Глава 9

Путь к трону (апрель – июнь 1483)

Смерть Эдуарда IV сделала Ричарда очень уязвимым. Его благополучие было хрупким, так как основывалось не на законе или обычае, а на исключениях, сделанных специально для брата короля.

Большая часть земель (т. н. наследство Уорвика) была передана Ричарду в обход законного наследника – Джорджа Невиля. В начале 1483 г. Джордж Невиль серьезно заболел, и врачи советовали родственникам готовиться к худшему. Было ясно, что вопрос о наследстве Создателя Королей очень скоро может встать ребром. При перемене власти могущественный клан Невилей не просто мог, должен был потребовать возвращения «незаконно отнятых» владений. Что касается многочисленных должностей герцога Глостера, то и их новый король мог отобрать в любой момент.

В «подвешенном состоянии» оказался не только герцог Глостер, но и значительная часть аристократов. Эдуард IV умер слишком рано – его старшему сыну (принцу Эдуарду) едва исполнилось двенадцать. То есть в ближайшие шесть-семь лет управлять Англией должен был регент (если таковой будет назначен) или регентский совет.

Между тем обстановка при дворе была отнюдь не спокойной. Напомним, что Эдуард IV передал несколько ключевых постов и значительное количество земель родственникам своей супруги – клану Вудвилей. Пока король был жив, аристократия молчала. В частности, герцог Глостер поддерживал вполне нормальные, доброжелательные отношения с семьей королевы, хотя о родственной любви не могло быть и речи. Возможность побороться за власть превратила скрытую неприязнь в откровенную ненависть.

Вудвилям можно было предъявить очень многое. Ричард Глостер считал их виновными в казни герцога Кларенса (Доминик Манчини писал об этом прямо и недвусмысленно). Ближайший соратник Эдуарда IV Великий Чемберлен лорд Гастингс соперничал с братом королевы Энтони Риверсом за должность капитана Кале. Между Уильямом Гастингсом и сыном королевы от первого брака маркизом Дорсетом существовала неприязнь иного рода – оба они пользовались благосклонностью лондонской куртизанки Джейн Шор (кстати, услугами красотки Джейн не брезговал и сам король). Одного из самых могущественных аристократов герцога Бэкингема фактически насильно женили на сестре королевы. Список обиженных можно было бы продолжить, но, думается, основная тенденция ясна.

Вне всякого сомнения, благополучие Вудвилей зависело от того, смогут ли они сохранить свое положение «за троном». В легальном поле шансов у них было не много. Дело в том, что перед смертью Эдуард IV заявил о желании сделать протектором королевства и опекуном принцев своего младшего брата. Передача фактического правления Ричарду Глостеру лишала Вудвилей большей части влияния. Неудивительно, что они решительно воспротивились.

Как уже было отмечено выше, в начале апреля 1483 г. Ричард был в Мидлхэме. Родственники королевы воспользовались этим обстоятельством, чтобы попытаться захватить власть. Уже на следующий день после смерти Эдуарда в Вестминстере собрался Королевский совет. Теоретически кончина короля должна была повлечь за собой роспуск его Совета. Следующий монарх, или, в нашем случае, протектор, формировал новый состав органа по своему выбору. Ввиду физического отсутствия герцога Глостера продолжение работы старого Совета было допустимо – следовало немедленно позаботиться о похоронах Эдуарда IV. После обсуждения заупокойной церемонии был поднят еще один вопрос: имеют ли члены Совета право обсуждать государственные дела в отсутствие Ричарда Глостера. Вудвили настаивали, что имеют. По свидетельству Доминико Манчини, маркиз Дорсет прямо заявил, что Совет «достаточно могуществен, чтобы принимать решения и обеспечивать их исполнение даже без королевского дяди». В строгом смысле слова это было нарушением закона, но соответствующее решение было принято.

Следующим шагом Вудвилей стало существенное изменение состава Королевского совета. Фактически они сформировали новый орган, лояльный по отношению к их клану. Манчини отмечал, что королева «вовлекла в свою партию многих незнакомцев, и представила их двору, так что они одни должны были управлять публичными и частными делами короны… давать или продавать должности и, наконец, управлять самим королем». Это были архиепископы Кентерберийский и Йоркский, хранитель малой печати и епископ Линкольна лорд Рассел; епископ Эли Мортон и другие. Люди, попавшие в Королевский совет благодаря протекции Вудвилей, естественно, одобряли все их решения.

На родственников королевы работало еще два обстоятельства. Во-первых, Вудвили имели огромное влияние на нового короля. Еще в возрасте трех лет принц Эдуард был отослан в Уэльс в качестве живого символа королевской власти. В 1483-м Эдуард V продолжал пребывать там же. Номинально он возглавлял Совет Уэльса, на самом деле его время было поделено между уроками, играми и, в последнюю очередь, официальными мероприятиями, на которых он должен был присутствовать. Необходимо подчеркнуть, что окружение принца состояло почти исключительно из родственников его матери. Именно в них он привык видеть своих опекунов, друзей и самых верных сторонников. В Уэльсе известие о смерти короля было получено 14 апреля. Юного короля немедленно начали готовить к путешествию в Лондон.

Во-вторых, маркиз Дорсет занимал должность коменданта Тауэра, т. е. фактически контролировал хранящуюся там королевскую казну и запасы оружия.

Добившись численного преобладания в Совете, Вудвили начали проводить свою политику. Они настояли на том, чтобы Совет разрешил вооружить флот для защиты английского побережья. Под давлением Вудвилей должность адмирала была передана брату Елизаветы – сэру Эдуарду Вудвилю. Наконец, уже без санкции Совета Эдуарду Вудвилю была вручена значительная часть королевской (т. е. государственной) казны. Таким образом, «партия королевы» получила средства «на черный день» и возможность в случае крайней необходимости действовать силой.

Показательно, что в официальных документах апреля 1483 г. обязательно присутствовали имена маркиза Дорсета (его неизменно называли «единоутробным братом короля») и графа Риверса («единоутробный дядя короля»). Ричард Глостер, напротив, не упоминался ни разу. Наконец, заседания Королевского совета стали проводиться в присутствии королевы-матери, как будто она уже была регентом.

Если это был не переворот, то что-то очень на него похожее. Финальной точкой стало принятие решения о коронации Эдуарда V 4 мая 1483 г. С юридической точки зрения, коронованный монарх считался совершеннолетним, и деятельность протектора должна была автоматически прекратиться.

А что же герцог Глостер? Почему он бездействовал? Все очень просто – его попросту «забыли» известить и о кончине Эдуарда IV, и о последней воле короля. Гонец из Лондона прискакал в Мидлхэм только ближе к двадцатому апреля. Важно подчеркнуть – это был не чиновник, а личный посланец лорда Гастингса.

Мы знаем, что Уильям Гастингс не входил в «партию королевы». Его совершенно не устраивала перспектива подчиняться Вудвилям, лишиться должности капитана Кале, а может быть и части владений. Союз с Ричардом Глостером казался ему куда более предпочтительным. Неудивительно, что Гастингс буквально умолял герцога Глостера немедленно прибыть в Лондон в сопровождении как можно более внушительного эскорта.

Стоит отметить, что действия Вудвилей казались неправомочными не только лорду Гастингсу – та же точка зрения присутствует и в сочинениях современников (в частных письмах, работах Доминико Манчини и Кройлендского хрониста).

Можно представить себе чувства Ричарда, когда он в один день узнал о смерти любимого брата; о том, что ему фактически завещано управление Англией; и, наконец, о том, что регентства ему, возможно, уже не видать. Выскочки Вудвили, буквально поднятые Эдуардом IV из грязи, осмелились не посчитаться с последней волей короля и вознамерились захватить власть.

Реакция герцога Глостера должна была оказаться крайне неприятной для родственников королевы. Однако в первые дни Ричард действовал под влиянием гораздо более сильного чувства – горя. По данным Кройлендской хроники и Джона Росса, после получения вестей из Лондона герцог Глостер облачился в глубокий траур и немедленно направился в Йорк. Туда же было приказано прибыть всем окрестным дворянам. В кафедральном соборе города прошла пышная заупокойная служба, затем все дворяне принесли клятву верности Эдуарду V.

Уже из Йорка Ричард направил членам Королевского совета довольно резкое послание. Герцог Глостер писал, что намерен всеми силами служить юному монарху, но он никогда не позволит делать того, что противоречит английским законам и воле покойного короля Эдуарда. Это было официальное предупреждение, и оно оказалось действенным. Манчини подчеркивал, что «письмо произвело огромное впечатление на членов Совета. Те, кто до того благоволили к герцогу в сердцах своих, так как верили в его честность, теперь стали поддерживать его открыто и громко. Так что все прямо говорили, что герцог должен возглавить правительство».

Тем временем из столицы продолжали прибывать письма от лорда Гастингса, который настойчиво советовал Ричарду поторопиться. Свои услуги предложил и еще один аристократ – Генри Стаффорд герцог Бэкингем. Ричарда Глостера и Генри Стаффорда многое объединяло. Они были почти ровесниками (Бэкингем на три года младше); оба возводили свой род к Эдуарду III; оба, мягко скажем, недолюбливали Вудвилей. Наконец, Бэкингем увяз в сложнейшей земельной тяжбе за наследство рода де Боханов. Выиграть процесс без вмешательства очень могущественного покровителя было почти невозможно. Вероятно, герцог Глостер пообещал передать Бэкингему земли Боханов в обмен на поддержку.

В 20-х числах апреля Ричард Глостер наконец получил первые официальные известия из столицы. Это было приглашение присоединиться к кортежу, который должен был доставить Эдуарда V в Лондон.

К слову сказать, обсуждение размера королевского эскорта едва не привело к нешуточной ссоре. Вудвили желали, чтобы король прибыл в столицу в сопровождении как можно более внушительного отряда. Помимо прочего это гарантировало, что никто не сможет силой вывести Эдуарда V из-под контроля материнского клана. Лорд Гастингс, естественно, настаивал на небольшой свите. Он даже пригрозил, что немедленно покинет Совет и удалится в Кале.

Важно отметить – Гастингс оказался далеко не единственным членом Совета, не пожелавшим облегчать положение Вудвилей. Кройлендский хронист писал: «наиболее мудрые» пришли к мнению, что «братьям и дядям короля с материнской стороны ни в коем случае не следует разрешать влиять на действия юного монарха до тех пор, пока он не достигнет возраста мужества». Иными словами, клану королевы так и не удалось приобрести большинство в Совете, аристократы решительно предпочитали герцога Глостера. В итоге Елизавета Вудвиль была вынуждена уступить – эскорт Эдуарда V был ограничен относительно скромной цифрой в 2000 человек.

Последовавшие за этим события были вполне предсказуемы. Благополучие, процветание, вся будущая жизнь Ричарда Глостера зависела от того, сможет ли он контролировать Эдуарда V. Достигнуть цели можно было только одним способом – Вудвилей следовало лишить власти (должностей, мест в Совете и т. д.) и, что гораздо важнее, доступа к юному монарху. А теперь зададимся вопросом – каким образом в эпоху гражданских войн можно было убрать с дороги сильный и исключительно амбициозный клан, уже протянувший обе руки к короне? Разумеется, силой.

Итак, в соответствии с официальной договоренностью герцог Глостер со своими людьми должен был встретить юного монарха на пути в Лондон, чтобы вместе отправиться в столицу. Что же произошло на самом деле? К сожалению, точной информацией современные историки не обладают.

Известно, что 29 апреля Ричард Глостер и герцог Бэкингем прибыли в городок Нортгемптон, расположенный в 100 километрах от Лондона. Они планировали увидеть там короля, но нашли только его дядю лорда Риверса и несколько других придворных. Они объяснили, что Нортгемптон слишком мал, чтобы вместить и свиту короля, и людей герцога Глостера. Поэтому было решено, что Эдуард V проедет немного дальше – в Стони-Стратфорд.

Все это выглядело весьма подозрительно. Нортгемптон был далеко не самым большим городом, однако помещений в нем хватало. Во всяком случае, всего через день в городке без особенных затруднений расселились и сопровождавшие протектора, и почти все, кто был с Эдуардом V. Что касается Стони-Стратфорда, то он был расположен не «немного дальше», а на 20 километров ближе к Лондону. Иными словами, юный король уже проделал 1/5 пути к столице. Возникает логичный вопрос: почему?

Ричард не стал поднимать панику и устраивать ночную погоню за королевской свитой. Вместо этого он пригласил лорда Риверса разделить ужин с ним и с герцогом Бэкингемом. Однако перед рассветом дом, в котором остановился Энтони Риверс, был окружен, а сам лорд арестован (вероятно, до выяснения всех обстоятельств).

С первыми же лучами солнца (т. е. примерно в 4 утра) герцоги Глостер и Бэкингем во весь опор помчались в Стони-Стратфорд. Несмотря на спешку, они застали короля… уже сидящим в седле и готовым немедленно отправиться дальше. Стало ясно, что дожидаться протектора никто не собирался. Вудвили снова вели двойную игру, и это не прибавило Ричарду добродушия. Разумеется, внешне все выглядело вполне благопристойно. Герцоги почтительнейше склонились перед монархом и принесли ему клятву верности.

Почти сразу же вскрылась настоящая причина спешки. Накануне из Лондона прискакал сводный брат Эдуарда V – Ричард Грей. Именно после его приезда королевский кортеж неожиданно покинул Нортгемптон и ускоренным маршем двинулся к столице. Вывод, как говорится, напрашивался. Не только Ричард, но и все авторы текстов, написанных «по горячим следам», полагали, что Грей привез приказ королевы Елизаветы – Эдуард V должен быть доставлен в столицу до того, как герцог Глостер успеет его перехватить.

По-видимому, Энтони Риверса оставили в Нортгемптоне, чтобы выиграть время. По словам Манчини, «лорд Риверс всегда считался добрым, серьезным и справедливым человеком». Добавим, что он был обаятелен и умен, прекрасно сражался на турнирах, покровительствовал ученым и гуманистам (в частности, при его поддержке Кэкстон основал первую в Англии типографию). Наконец, в отличие от других представителей клана Вудвилей, лорд Риверс был в хороших отношениях с Ричардом. Он даже назначил герцога Глостера одним из своих душеприказчиков. Словом, лучше его никто не смог бы усыпить подозрения протектора. Увы, затея не удалась.

Получив доказательства заговора, герцог Глостер приказал арестовать Ричарда Грея и одного из наиболее стойких приверженцев Вудвилей Томаса Вогана. Эдуард V попытался протестовать. Тогда герцог Глостер пояснил, что Ричард Грей, маркиз Дорсет и Энтони Риверс не только хотели лишить Ричарда поста протектора, но и составили заговор против его жизни. Герцог просто вынужден был отдать распоряжение об их аресте. Можно представить, насколько эти обвинения шокировали юного короля. Эдуард V заявил, что лорд Ричард Грей и его дядя Риверс – его друзья, и он им вполне доверяет. Заступничество юного монарха было очень трогательным, но к его словам не прислушались. Конечно же Ричарду не удалось переубедить племянника, но он смог уговорить его вернуться в Нортгемптон и подождать развития событий.

Теперь давайте попытаемся разобраться, что же произошло в Стони-Стратфорде на самом деле. Защитники Ричарда III потратили немало сил, чтобы доказать – заговор против жизни герцога Глостера действительно существовал. Однако, несмотря на все старания, ричардианцам не удалось отыскать ни одного документа, доказывающего, что Вудвили намеревались напасть на Ричарда Глостера или подослать к нему убийц. Они безусловно сделали все, чтобы герцог не получил доступа к реальной власти. Вполне вероятно, родственники королевы намеревались в будущем лишить его части должностей и возможно даже части владений, но жизни Ричарда ничто не угрожало. В конце апреля 1483 г. положение Вудвилей было очень непрочным. Путем интриг, подтасовок и умолчаний им почти удалось прийти к власти, но именно почти. Даже простое подозрение в убийстве протектора лишило бы их всякой поддержки, более того, могло спровоцировать новый виток гражданской войны. Откровенно непопулярный клан попросту не мог себе позволить прибегнуть к силе – в вооруженном противостоянии у них не было никаких шансов.

По-видимому, Ричард выдумал заговор Вудвилей, чтобы оправдать свои действия. Необходимо подчеркнуть – никаких законных оснований для взятия ближайших родственников короля под стражу не было. То, что королевский кортеж не дождался протектора, было неприятно, но на аресты сюжет определенно не тянул.

Так, собственно, в чем было дело? Почему Елизавета Вудвиль хотела, чтобы ее сын был как можно скорее доставлен в Лондон? И отчего герцог Глостер так занервничал? Еще в первых работах ричардианцев можно найти следующую версию – Эдуарда V хотели как можно быстрее короновать (как вариант еще на подступах к столице), чтобы юридически прекратить полномочия протектора. Эта версия кажется несколько надуманной. Да, коронованный монарх формально считался совершеннолетним, но помазание не делало его способным управлять страной. К тому же дата коронации уже была назначена. Ее можно было слегка отодвинуть, но именно слегка. В рамках предложенной ричардианцами теории герцог Глостер исступлённо боролся за то, чтобы побыть регентом несколько недель, а то и несколько дней. Это чистой воды абсурд.

Подчеркнем, в конце апреля вопрос о регентстве уже потерял актуальность. Всем было ясно: управлять государством будет тот, кто получит возможность физически контролировать двенадцатилетнего короля. Если бы Вудвилям удалось опередить Ричарда Глостера, Эдуард V был бы помещен под охрану материнского клана. Вудвили вряд ли смогли бы править самовластно, но сохраняли за собой львиную долю государственного «пирога». В реальности все сложилось иначе – короля заполучил Ричард Глостер, теперь он мог действовать от имени Эдуарда V.

Весть о произошедшем в Стони-Стратфорде достигла Лондона ночью 30 апреля. Вудвили среагировали исключительно эмоционально и попытались сколотить вооруженный отряд, чтобы отбить короля силой. Однако из этой затеи ничего не вышло. По свидетельству Манчини, ни один аристократ не выразил желания выступить против протектора.

Родственникам королевы оставалось либо признать свое поражение, либо бежать. К сожалению, и с бегством возникли проблемы. Вполне логично было бы воспользоваться для этой цели флотом, который собирал брат королевы Эдуард Вудвиль. Увы, адмирал Англии отбыл буквально накануне, на всякий случай захватив с собой вверенную его попечению часть государственной казны.

В итоге королева решила прибегнуть к проверенному средству. Ей уже удалось «пересидеть» реставрацию Ланкастеров в 1470–1471 гг. в Вестминстерском аббатстве. Теперь она вновь укрылась под спасительными сводами. Вместе с Елизаветой отправились ее дочери, младший сын (принц Ричард), старший сын (маркиз Дорсет), брат (епископом Солсбери) и самые верные из сторонников. Вудвили устраивались в Вестминстере надолго – туда до утра перетаскивали вещи, мебель и… то, что осталось от королевской казны.

Разумеется, после всех этих событий обстановка в столице стала несколько напряженной. Действия герцога Глостера одобрили далеко не все. Многие лорды вооружили своих сторонников, что называется, на всякий случай. Наиболее решительные поспешили выразить свою лояльность королеве. В частности, канцлер Англии архиепископ Йоркский явился в Вестминстер и передал Елизавете Вудвиль большую государственную печать.

Партии протектора было необходимо срочно объяснить, что происходит. Утром 1 мая лорд Гастингс собрал лордов, чтобы заявить – на самом деле герцог Глостер действовал в интересах юного монарха. В Стони-Стратфорде он, возможно, отчасти превысил свои полномочия, но участь арестованных будет решать только Королевский совет. Тогда же пришло и открытое письмо Ричарда Глостера.

Этот документ может служить отличным примером черного пиара. Ричард расширил и доработал версию, озвученную еще в Стони-Стратфорде. Членам Совета, лондонским ремесленным и торговым корпорациям, наконец, всем желающим сообщалось, что Вудвили – это главные, извечные враги короля. Они были плохими советниками для Эдуарда IV, поощряли его беспорядочный образ жизни и, в конце концов, довели государя до смерти. Теперь они еще и сговорились умертвить протектора. Юного монарха необходимо во что бы то ни стало изолировать от разлагающего влияния материнской родни. То, что сделал Ричард Глостер, «было совершено для его безопасности, а также для блага короля и королевства».

Несмотря на очевидные преувеличения, эти обвинения не были откровенной ложью. Вудвилей, конечно, нельзя назвать плохими придворными, но они никак не вписывались в образ «добрых советников». Как любые фавориты и выдвиженцы они яростно добивались должностей и пожалований, не отличались излишней щепетильностью, наконец, готовы были потакать любым прихотям и слабостям Эдуарда IV. В Средние века люди были убеждены, что советники монарха должны вести себя совершенно иначе – заботиться в первую очередь о благе королевства и охранять сюзерена, в том числе от него самого. В глазах Ричарда, как, впрочем, и в глазах большинства англичан, Вудвили действительно были виновны – они были самыми близкими людьми короля, но не отвадили его от дурных привычек, не сохранили его здоровье, не уберегли, и именно поэтому не имели морального права воспитывать юного Эдуарда V.

Критика родных королевы пришлась по душе и простым лондонцам, и аристократам, и большинству членов Королевского совета. Всем казалось, что герцог Глостер будет хорошим наставником для молодого короля, ведь он всегда действовал как должно. Ричард был безупречно верен старшему брату, больше того, он-то как раз давал правильные советы, например, уговаривал не прекращать войну во Франции. Все помнили, что герцог храбро сражался с шотландцами, не участвовал в интригах, был верным семьянином, не любил ни слишком пышных праздников, ни шумных попоек. Неудивительно, что уже к вечеру лорд Гастингс отправил протектору радостное известие – Вудвили временно нейтрализованы, а столица с нетерпением ожидает прибытия юного короля и его опекуна.

Прекрасным индикатором колебаний общественного мнения могут служить действия канцлера Англии. Напомним, что ночью 30 мая архиепископ Йоркский передал Елизавете Вудвиль большую королевскую печать. Однако уже к полудню он понял, что сотворил изрядную глупость, вернулся в Вестминстер и забрал печать обратно. Для самого канцлера эти метания имели крайне неприятные последствия – в конечном итоге он лишился должности.

Итак, первый удар был нанесен и первая победа одержана. Герцог Глостер мог спокойно везти Эдуарда V в Лондон. После арестов в Стони-Стратфорде Ричард счел разумным вернуться с королем в Нортгемптон, где они оставались до 2 мая. Торжественный въезд в столицу теперь был назначен на 4-е число, т. е. на тот день, когда, по замыслу Вудвилей, должна была состояться коронация. Разумеется, церемония была отложена.

В этой связи возникает вопрос: желал ли Ричард сам получить корону? В тот момент – вряд ли. Об этом свидетельствуют несколько обстоятельств. Прежде всего, по дороге в Лондон герцоги Глостер и Бэкингем оказывали королю все необходимые знаки почтения. Тюдорианцы полагают, что это была всего лишь игра на публику. Допустим, но существуют как минимум два доказательства того, что Ричард пытался наладить отношения с племянником.

Первое – это чудом сохранившийся клочок пергамента, на котором оставили свои автографы юный Эдуард V, Ричард и лорд Бэкингем. Сверху весьма коряво, неуверенно, зато заглавными буквами написано «Эдуард Пятый», ниже следуют девиз и подпись герцога Глостера, а еще ниже – девиз и подпись Бэкигнема. Вглядываясь в этот документ, мы словно видим двух могущественных лордов, играющих с двенадцатилетним мальчиком. Формально – он их господин, на самом деле ребенок, который пишет с трудом и пока даже не выбрал себе девиз.

Во-вторых, одно из первых распоряжений Ричарда как протектора касалось Джона Джеффри – воспитателя принца Эдуарда. Явно по просьбе племянника герцог Глостер приказывал епископу Херефорду подыскать для Джона Джеффри богатый и не слишком обременительный приход.

Конечно же, за несколько дней дядя и племянник не могли стать друзьями. В сущности, они были почти незнакомы (принц Эдуард с трех лет жил в Уэльсе). Тем не менее весной 1483 г. Ричард Глостер делал все, чтобы заполнить лежавшую между ними пропасть. Автору представляется, что в эти дни Ричард искренне желал исполнить волю покойного брата, стать главным советником, покровителем и защитником юного короля.

Герцог Глостер привез короля в Лондон 4 мая. Эдуарда V встретили со всей возможной торжественностью, после чего проводили в епископский дворец, располагавшийся во дворе собора Святого Павла. Сам Ричард разместился неподалеку в принадлежавшем ему доме на улице Бишопсгейт.

Первым делом Ричард Глостер поспешил успокоить общественное мнение – он собрал всех духовных и светских лордов, чтобы они принесли королю клятву верности. Затем был созван Королевский совет. Необходимо подчеркнуть – Ричард пригласил не только тех, кто входил в Совет при Эдуарде IV, но и лордов, недавно введенных в него по настоянию Вудвилей. Успех такой политики был очевиден. Герцога Глостера единодушно утвердили в должности протектора. С этого момента все акты, создававшиеся от королевского имени, содержали приписку: «По совету нашего дорогого дяди герцога Глостера, протектора и защитника нашего королевства на время нашего несовершеннолетия».

Помазание Эдуарда V было назначено на 24 июня. Также было решено изменить место пребывания юного монарха – епископский дворец был не слишком велик, поэтому Эдуарда V переселили в Тауэр. Напомним, что в XV столетии крепость использовалась прежде всего как королевская резиденция. Никаких мрачных ассоциаций этот переезд вызвать не мог. На 25 июня был запланирован созыв Парламента, которому надлежало утвердить все решения нового царствования.

Как обычно, при смене правительства произошли перестановки, но они оказались минимальными. Архиепископ Йоркский, столь неосмотрительно доверивший Елизавете Вудвиль большую королевскую печать, лишился поста канцлера. На его место был назначен епископ Линкольна Джон Рассел, ранее бывший хранителем малой королевской печати. Несколько других чиновников также продвинулись на ступеньку вверх. Бэкингем получил власть над Уэльсом, но это была естественная плата за его поддержку. Гастингс и его сторонники упрочили свое положение, «поделив» между собой должности, принадлежавшие родне королевы.

Стоит отметить, что в течение нескольких дней клан Вудвилей был почти полностью нейтрализован. Сколько-нибудь серьезную опасность мог представлять только маневрировавший у британских берегов флот Эдуарда Вудвиля. Однако с ним справились без единой стычки. Протектор заочно лишил брата королевы должности, провозгласил изменником и объявил награду за его голову. При этом всем матросам и офицерам, добровольно покинувшим бывшего адмирала, предложили полную амнистию. Результат не заставил себя ждать – сэр Эдуард сохранил всего два корабля и вынужден был укрыться во владениях герцога Бретонского. Сын королевы маркиз Дорсет сумел тайно покинуть Вестминстерское аббатство и бежать на континент, но также был объявлен вне закона.

Еще раз подчеркнем, все меры, касающиеся ущемления прав Вудвилей, встречали полное одобрение членов Королевского совета. И все же протектор почти наверняка был разочарован. По-видимому, отправляясь в Лондон, Ричард ожидал в случае успеха получить власть равную королевской. Большинство членов Совета, напротив, полагали, что управление будет коллегиальным. Первое же серьезное обсуждение продемонстрировало эту разницу. Герцог Глостер потребовал, чтобы арестованным 30 апреля было предъявлено обвинение в государственной измене, но натолкнулся на серьезное сопротивление. Члены Совета совершенно справедливо отметили, что во время событий в Стони-Стратфорде Ричард еще не был утвержден в должности, следовательно, о предательстве не может идти и речи. Герцогу Глостеру удалось добиться лишь продления срока заключения Вудвилей.

Дебаты спровоцировал и вопрос о продолжительности регентства. Лорды Гастингс, Бэкингем и другие сторонники протектора полагали, что Ричард должен сохранить власть вплоть до совершеннолетия Эдуарда V. Это решение поддержали епископы, заседавшие в Королевском совете. Но нашлись и те, кто высказался против. В итоге вопрос о регентстве решили отдать на усмотрение Парламента.

Было очевидно – протектор желал большего, но к середине мая всем начало казаться, что политический кризис миновал. Аристократы отсылали домой вооруженные отряды. В столицу постепенно съезжались желающие присутствовать на коронации. В частности, 5 июня прибыла супруга Ричарда. Маленького сына протектора решили пока не привозить в столицу – у Эдуарда было слишком слабое здоровье. С Елизаветой Вудвиль велись переговоры – вдовствующую королеву уговаривали выйти из убежища. Начались выборы в Парламент.

Однако это была всего лишь иллюзия. Главные участники политической драмы готовились продолжить борьбу за власть. 10 июня Ричард Глостер отправил в Йорк послание, содержание которого стало бы полной неожиданностью для большинства членов Королевского совета. Протектор просил верных горожан как можно скорее прислать в столицу вооруженный отряд. Королева и ее родня якобы вновь составили заговор против жизни герцога Глостера. Больше того, они замыслили «разрушить мир и лишить прав собственности всех имущих и уважаемых людей и северян, и жителей других частей королевства». К 18 июня отряд йоркцев должен был достигнуть Понтефракта и там ожидать распоряжений протектора.

По-видимому, события развивались куда стремительнее, чем планировал Ричард. 13 июня, т. е. даже до того как гонец герцога Глостера прибыл в Йорк, прямо во время заседания Совета в Тауэре протектор приказал арестовать лорда Гастингса, герцога Стенли, епископа Мортона и Томаса Ротерхэма архиепископа Йорка. Что именно произошло в Тауэре в пятницу 13-го, никто точно не знает. Единственное развернутое описание событий можно найти в «Истории Ричарда III» Томаса Мора. Но историки давно установили – великий гуманист писал не историю, а нравоучительную драму, поэтому огромное большинство деталей он попросту выдумал для создания драматического эффекта.

Нам известна только официальная версия произошедшего. Протектор обвинил арестованных в государственной измене. Они якобы состояли в заговоре с Вудвилями. Целью заговорщиков был, разумеется, захват власти и убийство герцога Глостера. Посредником между лордами и королевой служила куртизанка Джейн Шор (напомним, что Джейн имела отношения и с лордом Гастингсом, и со старшим сыном Елизаветы Вудвиль от первого брака – маркизом Дорсетом). Возможно, на Совете прозвучали также обвинения в колдовстве – королева Елизавета и «жена Шора» будто бы хотели расправиться с протектором при помощи черной магии.

Герцог Глостер действовал очень решительно – лорд Гастингс был немедленно казнен, Стенли поместили под домашний арест, епископов заключили в одну из темниц Тауэра.

Важно обратить внимание на следующее обстоятельство – ни один из источников не рассказывает о сопротивлении других членов Королевского совета. Сцена в Тауэре могла быть очень бурной, по версии Томаса Мора, завязалась борьба, герцог Глостер действительно мог кричать о предательстве и громко призывать стражу. Но никто из лордов ни во время совета, ни после не выступил в защиту арестованных.

Вести о злополучном Совете в Тауэре вызвали в Лондоне настоящую панику. По столице распространились самые ужасные слухи, горожане начали вооружаться. Но все успокоилось удивительно быстро – протектор опубликовал прокламацию, текст которой дошел до нас только в пересказах. К озвученным на заседании Королевского совета обвинениям были добавлены новые пункты. Лорд Гастингс провозглашался одним из «дурных советников», которые подавали Эдуарду IV пример разгульной жизни и тем самым свели монарха в могилу. В этом, несомненно, была доля правды – Гастингс действительно являлся бессменным собутыльником короля Эдуарда и его верным товарищем в любовных похождениях. Кроме того, протектор приказал объявить, что лорда Гастингса спешно казнили, так как иначе его могли бы отбить силой. По выражению Манчини, «невежественная толпа поверила».

Попытаемся разобраться в произошедшем более подробно. Основные версии были сформулированы уже к 30-м годам XVI в. По мнению историков, писавших во времена Тюдоров, никакого заговора в помине не было. Ричард Глостер якобы уже давно задумал узурпировать трон, к середине июня он собрался с силами и приступил к ликвидации политических противников. Того же мнения до сих пор придерживаются т. н. традиционалисты.

Защитники Ричарда III утверждают, что заговор был, и протектор действительно защищал свою жизнь. Позиция ричардианцев на первый взгляд выглядит более обоснованной, так как они опираются на мнение современников. Герцогу Глостеру поверила не только «невежественная толпа», но и большинство членов Королевского совета, а также большинство хронистов, писавших, что называется, по горячим следам. Сохранилось весьма любопытное визуальное доказательство этого – на полях хроники аббатства Сент-Олбанса можно увидеть нечто вроде карикатуры на Джорджа Гастингса. Монахи изобразили лорда в откровенно демоническом облике – с лысым черепом, заостренными ушами и крайне неприятными чертами лица.

Разумеется, исследователи имеют моральное право критически относиться к данным источников. Но полностью игнорировать мнение свидетелей событий вряд ли имеет смысл. Необходимо подчеркнуть – в середине июня 1483-го у Ричарда Глостера не было возможности силой навязать членам Совета свои взгляды. Запугать лондонцев он тоже был положительно не в состоянии, да источники об этом и не говорят. Они утверждают, что протектор смог убедить всех, что действовал на благо королевства. Вероятно, документы сохранили не всю информацию. Возможно, были предъявлены дополнительные доказательства. А может быть, «косвенные улики» выглядели достаточно убедительно.

Вероятно, нам удастся прояснить ситуацию, проанализировав мотивы «подозреваемых». Королева и ее родственники, вне всяких сомнений, были заинтересованы в устранении протектора. У лорда Гастингса также имелись серьезные причины для недовольства.

Без Гастингса Ричард, скорее всего, не смог бы стать протектором, но лорд очень быстро понял, что старался не для себя. Первым человеком после регента стал герцог Бэкингем, Гастингс же оказался всего лишь одним из дружественно настроенных аристократов. Почему так? Все очень просто – Джордж Гастингс был слишком крупной и самостоятельной политической фигурой, а протектор не желал делиться властью. Лучший друг Эдуарда IV вряд ли мог смириться с понижением своего статуса, и «смена ориентиров» была вполне естественным выходом из положения.

Примерно те же мотивы двигали Томасом Ротерхэмом. Напомним, что архиепископ Йорка с самого начала был активным сторонником Вудвилей и даже рискнул передать королеве большую печать. Лишение поста канцлера сделало его одним из врагов протектора.

Наконец, епископ Мортон и лорд Стенли всегда были противниками герцога Глостера. Конфликт со Стенли начался еще в 1473 г., когда Ричард вмешался в земельную тяжбу Стенли с гораздо менее влиятельным родом Харрингтонов. Решение было принято по справедливости, т. е. не в пользу Стенли. Мортон и Стенли были антипатичны Ричарду еще и потому, что отличались излишней гибкостью взглядов. Бесконечные переходы от Йорков к Ланкастерам и обратно делали их крайне ненадежными союзниками. При Эдуарде IV оба аристократа занимали видное положение, теперь же они были фактически устранены от принятия решений.

Союз в Вудвилями также выглядит вполне логично. После устранения протектора Гастингс и его союзники могли сохранить свое положение только заручившись благосклонностью юного короля. Для того чтобы ее завоевать, следовало объединиться с теми, кем Эдуард V дорожил более всего – королевой-матерью и ее родственниками.

Итак, у арестованных 13 июня были причины выступить против герцога Глостера. К тому же до наших дней дошли записи, подтверждающие выплату вознаграждения некоему незнакомцу, который рассказал Ричарду о существовании заговора. Вероятнее всего, заговор и в самом деле имел место. Замышлялось ли убийство герцога Глостера? Вполне возможно, так как иным способом отстранить его от власти было нереально. По-видимому, между 10 июня, когда Ричард отправил гонца в Йорк, и 13-м числом он получил какую-то новую информацию, которая заставила его действовать немедленно. Как и в Стони-Стратфорде, у него получилось.

Именно потому, что заговорщики толком ничего не успели, все, кроме Гастингса, отделались очень легко. Архиепископ Йорка провел в заключении всего несколько дней. Арест Мортона длился дольше, но по просьбе Бэкингема епископа поместили в принадлежавшем герцогу замке Брекнок, где он устроился со всем возможным комфортом. Наконец, Стенли через неделю получил полное прощение и даже сохранил за собой место в Королевском совете.

Протектор проявил великодушие по отношению к бывшим соратникам Эдуарда IV, но не к Вудвилям. Новый заговор красноречиво продемонстрировал, что клан королевы не желает мириться с его регентством. На этот раз Совет нашел аргументы Ричарда вполне убедительными. Арестованных еще 30 апреля Энтони Риверса и Ричарда Грея обвинили в государственной измене и 25 июня обезглавили. Разумеется, находившиеся в заключении родственники королевы не могли участвовать в июньском заговоре. Их казнь демонстрировала поворот в политике Королевского совета. Теперь его члены были готовы во всем подчиниться протектору.

Положение Ричарда заметно укрепилось, Вудвили теряли последние остатки популярности, и теперь с королевой можно было не церемониться. Елизавета Вудвиль по-прежнему укрывалась в Вестминстере. Ее уже почти перестали уговаривать присоединиться ко двору, в конце концов, рано или поздно это все равно бы произошло. В этой ситуации упрямство королевы вредило только ей самой. Однако оставалась еще одна проблема. Вместе с бывшей королевой в церковном убежище находился младший брат Эдуарда V – принц Ричард. Между тем традиция требовала, чтобы он присутствовал на коронации нового монарха.

15 июня вопрос о том, можно ли забрать принца Ричарда у матери, был вынесен на рассмотрение Королевского совета. Мнения разошлись, но все же большинство сановников высказалось за. На следующий день в Вестминстер отправилась целая делегация под предводительством кардинала Буше, которому принц Ричард приходился внучатым племянником. Елизавета Вудвиль, хоть и скрепя сердце, согласилась отдать сына. Протектор торжественно приветствовал принца, немного побеседовал с ним и лично проводил в покои Эдуарда V.

В данном случае уместно сделать одну оговорку. Сохранившиеся источники не дают единой хронологии событий. Доминико Манчини, Полидор Вергилий и Томас Мор писали, что принц был извлечен из убежища еще до казни Гастингса. Кройлендская хроника и письма из семейного архива Стоноров утверждают, что это произошло только 16 июня. Углубленное изучение архивов лондонских ремесленных корпораций позволило установить – верна именно эта датировка. Манчини, Вергилий и Мор сознательно исказили порядок событий, так как верили, что герцог Глостер уже планировал узурпацию. По их мнению, протектор использовал лорда Гастингса, чтобы заполучить принца Ричарда. И лишь когда в его руках были оба сына Эдуарда IV, он начал убирать с дороги самых верных соратников покойного короля, тех, кто никогда не позволил бы ему узурпировать трон.

Примерно в это же время Ричард принял в свой дом еще одного отпрыска династии Йорков – десятилетнего сына Джорджа Кларенса. По семейной традиции мальчик носил имя Эдуард, от прославленного деда он унаследовал титул графа Уорвика. Эдуарда Уорвика привезли из провинции и поместили под покровительство его родной тетки Анны Невиль.

Таким образом, к середине июня герцог Глостер сумел стать полноправным регентом и признанным главой дома Йорков. Королевский совет выполнял все его желания, заговоры были раскрыты, а наиболее опасные политические оппоненты уничтожены. Протектор полностью контролировал и юного короля, и его младшего брата. К тому же он был не только самым могущественным, но и самым популярным политиком в Англии. Теоретически Ричард мог временно расслабиться и насладиться триумфом. На деле вышло иначе.

17 июня, т. е. на следующий же день после того, как в руках протектора оказались оба принца, коронация Эдуарда V была вновь отложена. Никаких рациональных причин для этого не было. По-видимому, к этому времени герцог Глостер уже решил, что королевский трон подойдет ему куда больше, чем кресло регента.

Именно в этот момент Ричард начал утрачивать общественную поддержку. Аристократы и горожане могли поверить герцогу Глостеру один раз, два раза, но не до бесконечности. Стало ясно, что все далеко не в порядке. По Лондону вновь поползли слухи. 19 июня власти столицы решили, что ночью улицы города должны патрулировать вооруженные стражники, так сказать, на всякий случай. Отосланное 20 июня письмо из архива купцов Сели красноречиво демонстрирует, какая неразбериха царила в умах большинства горожан. Джордж Сели писал о самых невероятных событиях: «Говорят, будто бы епископ Эли (Мортон) мертв… и что король, Бог да защитит его жизнь, должен умереть, а герцог Глостер в опасности… говорят, что мой лорд Нортумберленд убит или опасно ранен, и будто бы мой лорд Говард убит».

Никто не собирался вооружаться против протектора, однако политический кризис был налицо. Всего два месяца правления короля-ребенка неприятно напомнили времена Генриха VI. С Ричардом Глостером по-прежнему связывали надежды на стабильность, но в народе почти открыто поговаривали, что Эдуард V не будет царствовать.

В эти беспокойные дни произошло еще одно событие, поставившее крест на будущем сыновей Эдуарда IV. На заседании Королевского совета выступил епископ Бафа и Уэльса Роберт Стиллингтон. Тайна, которой он поделился с лордами, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Стиллингтон сообщил, что брак Эдуарда IV и Елизаветы Вудвиль был недействительным. Оказалось, что еще до того, как король тайно женился на Елизавете, он (тоже тайно) был помолвлен с дочерью графа Шресбери – леди Элеонор Батлер. Епископ якобы лично присутствовал на церемонии. Важно помнить, что в Средние века официальная помолвка фактически приравнивалась к браку. Иными словами, король Эдуард был двоеженцем, а его дети – бастардами, не имеющими права на трон.

Никаких письменных доказательств Стиллингтон представить не мог, но история выглядела очень правдоподобно. Эдуард IV был известен своим женолюбием, самым шокирующим проявлением которого стала женитьба на Елизавете Вудвиль. Можно с уверенностью утверждать, что дети короля Эдуарда стали жертвами его необдуманного, недостойного и даже непристойного поведения. Если бы Эдуард IV вступил в брак, например, с французской принцессой (напомним, что такие переговоры велись), никому и в голову бы не пришло усомниться в законности его сыновей. Проблема была даже не в существовании помолвки, тайная женитьба на перезрелой худородной вдове с двумя детьми была настолько скандальной, что открывала простор для любых подозрений.

Опровергнуть обвинения Стиллингтона было невозможно, поэтому их «условно» приняли за истину. Говорил ли епископ Бафа правду – большой вопрос. Ричардианцы полагают, что это так. В качестве доказательства приводится следующий факт – Робет Стиллингтон дважды (после казни Кларенса и после прихода к власти Генриха Тюдора) был судим за «предательские речи в отношении короля и государства». Как ни странно, оба раза епископу удавалось получить прощение. На наш взгляд, это не вполне логично – столь опасного свидетеля было проще или казнить, или, на худой конец, оставить в вечном заключении. Остается надеяться, что когда-нибудь будут найдены документы, которые прольют свет на эту запутанную историю.

Гораздо важнее другое. Благодаря столь кстати сделанным разоблачениям, герцог Глостер оказался не просто дядей короля, а единственным законным наследником короны. Разумеется, выступление Роберта Стиллингтона было согласовано с протектором и тщательно отрепетировано.

Защитники Ричарда III полагают, что он узнал о своих правах на трон где-то в середине июня и лишь после этого замыслил государственный переворот. Такова официальная версия, предложенная самим протектором. Думается, в данном случае чрезмерная доверчивость неуместна. Автору кажется, что решительный перелом в политике герцога Глостера наступил уже к 10 июня. Когда он просил Йорк о вооруженной поддержке, речь шла о подготовке к узурпации. Причин к тому могло быть несколько.

Самое банальное и очевидное – Ричард Глостер не выдержал испытания властью. Она оказалась слишком приятной, слишком притягательной, и герцог не смог отказаться от искушения стать королем. Не стоит забывать и о том, что будущее Ричарда как протектора было туманным. Постоянно возникающие заговоры, необходимость считаться с мнением других членов Королевского совета – все это практически гарантировало продолжение борьбы. К тому же Эдуард V был достаточно взрослым, чтобы через несколько лет начать оказывать существенное влияние на политику.

Кстати, роль юного короля во всех этих событиях до сих пор недооценена. Напомним, что еще в Стони-Стратфорде Эдуард V решительно воспротивился аресту своих родственников. У историков нет неопровержимых доказательств, но, вероятнее всего, король оказался слишком крепким орешком. Протектор очень быстро обнаружил, что ему не удается сколько-нибудь заметно повлиять на симпатии и антипатии своего властелина. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что Эдуард V не Йорк, а Вудвиль. Спусковой пружиной вполне могла стать реакция короля на приговор, вынесенный его дяде и сводному брату. Ричард понял, что его власть продлится очень недолго, и решил действовать.

Возможно, ричардианцы правы, утверждая, что герцог Глостер был вынужден совершить государственный переворот. Раз вступив в борьбу за регентство, по законам эпохи, он должен был сражаться до конца. Поначалу Ричардом двигало стремление соблюсти последнюю волю Эдуарда IV. Но затем оказалось, что он не может стать протектором, не изолировав родственников королевы; потом на его пути встали бывшие соратники брата; пришлось перейти к казням ближайшей родни юного короля. Наконец, выяснилось, что удержать власть можно только устранив племянников.

Ричард оказался заложником обстоятельств. Он не смог смириться с поражением и предпочел пойти на предательство. Действия герцога Глостера можно назвать и более мягким словом, но никакие мотивы не могли оправдать того, что он пошел против интересов клана и погубил детей, вверенных его попечению.

В воскресенье 22 июня священник по имени Ральф Шей произнес свою печально знаменитую проповедь. Лондонцы узнали, что дети Эдуарда IV не более чем бастарды, так как к моменту заключения брака король был все равно что женат на Элеонор Батлер. Сам Эдуард IV тоже не являлся законным наследником Ричарда Йорка – его отцом был некий французский лучник. Жителям столицы напомнили, что после осуждения Джорджа Кларенса его дети были лишены права наследовать корону. Следовательно, трон должен перейти к единственному законному претенденту – герцогу Глостеру. Возможно, все это было верно, но чудовищно некрасиво.

Если верить Томасу Мору, Ричард появился на площади в надежде услышать приветственные крики, но его встретили угрюмым молчанием. Никто не протестовал, никто не высказывал одобрения. «Народ безмолвствовал». Ради власти герцог Глостер пошел на совершенно непозволительный шаг. Он прилюдно растоптал честь дома Йорков, унизил память обожаемого лондонцами Эдуарда IV и жестоко оскорбил собственную мать.

В понедельник Ричарду Глостеру удалось заручиться одобрением Палаты Лордов. После казни Гастингса протектор приказал разослать распоряжения об отмене сессии, но уже через несколько дней вновь передумал. К 23 июня в столицу уже прибыли почти все делегаты. Формально Парламент еще не начал работу, и тем не менее лордов созвали, чтобы ознакомить с политической ситуацией. Речь герцога Бэкингема была долгой и красноречивой, но вряд ли вызвала положительную реакцию. Бароны понимали, что противиться бесполезно, и позволили протектору поступать по-своему.

На следующий день (кстати, на 24 июня ранее намечалась коронация Эдуарда V) Бэкингем ораторствовал уже перед горожанами. Большая Хроника Лондона утверждает, что речь герцога была воистину великолепна, и все, кто ее слышал, признали, что никогда еще не были свидетелями подобного красноречия.

В среду 25 июня собрался Парламент. Несколько городов не прислали своих делегатов, так как получили письма об отмене сессии, но в целом все выглядело вполне законно. Лорды явились почти в полном составе. Недостаток депутатов в Палате Общин был возмещен за счет весьма представительной делегации лондонцев.

Перед объединенным собранием Лордов и Общин был зачитан длинный свиток, обосновывающий права Ричарда на корону. В нем были собраны почти все предыдущие аргументы, начиная с обвинений Вудвилей в смерти Эдуарда IV и заканчивая информацией о незаконном рождении детей короля. Отрадно заметить, что в петиции Парламента ни словом не упоминалось о предосудительном поведении матери Ричарда.

Документ заканчивался словами: «Вы бесспорный сын и наследник Ричарда, покойного герцога Йоркского… поэтому… мы смиренно просим и молим Вашу Милость, чтобы, в соответствии с этим нашим выбором, с выбором трех сословий нашего королевства, также как по праву наследования, Вы возложили на себя корону и приняли Королевский Сан». Депутаты единодушно проголосовали «за» и решили на следующий же день передать свиток лорду-протектору.

26 июня большая делегация лордов, джентри, священников и горожан направилась к резиденции герцога Глостера. Бэкингем еще раз сыграл роль оратора. От имени народа он просил протектора принять корону. Ричард Глостер был торжественно провозглашен королем Ричардом III.

Затем новый монарх направился в Вестминстер. Там он формально взял на себя королевские полномочия, усевшись на мраморный трон в Суде Королевской Скамьи. Перед королем собрались все судьи, большой зал был запружен зрителями. Ричард поспешил исправить не слишком приятное впечатление, оставленное его приходом к власти. Он обратился к судьям и чиновникам, торжественно призвал их следить за соблюдением законов, невзирая ни на страх, ни на личную приязнь. Ричард III заверил собравшихся, что все люди, вне зависимости от звания и состояния, равны в глазах короля и имеют право на равную справедливость.

Доказательства последовали немедленно. На обратном пути Ричард III вызвал из церковного убежища сэра Джона Фогга (родственника Вудвилей и одного из наиболее яростных своих противников), взял его за руку и поклялся быть ему другом. Спустя всего несколько часов Джон Фогг был назначен мировым судьей в Кенте. Ричард III завершил первый день своего царствования молитвой у мощей Эдуарда Исповедника.

Конечно, узурпацию одобрили далеко не все. Ричарда не приглашали на трон, ему позволили захватить власть, чтобы избежать беспорядков и, возможно, гражданской войны. Зрелый, мужественный и зарекомендовавший себя политик воспринимался как гарантия сохранения стабильности. Ричард III, бесспорно, пошел против совести, но, в конце концов, все уже было сделано. Королю было 30 лет, ему должно было хватить времени и на то, чтобы заставить считать себя единственным преемником брата, и на то, чтобы подавить неизбежные заговоры. Словом, Ричард вполне мог стать одним из монархов, оставивших по себе добрую память.