Спроси вы величайшего экономиста XX в. о том, что будет самой масштабной проблемой в XXI столетии, он ответил бы, не раздумывая.

Досуг.

Летом 1930 г., как раз когда Великая депрессия набирала обороты, британский экономист Джон Мейнард Кейнс прочитал занятную лекцию в Мадриде. Он уже обсудил кое-какие из своих новаторских идей с несколькими студентами в Кембридже и решил рассказать о них миру в коротком выступлении под заголовком «Экономические возможности наших внуков»204.

Иными словами, для нас с вами.

Мадрид тогда переживал непростые времена. Безработица вышла из-под контроля, распространялся фашизм, Советский Союз активно вербовал сторонников. Несколько лет спустя разразится опустошительная гражданская война. Как же досуг может быть самой большой проб­лемой? Тем летом Кейнс казался пришельцем с другой планеты. «Сегодня мы переживаем острый приступ экономического пессимизма, — писал он. — Общим местом стали разговоры о том, что эпоха поразительного экономического прогресса, присущего ХIX веку, закончилась…» И не без причин. Бедность неистовствовала, международное напряжение росло, и только машина смерти Второй мировой войны смогла вдохнуть новую жизнь в мировую промышленность.

Выступая в городе, находящемся на краю пропасти, британский экономист отважился на контринтуитивное предсказание. К 2030 г., сказал Кейнс, человечеству будет брошен величайший вызов в истории: что делать с морем свободного времени. Если политики не допустят «катастрофических ошибок» (например, жесткой экономии во время экономического кризиса), он ожидал, что за столетие уровень жизни на Западе повысится по меньшей мере вчетверо по сравнению с 1930 г.

Вывод? В 2030-м мы будем работать всего лишь 15 часов в неделю.

Будущее, полное досуга

Кейнс не был ни первым, ни последним пророком, предвидевшим времена избыточного досуга. За полтора столетия до него отец-основатель США Бенджамин Франклин уже предсказал, что в конце концов четырехчасового рабочего дня окажется достаточно. Более того, жизнь будет состоять из «досуга и удовольствий». Карл Маркс тоже с нетерпением ждал того дня, когда общественное устройство предоставит каждому время «утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике… — [не делая никого] в силу этого охотником, рыбаком, пастухом или критиком».

Примерно в то же время отец классического либерализма философ Джон Стюарт Милль утверждал, что растущее богатство лучше всего использовать для того, чтобы увеличить время досуга. «Культ досуга» он противопоставлял «культу труда», провозглашенному его великим противником Томасом Карлейлем (который, что примечательно, был большим сторонником рабства). Согласно Миллю, технические усовершенствования следует применять, чтобы как можно существеннее сократить рабочую неделю. «Будет столько же возможностей для всякого рода умственной культуры, морального и общественного прогресса, — писал он, — сколько будет места совершенствованию Искусства жизни»205.

И тем не менее промышленная революция, подстегнувшая взрывной экономический рост в XIX в., принесла то, что оказалось полной противоположностью досугу. Если английскому фермеру 1300 г., чтобы содержать себя, приходилось работать около 1500 часов в год, то во времена Милля заводской рабочий тратил вдвое больше времени, чтобы попросту выжить. В таких городах, как Манчестер, 70-часовая рабочая неделя — без отпусков и выходных — была нормой даже для детей. «Зачем беднякам выходные? — удивлялась одна британская герцогиня в конце XIX в. — Им следует работать!»206 Избыток свободного времени озлобляет.

Тем не менее начиная примерно с 1850 г. богатство, созданное промышленной революцией, стало просачиваться в низшие классы. А деньги — это время. В 1855-м каменщики Мельбурна, Австралия, первыми установили восьмичасовой рабочий день. К концу столетия продолжительность рабочей недели в некоторых странах составляла менее 60 часов. В 1900 г. нобелевский лауреат и драматург Джордж Бернард Шоу предсказал, что при таких темпах рабочие через 100 лет будут трудиться всего два часа в день.

Работодатели, конечно же, сопротивлялись. Когда в 1926 г. 32 видных американских бизнесменов спросили, что они думают об укорочении рабочей недели, лишь двое ответили, что считают эту идею благой. Согласно остальным тридцати, лишнее свободное время приведет только к росту преступности, долгам и вырождению207. И все же именно Генри Форд — титан промышленности, создатель модели Т — в том же году первым ввел пяти­дневную рабочую неделю.

Сначала все говорили, что он спятил. Затем последовали его примеру.

Отъявленный капиталист и создатель конвейера, Генри Форд обнаружил, что сокращение рабочей недели на самом деле повышает производительность его работников. Время на досуг, заметил он, — «объективный факт в бизнесе»208. Отдохнувший работник — более эффективный работник. И, кроме того, рабочий, мающийся на фабрике от рассвета до заката, не имеющий свободного времени на поездки и прогулки, никогда не купит одну из его машин. Как Форд сказал одному журналисту, «пора избавиться от представления, будто досуг для рабочего — это либо потерянное время, либо классовая привилегия»209.

Всего за десятилетие критики были переубеждены. Национальная ассоциация промышленников (НАП), 20 годами ранее предупреждавшая о том, что сокращение рабочей недели разрушит экономику, теперь гордо объявляла, что в США самая короткая рабочая неделя в мире. В новообретенные часы досуга рабочие проезжали на своих «фордах» мимо рекламных щитов НАП, гласящих, что «нет пути, подобного тому, которым идет Америка»210.

«Раса, обслуживающая машины»

Все, казалось, указывало на то, что великие умы от Маркса до Милля и от Кейнса до Форда должны оказаться правы.

В 1933 г. сенат США одобрил проект закона, устанавливающего 30-часовую рабочую неделю. Хотя из-за давления со стороны промышленников законопроект застрял в палате представителей, сокращение рабочей недели оставалось приоритетом профсоюзов. В 1938-м закон о пяти­дневной рабочей неделе был наконец-то принят. В следующем году одной из самых популярных в США стала народная песенка об утопической стране, в которой «куры несут вареные яйца», сигареты растут на деревьях, а «тот придурок, что придумал работать», повешен на самом высоком дереве.

После Второй мировой войны время досуга продолжало неуклонно увеличиваться. В 1956 г. вице-президент Ричард Никсон пообещал, что «в не столь отдаленном будущем» американцы будут работать лишь четыре дня в неделю. Страна достигла «плато процветания», и он был убежден в том, что сокращение рабочей недели неизбежно211. Что вскоре всю работу будут выполнять машины. При этом, восторгался один английский профессор, должно «в изобилии высвободиться время для отдыха, позволяющее погрузиться в творчество, искусство, театр, танцы и воспользоваться сотнями других способов снятия ограничений повседневной жизни»212.

Смелое предсказание Кейнса стало трюизмом. В середине 1960-х комитет сената высказал в своем докладе предположение, что к 2000 г. рабочая неделя сократится всего до 14 часов, с как минимум семинедельным ежегодным отпуском. Корпорация РЭНД, влиятельный экс­пертно-аналитический центр, пророчила будущее, в котором всего 2% населения смогут производить все необходимое обществу в целом213. Вскоре все рабочие места будут предназначены только для элиты.

Летом 1964 г. New York Times попросила великого писателя-фантаста Айзека Азимова предсказать будущее214. Каким станет мир через 50 лет? О чем-то Азимов говорил осторожно: «В 2014 г. роботы не будут ни распространены, ни очень умелы». Но в иных отношениях он ожидал многого — автомобилей, рассекающих воздух, и городов, построенных под водой.

И все же одна вещь его волновала: распространение скуки. Человечество, писал он, станет «по большей части расой, обслуживающей машины», и у этого будут «серь­езные ментальные, эмоциональные и социологические последствия». К 2014 г. психиатрия станет самой распространенной медицинской специальностью, так как миллионы людей будут тонуть в море «вынужденного досуга». «"Работа", — писал он, — станет самым прекрасным словом в словаре».

В 1960-х все больше мыслителей стали высказывать свои опасения. Лауреат Пулитцеровской премии Себастьян де Грасиа сказал Associated Press: «Есть причины опасаться того… что свободное время, принудительное свободное время, вызовет неутолимую скуку, безделье, аморальность и рост насилия над личностью». А в 1974 г. министерство внутренних ресурсов США забило тревогу, заявляя, что «досуг, который многие считают синонимом рая, может стать самой сложной задачей будущего»215.

Несмотря на эти опасения, мало кто сомневался в том, каков будет ход истории. Примерно к 1970 г. социологи уверенно говорили о неизбежном «конце работы». Человечество стояло на пороге настоящей революции досуга.

Джордж и Джейн

Знакомьтесь, перед вами Джордж и Джейн Джетсон. Это честная пара, живущая со своими двумя детьми в просторной квартире в Орбит-Сити. Муж работает в большой компании оператором роботов; жена — традиционная американская домохозяйка. Джорджа мучают кошмары о работе. И неудивительно. Его обязанность — время от времени нажимать на одну-единственную кнопку, притом что босс — мистер Спейсли, низкий, пухлый и с внушительными усами, — тиран.

«Вчера я проработал целых два часа!» — жалуется Джордж после очередного кошмарного сна. Джейн потрясена: «Он что, считает тебя двужильным?»216

Рабочая неделя в Орбит-Сити составляет в среднем девять часов. К сожалению, этот город существует только в телевизоре, в рамках «самого влиятельного футуристического произведения XX в.» — «Джетсоны»217. Мульт­сериал вышел в 1962 г., а его действие происходит в 2062-м; по сути, это «Флинстоны» в будущем. Его показывали бессчетное количество раз, и на «Джетсонах» выросло уже не одно поколение.

Сегодня, 50 лет спустя, многие предсказания создателей ситкома о 2062 г. уже сбылись. Робот-уборщик? Сделано. Солярий? Ага. Сенсорный экран? Готово. Видеотелефон? А как же. Но в иных отношениях нам еще далеко до Орбит-Сити. Когда уже появятся летающие машины? И самодвижущихся тротуаров что-то не видно.

Но что действительно разочаровывает, так это то, что времени для досуга не прибавилось.

Позабытая мечта

В 1980-х гг. сокращение рабочей недели застопорилось. Экономический рост привел к тому, что стало больше не времени для досуга, а продукции. В Австралии, Австрии, Англии, Испании и Норвегии рабочая неделя вообще перестала укорачиваться218. В США она даже выросла. Через 70 лет после принятия в Америке закона о 40-часовой рабочей неделе три четверти работников трудилось здесь более 40 часов в неделю219.

И это не все. Даже в тех странах, где наблюдалось сокращение индивидуальной рабочей недели, свободного времени у семей становилось все меньше. Почему? Это связано с самым важным изменением за последние десятилетия — переломом, связанным с развитием феминизма.

Футуристы ничего подобного не предсказывали. В конце концов, Джейн Джетсон из 2062-го все еще была послушной домохозяйкой. В 1967 г. Wall Street Journal предположила, что доступность роботов позволит мужчине XXI в. часами отдыхать дома на диване со своей женой220. Никто не ожидал того, что к январю 2010-го, впервые после того как мужчин мобилизовали на Вторую мировую войну, основную часть рабочей силы в США будут составлять женщины. В 1970-х их доход составлял 2–6% от семейного; сейчас он достигает 40%221.

Эта революция произошла с головокружительной быстротой. Если учесть неоплачиваемый труд, то женщины в Европе и Северной Америке работают больше мужчин222. «Моя бабушка не имела даже права избирать, у моей мамы не было противозачаточных таблеток, а у меня нет времени» — так описала ситуацию одна нидерландская комедийная актриса223.

Когда женщины пошли на штурм рынка труда, мужчины должны были начать работать меньше (и больше готовить, заниматься домом и заботиться о своей семье). Но этого на самом деле не произошло. В 1950-х гг. пары работали в общей сложности пять-шесть дней в неделю, в то время как сегодня — скорее семь-восемь. При этом воспитание детей стало отнимать гораздо больше времени. Результаты исследований показывают, что во многих странах родители посвящают своим детям существенно больше времени224. Сегодня в США работающие матери проводят с детьми больше времени, чем матери-домохозяйки 1970-х225.

Даже граждане Нидерландов — страны с самой короткой рабочей неделей в мире — чувствуют возрастающий с 1980-х гг. груз работы, переработки, работы по дому и получения образования. В 1985-м эта деятельность отнимала 43,6 часа в неделю; в 2005-м — 48,6 часа226. Три четверти работников Нидерландов страдают от нехватки времени, четверть обычно работает сверхурочно, а у каждого восьмого проявляются симптомы выгорания227.

Более того, работу все труднее отделить от досуга. Исследование, проведенное Гарвардской бизнес-школой, показало, что благодаря современным технологиям руководители и специалисты в Европе, Азии и Северной Америке проводят от 80 до 90 часов в неделю «за работой либо "следят" за работой и остаются на связи»228. Согласно же корейскому исследованию, из-за смартфонов средний работник трудится дополнительные 11 часов в неделю229.

Можно с уверенностью сказать, что прогнозы великих не вполне сбылись. Даже близко не приблизились к реальности. Азимов, возможно, был прав в том, что в 2014 г. «работа» станет самым примечательным словом в нашем словарном запасе, но совершенно не по тем причинам. Нам не скучно до смерти; мы вусмерть заработались. Армия психологов и психиатров борется не с распространяющейся скукой, а с эпидемией стресса.

Пророчество Кейнса уже давным-давно сбылось. Около 2000 г. такие страны, как Франция, Нидерланды и США, были впятеро богаче, чем в 1930 г.230 И тем не менее самым серьезным вызовом нашего времени являются не досуг и скука, а стресс и неопределенность.

Капитализм кукурузных хлопьев

«Там деньги приносят хорошую жизнь, — воодушевленно описывал средневековый поэт мифическую Страну изобилия Кокань, — и самые богатые — те, кто дольше прочих спит»231. В Кокани год представляет собой бесконечную череду праздников: Пасха, Троицын день, День св. Иоанна, Рождество следуют друг за другом по кругу. Всякого желающего работать запирают в погребе. Даже произнести слово «работа» — уже серьезное преступление.

Как ни странно, люди Средневековья, вероятно, были ближе нас к вожделенной праздности Страны изобилия. В 1300 г. календарь был полон праздников и празднеств. По оценкам гарвардского экономиста и историка Джульет Шор, праздничные дни составляли не менее одной трети года: в Испании целых пять месяцев, а во Франции — почти шесть. Крестьяне в основном работали ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы прокормиться, — и не больше. «Жизнь текла медленно, — пишет Шор. — Наши предки, может, и не были богаты, но у них было предостаточно свободного времени»232.

Так куда же подевалось все это время?

На самом деле ответ простой. Время — деньги. Экономический рост позволяет либо больше отдыхать, либо больше потреблять. С 1850 по 1980 г. нам удавалось получить и то и другое, но после 1980-го росло по большей части только потребление. Даже там, где реальные доходы перестали увеличиваться и усилилось неравенство, безудержное потребление продолжилось, уже в кредит.

И именно это и было главным доводом против сокращения рабочей недели: «Мы не можем себе такого позволить». Больше досуга — чудесный идеал, но он попросту слишком дорог. Если мы все станем работать меньше, наш уровень жизни обрушится.

Но так ли это?

В начале XX в. Генри Форд провел ряд экспериментов, показавших, что производительность рабочих его завода наиболее высока при 40-часовой рабочей неделе. Дополнительные 20 часов работы оправдывают себя в течение еще четырех недель, но после этого производительность снижается.

Эксперименты Форда были продолжены другими. 1 декабря 1930 г., когда бушевала Великая депрессия, изобретатель кукурузных хлопьев магнат У. К. Келлог решил ввести на своей фабрике в Батл-Крик, штат Мичиган, шестичасовой рабочий день. Затея оказалась невероятно успешной: Келлог смог нанять еще 300 рабочих, а число несчастных случаев сократилось на 41%. Более того, производительность его работников заметно повысилась. «Это для нас не просто теория, — гордо рассказал Келлог местной газете. — Себестоимость единицы продукции понизилась настолько, что за шесть часов мы можем платить столько же, сколько раньше платили за восемь»233.

Для Келлога, как и для Форда, укорочение рабочей недели было просто вопросом эффективного ведения бизнеса234. А вот для жителей Батл-Крик оно сыграло куда более важную роль. У них, писали в местной газете, впервые появился «настоящий досуг»235. Родители смогли больше времени проводить с детьми. Люди начали больше читать, заниматься садоводством или спортом. Вдруг церкви и общественные центры заполонили горожане, у которых высвободилось время на частную жизнь236.

Почти полстолетия спустя премьер-министр Великобритании Эдвард Хит тоже обнаружил преимущества капитализма кукурузных хлопьев, хотя и не ставил перед собой такой цели. В конце 1973 г. он пребывал в растерянности. Инфляция достигла рекордных высот, государственные расходы взлетели до небес, профсоюзы ни в какую не хотели идти на какой бы то ни было компромисс. Как будто этого было мало, забастовали шахтеры — и ввиду нехватки угля британцам пришлось убавить мощность отопления и напялить самые теплые свитера. Наступил декабрь, но даже рождественская елка на Трафальгарской площади не была подсвечена.

Хит решился на радикальные меры. 1 января 1974 г. он ввел трехдневную рабочую неделю. Наемным работникам запрещалось пользоваться электричеством больше чем три дня в неделю, пока не будут восстановлены запасы топлива. Стальные магнаты предсказывали обрушение промышленного производства на 50%. Министры страшились катастрофы. В марте 1974-го, после возвращения пятидневной рабочей недели, чиновники выяснили, насколько уменьшились объемы производства. Они не могли поверить своим глазам: общее сокращение составило 6%237.

Форд, Келлог и Хит обнаружили, что время работы и производительность не идут рука об руку. В 1980-х гг. сотрудники Apple носили футболки с надписью: «Работаю 90 часов в неделю, и мне это нравится!» Позже эксперты по производительности подсчитали, что, если бы они работали вдвое меньше, мир получил бы передовой компьютер Macintosh годом раньше238.

Есть серьезные признаки того, что для современной экономики знаний даже 40-часовая рабочая неделя избыточна. Исследования показывают, что человек, который постоянно задействует свои творческие способности, в среднем может быть продуктивен не более шести часов в день239. Не случайно самые короткие рабочие недели установлены в самых богатых странах с многочисленным креативным классом и высокообразованным населением.

Решение (почти) всех проблем

Недавно один мой друг спросил меня: «От каких проблем мы избавимся, работая меньше?»

Я бы сформулировал этот вопрос наоборот: «Есть ли хотя бы одна проблема, от которой мы не избавимся, работая меньше?»

Стресс? Бесчисленные исследования показали, что люди, работающие меньше, более довольны своей жизнью240. Недавний опрос работающих женщин даже позволил немецким исследователям определить, как строится «идеальный день». Самая большая часть дня (106 минут) посвящена «интимным отношениям». «Общению» (82), «расслаблению» (78) и «питанию» (75) также уделяется много времени. В конце списка находились «воспитание детей» (46), «работа» (36) и «дорога» (33). Исследователи сухо отметили, что «для того, чтобы максимизировать благополучие, вероятно, работа и потребление (повышающие ВВП) должны играть меньшую роль в повсе­дневной деятельности человека по сравнению с нынешним положением дел»241.

Изменение климата? Всемирный переход к более короткой рабочей неделе мог бы снизить выбросы CO2 в этом веке вдвое242. Страны с более короткой рабочей неделей меньше вредят окружающей среде243. Для того чтобы начать меньше потреблять, нужно начать меньше работать, а еще лучше — начать потреблять наше благосостояние в форме досуга.

Несчастные случаи? Сверхурочная работа смертельно опасна244. Длинные рабочие дни приводят к росту числа ошибок: рука усталого хирурга не так тверда, а недосыпающий солдат чаще бьет мимо цели. Чернобыль, космический шаттл «Челленджер» — перегруженность менеджеров зачастую оказывается главным фактором подобных катастроф. Не случайно финансовый сектор, ставший причиной крупнейшего бедствия прошлого десятилетия, просто завален сверхурочной работой.

Безработица? Очевидно, нельзя попросту разделить трудовые обязанности на несколько частей. Рынок труда не похож на игру в музыкальные стулья, в которой любой участник имеет возможность сесть на любое место; мы не можем попросту «принести побольше стульев». Тем не менее исследователи из Международной организации труда заключили, что распределение рабочих заданий — когда двое работающих неполный рабочий день выполняют работу, которую обычно делает один человек, работающий целый день, — во многом помогло выйти из последнего кризиса245. Деление рабочих мест способно смягчить удар, особенно во время рецессии, на пике безработицы, когда предложение превышает спрос246.

Эмансипация женщин? Страны с короткой рабочей неделей уверенно лидируют в рейтингах гендерного равенства. Ключевой фактор — как можно более справедливое распределение функций. Только когда мужчины начнут вносить вклад в готовку, уборку и прочую работу по дому, женщины смогут полноценно участвовать в экономике. Иными словами, эмансипация женщин — задача мужчин. Однако значение имеет не только выбор каждого отдельного мужчины: весьма существенную роль играет законодательство. Меньше всего разрыв между женщинами и мужчинами в Швеции — стране с превосходной системой заботы о детях и отпусками по уходу за ребенком для мужчин. Такой отпуск особенно важен: мужчины, находившиеся дома в течение нескольких недель после рождения ребенка, впоследствии проводят больше времени со своими женами, детьми и за кухонной плитой. Причем этот эффект сохраняется — готовы? — всю их оставшуюся жизнь. В Норвегии мужчины, уходящие в отпуск по уходу за ребенком, на 50% чаще делят обязанности по стирке со своими женами247. В Канаде они проводят больше времени за работой по дому и ухаживая за детьми248. Отпуск по уходу за детьми для мужчин — это троянский конь, способный решающим образом повлиять на исход борьбы за равенство полов249.

Старение населения? Все больше пожилых людей хотят продолжать трудовую деятельность даже после достижения пенсионного возраста. Но в то время как 30-летние и те, кто чуть постарше, стонут от работы, семейной ответственности и ипотеки, пожилые никак не могут получить работу, даже когда она им по силам. Так что следует более равномерно распределять рабочие места не только между полами, но и между поколениями. Молодые, начинающие сегодня трудовую карьеру, вполне могут проработать до 80-летнего возраста. Но для этого они могли бы работать не по 40 часов в неделю, а по 30 или даже 20. «В XX веке имело место перераспределение богатства, — отмечал один из ведущих демографов. — Полагаю, что в этом столетии произойдет великое перераспределение рабочих часов»250.

Неравенство? Самые длинные рабочие недели именно в тех странах, где блага распределены наиболее неравномерно. Если бедные работают все больше, чтобы просто прокормиться, богатые считают, что отпуск и выходные обходятся им теперь дороже, поскольку они стали больше зарабатывать за час.

В XIX в. типичный богач попросту отказывался закатывать рукава. Труд был уделом крестьян. Чем больше человек работал, тем он, следовательно, был беднее. С тех пор положение изменилось. Сегодня наличие у человека множества рабочих дел — признак его статуса. Нытье о том, что работы слишком много, зачастую является скрытой попыткой показаться важным и интересным. Когда есть время на себя, это скорее говорит об отсутствии работы и лени, по крайней мере в тех странах, где разрыв между богатыми и бедными велик.

Растущая боль

Почти столетие назад наш давний друг Джон Мейнард Кейнс сделал еще один удивительный прогноз.

Кейнс понимал, что крушение рынка акций в 1929 г. не уничтожило мировую экономику. Производители по-прежнему могли поставлять столько же продукции, что и за год до этого; просто спрос на многие продукты упал. «Мы страдаем не от ревматизма, поражающего людей в почтенном возрасте, — писал Кейнс, — а от болезни роста — от слишком стремительных перемен».

Почти 80 лет спустя мы столкнулись точно с такой же проблемой. Дело не в том, что мы бедны, а в том, что нам не хватает оплачиваемой работы. И, вообще-то говоря, это хорошая новость.

Она означает, что мы можем приготовиться к решению величайшей задачи из числа стоявших перед нами: заполнению целого моря свободного времени. Очевидно, 15-часовая рабочая неделя все еще остается далекой утопией. Кейнс предсказал, что к 2030 г. экономисты будут играть лишь второстепенную роль «на одном уровне с дантистами». Но сегодня день, когда эта мечта станет реальностью, кажется как никогда далеким. Экономисты доминируют в СМИ и политике. Мечта о короткой рабочей неделе тоже растоптана. Вряд ли кто-то из политиков готов ее поддержать, даже с упором на рекордные уровни безработицы.

Но Кейнс не был безумцем. В его время рабочая неделя быстро сокращалась, и ученый просто экстраполировал в будущее эту начавшуюся около 1850 г. тенденцию. «Конечно, все произойдет постепенно, — уточнял он, — катастрофы не будет». Представьте себе, что революция досуга начнет набирать обороты в этом веке. Даже в условиях медленного экономического роста мы, жители Страны изобилия, могли бы работать меньше 15 часов в неделю уже к 2050 г., зарабатывая столько же, сколько в 2000-м251.

Если мы действительно можем это осуществить, то пора начинать готовиться.

Национальная стратегия

Сначала мы должны спросить себя: а действительно ли мы этого хотим?

Оказывается, опросы на эту тему уже проводились. Наш ответ: да, очень хотим. Ради того, чтобы иметь больше свободного времени, мы готовы даже поступиться нашей драгоценной покупательной способностью252. Однако стоит отметить, что последнее время грань между работой и досугом размылась. Работа ныне зачастую воспринимается как своего рода хобби, а то и ключевой аспект нашей личности. В своей классической книге «Теория праздного класса» (1899) социолог Торстейн Веблен описывал досуг как еще пока признак элиты. Но то, что раньше относилось к досугу (искусства, спорт, наука, забота, филантропия), сегодня считается работой.

Ясно, что в современной Стране изобилия по-прежнему полно низкооплачиваемой, неприятной работы. А высокооплачиваемая работа зачастую рассматривается как не особенно полезная. И все же цель — не дожидаться с нетерпением конца рабочей недели. Совсем наоборот. Настало время, чтобы женщины, бедняки и пожилые получили шанс делать больше, а не меньше хорошей работы. Стабильная и осмысленная работа играет ключевую роль в любой хорошо прожитой жизни253. И наоборот, вынужденный досуг — увольнение — это катастрофа. Психологи продемонстрировали, что, когда у человека нет работы, это подрывает его благополучие сильнее, чем развод или потеря близкого254. Время лечит любые раны, кроме отсутствия работы. Ведь чем дольше вы находитесь на обочине, тем глубже вы сползаете в кювет.

Но какую бы важную роль ни играла работа в нашей жизни, люди по всему миру, от Японии до США, жаждут сокращения рабочей недели255. Когда американские ученые опросили работников с целью выяснить, чего те хотели бы больше — прибавки, эквивалентной двум неделям работы, или двухнедельного отпуска, — дополнительное время отдыха предпочли вдвое больше респондентов. Отвечая на вопрос британских исследователей, что лучше — выиграть в лотерею или поменьше работать, опять же вдвое больше участников опроса выбрали снижение рабочей нагрузки256.

Все данные говорят о том, что мы не можем обойтись без ежедневной внушительной порции «безработности». Если мы будем работать меньше, нам станет более доступно то, что нам также важно: семья, общественная деятельность, развлечения и отдых. Не случайно в странах с самыми короткими рабочими неделями самое большое количество добровольцев и самый большой социальный капитал.

Теперь, когда мы знаем, что хотим работать меньше, встает второй вопрос: как нам этого добиться?

Мы не можем попросту взять и переключиться на 20- или 30-часовую рабочую неделю. Сначала идею сокращения количества рабочих часов следует возродить в качестве политического идеала. Затем мы можем сокращать рабочую неделю шаг за шагом, меняя деньги на время, вкладывая больше денег в образование, развивая более гибкую пенсионную систему и создавая правовые основы для отпусков по уходу за ребенком для мужчин.

Все начинается с изменения системы вознаграждений. Сейчас работодателям дешевле держать одного работника, работающего сверхурочно, чем нанять двоих на полставки257. Это объясняется тем, что многочисленные затраты на рабочую силу, такие как медицинское обес­печение, рассчитываются на одного работника, а не исходя из часа работы258. Кроме того, мы как индивиды попросту не можем в одностороннем порядке решить работать меньше. Поступив так, мы рискуем утратить статус, упустить карьерные возможности и в конце концов вовсе потерять работу. Недаром сослуживцы следят друг за другом: кто пробыл на рабочем месте дольше всех? Кто отработал больше часов? В конце рабочего дня почти в каждом офисе можно увидеть за столами уставших сотрудников, бесцельно просматривающих в Facebook профили незнакомых им людей и дожидающихся, когда кто-нибудь из коллег встанет и первым уйдет из офиса.

Для того чтобы разорвать этот порочный круг, понадобится действовать коллективно — компаниями, а еще лучше — странами.

Хорошая жизнь

Когда в ходе написания этой книги я говорил людям, что пытаюсь найти решение самой серьезной проблемы нынешнего столетия, это вызывало у них живейший интерес. Не о террористах ли я пишу? Не об изменениях климата? Может быть, о третьей мировой войне?

Когда же я начинал говорить о досуге, их разочарование было прямо-таки осязаемым. «Мы же попросту приклеимся к телевизорам, разве нет?»

Мне это напоминало о строгих священниках и купцах XIX в., которые считали, что простонародье не в состоянии правильно распорядиться ни правом голоса, ни достойной заработной платой, ни тем более досугом, и выступали за 70-часовую рабочую неделю как за действенный инструмент борьбы с алкоголизмом. Но ирония заключается в том, что именно в промышленных городах, где приходится слишком много работать, все больше и больше людей ищут спасения в бутылке.

Сегодня другие времена, но кое-что не изменилось: в перегруженных работой странах, таких как Япония, Турция и, конечно, Соединенные Штаты, слишком много смотрят телевизор. В США — до пяти часов в день; за жизнь успевает набежать девять лет. Американские дети проводят перед телевизором в полтора раза больше времени, чем в школе259.

Однако настоящий досуг — не роскошь и не порок. Он жизненно необходим нашему мозгу — так же, как нашему телу требуется витамин C. Никто на смертном одре не думает: «Если бы я только поработал еще несколько часов в офисе и чуть больше посидел перед ящиком». Конечно, правильно использовать море свободного времени будет непросто. Образовательные учреждения XXI в. должны учить не только трудиться, но и жить, что гораздо важнее. «Если люди не будут утомлены в свободное время, — писал в 1923 г. философ Бертран Рассел, — им подойдут не только пассивные и пустые развлечения»260.

Мы сможем распорядиться такой хорошей жизнью, но для этого нам понадобится время.