4

Не прошло и часа, как Зиг был дома. Коврик на крыльце у входа оказался сдвинут в сторону. Выругавшись в адрес почтового курьера, Зиг тычком ноги вернул коврик на место и отправился на кухню.

Из левого кармана он достал и бросил в мусорное ведро счет за обед и самоклеящийся листок для заметок. Из правого вынул перочинный нож, пятнадцатисантиметровую линейку и «бумажник» – тонкую стопку банкнот, кредитных карт и водительские права, перетянутые толстой красной резинкой. Зиг не носил с собой фотографий и прочих реликвий. Каждый день имея дело с мертвецами, он остро сознавал: с собой на тот свет ничего не захватишь.

В прошлом году он прочитал разафишированную книгу, в которой говорилось, что для обретения истинного счастья необходимо освободить свою жизнь от всего лишнего, выбросить все, чем редко пользуешься, и оставить только те вещи, которые приносят удовлетворение. Зигу приносили удовлетворение стамески, резцы, сверлильный станок и видавший виды верстак, которые он держал на втором этаже в спальне, превращенной в мастерскую. И еще «дамы».

Захватив пиво, он вышел в небольшой двор, где на бетонных цоколях стояли белые деревянные коробы с неумело выточенными «ласточкиными хвостами» на углах. Шипы он вырезал сам ножовкой и долотом. Коробы были размером с офисный шкаф для бумаг на два ящика, посредине высверлена дырка. Красно-желтая табличка на боку предупреждала: «Осторожно! Злые пчелы».

Пчелы были отнюдь не злые. Особенно этот рой, с удивительно спокойной маткой. Табличка играла роль пугала для соседских детей, чтобы те не лезли в самое укромное для Зига место.

– Добрый вечер, дамы! – произнес Зиг, приближаясь к деревянному улью на сорок тысяч обитателей. Свой самый первый улей он завел еще в колледже на модных у хиппи уроках по животноводству и фермерскому делу. Когда настала его очередь ухаживать за пасекой преподавателя, Зиг закатил глаза. Другие одноклассники это занятие тоже не любили.

Однако с первого же дня Зига поразило, что каждый член пчелиной семьи всю свою жизнь строго выполнял одну и ту же конкретную задачу. Пчелы-охранницы стерегли улей, пчелы-кормилицы заботились о молодняке, пчелы-строительницы с непостижимой математической точностью создавали шестигранные соты-жилища.

В семье имелись даже пчелы-могильщицы, относившие мертвых сородичей за сотни метров от улья. Эта работа была Зигу хорошо знакома. Люди тоже имели свое предназначение в жизни. Но почему пчелы целиком, без тени сомнений, поглощены одной и той же задачей? Они старались не только для матки, но и друг для друга, всей общины. Как можно не восхищаться столь совершенным миром?

– Все в порядке? – спросил Зиг, заранее зная ответ.

В поздний час в холодную погоду рой затихал. Зиг подошел, достал телефон, включил «фонарик». Что-то подозрительно.

Он прислонил ухо к улью. Тихо. Придвинул лицо вплотную к летку – круглой дырке, вырезанной в деревянной стенке. Сторожевые пчелы, всегда сидевшие у входа в улей, должны были вылететь наружу.

Опять ничего.

Зиг вставил палец в пивную бутылку и негромко постучал ею по деревянной стенке. Звук разбудил нескольких пчел. Потом проснулись остальные, раздался низкий гул – обволакивающий, успокаивающий, желанный.

– М-м-м-м-м-м…

Первые десять лет после рождения дочери Зиг навещал малышку каждую ночь, смотрел, как поднимается и опускается ее грудь, проверял, дышит ли она. Гудение пчел давало похожее успокоение. Мол, все нормально, даже если в глубине души он понимал, что это не так.

– Спокойной ночи, дамы, – сказал Зиг.

Каждую осень после оплодотворения матки пчелы убивали всех трутней. На данный момент в улье оставались только пчелы женского пола.

– Спасибо, что ужалили рябого пацана, швырнувшего в улей бейсбольный мяч. В этом году меда он не дождется.

Любой человек в жизни либо что-то создает, либо что-то разрушает. Разрушение Зиг наблюдал каждый день. Пасека служила для него отдушиной.

– Новых сообщений нет, – деревянным голосом сообщил старый автоответчик, когда Зиг вернулся на кухню.

Откинув крышку лэптопа, он устроился в уголке для завтрака, на который потратил почти год работы, выпиливая «ласточкины хвосты». На экране распустился «Фейсбук». Зиг всегда посещал только одну страницу.

Страницу Чармейн Кларк.

Каждый день он обещал себе не смотреть и каждый день возвращался. Последним обновлением сведений о Чармейн была свежая фотография, снимок крупным планом туловища в футболке с надписью: «А что, если все это лишь дешевый розыгрыш?»

Сорок два «друга» поставили лайки и прокомментировали «умора!», другие добавили «дико смешно!!!». Как почти все в сети, отзывы были раздуты до абсурда. Однако даже в «Фейсбуке» подчас можно найти самородок, он красовался на левой стороне страницы – семейное положение: не замужем.

О стекло снаружи ударилась одинокая пчела и штопором ввинтилась в лунный свет. «Охранница, – подумал Зиг. – А может, сборщица». Когда Зиг оборудовал первый улей, сборщицы пользовались у него особой любовью. Другие пчелы редко покидали улей, эти же бесстрашно шли на поиск. Позже Зиг установил, почему сбор нектара поручали самым старым пчелам. Это был труд, рассчитанный на смертниц. Сборщицы буквально морили себя работой и погибали вдали от улья.

Вдруг зазвонил сотовый телефон. Номер звонящего не предвещал ничего хорошего.

– Что случилось? – спросил Зиг.

– Я тоже рада тебя слышать, – съязвила Уэггс. Судя по номеру, с которого пришел звонок, она застряла на работе в офисе ФБР. – Разве я не могу позвонить и спросить, как у тебя дела, а ты – поинтересоваться, как идут дела у меня? Говорят, так принято между друзьями.

Зиг невесело усмехнулся.

– Как дела, Уэггси? Как Винсент? – спросил он.

Винсент был ее сыном.

– Слишком заважничал. Думает, раз ему двадцать четыре года и нашел новую работу – продавать несчастный таймшер, – то теперь он занятый человек, и у него нет времени позвонить драгоценной мамочке, которой обязан всем на свете. Ах да. Мой брат опять просит денег взаймы. Те же яйца, только в профиль. А ты как? Эта история с Нолой… ты, наверное, в шоке?

– Спасибо, что позвонила, я в норме.

– Ты как-то невесело это говоришь.

– Нет, все отлично. Только что домой вернулся, – сказал Зиг, поворачиваясь к компьютеру.

Семейное положение: не замужем.

– Опять сидишь в «Фейсбуке»?

Зиг посмотрел на экран, избегая собственного отражения. Уэггс начала работать в Довере без малого двадцать лет назад, за два дня до того, как там появился Зиг. Утекло много времени, но связка между ними определялась не только совместной работой. Эми всегда его понимала, замечала дыры в душе коллеги.

– Нет, не в «Фейсбуке», – буркнул Зиг.

– Разве ты не знаешь, что в «Фейсбуке» видно, когда друзья в сети? Я сама сейчас там, я тебя вижу, Зигги.

Он вышел из программы, досадуя на свою простоту.

– Если хочешь, я могу проверить профиль Чармейн и отправить тебе все ее пошлые фотографии. Или хорошие – только скажи, какие тебе нужны.

В другое время он бы посмеялся шутке, но сегодня вечером после истории с Нолой, всколыхнувшей воспоминания о спасении Мэгги, ему было не до смеха. Зиг вспоминал дочь по нескольку раз на день; более того – громко произносил ее имя вслух каждое утро, чтобы никогда о ней не забывать. Однако сегодня при виде трупа той девушки в памяти всплыл самый страшный день, когда он стоял перед шифоньером Мэгги, выбирая, в каком платье хоронить дочь.

– Уэггси, поздно уже, мне рано вставать на работу.

– Ты уверен, что…

– Все нормально. Ты настоящий друг. Спасибо, что не забываешь.

– Нет, я правда хотела похныкать насчет брата. Ну да ничего – подождет до завтра. Пысы: жизнь любого человека не настолько красива, как выглядит в «Фейсбуке».

После того как она повесила трубку, Зиг некоторое время смотрел на экран. Неужели он превратился в парня, который ночами напролет лазит по сети в поисках информации о бывшей ненаглядной? Зиг больше не хотел быть таким парнем. С другой стороны…

Он еще раз вывел на экран профиль Чармейн. Может, вся жизнь и есть дешевый розыгрыш.

В строке поиска «Фейсбука» он ввел имя – Нола Браун. На экране появилось несколько лиц. Ни одно не тянуло на взрослую Нолу. «Гугл» тоже ничего не дал. Зига подзуживало перезвонить Уэггс. Нет, пока рано.

– Я знаю, что ты где-то прячешься, Нола, – пробормотал он.

В несколько щелчков Зиг перешел на сайт Си-эн-эн.

Крушение самолета само по себе большая трагедия, но еще хуже, когда пресса называет по имени самую важную персону на борту, относясь к остальным пассажирам как к малоинтересной мелочи. На сей раз важной персоной был Нельсон Рукстул, глава Библиотеки Конгресса США.

Согласно Си-эн-эн Рукстул ездил на север агитировать эскимосов за грамотность. Ну что ж. Человек выполнял свои обязанности. Однако Пушкарь правильно подметил – обычные библиотекари военными самолетами не летают.

В конце заметки Си-эн-эн сообщалось, что имена остальных пассажиров пока не разглашаются, потому что не успели известить семьи. «Врут», – подумал Зиг. Самолет упал два дня назад. Времени для оповещения предостаточно. А значит, имена скрывают, потому что не хотят говорить, что на самом деле произошло на Аляске.

Открыв новое окно, Зиг ввел пароль интранета морга. Сотрудники называли программу «Доска» – настоящая стояла в штабе, на нее заносили имена всех погибших военных и гражданских лиц, с которыми потом приходилось иметь дело Зигу.

По расписанию тела остальных погибших должны доставить с Аляски завтра утром. Зиг пролистал вниз, чтобы посмотреть, кто еще будет встречать накрытые государственным флагом похожие на гробы контейнеры.

В разделе прилетов он увидел сокращение М1: оно не сулило ничего хорошего.

Зиг смотрел на экран, прислушиваясь к гудению лэптопа и жужжанию пчел за окном.

Marine One – президент Соединенных Штатов собственной персоной.

Си-эн-эн сообщило, что на должность главного библиотекаря страны Рукстула назначил сам президент. Очевидно, они дружили. Но чтобы президент явился лично…

Нола, в какую историю ты, черт возьми, вляпалась?