Глава 37

Джеймс Гордон покрепче затянул ремни своего противогаза и вышел в хаос. Прежде чем сделать это, он успел немного вдохнуть токсина страха, и теперь комиссар молился, чтобы этого количества оказалось недостаточно для его превращения в одного из... них.

Них.

В одного из горожан, на защиту и служение которым он потратил долгие годы. Даже в таком безумном месте как Готэм большую часть населения составляли хорошие, достойные люди. Одни верили в Бога, другие – в справедливость, но все, чего хотели и те, и другие, и большинство остальных – так это прожить всю свою жизнь в мире. Заботиться о тех, кто от них зависел и, если повезет, чтобы и о них самих заботились в той же мере.

В обычные дни они молча садились в поезда железнодорожной системы Готэма и читали утренние газеты. Многие брали с собой термокружку с чаем или кофе, который обычно оставался горячим на протяжении большей части пути в центр города и на работу. Некоторые уступали свои места беременным женщинам и пожилым пассажирам, которые также садились на поезд.

Мало кто улыбался, пока поезда прокладывали свой путь по городу, но среди пассажиров не было и откровенно несчастных. Работа есть работа, и было ли это их призвание или просто способ зарабатывать деньги, в конечном итоге это было лишь средство, чтобы сводить концы с концами. Оплачивать аренду. Покупать еду. Следить за одеждой. Воспитывать детей.

Но сегодняшний день был другим. Лично для комиссара многие из тех, кто еще вчера считался «своими», сегодня стали «одними из них». Сегодняшний день был как раз тем самым днем, из-за которого никто не улыбался и не спешил предложить помощь тем, кто в ней нуждался.

Сегодня наступил день, когда Готэм свихнулся.

Сегодня наступил день, когда Готэм превратился в «Аркхем».

И сегодня наступил день, когда комиссар полиции Джеймс Гордон осознал, что он больше не может служить и защищать.

Они бегали повсюду вокруг него, громко кричали и плакали. Каждый из этих людей чего-то боялся, и будь у них в руках оружие, они бы не преминули воспользоваться им, чтобы защитить себя от монстров или змеев, или темных существ с полными ярости глазами, шаставшими во тьме канализаций.

Все в этом мире обернулось против них, даже включая их возлюбленных и близких, но они знали, что еще могут спасти себя. Они могут ударить первыми, прежде чем на них самих нападут, они могут убить этих проклятых... тварей.

Улицы Готэма были усеяны бессчетным количеством трупов. Это выглядело, словно переполненная мусором свалка. Гордон видел своих людей, копов, которых он знал больше десяти лет, одетых в порванные и окровавленные лохмотья, которые некогда были их лучшей формой. Они думали, что выполняют свой долг, что отстреливают монстров, но на деле они лишь добавляли к кучам трупов новые тела.

Гордон попытался остановить их, но они выступили против него в точности также, как выступали против всех выбравшихся на волю монстров. Он спрятался в офисном здании и на протяжении долгого времени не осмеливался вылезти из кладовки. Его город умирал, и комиссару хотелось заплакать. Но пока и его самого не поработил токсин страха, он должен сделать все, что в его силах, чтобы помочь другим.

«Но как мне помочь другим так, чтобы меня не убили в процессе?» – задумался он.

К сожалению, на этот вопрос комиссар ответа не знал.

Он прошел по коридорам здания, поднялся в лифте на двадцать третий этаж, подошел к большому окну и уставился на раскинувшийся под ним город. Его город. Даже с такой высоты Готэм пугал его до чертиков.

Гордон слышал каждый крик. Он беспомощно наблюдал за тем, как мужчины и женщины падают на мостовые, чтобы больше никогда не подняться. По забитым народом улицам разъезжали машины, давя несчастных прохожих. Их водители думали, что они спасают город от исчадий ада, и им была неведома ужасающая истина.

Гордон подумал о Бэтмене, и как бы он не ненавидел этого лживого остроухого ублюдка, он бы очень хотел, чтобы Темный рыцарь сейчас был рядом. Но разве не должен комиссар заодно ненавидеть и Барбару? В конце концов, это именно она велела Бэтмену солгать. Это она пряталась в Часовой башне, будучи глазами и ушами Бэтмена.

«Но она уже мертва». Комиссар Гордон не мог ненавидеть мертвых.

А еще он не хотел ненавидеть Бэтмена, того самого Бэтмена, который столько раз спасал ему жизнь, который столько раз рисковал своей собственной жизнью. Но он ненавидел его.

Его противогаз пикнул. У него оставалось очищенного воздуха на пятнадцать минут. Гордон задумался, не стало ли его краткое знакомство с газом страха той самой причиной, по которой он сейчас был так зол, так полон ненависти? Был ли токсин страха той самой причиной, по которой он презирал собственную дочь за то, что она лгала ему?

Или же это были его собственные мысли?

Еще с тех пор, как Барбара была ребенком, Джеймс Гордон был настолько занят работой, что он едва находил время, чтобы уделить ей внимание, тем более полноценное. В их семье Готэм всегда занимал первое место. Может быть, именно из-за него его сын Джеймс вырос таким психопатом. Гордон знал, что именно из-за его фанатической преданности Готэму от него ушла жена.

Она сама ему об этом сказала.

А теперь Барбара. Любовь всей его жизни. Идеальный ребенок. Она лгала ему больше десяти лет. Она была Бэтгерл. «Она была гребаной Бэтгерл!» Боролась с преступностью, играла в супергеройские игры бок о бок с чертовым Бэтменом, рисковала своей жизнью каждый день, каждую ночь.

И Барбара не смогла перестать играть в эти игры даже после того, как Джокер унизил ее, превратил в инвалида. От Бэтгерл до Оракула – эти имена лишь издевательские напоминания, что его дочь, которой он так доверял, постоянно продолжала предавать его.

«Все это, – подумал Гордон, пытаясь отгородиться от доносящихся с улицы криков, – было ее виной. Чертова ведьма. И если на этот раз она действительно умерла, то, черт возьми, она это заслужила...»

Гордон остановился.

Даже если комиссар и в самом деле находился под влиянием токсина Пугала, он бы все равно никогда не проклял собственную дочь. Он любил Барбару больше своей собственной жизни, больше Готэма. Джеймс Гордон знал, что он должен побороть этот страх. Барбара была и оставалась его дочерью, и неважно, что она сказала или кем стала, он всегда будет любить ее.

Гордон прислонился к окну, сделал несколько глубоких вдохов, прочищая разум и возвращая здравый смысл. Он поборет этот страх, а затем снова спустится по лестнице, и неважно, переживет комиссар эту ночь или нет, он сделает все, что в его силах, ради спасения города.

Может, он и потерял сегодня одну свою любовь, но он не собирался терять и вторую.