– Адам, ты не понимаешь, о чем просишь.
Он ждал, пока я формулировала свой отказ:
– Если бы ты знал, в каком состоянии была моя мать в эти дни, возможно, ты бы здесь не сидел… не стоял бы на коленях… не просил бы моей руки. – Я сжала зубы, прежде чем нашла силы продолжать: – Она не может нормально говорить, Адам. Она больше не может ходить, есть и самостоятельно справлять нужду. В большинстве случаев она даже не может сидеть – в последнее время она по большей части лежит в постели. И мой бедный папа вынужден все это наблюдать, будучи бессильным хоть как-нибудь остановить ухудшение ее здоровья. Не имея возможности жить так, как им обоим этого хотелось бы.
Он посмотрел вниз на салфетку, которую накручивал вокруг пальцев, перед тем как ответить:
– Скажи мне только одно, Джесс: как ты думаешь, почему твой отец все еще с ней?
– Что ты имеешь в виду? Ты спрашиваешь, почему он не бросил маму?
– Да. Потому что многие отношения не перенесли бы этого, не так ли?
Я не ответила ему. Я не задумывалась над этим никогда прежде. Я просто знала, что папа всегда будет с ней.
– Ты думаешь, это потому, что он ее жалеет? – От этой мысли я содрогнулась. – Или потому, что считает это своим долгом? Или он делает это ради тебя: ведь ты расстроилась бы, если бы они расстались?
Мое лицо начало покалывать от нахлынувших слез.
– Наверное, все это вместе.
– Чепуха, Джесс. Он с ней каждый день, потому что любит ее.
Я молча глотала слезы.
– Он скорее всего ненавидит эту болезнь. Возможно, он ненавидит то, что она с ней сделала. Но он любит твою маму. Для него она стоит всех тех испытаний, через которые он проходит. И я чувствую то же самое к тебе.
Мои руки дрожали, когда я касалась края скатерти.
– Джесс, послушай меня. С тех пор как ты мне рассказала об этой болезни, я потратил каждую свободную минуту, чтобы читать о ней, просматривать видео о пациентах, в том числе о тех, у кого она была на поздних стадиях. Я прочел медицинские статьи, рекомендации Общества по изучению болезни Хантингтона, форумы и блоги. Я точно знаю, как она меняет людей. Я бы не просил тебя выйти за меня, будучи в неведении. – Он сделал паузу, перед тем как продолжить: – И еще одно, Джесс: я вполне осознаю, что тебе придется нелегко. Нам. Но ты все еще далека от этого. Нисколько не близка к этому. Ты здорова. Прямо сейчас ты сидишь передо мной в этом ресторане, будучи самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел, и у тебя нет болезни Хантингтона. Поэтому тебе следует перестать волноваться о будущем и просто жить. Желательно со мной в роли мужа.
Я покачала головой, смахнула с лица слезы, и мне даже удалось посмотреть ему в глаза.
– Но, Адам… Как кто-нибудь может хотеть этого?
– Я – не кто-нибудь.
– Нет, я знаю, но…
– Когда люди женятся, они обещают быть вместе в болезни и в здравии. Большинству не приходится задумываться об этом с самого начала, но я должен. И я готов.
Я колебалась, не решаясь что-то произнести. Но когда на моем лице появилась улыбка, стало понятно, что мне, собственно, и не нужно ничего говорить.
– Ну, раз мы уже все выяснили, и даже пианист продолжил играть, я попробую снова, – сказал он.
У меня вырвался смешок, и я вытерла слезы.
Он вновь взял в руку кольцо – и оно засияло при свете свечей.
– Ты ведь не заставишь меня преклонять колено еще раз, не так ли? Я имею в виду, что сделать это один раз за вечер еще допустимо, но дважды – это уже отчаяние.
Я засмеялась:
– Нет, не заставлю.
Он запнулся.
– Ладно, не буду тебя смущать. Но спрошу еще раз. Джесс, ты выйдешь за меня?
Я перестала улыбаться и посмотрела в глаза единственного мужчины, которого любила.
Мы не были безупречными, но мы были созданы друг для друга. Чтобы понять это, понадобилось десять лет, ребенок, неизлечимая болезнь и между всем этим американские горки из эмоций.
Я поняла, что ответ может быть только один.
– Хорошо, Адам.
– Это значит «да»? – нахмурился он.
– Да. Это «да».
На его лице появилась одержимая усмешка.
– Боже, как же это было сложно, – сказал он, бросаясь обнять меня, а парень, евший филе-де-руже, восторженно зааплодировал.
Я то и дело просыпалась и вновь засыпала в объятиях Адама в ту ночь, едва шелохнувшись, чувствовала нежное движение его груди при вдохе и выдохе. Высокая луна мерцала сквозь жалюзи, бросая загадочные тени по комнате.
Я не могла спать от переполнявшего меня восторга, от ощущения чего-то неожиданно славного, бурлящего внутри меня. Впервые за все эти годы я видела будущее в позитивном свете, почти сверхъестественно уверенная в том, что все будет в порядке, что бы ни уготовила мне судьба.
Улыбка пробежала по моим губам, когда Адам сонно притянул меня к себе и почти бессознательно прислонился ко мне, чтобы поцеловать, прижимаясь своим ртом к моему, все еще не открывая глаз.
– Ты проснулся, – прошептала я.
– Только что. Который час?
– Не знаю. Шесть утра, наверное.
Его рука скользила по моей спине, и я прижималась к нему, задевая губами неровную поверхность его подбородка.
Потом зазвонил мой телефон.
И на секунду мы оба одновременно замерли. Я уползла от Адама, встала с постели и пошла по комнате в сторону телефона, который оставила на сумке под окном. Я вертела его в руках, пальцы не слушались, и наконец-то нащупала кнопку «ответить».
– Папа? – тут же спросила я.
Когда мой отец заговорил, уже по дрожи в его голосе было понятно, что это именно тот звонок, которого я боялась последние десять лет.
– Джесс. Я звоню по поводу мамы.