12

Чик Страйкрок откинулся на спинку сиденья и улыбнулся:

– Я не знаю, Винс. Надеюсь, мне удастся устроить тебя на работу к Мори. Хотя ручаться не могу.

Он полностью наслаждался ситуацией.

Они мчались по автобану в направлении к фирме «Фрауэнциммер ассошиэйтес». Их машина проглатывала милю за милей, автоматическое управление действовало эффективно и безотказно; им нечего было волноваться об этом, и такая свобода предоставляла им великолепную возможность заниматься рассмотрением более важных вопросов.

– Вы ведь сейчас набираете людей самых разных профессий, – сказал Винс.

– Однако я ведь не босс, – сказал Чик.

– Ну так сделай все, что в твоих силах, – попросил Винс. – Хорошо? Я буду очень тебе благодарен. Карп теперь пойдет к разорению. Это совершенно ясно.

Выражение лица его сделалось очень странным, одновременно жалким и подлым, какого Чик раньше никогда не видел.

– Разумеется, любые твои условия будут мною приняты, – продолжал Винс. – Я не хочу доставлять тебе неприятности.

Подумав немного, Чик сказал:

– Я думаю, нам надо уладить свои дела в отношении Джули. Самое время заняться этим вопросом вплотную.

Голова Винса дернулась. Он уставился на Чика, лицо его перекосилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Считай это одним из любых моих условий.

Винс надолго задумался. И наконец сказал тухлым голосом:

– Понимаю… Но… Ты ведь сам говорил…

– Да, я говорил, что она заставляет меня нервничать. Но теперь я чувствую себя в психологическом отношении более защищенным. Тогда я ждал увольнения. Теперь же я – сотрудник бурно растущей фирмы. И мы знаем это. Я причастен к этому росту, а это означает очень многое. Теперь я думаю, что сумею совладать с Джули. Фактически я теперь обязан обзавестись женой. Это поможет обрести положение в обществе.

– Ты хочешь сказать, что намерен официально жениться на ней?

Чик кивнул. Наступила долгая тишина.

– Ладно, – сказал наконец Винс. – Оставь ее у себя. Я не буду слать в ваш адрес проклятий. Это твое дело. Главное, помоги мне устроиться к Мори Фрауэнциммеру. Это меня сейчас заботит больше всего.

Чику последние слова брата показались странными. Винс никогда раньше не относился к своей карьере настолько серьезно, чтобы не обращать внимания на остальные вопросы. И Чик взял себе на заметку: возможно, это что-то да значит.

– Я многое могу предложить Фрауэнциммеру, – продолжал тем временем Винс. – Например, мне случайно удалось узнать имя нового Дер Альте. Я подслушал кое-какие сплетни у Карпа, перед тем как ушел оттуда. Ты хочешь узнать это имя?

– Что? – недоуменно спросил Чик. – Чье имя?

– Нового Дер Альте. Или ты до сих пор не понял, что за контракт твой босс перехватил у Карпа?

Чик невозмутимо пожал плечами:

– Разумеется, знаю. Просто я удивился. – В ушах его звенело от потрясения. – Знаешь, – с трудом вымолвил он, – мне как-то по фигу, пусть себе зовется даже Адольфом Гитлером ван Бетховеном.

Оказывается, Дер Альте был симом!

И Чик почувствовал себя просто великолепно, узнав такую новость. Этот мир, планета Земля, был прекрасным для жизни местом, и надо максимально использовать открывающиеся возможности. Особенно теперь, когда он, Чик, стал настоящим гехтом.

– Его назовут Дитером Хогбеном, – сказал Винс.

– Я уверен в том, что Мори это известно, – безразлично произнес Чик, однако внутри у него все колотилось.

Винс наклонился и включил радио:

– Об этом уже наверняка сообщили в новостях.

– Сомневаюсь, что это произойдет так скоро, – заметил Чик.

– Тише! – Его брат увеличил громкость.

Передавали выпуск новостей. Так что каждый живущий на территории СШЕА должен был все услышать. Чик испытывал некоторое разочарование.

«…Легкий сердечный приступ, по сообщениям врачей, произошел примерно в три часа ночи. Он вызвал опасения, что герр Кальбфляйш может не дожить до конца своего срока. Состояние сердечно-сосудистой системы Дер Альте сразу стало предметом различных спекуляций. Не исключено, что причина сбоев в работе сердца появилась еще в то время, когда… »

Винс убавил громкость, переглянулся с Чиком, и они вдруг разразились хохотом. Им все стало ясно.

– Это долго не продлится, – сказал Чик.

Старик уже был на пути к отставке, из которой не возвращаются. Началась информационная подготовка. Процесс пошел обычным курсом, и предугадать дальнейшее особого труда не составляло. Сперва сообщение о легком сердечном приступе или вообще о расстройстве желудка. Это вызывает в обществе потрясение, но одновременно и готовит людей к неотвратимому, помогает им свыкнуться с мыслью о неизбежном конце. С бефтами нельзя иначе, это уже стало традицией. И все изменения пройдут без особых потрясений. Как и раньше бывало.

«И все уладится, – подумал Чик. – Сменят Дер Альте, кому-то из нас достанется Джули, мы будем работать вместе с братом… И не останется нерешенных проблем, и не будет неприятностей».

И все же… Если предположить, что он все-таки эмигрировал. Где бы он был сейчас? В чем бы заключалась его жизнь? Он и Ричард Конгросян… колонисты на далекой планете. Нет, размышлять над этим было ни к чему, ибо он сам все спустил на тормозах. Он не эмигрировал, а теперь момент, когда следовало делать выбор, уже прошел. И Чик отбросил мысли об этом и вернулся к неотложным делам.

– Ты должен понять, что работа на небольшом предприятии выглядит совсем по-иному, чем работа в картеле, – сказал он Винсу. – Эта анонимность, эта безликая бюрократия…

– Тише! – перебил его Винс. – Еще один бюллетень.

Он снова прибавил громкости.

«…Исполнение его обязанностей на время болезни возложено на вице-президента. Иные перемены будут сделаны позже. Тем временем состояние Руди Кальбфляйша…»

– Много времени нам, пожалуй, не дадут, – сказал Винс, хмурясь и нервно покусывая нижнюю губу.

– Мы сумеем справиться с этим заданием, – ответил Чик.

Он совсем не волновался. Мори знает, что делать. И своего он не упустит, особенно теперь, когда ему дали шанс.

Неудача сейчас, когда предстоят такие перемены, просто немыслима. Ни для кого из них.

Боже, представить только – он начал беспокоиться об этом!

Сидя в огромном кресле с голубой обивкой, рейхсмаршал думал над предложением Николь. Сама она, потягивая остывший чай, молча ждала. Они находились в Гостиной с лотосами.

– То, о чем вы просите, – сказал наконец Геринг, – это не что иное, как нарушение нашей присяги Адольфу Гитлеру. Похоже, вы до конца так и не поняли принцип фюрерства, принцип «культа вождя». Если не возражаете, я постараюсь объяснить его вам. К примеру, представьте себе корабль, на котором…

– Мне не нужны лекции, – оборвала его Николь. – Мне нужно решение. Или вы не в состоянии принять его? Неужели вы потеряли способность решать?

– Но сделав это, мы станем ничуть не лучше участников июльского заговора, – сказал Геринг. – Фактически нам придется подбросить бомбу точно так же, как это сделали они или, вернее, еще сделают, что бы это ни значило. – Он устало потер лоб. – Я нахожу это в высшей степени трудным. К чему такая поспешность?

– Потому что я хочу, чтобы все пришло в порядок.

Геринг тяжело вздохнул:

– Вы знаете, у нас в нацистской Германии самой большой ошибкой стала неспособность направить в нужное русло таланты женщин. По сути, их роль в жизни сводилась только к спальне и кухне. Они оказались не востребованы ни в военном деле, ни в сфере управления или производства, ни в аппарате партии. Наблюдая за вами, я теперь понимаю, какую ужасную ошибку мы допустили.

– Если вы не примете решение в ближайшие шесть часов, – сказала Николь, – я прикажу вернуть вас в эру Варварства, и любое соглашение между нами… – Она сделала резкий жест рукой, и у Геринга возникло предчувствие конца.

– Я просто не располагаю полномочиями… – начал он.

– Послушайте! – Николь резко наклонилась к нему. – Вам бы лучше ими располагать!.. О чем, интересно, вы думали… какие мысли возникли у вас, когда вы увидели свой раздувшийся труп в тюремной камере в Нюрнберге? У вас есть выбор: или это, или взять на себя полномочия, чтобы вести со мной переговоры. – Она откинулась на спинку кресла и отпила из чашки уже окончательно остывшего чая.

– Я… – хрипло сказал Геринг, – еще подумаю над этим. Дайте мне еще несколько часов. Благодарю вас за возможность совершить путешествие во времени. Лично я ничего не имею против евреев. Мне бы очень хотелось…

– Вот и захотите! – Николь поднялась.

Рейхсмаршал остался сидеть, погрузившись в тяжелые размышления. По всей вероятности, он даже не заметил, что Николь встала. Она удалилась из гостиной, оставив немца в полном одиночестве.

«До чего же мерзкий и презренный тип! – подумала она. – Развращен властью, потерял всякую способность к инициативе!.. Стоит ли удивляться, что они проиграли войну. Подумать только, в Первую мировую войну он был доблестным летчиком-асом! Он был одним из участников знаменитого Воздушного цирка Рихтгофена и летал на крохотном аэроплане, сооруженном из дерева и проволоки. Трудно поверить, что это один и тот же человек…»

Через окно Белого дома она увидела толпу за воротами. Эти зеваки собрались здесь из-за «болезни» Руди. Николь улыбнулась. Добровольная стража у ворот, этакий почетный караул! Отныне они будут торчать здесь круглые сутки, будто в очереди за билетами на турнир мировой серии, пока Кальбфляйш не «отправится на тот свет». А затем безмолвно разойдутся. Одному богу известно, почему приходят сюда эти люди. Неужели им просто больше нечем заняться? Она уже много раз задавалась этим вопросом. Интересно, это одни и те же люди? Над этим стоило бы подумать…

Она свернула за угол… и столкнулась нос к носу с Бертольдом Гольцем.

– Я поспешил сюда, как только услышал о случившемся, – лениво сказал Гольц. – Выходит, старик отслужил свой срок и ему пора на свалку. Недолго он продержался, очень недолго! А заменит его герр Хогбен – мифический, несуществующий в реальной жизни конструкт с очень подходящим именем. Я побывал на заводе Фрауэнциммера, там пыль столбом и дым коромыслом.

– Что вам здесь нужно? – резко спросила Николь.

Гольц пожал плечами:

– Да хотя бы поговорить с вами. Мне всегда нравилось поболтать с вами. Однако на сей раз у меня есть вполне определенная цель: предупредить вас. «Карп унд Зоннен» уже обзавелась агентом в «Фрауэнциммер Верке».

– Мне известно об этом, – сказала Николь. – И не добавляйте к фирме Фрауэнциммера словечко «Верке». Слишком это ничтожное предприятие, чтобы именоваться картелем.

– Картелю совсем не обязательно быть огромным. Главное, является ли данное предприятие монополистом, у которого нет конкурентов. «Фрауэнциммер» этими качествами обладает… А теперь, Николь, послушайте-ка меня. Прикажите своим Лессингер-спецам просмотреть все будущие события, участниками которых станут сотрудники Фрауэнциммера. В течение двух следующих месяцев как минимум. Я думаю, вы будете премного удивлены. Карп вовсе не намерен сдаваться так легко – вам бы следовало подумать об этом.

– Мы держим ситуацию под…

– Нет, не держите! – перебил ее Гольц. – Нет у вас никакого контроля! Загляните в будущее и сами убедитесь в этом. Вы стали умиротворенной, как большая жирная кошка. – Он увидел, что она коснулась тревожной кнопки, замаскированной под ожерелье, и широко улыбнулся: – Тревога, Никки? Из-за меня? Ладно, мне, пожалуй, самое время прогуляться… Кстати, примите мои поздравления в связи с тем, что вам удалось остановить Конгросяна и не дать ему эмигрировать. Это был удачный ход с вашей стороны. Однако… вам об этом пока еще ничего не известно, но ловушка, которую вы устроили Конгросяну, ведет ко многим весьма неожиданным для вас осложнениям. Пожалуйста, воспользуйтесь своим аппаратом фон Лессингера – в ситуациях, подобных нынешней, это настоящий подарок.

В конце коридора появились двое энпэшников в сером. Николь энергично махнула рукой, и они тут же схватились за пистолеты.

Гольц зевнул и исчез.

– Он ушел! – обвинительным тоном сказала Николь, когда охранники приблизились.

Разумеется, Гольц ушел. Другого она и не ожидала. Но по крайней мере с его исчезновением прекратился и столь неприятный для нее разговор.

«Нам нужно вернуться назад, в те времена, когда Гольц был ребенком, – подумала Николь. – И уничтожить его. Впрочем, Гольц наверняка предусмотрел такой вариант. Он уже давным-давно побывал там и в день своего рождения, и попозже, в своих детских годах. И уберег себя, и подготовил себя, и взял себя под опеку. С помощью аппарата фон Лессингера этот чертов Бертольд Гольц стал сам себе Аристотелем, и потому юному Гольцу вряд ли удастся преподнести неожиданность».

Преподнести неожиданность – эту возможность фон Лессингер из политики практически изгнал. Все теперь было чистыми причинами и следствиями. По крайней мере, Николь так надеялась.

– Миссис Тибодо, – уважительно сказал один из энпэшников, – с вами тут хочет встретиться один человек из «АГ Хеми». Некто мистер Меррилл Джадд. Мы пропустили его.

– Хорошо, – кивнула Николь.

Она сама назначила ему встречу: у Джадда были какие-то свежие идеи в отношении того, как вылечить Ричарда Конгросяна. Психохимиотерапевт направился в Белый дом, как только узнал о том, что Конгросяна нашли.

– Спасибо, – сказала она и направилась в Гостиную с калифорнийскими маками, где должна была встретиться с Джаддом.

«Будь они прокляты, эти Карпы, Антон и Феликс! – думала она, спеша по устланному коврами коридору. – Предположим, они действительно намерены сорвать создание Дитера Хогбена… Возможно, Гольц прав: нам и в самом деле пора объявить Карпам войну! Но ведь они очень сильны. И очень хитроумны. И в области интриг дадут сто очков даже мне… – Она оглянулась на сопровождающих ее охранников, и те изобразили на физиономиях готовность жизнь положить за мать-командиршу. – Что же имел в виду Гольц, говоря, что меня ждут осложнения после возвращения Ричарда Конгросяна? Может, это связано с Чокнутым Лукой? Вот и еще один интриган, ничуть не лучше Карпов или Гольца! Вот и еще один бандит и нигилист, нагуливающий жирок за государственный счет! Как же все в жизни усложнилось, а тут еще незавершенное соглашение с Герингом, затмевающее собой все остальное. Рейхсмаршал никак не может решиться, да и не решится, и вся эта затея так и останется затеей, а его нерешительность остановит уже запущенный процесс, игру, в которой на кон поставлено почти все. Нет, если Геринг не примет решение к сегодняшнему вечеру… – Она снова оглянулась на охранников. – Если он так и будет жевать сопли, то окажется в своем прошлом уже к восьми часам вечера. И будет одним из главных виновников военного поражения Германии, что в самом скором времени – и это ему известно – будет стоить ему не только жира, но и жизни».

Впереди уже виделся конец коридора, и пора было переключать свои мысли на другую проблему.

«Я позабочусь, чтобы Геринг получил по заслугам, – подумала Николь. – Как и Гольц, и Карпы. Все эти сволочи, включая и Чокнутого Луку. Но добиваться своего надо последовательно, шаг за шагом. И сейчас главным шагом, главной проблемой является Конгросян».

Она стремительно шагнула в Гостиную с калифорнийскими маками, где ее приветствовал Меррилл Джадд, психохимиотерапевт концерна «АГ Хеми».

Иану Дункану приснился ужасный сон. Отвратительная старуха драла его зеленоватыми корявыми когтями, и он скулил и пытался что-то делать – он и сам не понимал, что именно, ибо не мог сообразить, чего она хочет. Из зубастого рта старухи сбегала слюна, текла по подбородку. Иан изо всех сил боролся, пытаясь освободиться, убежать от старухи…

– Ради бога! – Злой голос Эла прорвался к нему в сознание, с трудом сокрушив бастионы сна. – Да проснись ты! Нам пора сниматься с якоря, мы должны быть в Белом доме меньше чем через три часа.

«Николь, – понял вдруг Иан, ощущая слабость во всем теле. – Это была она во сне. Старая и увядшая, с мягкими сморщенными грудями, но тем не менее она».

– О’кей, – пробормотал он, с трудом поднимаясь на ноги. – Черт возьми, я совсем не хотел спать здесь. И уже поплатился, Эл. Я видел Николь в ужасном сне. Слушай, может, она и в самом деле стара? Мало ли что мы видели! Может, это был фокус, одно только изображение. Я…

– Нам скоро выступать, – сказал Эл. – Играть на кувшинах.

– Я бы этого не пережил! – Иан Дункан как будто не слышал приятеля. – Моя способность приспосабливаться не бесконечна. Это же кошмар какой-то! Лука управляет папулой, а Николь может оказаться старухой… Есть ли смысл продолжать? Не лучше ли видеть ее только на экране телевизора? Мне бы этого вполне хватило. Я хочу ее изображение. О’кей?

– Нет, – сказал Эл. – Мы должны пройти до конца. И помни, ты всегда можешь эмигрировать на Марс, у нас есть такая возможность.

Распродажа уже направлялась в сторону Восточного побережья, к Вашингтону, округ Колумбия.

Когда они приземлились, их встретил Гарольд Слезак, полный приветливый маленький человечек. Он обменялся с ними рукопожатиями и повел к служебному входу Белого дома.

– Ваша программа претенциозна, – сказал он, – но вы можете исполнить ее здесь перед нами. Я имею в виду Первую Семью, а в особенности саму Первую Леди, которая активно интересуется всеми формами оригинального искусства. Согласно вашим биографическим данным, вы знакомились с примитивными записями кувшиновых ансамблей, сделанными в начале прошлого века. Так что вы – подлинные кувшинисты. Однако исполняете вы классическую музыку, а не народную.

– Да, сэр, – сказал Эл.

Они миновали энпэшников, охраняющих служебный вход, и оказались в длинном пустом коридоре, освещенном бра, выполненными в виде подсвечников.

– А не могли бы вы исполнить хотя бы одно народное произведение? – спросил Слезак. – Мы бы предложили, к примеру, рокабили «Моя Сара Джейн». Есть оно в вашем репертуаре?

– Есть, – коротко сказал Эл, и на его лице промелькнуло отвращение.

– Прекрасно, – сказал Слезак. – А могу я спросить, что это за существо с вами? – Он без энтузиазма посмотрел на папулу, которую держал на руках Эл. – Неужели оно живое?

– Это священное животное нашего тотема, – сказал Эл.

– Вы имеете в виду амулет? Талисман?

– Именно, – сказал Эл. – Она приносит нам удачу. – Он погладил голову папулы. – А кроме того, она принимает участие в нашем выступлении. Мы играем, она танцует. Знаете, как обезьянка.

– Черт меня возьми! – К Слезаку вернулся его энтузиазм. – Понимаю. Николь будет восхищена, она любит мягкие пушистые вещи. – Он открыл перед гостями дверь.

А за дверью сидела она.

«Как же Лука мог так ошибаться?» – потрясенно подумал Иан Дункан.

Она была даже прекраснее, чем там, на распродаже. И от собственного изображения на экране телевизора тоже отличалась. Это было кардинальное различие, оно определялось не разумом, а чувствами, и эти чувства говорили о ее невероятной подлинности, если можно было так выразиться. Она была в линялых хлопчатобумажных брюках синего цвета, в мокасинах (какими крошечными оказались ее ножки!) и в белой рубашке, полурасстегнутой так, что он мог видеть – или вообразил, что видит, – ее загорелую, гладкую кожу.

«Насколько она хороша в неофициальной обстановке!» – подумал Иан.

В ней не было ни притворства, ни тщеславия. Ее волосы были коротко подстрижены, и эта прическа подчеркивала красоту шеи и очаровательных ушек.

Иан просто не мог отвести от нее глаз.

«Да она же чертовски молода! – подумал он. – Ей же и двадцати нет… Интересно, помнит ли она меня. Или Эла».

– Николь, – сказал Слезак. – Вот они… Классика на кувшинах.

Она глянула искоса – читала «Таймс».

И улыбнулась приветливо.

– Добрый день! – сказала она. – Не желаете ли ланч? Мы можем предложить вам канадский бекон, масло и кофе.

Ее голос странным образом шел откуда-то сверху, чуть ли не с потолка. Иан поднял голову, увидел несколько динамиков и только тут сообразил, что Первую Леди отделяет от них стеклянный или пластмассовый защитный экран. Он почувствовал жестокое разочарование, но все же понял, почему экран был необходим. А если с нею что-нибудь случится?..

– Мы ели, миссис Тибодо, – сказал Эл. – Большое спасибо! – Он тоже глядел на динамики.

«Мы ели миссис Тибодо, — мелькнуло в безумном мозгу Иана Дункана. – А разве не так? Разве она, сидя здесь в синих хлопчатобумажных штанах и рубашке, разве она не пожирает нас? Странная мысль…»

– Ой, смотрите, – сказала Николь Гарольду Слезаку. – У них же папула! Ой, какая забавная! – Она повернулась к Элу: – Можно мне посмотреть на нее поближе? Пусть она подойдет ко мне.

Николь подала кому-то сигнал, и прозрачная стена начала подниматься.

Эл отпустил папулу, и та прошмыгнула под защитным барьером. Николь подняла ее сильными руками и пристально посмотрела на папулу, как будто пыталась высмотреть что-то внутри.

– Проклятье! – сказала она. – Это же всего-навсего игрушка! Она неживая!

– Они все вымерли, – объяснил Эл, – насколько нам известно. Но это – очень точная модель, спроектированная по окаменелостям, найденным на Марсе.

Он шагнул в ее сторону. Барьер резко опустился на место. Эл оказался отрезанным от папулы и замер, глупо разинув рот. Потом инстинктивно коснулся пульта управления на поясе. Папула выскользнула из рук Николь и неуклюже спрыгнула на пол. Николь изумленно вскрикнула, ее глаза просто засветились.

– Вы хотите такую, Никки? – спросил Гарольд Слезак. – Мы можем заказать вам, даже несколько…

– Что это она делает? – перебила его Николь.

– Она танцует, мэм. Когда они играют, она танцует… Верно, мистер Дункан? Может быть, вы сыграете что-нибудь покороче, продемонстрируете миссис Тибодо ваше искусство? – Он энергично потер руки, кивая Иану и Элу.

– Конечно, – сказал Эл, и они с Ианом посмотрели друг на друга. – Мы могли бы сыграть короткую вещь Шуберта, аранжировку квинтета «Форель». О’кей, Иан, начнем. – Он расстегнул чехол, снял его с кувшина и неловко взял инструмент в руки.

Иан последовал его примеру.

– Эл Миллер, первая партия, – сказал Эл. – И мой партнер Иан Дункан, вторая партия. Предлагаем вам концерт классических произведений. Сначала немного Шуберта.

И пошло.

Па-па-па… Па-па… Па-а-а-па, ти-па-па… Ти-ти-ти-ти-ти-и-и…

– Я вспомнила, где видела вас обоих, – сказала вдруг Николь. – В частности вас, мистер Миллер.

Опустив кувшины, они с тревогой ждали продолжения.

– В «Пристанище драндулетов», – сказала Николь, – когда я прилетела за Ричардом. Вы говорили со мной. Вы просили, чтобы я оставила Ричарда в покое.

– Да, – признал Эл.

– Неужели вы решили, что я не запомню вас? – спросила Николь.

– Вы же видите так много людей…

– Однако у меня хорошая память, – сказала Николь. – Даже в отношении тех, кто не занимает высоких должностей. Вы должны были ждать приглашения сюда не так скоро… или, возможно, вас это не интересует?

– Нас это интересует, – сказал Эл. – Еще как интересует!

Она некоторое время изучала его лицо.

– Музыканты – забавные люди, – сказала она наконец. – Я обнаружила, что они думают совсем не так, как остальные. Они живут в мире фантазий. И Ричард тоже. Он – большой безобразник. Зато лучший из музыкантов Белого дома. Возможно, так оно и должно быть, я не знаю. Этот парадокс стоило бы как следует изучить… Ладно, продолжайте ваше выступление.

– О’кей, – сказал Эл, бросив быстрый взгляд на Иана.

– Ты заявил ей такое? – пробормотал Иан. – Попросил ее оставить Конгросяна в покое? Ты не говорил мне об этом.

– Я думал, ты знаешь. Ты же там был. Я думал, ты слышал мои слова. – Эл пожал плечами. – Во всяком случае, я действительно не думал, что она запомнит меня.

Очевидно, сей факт все еще казался ему невозможным – лицо Эла было лабиринтом недоверия.

Они начали играть еще раз.

Па-па-па… Па-па… Па-а-а-па…

Николь хихикнула.

«Мы потерпели неудачу, – испугался Иан. – Боже, что может быть хуже? Мы просто клоуны…»

Он прекратил играть.

Эл не последовал его примеру. Лицо его покраснело от усилий, щеки раздувались. Казалось, он не замечал, что Николь прикрывает рукой кривящийся рот, что их музыкальные потуги всего-навсего веселят ее. Эл доиграл свою партию до конца и только потом опустил кувшин.

– Папула… – Николь с трудом сдерживала смех. – Она не танцевала. Ни малейшего движения… Почему? – И она снова расхохоталась, не в силах сдержаться.

– Я не управляю ею, – сказал Эл деревянным голосом. – Ею управляют издалека. – Он повернулся к Иану. – Лука все еще контролирует ее… Лучше станцуй! – крикнул он папуле.

– Ох, это просто потрясающе! Понимаете! – Николь повернулась к женщине, которая только что присоединилась к ней (это была Джанет Раймер – Иан узнал ее). – Ему приходится просить эту штуку станцевать… Танцуй, кем бы ты ни была, папулой с Марса или движущейся куклой. – Николь толкнула папулу носком мокасина. – Шевелись, подделка! Мы все тебя просим. – Она толкнула папулу сильнее.

И тут папула прыгнула на нее. И укусила.

Николь закричала.

Раздался выстрел, и папула разлетелась на куски. Возле Николь возник охранник с винтовкой в руках, не сводящий глаз с останков папулы. Лицо его было спокойно, но руки и винтовка дрожали.

Эл начал ругаться, будто учил слова песни, повторив одно и то же три или четыре раза. Потом он сказал:

– Это сделал Лука. Отомстил. Нам конец. – Он выглядел теперь старым, измученным и потасканным.

Он начал запихивать кувшин в чехол прерывистыми механическими движениями.

– Вы арестованы! – За спиной у них появился еще один охранник.

– Ну разумеется, – сказал Эл, бессмысленно тряся головой. – Мы не имеем к случившемуся никакого отношения, так что арестуйте нас.

С помощью Джанет Раймер Николь поднялась на ноги и направилась к Элу и Иану. Перед прозрачным барьером она остановилась.

– Она укусила меня, потому что я смеялась? – спросила она тихим голосом.

Слезак стоял, вытирая лоб. Он не сказал ничего, он просто невидяще смотрел на них.

– Простите меня, – сказала Николь. – Я рассердила ее, не так ли? Какая досада! Мы бы получили от вашего выступления истинное удовольствие. Сегодня вечером после обеда.

– Это сделал Лука, – сказал ей Эл.

– Лука… – Николь некоторое время смотрела на него непонимающе. – Ах да, верно, он – ваш работодатель. – Она повернулась к Джанет Раймер. – Полагаю, надо бы арестовать и его. Вы так не считаете?

– Как скажете… – Джанет Раймер была бледна и перепугана.

– Затея с кувшинами была прикрытием для покушения, – продолжала Николь. – Это преступление против государства. Нам надо заново продумать систему приглашения исполнителей сюда. Возможно, она с самого начала была ошибочной. Она открывает сюда свободный доступ всякому, кто имеет враждебные намерения по отношению к нам… Мне жаль. – Теперь она выглядела грустной. Стиснув руки, она качалась взад-вперед, погруженная в раздумья.

– Николь, поверьте мне… – начал было Эл.

– Я – не Николь, – сказала она, будто вглядываясь в себя. – Не зовите меня этим именем. Николь Тибодо умерла много лет назад. Я – Кейт Руперт, четвертая по счету, кто занимает ее место. Я – всего лишь актриса, достаточно похожая на Николь, чтобы исполнять эту работу. И порой, когда случается подобное сегодняшнему, я жалею, что у меня такая работа. Я не имею никакой реальной власти, в полном смысле слова. Управляет Совет… Я никогда не встречаюсь с ними. Они не интересуются мной, а я ими. Так что даже если бы попытка удалась…

Наступила долгая пауза.

В конце концов ее прервал Эл:

– Как… много попыток было на вашей жизни?

– Шесть или семь, – сказала Николь. – Я забыла. Причина всегда в психологии. Эдипов комплекс или что-либо подобное. Меня это заботит. – Она повернулась к энпэшникам, которых теперь было тут пруд пруди. И сказала, указывая на Эла и Иана: – Мне кажется, они не знали о том, что произойдет. Возможно, они и не виноваты. – Она подошла к Гарольду Слезаку и Джанет Раймер. – Разве обязательно их уничтожать? Почему бы не уничтожить часть их памяти и не отпустить? Почему не принять такое решение?

Слезак глянул на Джанет Раймер и пожал плечами:

– Ну, если вы хотите так…

– Да, – сказала Николь. – Я хочу так. Так мне будет легче. Переправьте их в Бетесду, в медицинский центр, и после всего отпустите. А теперь давайте продолжать. Пригласите следующих исполнителей.

Энпэшник ткнул Иана стволом в спину:

– В коридор!

– Да, – пробормотал Иан, забирая кувшин.

«Ничего не понимаю… – подумал он. – Эта женщина действительно не Николь. Хуже того, никакой Николь вообще нет. Есть всего лишь образ, созданный телевидением и другими средствами массовой информации. А за этим образом прячется группа истинных правителей. Корпоративный орган власти. Но кто они и как получили эту власть? И как долго обладают ею? Узнаем ли мы об этом хоть когда-нибудь? Узнать-то осталось не так уж и много. Реальность прячется за иллюзиями, всю жизнь от нас скрывают тайны. Разве они не могут сообщить нам остальное? Вряд ли. Да и какая разница теперь?»

– Прощай! – сказал ему Эл.

– Ч-что? – испугался Иан. – Почему ты так говоришь? Они собираются отпустить нас, не так ли?

– Мы не будем помнить друг друга, – сказал Эл. – Честное слово! Нам не оставят никаких воспоминаний, связанных с покушением. Так что… – Он протянул руку. – Так что прощай, Иан! Все-таки мы выступили в Белом доме, верно? Ты все забудешь, но это не перестанет быть правдой: мы выступили. – Он криво усмехнулся.

– Шагайте! – сказал энпэшник.

Все еще держа в руках кувшины (зачем?), Эл Миллер и Иан Дункан пошли по коридору к выходу, возле которого их ждал черный медицинский фургон.

Был вечер. Иан Дункан обнаружил себя на пустынном перекрестке, замерзшим и дрожащим, рядом с остановкой городского общественного транспорта.

«Что я тут делаю? – изумленно спросил он себя и посмотрел на часы: было восемь. – Я вроде бы должен быть на собрании в честь Дня поминовения, не так ли? Мне нельзя отсутствовать еще раз. Пропустить два собрания подряд – это ужасно. Надо бежать домой».

Родной «Авраам Линкольн», со всеми его башенками и окнами, находился совсем недалеко, и Иан поспешил к нему, дыша глубоко и пытаясь держать хороший темп.

«Надеюсь, собрание еще не закончилось», – подумал он.

Однако окна зала собраний были уже темны.

«Черт побери!» – подумал Иан с отчаянием.

– Собрание в честь Дня поминовения закончилось? – спросил он, когда на входе в здание у него проверили идентификат.

– Вы слегка напутали, мистер Дункан, – сказал Винс Страйкрок. – День поминовения был вчера. Сегодня – пятница.

«Что-то тут не так», – подумал Иан. Но спорить не стал, просто кивнул и поспешил к лифту.

Едва он вышел из лифта на своем этаже, его окликнули:

– Эй, Дункан!

Это был сосед по имени Корли, которого он едва знал. Поскольку подобная неожиданная встреча могла быть небезопасна, Иан приблизился к нему с осторожностью.

– Что случилось?

– Слушайте меня, – сказал Корли быстро и опасливо. – Вы провалили последний релпол-тест. Вас собираются разбудить завтра в пять или шесть утра и устроить неожиданное тестирование. – Он глянул сначала в один конец коридора, потом в другой. – Изучите конец тысяча девятьсот восьмидесятых, а в частности религиозно-коллективистские движения. Ясно?

– Да, – с благодарностью сказал Иан. – Большое спасибо!.. Может быть, я сумею когда-нибудь и вам… – Он осекся, так как Корли нырнул назад, в свою квартиру, и закрыл дверь.

Иан остался один.

«Безусловно, это очень любезно с его стороны, – подумал он, идя по коридору. – Пожалуй, он спасает меня, предупредив об угрозе принудительного выселения».

Очутившись в своей квартире, он устроился поудобнее и обложился всеми имевшимися у него справочниками по политической истории Соединенных Штатов.

«Я буду учиться всю ночь, – решил он. – Потому что я должен справиться с этим тестом. У меня просто нет иного выбора».

Чтобы не заснуть, он включил телевизор и тотчас же ощутил, как от экрана, на котором возникла Первая Леди, заструилось знакомое, милое, сердечное тепло.

«…а музыкальную программу сегодняшнего вечера, – сказала Николь, – открывает квартет саксофонистов, который исполнит темы из опер Вагнера и, в частности, из моей самой любимой, из “Мейстерзингеров”. Я полагаю, что мы все получим большую пользу и, конечно же, духовно обогатимся. А после этого, решила я, перед вами снова предстанет ваш давний любимец, всемирно известный виолончелист Генри Леклерк, который исполнит произведения Джерома Керна и Коула Портера».

Она улыбнулась, и Иан Дункан, окруженный армией справочников, улыбнулся ей в ответ.

«Интересно, – подумал он, – каково это, играть в Белом доме? Что это значит – выступать перед Первой Леди? Жаль, что я так и не выучился играть ни на одном музыкальном инструменте. Я не умею ни играть в пьесах, ни писать стихи, ни петь или танцевать… Ничего. Был бы я из музыкальной семьи, если бы отец или мать научили меня…»

Он хмуро нацарапал несколько строк о взлете французской христианско-фашистской партии в 1975 году. Но его словно за уши тянули к телевизору, и, отложив в сторону ручку, он повернулся лицом к экрану.

Николь показывала дельфтскую изразцовую плитку, которую ей удалось отыскать в одной из лавок в Швайнфурте, Германия. Какие у этой плитки прелестные, чистые цвета!.. Иан глаз не сводил с экрана, зачарованный тем, как сильные, изящные пальцы Николь нежно гладили солнечную поверхность обожженной глазури.

«Полюбуйтесь на эту плитку, – говорила Николь своим бесподобным хрипловатым голосом. – Неужели вам бы не хотелось иметь такую вещицу? Разве она не прелестна?»

– Прелестна, – прошептал Иан Дункан.

«Сколько из вас хотели бы увидеть ее когда-нибудь еще? – спросила Николь. – Поднимите руки».

Иан с надеждой поднял руку.

«О-о, как вас много! – Лицо Николь расцвело сияющей улыбкой. – Ну что ж, возможно, позже мы еще пройдемся по Белому дому. Вам бы этого хотелось?»

– Еще как хотелось бы! – вскричал Иан, подпрыгивая от восторга.

Ему казалось, что она улыбается с экрана только ему, и никому больше. И он улыбнулся в ответ. А затем, ощущая гигантскую тяжесть, навалившуюся на душу, вернулся к своим справочникам. Назад, к жестокости бесконечных будней…

Что-то стукнуло в окно его комнаты, послышался тихий голос:

– Иан Дункан, у меня очень мало времени!

Оглянувшись, он увидел в вечернем полумраке парящую в воздухе яйцеобразную конструкцию. Внутри находился какой-то мужчина, энергично машущий руками и продолжающий звать Иана. Яйцо издавало негромкое гудение, его двигатели сбавили мощность, человек ударом ноги открыл люк аппарата и поднялся с сиденья.

«Неужели они уже прибыли проводить тест? – подумал Иан Дункан и беспомощно встал. – Так скоро… Я еще не готов».

Человек развернул свой аппарат так, что огненно-белые струи ракетных двигателей воткнулись прямо в стену здания. Комната задрожала, посыпалась облицовка стен. Стекло от жара лопнуло. Человек возник в проеме и крикнул, пытаясь привлечь внимание обалдевшего Иана.

– Эй, Дункан! Поторапливайтесь! Я уже забрал вашего дружка! Он на борту другого корабля!

Мужчина был уже немолод, на нем был дорогой, несколько старомодный костюм из натуральной ткани синего цвета в полоску. Незнакомец ловко выпрыгнул из яйцеобразного аппарата и приземлился на обе ноги в комнате Иана.

– Нам надо торопиться, если мы намерены сделать это. Неужели вы меня совсем не помните?.. А Эла?

Иан Дункан изумленно глядел на незваного гостя, не имея ни малейшего понятия ни о нем, ни об Эле.

– Мамины психологи неплохо с вами поработали! – Мужчина задыхался. – Эта Бетесда – стоящее, видно, местечко. – Он подошел к Иану и схватил его за плечо. – Энпэшники закрывают все «Пристанища драндулетов». Мне необходимо срочно переправить свое хозяйство на Марс, и я беру вас с собой. Попытайтесь собраться. Меня зовут Чокнутый Лука. Сейчас вы меня не помните, но память к вам вернется, когда мы все окажемся на Марсе и вы встретитесь снова со своим дружком Элом. Шевелитесь!

Лука подтолкнул его к проему, который всего несколько минут назад был окном, и к аппарату, зависшему рядом.

«Это же и есть драндулет», – сообразил вдруг Иан.

– О’кей, – сказал он, пытаясь разобраться, что следует взять с собой.

Что ему может понадобиться на Марсе? Зубная щетка, пижама, зимнее пальто? Он в отчаянии оглядывал квартиру.

Где-то вдалеке ожили полицейские сирены.

Лука забрался назад, в кабину драндулета, и протянул Иану руку. Тот схватился за руку и последовал за попутчиком. По полу драндулета, к изумлению Иана, ползали ярко-оранжевые, смахивающие на огромных божьих коровок существа, чьи антенны сразу же повернулись в его сторону.

«Это папулы, – вспомнил Иан. – Или что-то вроде этого».

– Вам теперь будет очень хорошо, – мысленно сказали папулы. – Не волнуйтесь! Чокнутый Лука успел вовремя прилететь за вами. Очень-очень вовремя. Так что расслабьтесь.

– Да, – согласился Иан.

Он прилег, прислонившись к задней стенке драндулета, и расслабился. И корабль рванулся в бездну ночи, направляясь к планете, которая летела впереди.