Это был первый случай в истории медицины, когда пациентов выгнали из больницы за драку.

Я обиженно пыхтела, игнорируя плетущегося за спиной Ронни с заплывшим после удара глазом. Не реагировала на показательные стоны Эрга, опирающегося на, скажем прямо, хиленькое плечо Григоровича.

Последний откровенно потешался над ситуацией и сверкал белозубой улыбкой, чем люто всех бесил!

Безумно хотелось треснуть кого-то. Но на обоих представителях семейства Кьяри живого места не осталось, а безопасник вроде как был ни при чем. Даже помог разнять эту парочку неуравновешенных драконов.

Ага. Сразу же, как перестал принимать ставки на победителя, так и помог.

Уйти порталом самостоятельно мы не смогли – Эрг обнулился. Общественный перемещатель уже не работал, а воспользоваться дежурным порталом агентства безопасности не вышло. Со слов его главы, сотрудники куда-то не туда нажали, пришедший для ремонта маг-техник куда-то не туда стукнул, а сам Григорович не в том месте попинал забарахлившую технику. В результате та обиделась, полыхнула искрами короткого замыкания и перестала реагировать.

Вот и приходилось искать местечко, где можно перекантоваться.

– Простите, но нет, – вежливо улыбнулась администратор гостиницы.

Уже третьей по счету гостиницы, куда мы просились на ночлег и где нам немилосердно, с безукоризненно вежливой улыбкой отказывали. Видите ли, приличные заведения не оставляют под своими крышами существ с метками заключенных на аурах.

– Так я ее конвоир! – подал голос Кьяри.

Девушка слегка высунулась из-за стойки, где встречала гостей и клиентов. Ее взгляд смерил великанскую и, увы, изрядно побитую фигуру дракона, после чего она пожала плечами.

– Так я смотрю, вы не справляетесь.

Крыть было нечем.

Мы вывалились на свежий воздух и побрели дальше.

– Позвольте мне, – предложил Григорович, прислоняя обессиленного декана кафедры Темных искусств к стеночке.

Распрямив плечи и проверив бумажник, безопасник включил обаяние на полную и нырнул в холл четвертой гостиницы.

Я злобно глянула на дядю с одноглазым племяшкой. Нет, лучше не смотреть, а то ведь прибью, точнее, добью этих нарушителей спокойствия. Ей-богу, не драконы, а бойцовые петухи!

– Что?! Не могли потерпеть с разборками до Академии?!

Эрг с Ронни переглянулись.

– Не знаю, какая кошка пробежала между вами в этот раз, но с этим надо покончить, – припечатала я.

– Вы не понимаете…

Великие небеса! Как часто я слышу эту фразу.

– Да-да, я тебя не понимаю. – Ткнула пальцем в Эрга: – Он тебя не понимает. – Всплеснула руками и крыльями заодно. – Весь мир тебя не понимает. На конкурсе головоломок ты с ходу взял первое место! – повысила голос. – Поэтому напряги речевой аппарат и объясни суть претензий!!!

Мальчишка скривился так, словно ему нахамили любимые тапочки.

– Он бросил меня.

– Пфф! Тоже мне причина для трагедии, – насмешливо усмехнулась и подалась вперед. – Да будет тебе известно, что брошенных детей можно встретить и в полных семьях.

– Да плевать я хотел на других! – перешел на крик мой подопечный.

– Злишься? – вопросительно приподняла брови.

– Да, госпожа Браун, я злюсь! – Он замахнулся и обрушил кулак в стену. – Я гребаный котел клокочущей злобы!!!

– Так рвани и выплесни уже все то дерьмо, что в тебе скопилось! – рявкнула я и подтолкнула: – На что ты злишься?!

– На отца, на дядю, на несправедливость! Вам-то что с этого?!

Паренек схватился за голову, попробовал отвернуться, замкнуться, но я поймала его за рукав и потребовала:

– Ронни, на что ты злишься?!

– Это нечестно! Нечестно, что я остался сиротой при живом родителе! Нечестно, что моему идиоту-папашке и его братцу все сошло с рук. Нечестно! Слышите?! Это нечестно!

С папашкой-идиотом, пожалуй, соглашусь, а вот в остальное не поверю.

– Ронни, мать твою, Дуглас Кьяри! – Я была слишком зла, чтобы оставаться тактичной. – На что ты злишься?!

– На то, что всем плевать на меня! Я злюсь на себя. Я виню себя!

Он замер, словно случайно сорвавшаяся с губ правда потрясла его, как первобытные племена потрясала первая магия.

Ронни опустил голову и словно сдулся. Его трясло. Заплывший глаз, казалось, совсем исчез, оставив только узкую щелку и опухоль.

– Я никчемен настолько, что драконы не почуяли во мне собрата. Не могу контролировать свои превращения, не могу пользоваться силой. Я ошибка. – Он зажмурился и мотнул головой. – Ошибка, которой не должно было быть. Ошибка, которая убила маму.

Эта боль нарывала в нем почти двадцать лет, а сейчас прорвалась, и полился гной. Отвратительный, неприглядный, несущий выздоровление.

– Я убил маму. А он убьет вас.

Мы с Эргом переглянулись.

– Ронни… – начала я, но тут, как назло, из дверей гостиницы выскочил злющий Григорович.

– Вот спасибо. Удружили! Сложно было помолчать пять минут, пока я добуду для нас ключи от номера, и уже там выяснять отношения?

– Простите, – Ронни потупился.

– Ладно. Пошли. – Эрг с трудом отлип от стеночки, которую молчаливо подпирал все это время, и кивнул в сторону расцвеченной огнями улицы. – Через два дома есть круглосуточная кафешка. Перекантуемся там.

В качестве апофеоза сегодняшней ночи через десять метров нас нагнал патруль, вызванный каким-то бдительным полуночником. Мы даже пикнуть не успели, как доблестная городская стража скрутила всех четверых и отвезла в участок.

Сказать, что Галактион Белозерский был зол, значит сравнить гигантского крокодила с пушистым зайкой. Стоило взъерошенному, седеющему, но по-прежнему бойкому ректору появиться в участке, как он обрушил свой гнев на первое, что под ногу подвернулось. Корзина для бумаг беззвучно улетела, выплюнув в качестве ответного знака негодования бумажное конфетти из пропущенных сквозь шредер черновиков. Тут же, словно расставил на полу датчики чистоты, из подсобки материализовался уборщик и смерил господина Белозерского недобрым взглядом.

Увы, одержимый только одной жаждой – немедля покарать нерадивых сотрудников, ректор Гоша безжалостно проигнорировал специалиста по уборке помещений с талантом пропадать, когда он так нужен.

Молодой бретонец, работавший в паре со скучающим за письменным столом каннисом, проводил многоуважаемого господина Белозерского через участок и подвел к общей камере, где кучковалась наша уставшая четверка. Эрг на правах захворавшего лежал на нижних нарах, я суетилась рядом, Григорович залез наверх, а Ронни, чей глаз окончательно заплыл, подпирал стеночку.

– Госпожа Браун, – обрушился на меня ректор, спасибо разделяющей нас решетке, за грудки не схватил, – потрудитесь объяснить…

Я?! А чего опять я?

– …почему сперва ваша группа, отправленная на практикум в океанариум, я подчеркиваю, в ОКЕАНАРИУМ, – он потряс указательным пальцем, усиливая сказанное, – возвращается с криками «Гады-сволочи-убили!» Декан и один из лучших учеников третьего курса попадают в больницу с магическим истощением, а после меня поднимают с кровати новостью, что небезызвестные подрались в больничном крыле и были пойманы ночной стражей правопорядка…

Ректор осекся, подался вперед и присмотрелся.

– Господин Григорович? – ахнул он, признав в безмятежно валяющемся на тюремных нарах главу агентства безопасности. – Вас-то за что?

– За то же самое, – грустно улыбнулся безопасник, как и все, полностью уязвимый перед суровой буквой закона. – Бродяжничество, посягательство на покой граждан, отсутствие документов.

Последнее огорчало Григоровича сильнее всего. Он, видите ли, попытался козырнуть своим званием и «решить вопрос миром», но не смог доказать высокое положение документально. Также выяснилось, что в камере безопасник оказался впервые, а вот драконище уже успел посидеть в «темнице сырой». Нет, он ни в чем не признался, это ж Кьяри, но я-то не слепая. Не заметить нацарапанную на стене когтем фразу «Здесь был Эрг» мог бы только безнадежно близорукий.

А ректор все не унимался.

– Ладно эти, – Галактион покосился в сторону побитой семейки Кьяри, – но вы! Вы-то… Марсия, вы!

На этом красноречие ректора Академии Светлых и Темных искусств оставило. Начальник сгорбился, плотнее запахнул пальто, пряча верх от пижамы, и прибег к методу красноречивой тишины. Метод заключался в том, чтобы смотреть на провинившегося с видом всезнающего божества и молча взывать к совести негодника. На студентах это работало безотказно, на преподавателях – через раз, главы агентств безопасности оказались нечувствительны к воспитательным уловкам.

– П-п-простите, – взмолился Ронни. – Ректор, пожалуйста, простите.

Белозерский стрельнул глазами по оставшимся нарушителям спокойствия, но наша тройка лишь невинно улыбалась и хлопала глазками.

Меня откровенно потряс размер штрафа за нарушение тишины в ночное время. При наличии таких поборов город уже давно должен получить звание самого тихого, а казна – трещать по швам от распираемых выплат.

– Сколько-сколько?! – выпалила я, и молодой бретонец охотно повторил. В третий, а потом и в четвертый раз.

Увы, сумма не менялась.

Денег, естественно, ни у кого не оказалось – у нас изъяли все содержимое карманов, включая бумажники и мои отмычки, спрятанные между маховыми перьями крыльев, а разбуженный среди ночи ректор так спешил, так спешил…

– Вычту из зарплаты! – пригрозил ректор, отправляясь за ссудой в ближайший банк.

Я пожала плечами – мне зарплату Академия не платила, Григорович просиял – его денежки через министерство магического образования не проходили, одноглазый Ронни виновато покосился на дядю, страдавшего за всех. Эрг сунул руки в задние карманы – на минуточку, моих штанов – помял содержимое штанов и остался крайне доволен.

Возмущенная столь демонстративными посягательствами на свою пятую точку, я пискнула и отшатнулась. Ветерок, возмущенный не меньше моего, загудел и бросился на обидчика. Но стоило союзнику пролететь между металлических прутьев, как те издали громкий, быстрый щелчок, и раздался испуганный вой.

– Сержант Гри! – подскочил бретонец к своему напарнику.

Трансформировавшийся каннис тряс мордой и испуганно косил по сторонам – серый хвост поджат, уши двигаются, пытаясь уловить неприятеля. Стоило бретонцу приблизиться, как оборотень шарахнулся в сторону, сбив один из столов и опрокинув вторую по счету корзину для бумаг.

Уборщик скрипнул зубами. Пальцы стража порядка сами собой потянулись к электрошокеру.

– Что с вами?

– Кофе. Слишком много кофе, – попытался вернуть себе самообладание оборотень, переступил лапами через куски формы и поспешил ретироваться.

А вот это интересно.

Все то время, пока вернувшийся с нужной для уплаты штрафа суммой ректор заполнял нужные бумаги, я старательно делала вид, что щупаю стальные прутья камеры исключительно из тактильного интереса. Кружащий рядом ветерок делал вид, что он просто сквозняк. Эрг Гай Кьяри делал вид, что не понимает, с чего вдруг на моих губах появилась предвкушающая скорое возмездие ухмылочка.

Ну держись, Эмиль Фаркас, шкура цвета бирюзы.

Уже в Академии, когда мы разбрелись по комнатам и легли, чтобы доспать оставшиеся от ночи три-четыре часа, я притянула к себе хмурого Эрга и потерлась носом о его подбородок.

– Все в порядке?

– Угу.

– Поговорить хочешь?

Эрг издал звук, более приличествующий несмазанной и основательно просевшей от невзгод двери, чем большому, сильному и внушительному дракону.

Я потянулась, прикусила зубами его нижнюю губу, мягко потянула и, прежде чем драконище несносный успел перевести все в область плотских утех, отстранилась и тихо шепнула:

– Я беспокоюсь. И мне важно знать, что с тобой происходит.

В ту же секунду сильные руки стиснули в объятьях – бедные-бедные мои ребра – и резко отпустили.

– Слова Ронни кое о чем напомнили… – Он вздохнул и уставился в потолок. – Управляющий нашим домом рассказывал, что отец с матерью очень любили друг друга. Отец считался сильнейшим из драконов смерти и мог спокойно контролировать нас с братом в утробе матери. Никто не сомневался в удачном исходе родов. Повитуха говорила, что Дуглас выскочил, как пробка из шампанского, а я… Я никогда не отличался сдержанностью. Оставшись в одиночестве, я запаниковал и вырвал свободу с помощью зубов, когтей и пламени.

– Ты был младенцем.

– Я был маленьким злобным куском мяса, разорвавшим свою мать.

Осторожно погладила его по щеке – бедный-бедный мой дракон, – но Эрг перехватил мою руку, словно верил, что не нуждается, а может, недостоин поддержки.

– За все эти годы отец не перемолвился со мной и тысячью слов. – От спокойствия и безразличия в его голосе по спине пошли мурашки. – Я знаю, каково Ронни. Знаю, что такое отчуждение семьи. Знаю, что такое смотреть в зеркало и ненавидеть себя. Знаю, каково быть одному.

Я быстрее молнии вскарабкалась на грудь Эрга, поймала взгляд и начала целовать. Без разбору: колючие от пробивающейся щетины щеки, упрямо сжатые губы, подбородок, нахмуренную переносицу…

– Теперь ты не одинок. Слышишь? Мы есть друг у друга.

Стискивая этого огромного, мужественного великана, я еще долго не могла успокоиться и уснуть, чутко прислушиваясь к сонному дыханию Кьяри.

Надо же… люди разные. Проблемы те же.