Глава 10
Я был готов сразу же войти в состояние гипера, но, как оказалось, эльф все просчитал намного лучше, чем я. Вместо того чтобы заняться созданием защитного кокона для себя, он первым делом заблокировал мои и без того не ахти какие магические способности. На это у него ушло не более одной десятой секунды. Если бы я только знал. Этого времени мне вполне хватило бы, чтобы метнуть нож, не входя в режим ускорения, тогда все могло закончиться, едва начавшись. Теперь оставалось кусать локти – пока я лбом прошибал стену и терял драгоценные мгновения на бесплодные попытки войти в гипер, Эзерг Утиол успел отгородиться магическим щитом от любого физического воздействия с моей стороны.
Через радужно переливающуюся и искрящуюся электрическими разрядами оболочку защитного кокона я увидел, как меняется выражение лица моего более удачливого противника: от хмуро-озабоченного, без каких-либо промежуточных трансформаций, оно стало злорадно-удовлетворенным. Больше всего эльф сейчас напоминал голодного кота, загнавшего в угол жирную мышку. Котяре нестерпимо хочется жрать, аж кишки внутри шевелятся, а желудок истекает соком и требовательно урчит. Однако охотничий инстинкт не позволяет хищнику отправить добычу прямиком в пасть – с мышкой нужно еще чуть-чуть поиграть, помучить ее, и только после этого невзрачный серый комок превратится в подлинное украшение праздничного кошачьего стола.
Нетрудно было сообразить – кому в этом спектакле предназначалась роль несчастного грызуна. К великому сожалению, не я был автором постановки и повлиять на ход пьесы не имел никакой возможности.
До сих пор по отношению ко мне, точнее, к моей телесной оболочке, маг не проявил никакой агрессии. Я мог бегать, прыгать и скакать, однако настроение не предрасполагало к подобным шалостям. Кроме того, можно было попытаться кинуться с ножом на защитный кокон, но я не собирался этого делать, поскольку даже в столь незавидной ситуации жизнь для меня была лучшим подарком судьбы, отказываться от которого добровольно с моей стороны было бы непростительной глупостью. Единственное, о чем я мечтал в данный момент: оказаться в любом другом месте, лишь бы оно находилось как можно дальше отсюда, но по условиям поединка я не имел права хоть ненадолго покинуть круг, даже в том случае, если мне очень приспичит справить малую или большую нужду.
Трибуны продолжали безмолвствовать. Пожалуй, лишь маги понимали, в каком плачевном положении находится зазнайка, всего пять минут назад возомнивший о себе, как о спасителе Мира. Любой из них мог прийти мне на помощь и одним движением бровей развеять эльфийские чары. Однако проклятый кодекс чести и древнее уложение какого-то Ксенофонта Блаженного не позволяли им хоть капельку подсобить попавшему в беду товарищу. Только наивные гномы все еще продолжали ждать активных действий с моей стороны, совершенно не подозревая о том, что порадовать их чем-либо интересным ловкий Коршун уже никогда не сможет.
Осознав безвыходность ситуации, я (как мне казалось, гордо) выпрямился и посмотрел в глаза победителя и не без удовлетворения отметил, что Эзерг Утиол едва не светится от радости – оказывается, даже для высокородного эльфа победа над Коршуном чего-то да значит. Было лишь обидно, что эта победа досталась ему так легко.
Переиграл меня остроухий. Мне оставалось лишь одно: смириться и спокойно ждать, когда этому извергу надоест любоваться на беззащитную жертву, и он перейдет к финальной стадии пьесы под незатейливым названием «Кошки-мышки».
С минуту мы играли в гляделки. До разговора со мной высокомерный эльф так и не снизошел. Ну что же: не желаете разговаривать – плакать не стану, ограничимся обменом многозначительными взглядами, поскольку без лишних слов понятно, что думает каждый из нас о другом.
С трибун уже начали доноситься недовольные возгласы: «Чего, Коршун, время тянешь?», «Врежь ему по первое число!» и еще что-то в этом духе. Нетрудно догадаться, что горланили гномы – орденские были настроены менее оптимистично и предпочитали переживать за меня молча.
Видя, что моральный дух соперника одним давлением на психику сломить не удастся, Эзерг Утиол вытянул руки в моем направлении и начал шевелить пальцами, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное. Затем он свел руки со скрюченными пальцами перед собой, будто собирался схватить кого-то и сдавить в объятиях.
Поначалу мне было непонятно, чего пытается добиться эльф, но, ощутив его невидимые лапы на своей шее, я понял суть манипуляций коварного врага. Находясь в полной безопасности внутри защитного кокона, он не имел возможности причинить вред своему оппоненту каким-либо физическим воздействием. Однако при помощи чародейства вполне мог извести меня любым доступным ему способом: сжечь, вызвав «огненный шторм» или запустив в меня файербол; превратить в фарш заклинанием «Воздушной воронки»; упрятать метров на десять под землю «зыбучкой». Эзерг Утиол выбрал «Удавку». Ну что же, чего-чего, а быстрой смерти я от него и не ждал. Хорошо, что не наколдовал «Спору» и не сотворил из меня симпатичный терновый кустик. Впрочем, это ему вряд ли удалось бы осуществить – посеять зародыш нужно обязательно на открытый участок тела жертвы и зафиксировать хотя бы на пару минут, для того чтобы корни растения-убийцы успели внедриться достаточно глубоко в живую плоть.
Поначалу сильного давления на мою шею не оказывалось. Эльф попросту зафиксировал «Удавку», лишая меня способности вертеть головой. Но постепенно объятия становились все крепче и крепче, и через десяток секунд я лихорадочно ловил ртом воздух, не в состоянии пропихнуть его в легкие. Руки сами потянулись к горлу и стали беспощадно терзать ногтями кожу, не в силах сбросить руки душителя. Сонная артерия начала бешено пульсировать, в глазах потемнело, в голове застучало. Поскольку внутреннюю охранную сигнализацию я отключил еще до начала поединка, чтобы не отвлекала, оставалось предположить, что внутри моей черепной коробки некто предприимчивый разместил кузнечный цех, и не просто разместил, а сразу же запустил его на полную катушку.
Казалось, я вот-вот потеряю сознание, но, не доведя дело до полного удушения, эльф ослабил хватку. Я лихорадочно начал глотать ртом горячий воздух. Даже альпийская свежесть Хараля или утренний зефир Кванка были для меня сейчас лишь жалким подобием того изумительного «нектара», что с хрипом врывался в мои дыхательные органы и, провентилировав легкие, тут же выбрасывался ими наружу. Я упивался раскаленным воздухом знойного Офира и не мог напиться. Каждая клеточка моего организма кричала изо всех сил: «Кислорода!.. Немедленно дайте кислорода!»
К великому моему сожалению, передышка оказалась лишь кратким мгновением перед очередным этапом пытки. Эзерг Утиол отпустил на нее ровно столько времени, чтобы я смог немного оклематься, затем так же методично и безжалостно, как и в предыдущий раз, начал затягивать магическую удавку на моей многострадальной шее.
«Интересно, долго он так собирается меня мучить? – я задал самому себе вопрос, вполне осознавая его риторичность. – Заканчивал бы, что ли, побыстрее».
Я нисколько не кривил душой, моля Создателя о скорейшем избавлении от мук, хотя умирать вот так нелепо не хотелось до безумия. Как индивидуум, по натуре вовсе не склонный к фатализму во всех его проявлениях, я готов был бороться за жизнь любыми доступными способами, но в то же время прекрасно осознавал – нет у меня под рукой ни одного доступного способа, и конец мой наступит очень скоро. Что я мог противопоставить магии эльфа, если не имею возможности не только войти в состояние гипера, но и воспользоваться каналами экстрасенсорного восприятия? Если бы я мог прощупать заклинание на ментальном или, еще лучше, астральном уровнях…
«Чего мечтать о невозможном, – мысленно начал я успокаивать сам себя. – Нужно готовиться к тому, чтобы как можно достойнее принять неминуемую гибель. Вот сраму-то будет, если спаситель Мира, умирая, начнет судорожно дрыгать ножками и, не приведи Создатель, опорожнит мочевой пузырь и кишечник…»
Додумать начатую мысль до конца я не успел, поскольку мой мозг, лишенный достаточного количества кислорода, решил смилостивиться над своим хозяином и отключился…
Не могу сказать, сколь долгое время мое сознание пребывало в беспамятном состоянии. Разбудите любого человека и спросите: сколько тот спал, и он, не взглянув на циферблат будильника, вряд ли сможет хотя бы приблизительно ответить на ваш вопрос.
Очнулся я в кромешном мраке, лишь где-то далеко-далеко мерцала слабая искорка света. Первым делом внимательно прислушался к своим ощущениям: вроде бы ничего не болит, будто меня никто не душил. На всякий случай потянулся руками к горлу, но ни рук, ни горла, как оказалось, у меня не было.
Ерунда какая-то – очередное дежавю. Невольно сравнил свое теперешнее состояние с тем, что испытал ночью несколько дней назад, когда не по своей воле летал на свидание с Хранителем – весьма похоже. Единственное отличие: тогда меня силой выдернули из телесной оболочки, теперь же мне предстояло самому ее покинуть.
Кажется, я все-таки умер. Все точно – умер. Вот он – длинный темный коридор, пройдя по которому моя душа оставит бренную оболочку и либо устремится в рай, либо низвергнется в адскую бездну. Существовал, правда, третий вариант исхода: остаться на Земле в форме эктоплазменного образования и пугать по ночам местное зверье, огров и заезжих искателей приключений истошными завываниями и горькими стенаниями.
«Хватит размышлять над извечным философским вопросом о бренности всего сущего! – мысленно приказал я себе. – Пора вылупляться – на месте разберемся, какая судьба уготована безвременно почившему вору».
Я сосредоточил все свое внимание на бледном пятнышке, расположенном, как мне казалось, на другом краю вселенной, внутренне напрягся и всем своим естеством устремился к нему.
Как ни странно, либо выход оказался намного ближе, чем я предполагал, либо после смерти скорость света перестает быть главным лимитирующим фактором, ограничивающим быстроту перемещения материальных тел в пространстве, либо моя душа не имеет никакого отношения к материи и способна передвигаться с неограниченной скоростью. Так или иначе, я достиг «другого края вселенной» всего за пару секунд своего субъективного времени и быстро выскочил на свет божий.
Очутившись на воле, резко остановился, осмотрелся и от удивления присвистнул.
Мой дух витал на высоте десятка метров над переливающейся всеми мыслимыми цветами и оттенками землей. Внизу толпа светящихся гномов и магов окружала плотным кольцом две одинокие фигуры. Внутри обозначенного круга творилось нечто нехорошее. Один индивид, отрастив пару огромных клешней, протянул их к расцарапанному в кровь горлу другого индивида, опутанного светящейся сетью и бессмысленно хлопающего едва не вылезающими из орбит очами.
Внезапная радость охватила всю мою загробную сущность. Я жив, я еще как-то трепыхаюсь и здесь – в небесах, и там – на земле, значит, остается еще надежда продлить срок своего земного существования в столь любимой мной телесной оболочке! Приятно, конечно, вот так парить в горних высях, поплевывать на всех, кто ниже тебя, и мнить себя ангелом господним. Однако еще неизвестно, что станет с этим ангелом после того, как мое тело окончательно задушит этот наглый тип с острыми ушами. К тому же за двадцать шесть лет я успел сильно привязаться и полюбить свою материальную оболочку не меньше, чем духовную субстанцию. Нет, не такой Коршун человек, чтобы своим добром разбрасываться. Значит, необходимо что-то предпринимать во спасение себя бесценного.
В состоянии эйфории я пребывал недолго. На смену ему пришло состояние озабоченности. Надежда – надеждой, но каким образом моя нематериальная душа может повлиять на ход дальнейших событий? Призадумался и вспомнил, как мне удалось подбросить дровишек в костер и до смерти напугать своего компаньона. Значит, смогем, коль захотим.
Я вырастил две «руки» и протянул их к несчастному существу внизу, которое, выпучив глаза и вывалив изо рта посиневший язык, сучило ногами по земле и немилосердно истязало свое горло ногтями в безуспешной попытке освободиться от действия удушающего заклятья. Со всеми подобающими предосторожностями я протиснул «ладони» между собственной шеей и колдовскими лапами Эзерга Утиола, чуть-чуть напрягся и немного разомкнул смертельные объятия, давая возможность сделать вдох своей бренной оболочке. Кажется, эльф ничего не заметил и все еще продолжает считать, что сжимает смертельной хваткой мое горло, а не воздух. Пусть некоторое время побудет в неведении, а мы пока малость подумаем: каким образом нам взломать его защиту и нанести сокрушительный ответный удар.
Я невольно улыбнулся, подловив себя на мысли, что обращаюсь к самому себе во множественном числе – прям великий монарх. Это от раздвоения, наверное – быстро подобрал для себя оправдательный аргумент.
Поскольку абстрактно думать и размышлять над любой проблемой можно до бесконечности, я решил сразу же перейти к опытам, ибо именно удачный эксперимент, а не ворох досужих домыслов является критерием всякой истины.
Выпустив тонкий жгутик, подвел его к защитному кокону эльфа. Щуп коснулся искрящейся поверхности – никакой реакции. Начал потихоньку удлинять его. Жгутик с легкостью проткнул магический щит и дотронулся до одежды эльфа. Чтобы колдун не ощутил до времени моего присутствия, я быстро втянул жгутик-зонд обратно.
Теперь, когда в моем распоряжении имелась определенная экспериментальная база, оставалось немного пораскинуть мозгами и сделать логические умозаключения.
Защита противника проницаема, к тому же она никак не реагирует на вторжение, и это может означать лишь одно – мое сознание находится на более высоком уровне и способно манипулировать тончайшими материальными и нематериальными структурами, неподвластными эльфу. Отсюда можно сделать вывод, что вся вражеская магия-шмагия абсолютно бессильна против моей.
Краем глаза я обратил внимание на то, что другой – материальный Коршун перестал дрыгать конечностями. Он расслабился и… заснул. Да, да, я вовсе не ошибся: Коршун номер два не впал в обморочное состояние от перенесенного стресса – он попросту уснул сном праведника. Если бы не мои «руки» и «руки» Эзерга Утиола, удерживающие обмякшее тело в вертикальном положении, он обязательно улегся бы прямо на каменистую почву, свернулся калачиком и, подложив ладошки под щеку, посапывал в свои две дырочки.
По удивленно-испуганному выражению, появившемуся на физиономии врага, я понял, что тот начал осознавать факт вмешательства в ход поединка некоей третьей силы. Эльф засуетился и сделал попытку привести в окончательную негодность мое многострадальное тело. Его «лапы» усилили давление на шею Коршуна. Если бы я не успел заранее подсуетиться и вовремя не защитил свой бесценный организм от посягательства с его стороны, моя буйная головушка уже валялась где-нибудь в сторонке, а из того места, на котором она покоилась, ударил бы фонтан алой горячей жидкости.
Выйдя из режима маскировки, я трансформировал свои виртуальные конечности в кокон, надежно изолирующий спящее тело от любого воздействия. На все попытки Эзерга Утиола разрушить мою защитную сферу она отвечала снопами искр и яростным шипением, но не прогибалась даже на миллиметр. Находящийся внутри нее Коршун, лишившись поддержки заботливых «рук», спокойно, без лишней суеты прилег на бочок, свернулся калачиком и, подложив ладонь под щечку, сладко засопел – вот что значит единство тела и духа – все как по писаному: и калачик, и ладошка под щекой.
Не дожидаясь, когда соперник придумает еще какую-нибудь каверзу, я вырастил из моей нематериальной сущности вполне материальный предмет, по форме напоминающий увеличенную в десятки раз кувалду кузнеца. Сам не понимаю, как это у меня получилось – просто пожелал, и бац – самое надежное средство против эльфов к вашим услугам. Вознес орудие возмездия над головой оппонента, размахнулся, как следует, и с восторженным гномьим «Гха!» опустил вниз.
Если бы эльф не занимался ерундой – проверкой на прочность моего кокона, а сосредоточил все усилия на собственной безопасности, тогда, возможно, у него и появился бы шанс уцелеть. Но, как известно из уроков истории, война на два фронта – занятие абсолютно бесперспективное. «Молот» с грохотом (или мне только показалось, что с грохотом) обрушился на защитную сферу Эзерга Утиола.
Эффект получился поразительный. Попробуйте как-нибудь положить на наковальню куриное яйцо и расколоть его со всего маху тяжеленным кузнечным молотом – именно это и произошло прямо на моих глазах и на глазах изумленной публики. На том месте, где мгновение назад стоял мой самый главный враг и первопричина всех моих мытарств, лежал неприятного вида круглый блин, обрамленный ореолом брызг красного цвета.
«Здорово смахивает на солнышко, – почему-то первым пришло мне в голову. – Именно таким его видят маленькие дети и художники-примитивисты».
Немного полюбовавшись творением рук своих, я отвел взгляд от шедевра и обвел толпу болельщиков недоуменным взглядом – победитель налицо, а восторженных возгласов почему-то не слышно. По обескураженным лицам гномов я сообразил, что эти вообще ничего не поняли. Орденские маги, кажется, что-то заподозрили, но полного понимания я не заметил ни на одном лице.
Ближе всех к истине, как мне показалось, находились Ситтиус и Фарик – они радостно замахали руками, глядя именно в ту точку пространства, где в настоящий момент пребывала моя духовная субстанция. С первым все ясно – архимаг все-таки, но как нашему магу удалось заметить то, чего другие его коллеги увидеть не смогли (или не захотели?) – ума не приложу. Однако факт остается фактом – мой ученик все видел и наверняка сможет объяснить туповатому учителю некоторые нюансы случившегося.
Убедившись в том, что враг повержен, а толпа болельщиков вот-вот начнет приходить в себя, я посмотрел на свое тело, по-прежнему заключенное в уже ненужный защитный кокон. Уподобившись цирковому факиру, щелкнул виртуальными пальцами, убирая блок.
Как только искрящаяся пленка растаяла, неизвестно откуда налетевшая сила грубо спеленала и потащила мой освобожденный дух к моей же материальной субстанции. Откровенно говоря, возвращаться в бренную оболочку мне пока еще не очень-то хотелось – были кое-какие планы насчет того, чтобы немного поэкспериментировать с моими новыми возможностями. Но никто даже не попытался обсудить с Коршуном эту тему. Меня – супергероя, победителя злобных магов, укротителя упрямых гномов, строптивых девиц и прочих чудищ скомкали, как использованное бумажное полотенце, и небрежно запихнули в собственное тело. Еще мгновение, и мир перед моими глазами померк, а победитель впал в беспробудное забытье спящего крепким сном человека…
– Коршун!.. Очнись!.. – донеслось до моего слуха через километровый слой ваты. Голос был мне знаком: звонкий, пронзительный, противный – но я никак не мог вспомнить, кому он принадлежит. В том, что это была какая-то женщина, я ничуть не сомневался, и все: ни имени ее, ни фамилии и как выглядит она, я не знал.
«Где я? Что со мной? Почему меня всего ломает, будто по моим бедным косточкам проехал груженый самосвал? Горло болит, будто меня только что вытащили из веревочной петли. А главное – кто это так противно верещит над ухом? – С огромным трудом „жернова“ в голове все-таки стронулись с места и начали выдавать на-гора ответы на мои вопросы: – А!.. Кажется, я ее знаю! Это Пат, – с облегчением вздохнул, а заодно припомнил события, предшествовавшие моей отключке. – Хвала Создателю – амнезия мне не грозит, хотя, судя по моему состоянию, пара-тройка дней постельного режима Коршуну обеспечена…»
– Сделайте что-нибудь! – Журналистка почему-то вбила себе в голову, что для окружающих барабанные перепонки – вещь необязательная, поэтому продолжала верещать, как резаная: – Видите, он же не дышит!
– А ты ему искусственное дыхание сделай, – посоветовал многоопытный Брюс, – тогда Коршун уж точно очухается.
– И сделаю! – в запале заявила Пат. – Во время практических занятий по курсу «Обеспечение безопасности жизни» у меня это получалось лучше всех.
Услышав последнюю фразу, я решил не торопиться с обнародованием факта своего пробуждения, наоборот, покрепче зажмурил глаза и задержал дыхание, чтобы меня не раскусили до времени – очень уж хотелось испытать на собственной шкуре, как осуществляется экстренная медицинская помощь. Может быть, я даже смогу отметить некоторые недостатки и помочь девушке ценным советом.
– Вообще-то я практиковала только на манекенах, – смущенно добавила девушка.
– Во-во, пошла на попятную, – съехидничал ветеран. – Как видно, придется мне самому заняться другом.
Я хотел было открыть глаза и в категорической форме отказаться от всякой попытки компаньона осуществить вентиляцию моих легких. Но, к счастью, не успел. Пат ему решительно возразила:
– Ни в коем случае, Брюс! У тебя нет специальной подготовки. Своими кузнечными мехами ты можешь навредить Коршуну. Лучше стой здесь и приготовься делать массаж грудной клетки, если искусственное дыхание не приведет к положительному результату.
Сразу после этих слов на мое лицо упала тень, кожу лба невыносимо защекотала прядь волос. Девушка сделала резкий вдох, решительно впилась своими губами в мой пересохший рот и изо всех сил в него дунула. Я почувствовал, что мои щеки раздулись, будто у хомяка, дыхание перехватило, и я едва не раскашлялся. Однако выдержал пытку и продолжал изображать павшего героя – уж больно приятный ротик у моей спасительницы, да и негоже открывать глаза сразу же после первой процедуры – Пат наверняка поймет, что спасаемый ваньку валял, и обидится.
После нескольких живительных выдохов в мой рот я наконец-то соизволил прийти в себя. Раскрыв глаза, увидел прямо перед своей физиономией серьезно-сосредоточенное личико моей целительницы. Набрав в легкие очередную порцию воздуха, Пат приготовилась вдохнуть в меня еще одну свежую струю.
– Пять… ровно пять, – широко улыбнувшись, с трудом просипел я.
Девушка от неожиданности резко выпустила воздух, распирающий ее легкие, прямо мне в лицо и вместо того, чтобы несказанно обрадоваться моему воскрешению, недоуменно спросила:
– Чего «пять», Коршун?
– Пять раз ты меня поцеловала. – Превозмогая боль в истерзанном горле, я ответил на ее вопрос. Затем сглотнул ватный комок, застрявший где-то в районе адамова яблока, и продолжил: – Имею полное право на сатисфакцию.
– О чем ты говоришь? Какая сатисфакция? – От удивления брови Пат полезли на лоб.
Без дополнительных объяснений я обнял девушку за плечи и наградил спасительницу жарким поцелуем. Поначалу она ничего не поняла и сразу не реагировала, потом, как мне показалось, она даже ответила на мой страстный поцелуй. К сожалению, ничем хорошим для меня, а точнее, для моей левой щеки эта моя наглая выходка не закончилась, да и закончиться не могла. Хрупкая на вид Патриция обладала хлестким, хорошо поставленным ударом ладонью, едва полностью не перечеркнувшим все ее потуги по оживлению Коршуна – аж искры из глаз посыпались, а щеку будто кипятком ошпарило.
– Целуйся со своей Варварой! – злобно прошипела рыжая гадюка. – А ко мне не приставай.
Не обратив никакого внимания на ржущих вокруг мужиков, журналистка вскочила на ноги и сверху вниз с издевкой взглянула на распластанного героя.
– Ты не так поняла! – Я сделал неуклюжую попытку не потерять окончательно лицо перед ушлой журналисткой и столпившейся вокруг публикой. – Всего-то хотел показать, как правильно делается искусственное дыхание. На мой взгляд, ты слишком торопилась с выдохом и почти не уделяла внимания чувственной стороне процедуры, а, как известно, лечат не лекарства – лечит любовь.
По восторженной реакции толпы я понял, что со второй задачей, а именно сохранением репутации в глазах мужской части коллектива, справиться мне вполне удалось. Что касается журналистки, она, кажется, также не очень обиделась – во всяком случае, никуда не умчалась. Наоборот, девушка игриво сверкнула в мою сторону зеленью своих чудесных глаз и, что меня поразило больше всего, даже улыбнулась.
– А ну раздайся, народ! – Из-за спин зевак, перекрывая общий шумовой фон толпы, до меня донесся трубный голос начальника экспедиции. – Дорогу целителю!
Народ неохотно раздался, и в сопровождении какого-то очкастого типа невзрачной наружности и довольно преклонного возраста появились Матео, Фарик, Трол и, конечно же, Злыдень.
Пес первым подскочил ко мне, радостно взвизгнул и начал усердно мусолить мое лицо своим слюнявым языком.
– Кто-нибудь, уберите от меня этого любвеобильного парня! – взмолился я после того, как шершавая терка немилосердно прошлась по всему моему лицу не менее трех раз. – Он мне всю кожу слижет!
Наконец псину оттащили, и надо мной склонилась озабоченная физиономия короля.
– Как ты, Коршун?
– Спасибо, мастер, признаться честно – хреново, – стараясь не очень сильно кривиться от боли, ответил я. – Если вас не затруднит, дайте воды, в моей глотке сейчас суше, чем в пустыне Зан после полудня.
– Молодец! – похвалил меня король, отстегивая флягу от поясного ремня. – Шутить не разучился – жить будешь. На, попей. Когда напьешься, тобой займется маг-целитель. – Заботливо открутив крышку, он протянул страждущему сосуд и, подчиняясь своим мыслям, добавил: – Хорошо, что эльф тебя не сильно помял. Эта расчетливая задница Клейн на сотню боевых магов додумался прислать всего одного врача, а тому, как назло, приспичило…
– …Ваше Величество, – худосочный очкарик неучтиво прервал речь монарха, – съел я чего-то вчерась за ужином…
– Во-во, еще и коновала прислали, – съехидничал Брюс. – Как же ты собрался лечить Коршуна, если себя от засранства избавить не в состоянии?
– А ты не умничай! – задиристо сверкнув очками в сторону оппонента, врачишка неожиданно бурно отреагировал на справедливое замечание гнома. – Понос сам по себе не есть хворь, он суть проявления более скрытых внутренних противоречий между телом и духом индивидуума. Поэтому лечить его медикаментозно нельзя ни при каких обстоятельствах, нужно попросту дождаться, когда организм сам избавится от всего лишнего и восстановит равновесие. Что бы там ни понавыдумывали всякие Вассерманы, Шниттеры, Опенгеймеры и прочие так называемые корифеи от медицины, я утверждал, утверждаю и буду утверждать, что организм, как автоколебательная система, должен восстанавливаться только за счет…
– Извините, профессор, – я страдальчески посмотрел на оратора, оседлавшего любимого конька, – с удовольствием выслушаю ваши соображения по проблемам общей терапии, эндокринологии, онкологии и даже гинекологии, а сейчас прошу вас приступить, наконец, к осмотру больного.
С большой неохотой маг-целитель прервал свою вдохновенную речь и уставился на меня сильно уменьшенными оптикой очков карими глазками. Затем он подошел ко мне вплотную, нагнулся над распростертым на земле телом и начал, не дотрагиваясь до него, водить руками от головы к пяткам и обратно. Свои пассы он сопровождал довольным бормотанием:
– Нуте-с, нуте-с… неплохо, неплохо: обширная гематомка левого плечика, царапинки на коже шеи – ерунда, здесь мышечка порвана – прекрасно, позвоночек сместился – восхитительно…
Мне, а заодно всем присутствующим, было не очень понятно, чем так восхищается чудаковатый эскулап. Однако, чтобы ненароком не оторвать профессора от выполнения им прямых обязанностей и не вызвать очередной поток язвительных замечаний в адрес кого-то из коллег-медиков, уточнять у него что-либо я не решился.
Закончив обследование, маг-целитель выпрямился во весь свой отнюдь не гигантский рост, радостно потер руки и, наградив пациента безмерно счастливым взглядом, все-таки снизошел до объяснений:
– Итак, молодой человек, общая картинка выглядит следующим образом: парочка переломов, с полдюжины внутренних кровоизлияний, небольшое смещение шейных позвонков, общий эмоциональный стресс и еще немного по мелочам: ссадинки, ранки… Короче говоря, ничего страшного с вами не произошло. Вот помнится, был у меня один случай: укротителя из цирка его собственный удав помял – вот это действительно было здорово: ни одной целой косточки, все туловище – сплошной кровоподтек, голова на ниточке… – Однако, поймав на себе косые взгляды окружающих, старик стушевался, похоже, уразумел всю бесперспективность метания бисера перед свиньями. Затем без малейшего намека на сочувствие посмотрел на меня и сухо изрек: – К утру следующего дня будете бегать и прыгать как ни в чем не бывало. – Мгновение спустя лицо его вновь просветлело. Хоть я определенно и не дотягивал до того укротителя, чья голова, по его заверениям, болталась на ниточке, но какую-никакую ценность как пациент все же представлял. Дедок нагнулся, поводил ладонью перед моим лицом и слащаво-елейным голосом засюсюкал:
– А пока немного отдохнем, глазки закроем и поспим…