Всю оставшуюся неделю я думаю только о Патрике. Сейчас меня назначили в бригаду, занимающуюся садовыми работами. Мы собираем посаженную ранее морковь. Во многих тюрьмах занимаются выращиванием собственных продуктов, которыми могут питаться заключенные. Когда я была начальницей тюрьмы, я поощряла такую практику. Меня всегда восхищало, что из каких-то крошечных семян может вырасти столько всего хорошего. Достаточно создать для этого соответствующие условия и обеспечивать определенный уход.

К тому времени, когда мой адвокат снова появляется у меня на следующей неделе, я уже готова.

– Хорошо, – говорю я. – Я расскажу вам о моем ребенке.

Начало 2013 года выдалось дождливым и ветреным. Я была уже на четвертом месяце беременности. Это было очень волнующе и одновременно пугающе – из-за непредсказуемого поведения Дэвида. Возможно, в глубине души его страшило то, что ему предстояло стать отцом.

Между тем Рождество принесло женщинам в тюрьме лишь острое ощущение несправедливости. Что бы они ни совершили – разве они не заслуживали того, чтобы провести этот день со своими семьями? Мне было их очень жаль. Но ведь, напоминала я себе, каждая из них некогда причинила зло какому-то человеку, а у их жертв тоже были семьи.

Как ни странно, встречи с родными лишь усугубляли ситуацию.

– Мои дети только и рассказывают, как здорово они провели время и какие подарки им принес мой чертов бывший, – сказала одна из женщин. – А по мне они будто вовсе и не скучают.

Патрик проводил дополнительные сеансы психологической помощи под названием «Двигаемся вперед». Однако, несмотря ни на что, недовольство и ропот в тюрьме становились все громче.

– Мы вам что – курицы в клетке? – кричала одна из женщин из своей камеры. Это был голос Зельды.

– А что она хочет? – небезосновательно заметила Джеки. – Это же тюрьма.

Но я понимала и то, как чувствовали себя все эти женщины. Это было ужасно – не иметь возможности подышать воздухом на свободе. Поэтому неудивительно, что ежедневная часовая прогулка являлась для них единственной отдушиной. Однако в последнее время у нас возникла нехватка сотрудников из-за разгулявшегося вируса гриппа, поэтому было принято решение перенести дневную прогулку на пять часов, когда приходила вечерняя смена.

– В это время уже темно, – возразил Патрик на утреннем совещании, когда об этом было объявлено. – А без солнца может возникнуть дефицит витамина Д.

– Тогда давайте им эти чертовы таблетки, – проворчал один из надзирателей.

Губы Патрика напряженно сжались.

– Это не то же самое, и к тому же мы не можем позволить себе дополнительных трат, насколько я знаю.

Он повернулся ко мне за поддержкой, но что я могла сделать?

– Это вопрос безопасности, – ответила я. Недовольство этой ситуацией заставило меня быть резкой. Так же, как и мой гормональный фон во время беременности, из-за которого мне хотелось то плакать, то смеяться. Ко всему этому добавлялись переживания из-за Дэвида. Он не отвечал на мои звонки вот уже шесть дней. По словам Тани, Дэвид все еще был в деловой поездке в Штатах, хотя он собирался туда совсем ненадолго.

Время от времени я чувствовала в животе эти необычные ощущения – шевеления ребенка. Я должна была делиться всем этим со своим мужем, вместо того чтобы находиться здесь.

– Сколько дополнительных сотрудников нам потребуется, если мы перенесем время прогулки на три часа? – спросила я.

– Двое.

– Отлично. В таком случае я могу сама взяться за это.

Мой заместитель бросил на меня взгляд, говоривший «вы что – с ума сошли?».

– Но вы же губернатор тюрьмы!

– Я тоже могу помочь, – предложил Патрик.

Мой заместитель неуверенно на нас посмотрел.

– Ну, я бы сделал то же самое, но Шэрон…

Он остановился. Мы все знали, что его жене предстояло начать со следующего дня химиотерапию, и ему в связи с этим был предоставлен отпуск.

– Все в порядке, – быстро сказала я. – Мы справимся.

Конечно, это была хорошая идея – пойти навстречу заключенным в решении вопроса с прогулками, однако, как верно заметил мой заместитель, руководству тюрьмы не следовало подвергать себя опасности, работая «на передовой». В случае попадания в заложники это могло вызвать очень серьезные проблемы.

Когда я вернулась в свой кабинет, на автоответчике меня ждало сообщение. Дэвид! «Извини. Поездка затянулась дольше, чем я предполагал. А ты сейчас, наверное, на очередном совещании или разбираешься с каким-нибудь срочным делом. Люблю тебя».

Я тотчас перезвонила Дэвиду, но на его телефоне включился автоответчик. Какое разочарование! У меня было дел по горло до конца дня и вечером тоже. Оставалось надеяться, что на следующий день нам повезет больше.

Между тем по тюрьме уже прошел слух о том, что прогулки перенесут на более позднее время и выводить всех будут поочередно группами на полчаса, а не на час, как раньше. Так что, несмотря на усилия, приложенные мной для сохранения прогулок в светлое время, заключенные все равно оказались недовольны.

Зельда была крайне разозлена тем, что ее определили в последнюю группу.

– Это несправедливо, черт возьми! – вопила она, когда ее вместе с другими женщинами из крыла вели на прогулку в тюремный двор, миновав целый ряд запертых двойных дверей.

– Хватит жаловаться! – рявкнула Джеки, тоже вызвавшаяся на дополнительное дежурство. – Если бы не наша начальница, вас бы вообще никуда не водили.

– Да пусть бы она только попробовала нас не выпустить. Это нарушение прав человека – держать нас весь день взаперти!

Ох!

– Все в порядке? – спросила Фрэнсис, тоже находившаяся рядом. Я положила руку на живот. Опять толчок.

– Все хорошо, спасибо.

– Когда рожать, начальница? – выкрикнула одна из женщин.

– В начале лета, – ответила я. Не было особого смысла это скрывать. О моей беременности и так уже почти все знали.

– У вас, по крайней мере, ребенка не отберут, как у нас, – зло бросила Зельда.

Ну вот, опять! Я всегда старалась относиться к ней с пониманием, но теперь чаша моего терпения была переполнена. Что-то внутри меня взорвалось.

– Послушайте, – сказала я, подойдя к Зельде и глядя ей прямо в лицо. – Мне очень жаль, что вы не можете быть с вашей дочерью. Но все поступки имеют последствия. Вы совершили преступление и должны ответить за это. Наверное, вам самой следовало чуть больше подумать о своем ребенке, прежде чем нарушать закон.

– Ты еще пожалеешь об этих словах, – прошипела Зельда, сверля меня тяжелым взглядом. – Я уже предупреждала тебя раньше, но сейчас я точно не шучу.

– Как вы смеете мне угрожать? – Я была вне себя от ярости. – Отправляйтесь сейчас же обратно в корпус.

Зельда расхохоталась.

– Ну, давай, заставь меня. Что, подкрепления не хватает?

По моей спине пробежал холодок. Я огляделась, ища глазами Патрика, но он оказался далеко. На улице было холодно, и быстро смеркалось.

Несколько мгновений Зельда молча смотрела на меня в упор. У меня перехватило дыхание. Потом она развернулась и побежала в сторону корпуса.

– Двигаться только шагом! – проревел один из надзирателей.

Мимо меня прошли последние отстающие.

– Все, возвращаемся! – крикнула Джеки, находившаяся впереди строя.

– Как это все? – услышала я возмущенный вопль Зельды. – Мы последняя группа – значит, нас можно и обделить?

– А и хорошо, что возвращаемся, – поежилась стоявшая передо мной женщина. – Холодновато сегодня.

Действительно было очень холодно. Я сильнее затянула пояс своей форменной куртки и последовала за всеми.

Когда мы вошли в корпус, свет начал мигать.

– Опять электричество барахлит, – пробормотал один из надзирателей. Такое часто случалось в плохую погоду. Электрики должны были уже все наладить. Я мысленно сделала для себя пометку разобраться с ними.

Теперь мне следовало сосредоточиться на том, чтобы провести всю эту толпу через двери в жилую зону, а затем – наверх по лестнице. Джеки пробежала мимо, проверяя, все ли в порядке.

– Когда все будут в своих камерах, приведите Зельду Дарлинг в мой кабинет, – крикнула я ей.

– Хорошо. Что-то случилось?

– Потом расскажу.

– Проходим, не задерживаемся, – выкрикивала Фрэнсис. Патрик тоже был где-то неподалеку, но я не могла его видеть из-за мерцающего света.

– Не толпитесь! – рявкнул другой надзиратель. В его голосе прозвучали какие-то тревожные нотки. Внезапно весь коридор погрузился во тьму. Черт возьми.

Я подождала, надеясь, что свет опять загорится, но этого не произошло.

– Все по своим камерам!

Фонари надзирателей загорелись тут и там, как светлячки. Я тоже достала свой, но батарейка в нем едва работала. Как же я это не проверила?

– А что – весело! – воскликнула какая-то женщина.

Кто-то радостно присвистнул.

Волны страха и возбуждения отчетливо ощущались в воздухе. Женщины вели себя, словно школьницы, внезапно вырвавшиеся на свободу. Потом внезапно всех охватила паника.

– Где перила? Я сейчас упаду, – прохныкал чей-то голос.

– Разве это справедливо? У меня отняли ребенка, а у нее останется.

Шаги. Беготня.

Встречай нападающего лицом к лицу. Так нас инструктировали по самообороне на курсах повышения квалификации.

Однако было так темно, что ничего нельзя было разглядеть.

Внезапная боль от удара по голове оглушила меня.

Я протянула руку, чтобы схватиться за перила, но не смогла их найти. И потом я упала.

– Вики, Вики! Ты в порядке?

Голос Дэвида, казалось, доносился откуда-то издалека.

Боль внизу живота – как во время очень болезненных месячных – не давала собраться с мыслями.

– Ты здесь, – пробормотала я, пытаясь открыть глаза.

Я находилась в больнице – судя по капельнице в моей руке и белым халатам вокруг.

– Ты в порядке?

Голова у меня раскалывалась. Я с трудом могла говорить.

– Что произошло?

– На тебя напали. Одна из женщин тебя ударила.

Картина произошедшего начала постепенно восстанавливаться. Прогулка в тюремном дворе. Лестница. Страшная, разрывающая голову боль.

– Ребенок… – всхлипнул Дэвид. – Ты потеряла нашего ребенка.

– Нет! – закричала я.

Медсестра взяла меня за руку. Дэвид поднялся и отошел от моей кровати, словно желая дистанцироваться от меня. Внезапно я заметила, что в палате находился еще и полицейский. Он неуклюже приблизился.

– К сожалению, миссис Гаудман, из-за неполадок с электричеством отключилось не только освещение, но и камеры видеонаблюдения. Но мы обнаружили в камере одной из заключенных бильярдный шар в носке. Он как раз соответствует вашей ране на голове.

Я медленно осознавала услышанное. Размещение бильярдного стола в комнате отдыха было моей идеей. Они есть во многих тюрьмах – так говорила я, когда один из надзирателей высказал опасение, что шары могут быть «использованы не по назначению».

Сделав над собой огромное усилие, я сумела сесть в кровати.

– У кого из заключенных? – прошептала я.

– Да какое это имеет значение? – сквозь слезы воскликнул Дэвид. – Мы потеряли нашего сына!

– Это был мальчик?

Тогда, на УЗИ, мы решили не узнавать пол ребенка. Я принялась колотить кулаками по кровати, и слезы потекли по моему лицу.

– Мы дали вам наркоз во время операции, – сказала медсестра. – У вас было сильное кровотечение и…

– Я хочу увидеть своего сына!

Медсестра кинула взгляд на Дэвида.

– Ваш муж решил, что будет лучше, если его унесут…

– Как ты мог?

– Как ты могла? – зарычал он. Глаза у него были красные. Яростные. – Если бы ты перевелась в менее опасную тюрьму, как я предлагал, то ничего этого не случилось бы!

– Это неправда. Ты ничего подобного не предлагал.

– Нет, предлагал.

Это уже не в первый раз Дэвид уверял меня, будто сказал то, чего никогда не говорил.

– Так у кого в камере вы нашли бильярдный шар? – настойчиво повторила я свой вопрос.

Повисла тишина.

– Скажите мне! – крикнула я.

– У Зельды Дарлинг, – тихо ответил полицейский. – Она сейчас арестована.

Пенни держит меня за руку, как будто она моя подруга, а не адвокат.

– Почему вы не рассказали мне об этом раньше?

Я убираю свою руку.

– Потому что мне слишком больно говорить об этом.

– Я понимаю.

Может, она сама тоже потеряла ребенка, размышляю я. На самом деле это так странно, что я почти ничего не знаю о жизни женщины, которая пытается спасти меня от пожизненного заключения.

– Вы знаете, где сейчас Зельда? – спрашивает Пенни.

– Должно быть, все еще в тюрьме – ей добавили срок за нападение на меня.

Пенни что-то записывает в своем блокноте.

– Вы думаете, это может иметь значение?

– Не знаю. – Она продолжает писать. – В этом нужно разобраться.