У кого-нибудь возникало ощущение величия и принадлежности к королевской семье при одном взгляде на хрустальную люстру?

А я вот, знаете ли, прониклась. Да еще конкретно так.

Стояла, глядела на этого хрустального монстра и не могла прийти в себя.

Трехуровневая, богато украшенная множеством подвесок сложной формы и дизайна. Шедевр свисал с потолка на позолоченной цепи, перевитой гибкими стеблями лозы. Немногочисленные магические огоньки, спрятанные где-то во внутренностях гиганта, терялись в отражениях хрустальных граней, бликовали на поверхностях из муранского стекла и поражали воображение игрой света в кристаллах Поповски.

Окажись на моем месте коллекционер, к вещице бы уже приценивались. Историк бы давно лез по стремянке, чтобы определить эпоху создания и перерисовать клеймо мастера. Вор прикидывал бы, как эту махину вынести из здания. Охламоны озадаченно пересчитывали длинные подвески, Олаф плевался из трубочки жеваной бумагой, заставляя люстру истерично петь.

О чем в эту секунду думала скромная преподавательница Марсия Браун?

Я с нажимом массировала виски и мысленно, но очень проникновенно материла эрешкиль. Чтоб ей там икалось!

Чем вообще Дилейра думала, давая в аренду этого хрустального монстра? А в вырез чьего декольте таращился Корсак, ревностный хранитель стремительно скудеющей казны ар-теро, раз позволил такому случиться?

– Ты не посмеешь! – вывел меня из созерцания гневный вопль.

Пришлось опустить взгляд и сконцентрироваться на потасовке. А та стремительно набирала обороты и повышала градус кипения.

– Ты мало знаешь обо мне! – рявкнул в ответ Ронни, вынимая меч из ножен.

Замах, стремительный полет клинка, и отчаянный женский крик «Нет!» Перепачканный в саже Эрг бросается наперерез племяннику, но опаздывает. Лезвие обрушивается на шею осужденной, слышится смачное чавканье, и голова с двумя тугими рыжими косами падает на пол.

Декан в панике посмотрел на меня.

– Зачем… – произнесла одними губами.

– Зачем ты сделал это, – подхватил фразу этот склеротик и упал на колено. – Теперь же все пропало.

В потрясенной тишине Ронни самодовольно улыбнулся, выпрямился и победно вскинул клинок над головой. Несколько алых капель упали ему на лоб и заскользили вниз, навеки делая из невинного юноши беспощадного убийцу.

Дракошка дернул крыльями носа, прогоняя чересчур наглую каплю, но та продолжила маршрут и опустилась в уголок губ. Ронни быстро слизал сироп, остался крайне доволен дегустацией, после чего вытер с клинка бутафорскую кровь и сунул испачканный палец в рот.

– Стоп, стоп, стоп! – не выдержала я.

Репетиция шла уже второй час, а мы так ни разу и не доиграли до конца свое выступление. Время поджимало, группа Юлаи уже подпирала двери зала, периодически заглядывая с вопросом: «Вы всё?»

А мы не всё. Даже близко.

Я сидела в центральном проходе зрительного зала в окружении пустых бархатных кресел, усаженная на трехногий табурет, который невесть откуда приволок Олаф.

Голова гудела от обилия мыслей, желудок настойчиво просился в столовую, намекая, что с удовольствием слопает даже кашу-малашу-суп, что плюхнут в тарелку повара на раздаче. Голос сел от многочасовой ругани на повышенных тонах в адрес недоактеров.

– Так, друзья мои…

Я встала и подлетела на пару метров, чтобы стоящие на сцене и за кулисами могли разглядеть своего недовольного режиссера.

– Это никуда не годится. Худшей генеральной репетиции и придумать нельзя! Олаф, почему люстра до сих пор не убрана? У нас лесная опушка, а не праздничный зал. Следи за сценарием, ты должен подтянуть эту хрень хрустальную еще в конце третьей сцены!

Бархатный фальшпортал заколыхался, являя всклокоченно-пыльную голову Яна.

– Госпожа Браун, – торопливо начал он, нервно оглядываясь назад, – там это… Короче, трос перекрутился, а Олаф полез поправлять, зацепился за софит и повис. Но вы не волнуйтесь. Мы с парнями уже придумали, как снять его оттуда.

Я прикрыла глаза и попыталась подумать о чем-то жизнеутверждающем. Например, о том, что завтра вечером этот кошмар окончится и я смогу выдохнуть. А пока собралась и за работу!

– Ладно, – имитируя бодрость, продолжила я и уставилась на Ронни. – Кьяри, еще раз слизнешь варенье с клинка, и мир недосчитается одного дракона.

– Так вишневое! – попытался оправдаться тот.

– Так, понятно! – махнула я рукой. – Ответственные за реквизит, вам задание. Сгоняйте на кухню и попросите красного перца. Добавим перчинку нашей злобной ведьме. Кстати, подберите голову, пока на нее никто не наступил.

Из левой кулисы выбежал взмыленный Минька и поднял «отрубленную» голову, собственноручно позаимствованную из музея некромантов. Любовно поправив искусственные косы, парнишка умчался со сцены, остальные актеры передвинулись в правый угол.

– Продолжаем! – хлопнув в ладони, скомандовала я, оставаясь на занятой высоте. Садиться уже не имело смысла, да и не усижу я больше на этой колченогой рухляди.

Сцена прокрутилась, являя зрителю новые декорации. Тревожно пропели свирели. Из кулисы рванулась Галочка с огромным колоколом в руках, но споткнулась о подол длинного балахона. Девушка пискнула испуганной мышкой, взмахнула руками и… колокол полетел вверх.

Люстра! – екнуло мое сердечко.

А набатный колокол летел по изящной дуге, метя прямиком в варварски дорогое великолепие. Повинуясь приказу, ветерок кинулся отклонить полет. Гриц, назначенный на роль Древа Судьбы, тоже взмахнул руками-веточками. Два заклинания столкнулись, срикошетили и унеслись кто куда, так и не достигнув цели. Ронни попытался сбить колокол, но тоже промазал.

Чертов колокол продолжал полет. Невольные свидетели затаили дыхание и ждали неминуемого «брямц», когда декан кафедры Темных искусств лениво повернулся и выбросил вперед левую руку. Его скорости позавидовал бы любой гепард, а точности броска – кобра. Да что там, движение было настолько смазанным, что я заподозрила мгновенную телепортацию.

Набатный колокол, пойманный в паре сантиметров от цели, в тщетной попытке дотянуться мазнул по воздуху медным язычком, но не преуспел. Потревоженные порывом воздуха подвески возмущенно заколыхались, а я наконец вспомнила, как дышать.

Ветра, если после генеральной репетиции и спектакля все останется целым, то, клянусь, я вот прям с утра пораньше схожу в храм и сделаю подношение.

Пока я давала обещания невидимым богам, спаситель хрустального монстра и моей нервной системы передал Галочке колокол. Та подбоченилась и, помня главное правило спектакля – доигрывай при любом раскладе, пропела лирико-драматическим сопрано:

– Погиб! Погиб геро-о-ой. Не вынес смерти он любимо-о-ой.

Галочка бойко притопывала ножкой в такт песни, напрочь позабыв о длине грязного балахона, зато подол не пожелал быть забытым. В очередной притоп раздалось неминуемое «кхр», и ткань порвалась.

И ладно бы клятый балахон разошелся где-то по шву. Нет! Вопреки всякой логике и законам мироздания ткань поехала снизу вверх, перечеркнув змеящейся линией юбку аж до самого бедра.

– О горе нам. О горе! – допела невозмутимая Галочка и, щеголяя голыми ножками в новообразовавшемся вырезе, степенным шагом полуголой монашки удалилась за кулисы.

У меня задергался глаз.

Почему? Ну почему все так хреново?

Грохоча сапогами, на сцену хлынула переодетая стражей массовка. Впереди, перепрыгивая через тела врагов, под аккомпанемент тревожной музыки бодро скакал Эрг Гай Кьяри. Он уже успел нацепить бумажную корону и накинуть на плечи мантию. Последняя была откровенно коротка и едва прикрывала плотно обтянутые штанами накачанные ягодицы, но иной для такой высоченной туши в гримерке попросту не нашлось.

Обезумевший король весело хохотал, парируя удары, и нарезал круги. Один. Второй. Третий. На четвертый круг этой свистопляски до меня дошло, что некто, не будем называть декана по имени, или чересчур увлекся игрой, или забыл начало реплики. Причем второе вероятнее.

Я уже сама собиралась остановить это безумие, но со стороны черного хода что-то рвануло.

– Олаф! – рявкнула зло.

– Это не я! – раздалось откуда-то с потолка. – Я все еще висю. Вишу… Подвешен.

В доказательство его слов запасные двери, ведущие на улицу, а не в просторный коридор и фойе, полыхнули и вылетели. Пригнувшись, чтобы пропустить над головой горящую створку, я разогнала рукой дым и уставилась на пятерку подозрительных типов.

Ну-с. И кого там нелегкая принесла?!

Первоначальная мысль, что это боевики вновь решили наплевать на расписание репетиций и прорываются в репетиционный зал с боем, развеялась вместе с дымом, едва я присмотрелась к одежде типов. Прокопченная, покрытая пылью и ошметками паутины (и где они только лазали?) черная форма отряда личной сотни короля выдавала мужчин с головой, а надменные взгляды мордоворотов подтверждали причастность к боевой элите не хуже официальных грамот и печатей.

Сребробородый мужчина с нашивкой старшего откашлялся и, видать, проникся великим театральным духом, потому что выпятил грудь и патетично проорал:

– Пришел твой час последний!

Нет, ну как сговорились, честное слово.

– Мужчина, вы нам мешаете, – сказала я строго. – У нас тут, знаете ли, репетиция серьезного мероприятия, а не проходной двор.

Пятерка опешила.

Пользуясь неминуемым замешательством, я мельком проконтролировала процесс тушения выбитых дверей, а потом обрушила режиссерский гнев на Кьяри, замершего в окружении массовки:

– Эрг, сколько можно забывать слова!

– Я, между прочим, декан, – возмутился тот. – У меня, знаешь, сколько под конец года бумажной работы скопилось: контрольные, зачеты, практики, лекции, еще и расписание со всеми согласовать…

– Тебе было дано две недели и восемь несчастных реплик! Как ты завтра выступать планируешь?

Декан невозмутимо пожал плечами.

– Шпаргалку напишу, – сказал он как о чем-то само собой разумеющемся.

Я сузила глаза, старательно сдерживая порыв подлететь и от души пнуть драконище. Нет, ну какой пример он подает моим охламонам! Знала бы, что кое-кто так безалаберно отнесется к своей роли, то попросила бы ректора. Нет, к Белозерскому лучше вообще не приближаться. Обратилась бы к библиотекарям или к персоналу.

– Эй! – вновь обратил на себя мое внимание мужчина. – Мы пришли отомстить за смерть нашего доброго друга.

И почему все приходят только ради мести? Хоть бы кто пирожок принес!

– Господа, здравствуйте!

Откуда-то из задних рядов зрительного зала, точно черт из табакерки, выскочил Григорович, на ходу извлекая из кармана блокнот и кипу бумаг.

– Прошу сформулировать предлог для мести и поставить росписи тут, тут и тут. После чего я проведу собеседование и выдам вам уникальный номерок.

– Зачем? – опешил главарь.

– Очередь, друзья мои! У меня уже целый список жаждущих поквитаться с госпожой Марсией Браун.

Я шутливо раскланялась, наслаждаясь растерянным видом пятерки мстителей.

Идея защитить меня вот таким странным способом принадлежала Эргу. Едва пыль и грязь в зале ковчега улеглась, он заявил:

– Марсия Браун, вы нанесли мне смертельное оскорбление, которое можете смыть только кровью.

Я даже пригорюнилась.

– Эрг, тебя по башке не били, нет?

– По закону о личной вендетте, принятой на материке, я имею право первым вызвать вас на дуэль. Все последующие оппоненты, имеющие к вам претензии, обязаны уступить мне и дождаться поединка или довольствоваться вашей смертью от моей руки. В противном случае их покарает закон… и, – Эрг ухмыльнулся, – драконы смерти.

Пока я стояла с открытым ртом и хлопала глазами, Дуглас радостно вскинул руку и выпалил:

– Чур, я второй!

Третьей в очереди на защиту оказалась Шахра, четвертым явно не из гуманных соображений стал ректор (ветра, как же он орал и возмущался, узнав о наших подвигах), пятым – владыка, шестой – эрешкиль, седьмым – Корсак…

А дальше пошло-поехало.

– Сто сорок девятые! – не то возмутился, не то восхитился пришедший за головой гарпии воин.

– А что делать? – развел руками Григорович. – Я сам семьдесят седьмой. Хех, топорики! Кстати, госпожа Браун, Белозерский велел немедленно вызвать к себе студента Углежа.

– Олаф?! – рявкнула я.

За кулисами что-то с грохотом обрушилось.