегать немолодую женщину.
– Куда поедем, фрау Циммер? Прекрасно выглядите. Вы в своем уме, Клара? Зачем вы пришли к моему дому? А если бы я вас не заметил?
– Если бы вы меня не заметили, то я прыгнула бы вам под колеса, – с язвительными нотками в голосе сообщила ему радистка. – Уж тогда-то вы точно увидели бы такую помеху. Прошу прощения, Мартин, дело не терпит отлагательств, некогда ждать, пока вы придете ко мне на прием. До подхода Красной армии осталось не больше трех суток. Вчера я передала в центр ваше сообщение насчет господина Вахновского. Сегодня перед рассветом пришел ответ. Контрразведчики работают оперативно. Информацию, нужную вам, они сумели получить за несколько часов. Есть сведения, способные опорочить Вахновского. Если при этом гестапо не будет глубоко копать, то все пройдет прекрасно. В конце августа сорок четвертого года несколько частей РОА отступили с боями в Варшаву и там обосновались. Они принимали участие в подавлении польского восстания. До головорезов из РОНА Каминского им, конечно, далеко, но они тоже не церемонились, расстреливали повстанцев, терзали мирное население. После истории с Каминским – его, если помните, расстреляли за неповиновение немцам и чрезмерную жестокость к мирному населению – вояки Власова были отстранены от карательных акций, отправлены за город и переведены на казарменное положение. Им была доверена лишь охрана военных объектов. В этих частях работала советская разведка. Там хватало морально неустойчивых, сломавшихся людей. В полку Вахновского удалось завербовать несколько человек. Им было обещано полное прощение. Среди них были несколько офицеров и даже заместитель командира полка Рудкович. Достоверно известно, что они вели переговоры с представителями советской разведки. Впоследствии заговор был раскрыт. Разведчикам удалось скрыться, но тех, кто поддался на их уговоры, схватили и без особых разбирательств расстреляли. Таковых набралось человек тридцать, включая Рудковича. Причастность к этому Вахновского установить не удалось. Да ее, скорее всего, и не было. Человек он спокойный сдержанный, но люто ненавидит советский строй и лучше подохнет, чем пойдет на сговор с большевиками. Однако конспиративную возню у себя под носом он проглядел. Сдержанность ему отказала, он впал в бешенство и лично расстреливал заговорщиков. Центр предлагает план, по которому выходит, что Вахновский будто бы все же участвовал в заговоре, но вышел сухим из воды. Сейчас он продолжает работать на русских, имея задание парализовать оборону на участке Айзевице. В числе тогдашних заговорщиков был военнослужащий из взвода связи. Это старший радиотехник оберфельдфебель Попелюк. Он единственный, кому удалось сбежать. Сейчас этот человек находится на советской стороне. Попелюк готов подтвердить, что Вахновский завербован русской разведкой. В освобожденной Варшаве остались агенты абвера. Пару из них советская контрразведка держит на крючке, но пока не берет. За их работой ведется наблюдение. Есть мысль использовать втемную одного из этих шпионов. Он получит информацию о подрывной деятельности Вахновского и немедленно переправит ее своим. В крайнем случае его возьмут и обработают. После этого он все равно переправит информацию своим. Во второй половине текущего дня уже возможен результат. Вам, Мартин, нужно связаться с центром военной разведки и контрразведки в Дрездене. Именно туда, скорее всего, поступит сигнал из Варшавы. Но это очень рискованно. В течение дня создайте видимость кипучей деятельности, ройтесь в архивах и картотеках. Ваш звонок в Дрезден должен быть одним из многих. Схема сложная, все очень тонко, неустойчиво, но шансы есть.
– Клара, вы – золото! – заявил Алексей.
– Спасибо, я знаю. – Фрау Циммер скромно улыбнулась. – Признаюсь честно, Мартин, я смертельно устала.
– Теперь вы понимаете, что должны уехать? Поймите правильно, это уже не просьба. Дальше я справлюсь. Гестапо роет землю. Я гуляю по краю, боюсь, что мой провал повлечет за собой и ваш арест. Бросайте все, уезжайте, отсидитесь в безопасном месте. Здешнее подполье разгромлено. В живых остались Хельга Браун, которая прячется в укромном уголке, и Пауль Херман, о котором я ничего не знаю. Ваше исчезновение никого не озаботит, будет списано на криминал. Через пару дней здесь все смешается, следственным органам станет не до вас. Мы хорошо поработали, Клара. Пришло время расстаться. Надеюсь, еще увидимся. Но уже не сегодня.
Женщина застыла в оцепенении, смотрела в окно, кусала губы.
– Хорошо, Мартин. Я исчезну сегодня же. Отработаю полдня, потом пойду на обед. У меня кузина в Лейпциге. Надеюсь, с ней все в порядке. Как связаться с советским командованием, я знаю. Подождите, Мартин! – забеспокоилась женщина. – Но у вас может возникнуть необходимость связаться с нашими.
– Она наверняка возникнет, – сказал Уваров. – Но это уже не ваша забота. Рацию оставьте в подвале вашего дома. Шифры и позывные я знаю. Справлюсь, не маленький. Только скажите, где оставите ключ от дома.
– Держите. – Фрау Циммер порылась в сумочке и протянула ему два сцепленных ключа. – Это запасные. Я словно чувствовала, взяла их с собой. Один от калитки, другой от дома. Будем прощаться, Мартин. – Женщина посмотрела на него с какой-то щемящей тоской.
Уваров весь день усердно создавал видимость работы. В текущем деле от него зависело немного, но майор контрразведки СМЕРШ выполнил все, что должен был. Весь день он обрывал телефоны, дважды бегал в архив, связывался с самыми разными инстанциями, почти не курил, забыл про обед.
Звенья цепи соединились, к четырем часам появился результат. Клара была права. Если копать неглубоко, то все выглядело убедительно.
В начале пятого он вошел в кабинет Охмана и проговорил:
– Плохие новости, штурмбаннфюрер. Сбываются наши самые мрачные прогнозы. В Дрезден поступило донесение от агента из Варшавы. Вахновский работает на советскую разведку, имеет задание парализовать деятельность Айзевице и без боя пропустить русских. Можете сами связаться с Дрезденом, они подтвердят. Необходимо принимать срочные меры, пока ситуация не зашла слишком далеко.
Охман помрачнел, поедал глазами подчиненного. Алексей подробно описывал ситуацию. Дескать, можно не сомневаться в том, что неблагонадежны не только Вахновский и его ближайший круг, но и весь личный состав полка. Они уже знают, что будут делать, когда подойдут русские. Стоит ли ждать, пока нам воткнут нож в спину? Будущее Германии на кону!
Уваров шел ва-банк. Его положение было шаткое, доказательства – слабые, но он должен был продержаться всего пару дней. После них – хоть потоп. В его задачу не входило эвакуироваться в Германии вместе с отходящими частями. Жить по легенде далее уже не имело смысла.
– Я все передам фон Райхенбаху, а он пусть свяжется с военными, – немного побледнев, сказал Охман. – Я вас услышал, Коффман, благодарю. Вы славно поработали, можете ехать домой.
Но об отдыхе не могло быть и речи. Волнение зашкаливало. Алексей перебирал бумаги на своем столе, несколько раз спускался в радиоцентр, просматривал свежие сводки.
Все произошло к семи часам вечера. Рота СС свалилась на Айзевице, как снег на голову. Были заблокированы казармы, оружейные шкафы, пункт полковой связи. Вахновского и его ближайшее окружение арестовали без объяснения причин, привезли в Майнсдорф и рассадили по клеткам. Личный состав полка спешно вывели за пределы объекта, разместили на окраине поселка Вугарт. Часть подлежала расформированию.
Освободившееся место на позициях должен был занять фольксштурм, то есть гражданское население, насильно поставленное под ружье и не имеющее никакого боевого опыта. Три сотни спешно набранных ополченцев должны были подойти завтра. Других резервов у немецкого командования не было. Оно затыкало дыры всем, чем только могло.
В девять часов вечера майор контрразведки СМЕРШ, уставший до безобразия, покинул управление. В городе было тихо, напряжение висело в воздухе. С каждым днем оно ощущалось явственнее, давило на уши. Людей и транспорта на улицах было немного, увеселительные заведения закрылись до лучших времен. По городу ходили патрули, курсировали машины комендантских служб. Но «Даймлер» с серьезными номерами никто не останавливал.
Алексей припарковал машину недалеко от кафедрального собора, вошел туда и пробыл там минут десять. Отношения с Создателем у убежденного материалиста были натянутые, но иногда он посещал церкви. Образ жизни того требовал. Многие члены СС и гестапо частенько отмаливали грехи. Алексею в соборе даже нравилось. Тихо, торжественно, можно сесть и обо всем подумать. Но даже в храме сегодня витало напряжение, за алтарем сновали мрачные фигуры священнослужителей. На скамьях неподвижно сидели несколько посетителей, в том числе обладатели витых эсэсовских погон.
До улицы Лаубе отсюда было четыре шага. Фрау Циммер не обманула его, окна ее квартиры не светились. Мела поземка, дул промозглый ветер. Улица, где обитала мастерица зубоврачебных дел, казалась вымершей.
Уваров перешел дорогу, отпер ключом калитку. За стеной у фрау Циммер обитали добропорядочные бюргеры. Заметив постороннего человека, они могли позвонить в полицию. Окна у соседей были плотно задернуты, занавески не шевелились. Пусть думают, что вернулась с работы фрау Циммер.
Он быстро добрался до крыльца, проник внутрь, облегченно перевел дыхание, прижал ухо к стене, разделяющей квартиры, и замер. За стеной приглушенно разговаривали мужчина и женщина, бормотало радио. Для порядка он заглянул во все комнаты, воспользовавшись фонарем, свет включать не стал.
Следов поспешных сборов в квартире не было. Создавалось такое ощущение, что здесь еще кто-то живет и вот-вот вернется. Фрау Циммер знала, как исчезнуть правильно. У нее наверняка имелся дежурный чемоданчик.
Было начало одиннадцатого, когда Алексей спустился в подвал, извлек из груды хлама рацию и стал ее оживлять. Аккумуляторные батареи подсели, но устройство работало. Знания у него имелись, а вот навыков пользоваться сложной радиоаппаратурой не хватало.
Работа шла медленно. Сперва он отправил в эфир свои личные позывные. Товарищи должны были понять, что работает сам Колдун, а не привычная для них радистка со своим почерком. Смысл же самого послания был прост. Работа выполнена, часть Вахновского снята с позиций. Айзевице – самое слабое место. Радиограмма дошла до адресата.
Алексей закрыл глаза, откинул голову на сырую стену. Холодный пот стекал по его лбу, он безмерно устал.
Ответная радиограмма пришла минут через десять. «Колдун, благодарим за службу, ваши сведения бесценны. По возможности парализуйте работу электростанции на объекте».
В первую минуту он оторопел. Вот так просто? Значит, еще не все? Алексей отстучал, что все понял, выключил аппарат и закурил.
Дизельная электростанция на объекте имела большое значение для его жизнедеятельности. От нее питалось практически все, что там имелось: узел связи, командный пункт, лифты и подъемники в блокгаузах и дотах помельче. Можно представить, что начнется, если в ответственный момент электростанция перестанет работать. Не зря она была расположена на самом нижнем уровне, под толщами гранита и бетона.
– Эх, ребята, хорошо вам там, в штабах, – прошептал он. – Просто приди и выключи, что тут особенного.
Сработала привычка всегда оставаться начеку! Онемел затылок, липкая змея поползла по плечам. Крышку люка, ведущего в подвал, Алексей оставил открытой. Что за звук? Словно машина подъехала. Дышать стало трудно, ком образовался в горле.
Уваров вскочил, сдернул наушники, выключил рацию, быстро вытащил из нее тяжелый аккумулятор. Широкая щель в полу оказалась очень кстати. Он втиснул в нее аккумулятор, придавил подошвой. Массивная штука провалилась, упала с глухим стуком.
Алексей кинулся к лестнице, вскарабкался по ней, подгоняемый страхом, застыл наверху. Все было не просто так. Он подошел к окну, отогнул занавеску.
В районе работала служба пеленгации! Надо же так не повезти! Как раз сегодня он был не в курсе! С улицы доносился шум, подъехала еще одна машина. Было слышно, как с нее спрыгивают люди. Аппаратура не позволяет точно вычислить место проведения радиосеанса. Значит, под колпаком несколько окрестных зданий.
Затрещала калитка, враги особенно не церемонились. Ситуация не из лучших. Он – в форме, и это отвратительно. В кобуре «парабеллум», в кармане брюк – компактный «браунинг».
Алексей попятился, выхватил маленький пистолет и сунул его в боковой карман шинели. «Парабеллум» он взял в руку, загнал патрон в патронник.
Отлетела скоба на калитке, распахнулась дверь, и несколько темных личностей проникли во двор. Они растекались по открытому пространству. Некоторые побежали к соседям, остальные заскользили к крыльцу.
Уваров метнулся к вешалке, сдернул плащ, накинул на голову. Плохая маскировка, но ничего другого у него не было.
Донеслись голоса с другой стороны дома. Только этого не хватало! Противник действовал быстро и силы в район стянул немалые, пока Алексей растекался по древу в подвале. Значит, минут пятнадцать прошло с того момента, как пеленгаторы зафиксировали сигнал.
Комнат было немного, но это был не его дом, он тут плохо ориентировался. Уваров метался по помещениям, вывалился в узкий коридор к двери черного хода. Что за ней? Маленький огород, садовые деревья?
На крыльце уже топали люди, барабанили в дверь. Хорошо, что с ходу не выставили. Несколько секунд в запасе.
Он выскользнул на крыльцо. Нет, ему не почудилось, здесь тоже были враги. Обошли! Из-за угла метнулся эсэсовец в длинной шинели!
– Стоять! Ни с места! – Вряд ли этот тип мог увидеть его лицо.
Алексей ударил ногой с разворота. Взметнулись полы плаща, словно крылья демона в ночи. Нога попала в бедро. Эсэсовец закричал от боли, потерял равновесие. Пока он падал, Уваров спрыгнул с крыльца, ударил сапогом в подбородок. Хрустнула кость. Долгий сон был обеспечен.
Дорожка в полумраке едва очерчивалась, вела за деревья, в глубину садика. Хвала фрау Циммер. Она очищала ее от снега.
За спиной Алексея сломался очередной замок, распахнулась дверь, и стая демонов ворвалась в квартиру. Он с натягом закрыл дверь. Пусть дорогие гости сами разбираются, где тут черный ход. Уйму времени потерял!
Уваров уже не понимал, где кричат люди. Ему казалось, что везде. Хрустела каменная крошка под ногами, мелькали озябшие деревья. Он завернул за ветвистый кустарник.
Снова незадача. Из ниоткуда выросли двое, выбили «парабеллум», свалили с ног. Все произошло внезапно, он не успел сгруппироваться. Откуда они взялись? Перелезли через соседскую ограду?
Алексей упал на левый бок. Боль в плече была адской, но он сумел сунуть руку в правый карман. Плащ фрау Циммер слетел с головы, скомкался под пятой точкой. Кто-то торжествующе воскликнул, отбросил ногой его «парабеллум», ударил носком сапога по бедру. Тело пронзила боль. Уваров стиснул зубы, судорожно нащупывал в кармане рукоятку «браунинга».
– Попался, голубчик! – процедил знакомый голос.
Надо же, старина Вакслер. Кто был второй, неважно, рядовой сотрудник гестапо. Сегодня им крупно повезло.
Алексей задыхался от боли, пытался собраться. Даже крошечный пистолет развернуть в кармане было сложно.
– Сейчас посмотрим, что ты за фрукт. – Загорелся карманный фонарь, бледный электрический свет ощупал искаженное лицо. – Минуточку… – Вакслер растерялся. – Коффман, это вы? Какого дьявола вы здесь делаете?
– Вакслер, это недоразумение, – прохрипел Уваров. – Я прибыл сюда раньше других. Вы не на того напали, он ушел. Помогите подняться.
– Да неужели? – пробормотал Вакслер. – Вы не участвовали в облаве, Коффман. Что вы несете?
Тявкнул «браунинг», словно ветка сломалась. Первая пуля продырявила китель и попала Вакслеру в бедро. Он рухнул на колено, взревел от распарывающей боли. Его подчиненный отшатнулся, вскинул ствол.
Не было времени вытаскивать «браунинг». Вторая пуля проделала еще одну дырку в кармане шинели, угодила этому субъекту в живот. Тот согнулся. Алексей ударил его двумя ногами, чтобы тот не тянул с падением, тут же встал, как пьяный.
Все болело, кружилась голова. Сколько секунд в запасе? Время вышло.
Двое корчились, стонали под ногами. Он выстрелил каждому в голову, заковылял по дорожке, потом опомнился, вернулся, стал отыскивать свой «парабеллум». Пистолет лежал в снегу, вверх торчала рукоятка.
С протяжным воем распахнулась дверь черного хода. Кто-то выбежал из дома, бросился к телу эсэсовца с раскрошенной челюстью.
Тут же прозвучал истошный крик:
– Все сюда! Он где-то здесь!
Крик подхватили другие голоса.
Алексей припал к соседней ограде, выломал фигурные штакетины, пролез в отверстие, засеменил, пригнув голову, проваливался в сугробы. Снег лип к сапогам, превращал их в бесформенные колодки каторжника.
Сотрудники гестапо шныряли по садику, обнаружили пару свежих трупов, устроили очередной словесный переполох. Нервы сдали у всех.
У майора контрразведки СМЕРШ открылось второе дыхание. Появились шансы выбраться из западни. Его лицо видели только Вакслер с подчиненным, но вряд ли они разговорятся. Эсэсовец у задней двери тоже не в счет. В доме напротив тревожно перекликались штатские, загорелся тусклый свет.
Опасный участок он уже миновал, съехал с невысокого обрыва, поднялся, ощупал карманы. Все ли в них на месте? Уваров спустился в овраг, побрел по нему, высоко поднимая ноги. Силы его кончались. Но крики за спиной стихли, и поблизости никто не мельтешил. Алексей вырвался из кольца, враги не успели замкнуть его!
За пределами лощины мерцали строения, заборы. Но туда он не пошел, обогнул кустарник и напрямую, через снежные залежи, отправился к расчищенной дороге.
Только незадолго до полуночи Уваров вернулся к собору. В церковной ограде было тихо. Никого не заинтересовала одинокая фигура на лавочке. Он привел себя в порядок, отряхнулся. В принципе, все было в норме, только шинель придется сменить на форменную куртку. Пулевые отверстия в районе кармана могли вызвать вопросы.
Город вымер. Шпили готического храма подпирали ночное небо. На стоянке остался только его «Даймлер». Алексей сел в машину и только здесь почувствовал себя в безопасности. События минувшего вечера мелькали перед глазами.
С некоторыми оговорками можно было допустить, что его личность осталась незамеченной. Эсэсовец с разбитой челюстью вряд ли разглядел форму, тем более лицо. Вакслер и его помощник мертвы. Уварова могли заметить местные жители, когда он выбирался оттуда. Но когда их еще допросят и будут ли это делать? Что они опишут? Шинель, фуражка.
Но тайная полиция скоро выяснит, кто живет в доме на улице Лаубе, где нашли рацию. Вернее, жил. Дай бог фрау Циммер убраться подальше. Если ее найдут, это будет форменная катастрофа.
Что станет делать гестапо? Обрабатывать круг знакомых дантиста, ее постоянных пациентов. Личность фрау Циммер там уже рассматривали, когда под подозрением значились Коффман, Кромберг и Беккер.
Визиты Коффмана к дантисту не были секретом. Как скоро его привяжут к рации, найденной в подвале? Это могло произойти мгновенно или не сразу. Кто поручится? Сперва выяснится, кто проживал в доме, потом эти данные будут переданы структурам, которые проводили слежку и расследование.
Из его походов к дантисту вовсе не вытекало, что он и есть крот. Русский агент – это Беккер, в чем никто не сомневается.
Риск был огромный, но Алексей не мог позволить себе уйти на дно. Центр дал ему новое задание, и его надо было выполнять, как бы ни противилась душа, страшащаяся преждевременной гибели.
Он покосился на мрачные стены храма. Помолиться на всякий случай? Такая мысль не показалась ему смешной.
Уваров завел двигатель, стал выезжать со стоянки. Эрика, наверное, заждалась, бегает по квартире. А ведь он всего лишь квартирант и не давал ей никаких обязательств, лишь своевременную оплату за еду и постой.
Женщина действительно умирала от волнения, припала к нему и разрыдалась.
– Что такое, Эрика? Я работал допоздна, был срочный вызов. Мы с боем брали шпиона. Я устал как собака. Не ощупывай меня, целый я. Только плечо болит, сил нет на ногах стоять.
– Я так устала за тебя переживать, Мартин. Не могу понять, что со мной происходит. Сижу одна, все из рук валится, тоска смертная. Ты уверен, что цел?
Он не был уверен в этом, что-то машинально жевал. Потом она стащила с него рубаху, увидела, что плечо опухло, поменяло цвет, и схватилась за голову. Они ощупали его и пришли к выводу, что перелома нет, но ушиб сильный.
Полночи Эрика прикладывала лед к его плечу, мостилась то слева, то справа. На просьбы уехать из города она опять ответила отказом, но уже не столь категоричным.
Соседи по площадке куда-то исчезли. Она слышала, как они шептались в подъезде, кажется, выносили сумки. Многие люди покидали город, уезжали к родственникам в сельскую местность. Пропаганда на радио и бравурные плакаты на стенах уже не убеждали людей. Продолжали просачиваться тревожные слухи. О положении на фронте радиостанции молчали. Это был тревожный знак. Что на самом деле происходит?
Уваров отмалчивался. Слова у него кончились.
Эрика уснула, а он опять долго не мог забыться, вздрагивал от каждого скрипа, слушал, как ветер теребит кусок водосточной трубы, оторвавшейся от стены.
