Глава одиннадцатая
Элизабет считалась красавицей — лицо сердечком, маленькие полные губы бантиком, взгляд с поволокой, красивые руки, маленькие ступни, пышное тело и мелодичный голосок. В сочетании с достаточно грациозными движениями, получался этакий секс-символ, и влюблены в неё очень многие мужчины из высшего света Нью-Йорка.
Алекс же… каноны красоты в двадцать первом веке очень заметно отличались от канонов красоты девятнадцатого. Излишняя полнота, да ещё и не слишком здоровая, со складочками на талии и пышным, но несколько обвисшим задом…
Любовная связь с замужней дамой для него достаточно обременительна. Несмотря на то, что попаданец далеко не первый, с кем она изменяет мужу, в постели любовница оказалась достаточно зажатой, да и темперамент не так чтобы очень. Кузнецов считал, что своими изменами она решает скорее проблемы психологического, чем физиологического характера.
С другой стороны, выбора у него и нет. Не то чтобы девятнадцатый век такой уж пуританским… скорее ханжеский. Любовницу при желании найти легко. Другое дело, что получалось шило на мыло.
Связываться с незамужними рискованно, если это только не девчонки из рабочих кварталов — нравы там достаточно простые. Но там другая проблема — братья, отцы, ухажёры… Да и с гигиеной проблемы — не то чтобы они вонючки идейные… проблема именно в деньгах на гигиену — в домах бедняков даже водопроводов нет.
Бордели? Рассадники сифилиса, коего попаданец отчаянно боялся — видел уже людей с провалившимися носами, кошмары потом долго не отпускали. Понятно, почему среди среднего и высшего класса так популярны перчатки, которые таскали даже в летнюю жару.
Оставались только замужние, из числа тех легкомысленных особ, что считают любовную связь на стороне непременным атрибутом светской женщины. Хочется, не хочется… положено!
Вот и Элизабет нашла себе Алекса — любовник из актёрской среды считался у женщин чем-то пикантным…
— Молилась ли ты ночь, Дездемона!?
Женщина с трепетом смотрела на разыгрываемую сценку, восхищённо округлив глаза и положив левую ручку в область сердце. Сейчас, в шёлковом пеньюаре, лежащая на двуспальной кровати дорогого гостиничного номера, она смотрелась очень даже…
— Иди сюда, мой ненасытный зверь! — Жарко прошептала Элизабет, и Алекс шагнул к постели, срывая сорочку…
Три часа спустя с неохотой нацепил подаренные запонки, поцеловал женщину на прощание и сбежал по чёрной лестнице отеля, отворачивая лицо от прислуги. Вот же… вроде бы и с лучшими намерениями, а как помоями напоследок облила. Подарки эти…
Сам он не мог дарить любовнице ничего, ибо конспирация, да и разница в финансовом отношении очень уж велика. А вот наоборот… актёрская профессия считалась родственной древнейшей и актрисы на содержании через одну — за исключением пожилых и слишком юных.
Актёры мужчины… да то же самое! Не столь очевидно, но им дарят такие вот подарки, оплачивают некоторые счета. Стыдобища, но деваться особо некуда — Алекс попытался робко поднять тему… так сразу Ты меня не любишь и слёзы. Была бы Элизабет обычной студенткой из века двадцать первого, сказал бы Не люблю и пошёл пить пиво с приятелями.
А тут боязно: обиженная женщина, да ещё из высшего света. Намекнёт такая мужу, что некий актёришка сально на неё смотрел и отпускал пошлые комплименты, так потом хоть из города беги, иначе проблемы за проблемой пойдут. А не мужу, так подругам, родственникам… хрен редьки не слаще.
Правда, запонки отличные, спору нет. В ювелирных изделиях уже мал-мала разбирается, никак не меньше сотни долларов — если продавать. Покупать если, так минимум в полтора раза дороже выйдет.
Оп-па… а вот и заканчивается приличный район с освещением и мостовыми. С минуту Алекс колебался — до Бауэри можно дойти через Нижний Ист-Сайд, район не самый благополучный. Или через пустыри, где опасность встретить грабителя куда как меньше, но уж если натыкался, то шишкой на затылке и вывороченными карманами не отделывался. Обычно таких невезучих находили пару дней спустя, и опознать их оказывалось проблематично — на пустырях жили ещё и бродячие собаки.
Собак попаданец побаивался, есть у него такая слабость. Нащупав в кармане кастет и тычковый нож, бывший студент немного успокоился и пошёл через Ист-Сайд.
— Давно надо револьвер купить, — бормотал он сам себе, напряжённо вглядываясь в темноту и старательно обходя переулки и тёмные места. Несмотря на позднюю ночь, народа хватало. Правда, несколько сомнительного…
— Скидывай прикид, — без обиняков приказал один из троицы грабителей, умело окруживших его. М-мать… только что ведь обычных прохожих изображали, даже шли в разные стороны. Матёрые волчары… и глаза такие нехорошие… В трущобах Алекс насмотрелся на бандитов и понял — сейчас его будут убивать.
Постукивая зубами, начал стягивать сюртук, путаясь в рукавах. Один из бандитов, ухмыляясь, подошёл поближе, вроде как помочь.
Сейчас!
Короткий боковой в челюсть вырубил воняющего перегаром крепыша надёжно, кость хрустнула под кастетом и бандит безмолвно упал лицом вниз, прямо на мостовую.
Полы сюртука хлестнули по навахе, которой поигрывал высокий тощий парень, по комплекции сильно напоминавший самого попаданца. Тут же бросив сюртук, Алекс приставным шагом подскочил к долговязому и нанёс несколько ударов в лицо — левой, вооружённой тычковым кинжалом.
— Глаза! — Заорал тот истошно, — мои глаза! Мэри, убей его! Тварь!
Алекс краем глаза успел увидеть пистолет и немыслимым рывком ушёл в сторону.
Выстрел!
Бок обожгло, но попаданец рванул к высокому жопастому стрелку, преодолевая дикий страх. Не успеет, будет трупом… Громкий щелчок осечки стал музыкой для его ушей.
Правый боковой по голове!
Незадачливый стрелок валится на мостовую безжизненной куклой, не нужно быть врачом, чтобы понять — труп. Из-под свалившейся с головы кепки выпали длинные спутанные волосы. Сопоставив их с Мэри, Алекс аж зашипел от злости — бабу убил!
Не то чтобы она не заслуживала… но если что… Подняв револьвер, он без колебаний разрядил его сперва в воющего Мои глаза вперемешку с угрозами, а затем в лежащего без сознания гангстера со сломанной челюстью.
А теперь — ноги! Если полиция вполне снисходительно отнесётся к факту самообороны, то вот дружки убитых — вряд ли. Да и девку не простят. Она может оказаться обычной подстилкой, а может — родственницей целого гангстерского клана. За таких мстят.
Бежал до самого Бауэри, шарахаясь от всех теней. Но ближе к дому снова накинул сюртук, до этого скомканный в руке и прижатый к простреленному боку. Благо, прижимал к ране изнаночной стороной. Нельзя показывать, его искать могут…
В дом вошёл спокойно и тут же рявкнул:
— Фред! Зажигай свет и грей воду, меня подстрелили!
Друг тут же вскочил и начал суетиться — без паники, потому как трущобная жизнь подготовила его и не к такому. Быстро согрелась вода, и сюртук на ране заменён на два тампона из чистых рубашек.
— Насквозь прошла, — с деловитой озабоченностью сообщил попаданцу Фред, — по краю. Борозда страшненькая и крови много потерял, но ливер должен быть цел.
— Про потерю крови и сам чувствую, — язвительно ответил раненый, которого от слабости и переживаний аж вело, а сознание временами отключалось, — давай к Мопси, пусть кто-нибудь из её сорванцов за доктором сбегает.
Успев распорядиться, Алекс всё-таки потерял сознание. Очнулся от резкого запаха, увидев перед собой бородатую физиономию.
— Мойзес Лифшиц, — отрекомендовалась физиономия, — а вы, насколько мне доложили, Алекс Смит. Огнестрельное ранение… так… сейчас будет больно, уж потерпите…
Бормоча что-то под нос на идише, который попаданец мог опознать по специфическому звучанию и словечкам, доктор отодрал тампон и начал профессионально копаться в ране. Очень болезненно и одновременно успокаивающе — движения уверенные, не суетливые.
— Терпите, мистер Смит, — с профессиональным равнодушным сочувствием сказал врач, — рана не опасная, но чистить надо — волокна от одежды попали. Вдобавок, вам с этой раной ещё до дома нужно было дойти, грязь могла глубоко…
Алекс успел заметить, что лежит, оказывается, на их обеденном столе, а в комнате, помимо Лифшица и Фреда, ещё какая-то рыжеватая женщина, ассистирующая врачу. Потом от дикой боли и кровопотери потерял сознание.
Очнулся уже утром, и как выяснилось, аж через сутки после визита доктора.
— Да ничё, — успокаивающе хлопотал рядышком озабоченно-деловитый Фред, — слабость, оно конечно… Но заражения нет, мистер Лифшиц вычистил рану.
От волнения друг снова сбился на трущобный лондонский акцент.
— Язык, — машинально поправил бывший студент.
— Чё? А… да. Всё хорошо, в общем, — Фред слегка замедлил речь, подбирая слова, — доктор сказал, что недельку ты точно пролежишь, а потом ещё две недели дома посидеть придётся, никакого театра.
— Пять долларов за визит взял, поганец этакий! — Рядышком обнаружилась Мопси с поджатым толстыми губами, — не моё конечно дело — указывать белому джентельмену, как вести дела… Но пять долларов!? Видит господь, гореть такому кровопивце на самом жарком костре! Масса Фред не в себе от волнения, вот этот Мойзес и загнул. За ночной визит, да сложный случай… Тьфу!
Лицо Мопси горело негодованием, негритянка никогда не была тихоней и умела указать всем место, не переходя границы, дозволенные чернокожим. Так что можно быть уверенным — репутация доктора Лифшица в этом квартале крепко пострадает.
— Сиделка вам нужна, масса, — доложила Мопси, — давайте я вам мою старшенькую приведу. Молодая ещё, но овдоветь успела, так что мужские причиндалы не смутят. А за больными и ранеными ухаживать она умеет, вы не беспокойтесь! В больнице работала!
Добившись согласия, негритянка просияла и ускакала вниз, тряся телесами. Через полчаса пришла симпатичная мулатка и приступила к своим обязанностям.
— Мне кажется, у Мопси муж как сапог чёрный? — Задумчиво спросил Фред, как только Дебби ушла с горшком.
— Угу…, — Алекс хихикнул, — были у нашей домоправительницы постельные приключения в молодости.
Рана заживала быстро, не принося особых проблем. Единственное, беспокоила слабость из-за сильной потери крови, да скука. Но если слабость можно перетерпеть, то вот со скукой похуже.
Интернета, ТВ и радио нет, остаются только печатные издания. Газеты "пережёвывали" одно и тоже — Гражданскую Войну, мысли о которой Алексу просто неприятны — ему равно не нравились обе стороны. Северян терпеть не мог заранее — за толерантность, Холодную Войну и ФРС. Южан… не любил он рабства.
Оставались книги, но почти всю классическую литературу, особенно англоязычную, Алекс успел перечитать ещё в школе, причём как на русском, так и на языке оригинала. Перечитывать что-то по новой… не с его памятью. А современные популярные американские мастера пера писали на редкость нудно. Непременный пафос, цитаты из библии, нравоучения…
Делать решительно нечего, и от лютого безделья Алекс взялся за творчество. Графоманией он не страдал, да и писательского таланта не наблюдалось. Но переделать один сценарий пьесы, в которой некогда играл… почему бы и нет? Особенно если скрестить её с парочкой кинофильмов…
На Чехова и прочих Великих не замахивался, прекрасно понимая, что сюжета в данном случае недостаточно. Он не уверен, что смог бы адаптировать пьесу даже под реалии России образца тысяча восемьсот шестьдесят третьего года. Сложная игра слов и смысловых оттенков… нет, не потянет. Тем более перевести это на английский, да ещё и так, чтобы заинтересовать нью-йоркскую публику.
А вот безыскусная пьеса о беспризорниках во время Гражданской Войны, переделанная слегка под реалии Нью-Йорка, это реально. Их школьный драматург, Сан Ваныч, сам откуда-то свистнул сюжет и упростил достаточно сложную пьесу до такой степени, чтобы её смогли играть школьники. И понимать, что особенно важно.
Ничего сложного там в общем нет, никаких изысков. Напротив, пьеса построена на достаточно грубых ходах, бьющих по нервам и очень понятным. В крайнем случае…
— К вам мистер Вудфорт, — важно доложила Дебби.
— Наслышан, — с порога начал антрепренёр, едва успев поздороваться и поставить трость в угол, — очень неприятный инцидент, очень!
Несколько минут он рокотал, по своему обыкновению, что-то бравурное и невнятное. Увидев, что Алекс по прежнему смотрит на его монологи с большим равнодушием, успокоился.
— Келли передавала тебе привет, — подмигнул он. Попаданец кивнул серьёзно, не реагируя на подкол — Вудфорт баловался, вроде как скрывая тайну отношений Алекса и сорокалетней кокаинистки-травести. Труппа с упоением поддерживала миф о пылких влюблённых, а самому попаданцу наплевать. Ну… почти, немного всё-таки раздражало.
— Не скучаешь?
— Скучал, — честно ответил парень, — пока за пьесу не взялся.
— Показывай… Шекспир будущий, — антрепренёр протянул руку за пьесой. Скепсис понятен, едва ли не каждый актёр считал себя драматургом и время от времени выдавал нетленку.
— Хм…, — сказал Саймон пять минут спустя, не вставая со стула, — хм… не шедевр, но на злобу дня… хм… Править придётся… возьмёшь меня в соавторы?
— На это и рассчитывал.
— Даже так? Хм… ты же ходить пока не можешь… А так хорошо себя чувствуешь?
— Неплохо, — пожал плечами Алекс, немного растерявшийся от напора.
На следующий день, чувствуя себя неловко, Алекс прибыл на место работы в портшезе.
