дьявол
Нет.
Это не могло быть правдой.
Но затем я и сам услышал. Машина зашуршала по гравию. Я залаял.
– Принц, – сказал Адам, – тише.
Но я продолжал: гав, гав, гав – в тщетной надежде, что он сможет перевести мое предостережение.
Машина затихла.
Шаги.
Скрип, скрип.
Еще один звук. Металл. Ключи.
Я прекратил лаять.
– О, ух ты, – сказала Эмили. – Должно быть, выбрал рейс пораньше!
В ее голосе не было тревоги. Разве что улыбка во весь рот и аплодисменты были ее привычным ответом на кризисную ситуацию.
Адам сел на столе с такой скоростью, что я решил, он вот-вот свалится. Я был прав. Он упал.
– Ах, – сказал он, приземлившись на локоть. – Где мои штаны?
Его штаны!
Они были прямо у меня под носом, я взял их за ширинку и помчался через комнату, не задумываясь, что подвергаю опасности тайну своей миссии.
Слишком поздно.
– Хе-хе, буйнохвост. Будет любопытно. И у нас места в первом ряду.
Я взглянул наверх, все еще держа в зубах штаны Адама, и увидел…
Что же я увидел?
Я увидел его, Саймона. Что же меня поразило?
Его рост. Да, его рост. Он был самым высоким человеческим существом, какое я когда-либо видел. Его голова, загорелая и уверенная, казалась слишком далекой от всех нас, так что поначалу я задался вопросом, будет ли она иметь к нам хоть какое-то отношение, когда заговорит.
А затем был запах, и конечно, это был не его запах. Фальстаф сказал, что он принадлежал японцу по имени Иссей Мияке. Смешавшись с тяжелыми, пульсирующими запахами ароматерапии, он казался почти ядовитым, обжигал мои ноздри.
Дальше, одежда. На нем был костюм, но не из тех, что любил носить Адам. На нем не было складок. Или дырок. И, поразительно, собачьей шерсти.
Казалось, он просто стоял там вечно, обнюхивая сцену. А затем его взгляд поймал Адама, который неловко сидел на собачьем уровне.
Я бросил брюки и повернулся к Фальстафу.
– Что происходит?
– Понятия не имею, буйнохвост, – пыхтел он, наслаждаясь каждой секундой. – Понятия не имею.
Я вновь взглянул вверх, чтобы посмотреть, что происходит на невероятно далеком лице Саймона. Не знаю, что я ожидал увидеть. Злость? Шок? Горечь?
Но нет.
Что-то еще происходило с его чертами. Что-то еще более пугающее.
Узнавание.
– Адам чертов Хантер. Мужик, дьявол, как ты?
Я вспомнил, что Генри говорил мне утром. Лабрадор всегда контролирует ситуацию. Но сейчас, с трудом лишь удерживаясь на этом гладком, сверкающем полу, я этого не чувствовал. Предсказание равносильно защите. Но что я мог предсказать? Даже мое обоняние, обычно самое надежное орудие лабрадора, было бесполезно. Меня одолели ароматические масла и Иссей Мияке, я не мог ничего различать, кроме них.
Фальстаф тоже был не помощник. Он спрингер, или наполовину спрингер, и всегда будет трудно понять, кому он служит, если служит вовсе.
Адам выглядел совершенно растерянным и продолжал молчать.
– Ух ты! Вы знаете друг друга? – спросила Эмили, ее глаза стали размером с фрисби.
– Знаем друг друга? Да мы почти братья.
И тогда Адам как-то выжал из себя:
– Саймон. Боже. Это ты. – В этот момент что-то случилось между ними. Что-то невыразимое. Я застрял посередине, так что почувствовал. Странная, враждебная энергия.
– Меня тут… лечили ароматерапией.
– Я уж вижу. Понравилось?
– Да, да. Очень расслабляет.
Эмили вытянула голову к мужу.
– Вы двое, что, в школу вместе ходили?
Саймон помолчал, прежде чем ответить, он все еще смотрел на Адама, пока говорил:
– Это было в другой жизни.
– Ух ты, правда? – Глаза Эмили выросли во все лицо.
Саймон на мгновение переключился на жену.
– Это была метафора.
– О, да, прости.
Саймон зловеще рассмеялся. Адам тоже рассмеялся – полагаю, от страха. Он хотел уйти, но, возможно, понял, что это будет выглядеть еще более подозрительно.
Саймон продолжил объяснять:
– Та же школа, тот же класс, даже стрижки у нас были одинаковые. И одинаковый вкус на девушек, если я правильно помню.
Адам все еще смеялся, пока искал одежду.
– Да-да, – сказал он. – Одинаковые стрижки.
– А потом наши пути разошлись, – продолжил Саймон, следя, как Адам отчаянно пытается попасть в брючину, – после школы Адам продолжил образование, а я продал душу. Но за хорошие деньги, ха! Так что, Адам, в последний раз, когда я тебя видел, ты работал в Роузвуде? Еще там?
– Хм, да. Да, я там, – сказал он, застегнув ширинку.
– Это должно быть чертовски странно, ходить по тем же старым коридорам. Сильно все изменилось?
Адам теперь застегивал рубашку.
– Дети – да. Те, что приходят. Много проблем. Наркотики. Машины. Секс.
Саймон рассмеялся.
– Звучит обалденно. Лучше, чем приходить домой и смотреть «Синего Питера», – он повернулся ко мне и сказал:
– Без обид, – но я не понял, к чему он.
Когда Адам полностью оделся, уверенность частично вернулась к нему.
– Что ж, теперь это плохой район. В основном одинокие родители, высокая безработица, понимаешь.
Эмили выглядела смущенной.
– Так когда вы в последний раз виделись? – спросила она.
– О боже, так когда это было? – Адам взглянул на Саймона.
– Тринадцать лет назад, – ответил Саймон, не раздумывая. – Перед тем как я переехал в Лондон.
– Плохо ведь это. Что мы не общаемся. Ты ведь был нашим шафером.
У Эмили вновь отвисла челюсть.
– Шафером. Если ты был его шафером, что же ты мне о нем не рассказывал?
Я собирался задать Фальстафу тот же вопрос, но обнаружил, что он трется животом о подушку, пытаясь получить сексуальное удовольствие.
– Мы были любовниками, – объявил Саймон с непроницаемым лицом.
Эмили напряглась.
– Любовниками?
Саймон одними губами показал:
– Шутка.
– О, да, прости, – ответила Эмили.
Я вспомнил, что однажды говорил Генри.
– Юмор – защитный механизм для людей, и обычно он значит, что они хотят что-то скрыть.
Я как раз стал гадать, что скрывает Саймон, когда он присел и спросил:
– Как Кейт?
