Леонардо

Горизонт едва розовел от восходящего солнца, а Леонардо уже обошел весь рынок и изучил всех торговцев, которые устанавливали свои прилавки перед началом торгового дня. И снова не нашел среди них той женщины.

В течение последнего месяца он ходил на рынок ежедневно, пытаясь отыскать незнакомку, которая спасла его руку от неумолимого тесака. Он и сам не мог понять, что являлось причиной его одержимости — исходящее ли от ее лица таинственное сияние, ее смелый лучистый взгляд или угаданная ею его заветная мечта о полетах, — но с момента их встречи им овладело ничем не объяснимое, но неодолимое желание запечатлеть ее образ на холсте. «Только бы найти ее, — думал Леонардо, — а уж позировать я ее как-нибудь уговорю». И тогда, наверное, он разгадает причину такого наваждения.

— Нет, господин, так мы никогда ее не найдем, — сказал Салаи, когда они уходили с рыночной площади. Утренний туман все еще окутывал город тонкой дымкой. — Вы не знаете ее имени, не знаете, где она живет, и главное — не знаете, что привело ее в тот день сюда. А что, если она вообще не флорентийка? Или просто привиделась вам?

Эта мысль уже не раз посещала Леонардо. Вязь золотой вышивки на груди и запястьях, блестящие ленточки, трепетавшие за спиной, словно крылья, бесстрашие, с каким она вступилась за него… Возможно ли, что она ангел, посланный Богом для спасения его левой, бесценной руки?

— Нет же! — спорил сам с собой Леонардо. — Разве голос посланца небес может звучать так живо, разве бывают у ангела такие лучистые глаза, такие теплые руки?

То была земная женщина, и он непременно найдет ее на рынке, в этом он не сомневался. Судя по бесшабашной отваге, с какой она держалась, по тому, как сразу признал ее торговец птицами, она здесь свой человек. Пусть она не встретилась ему сейчас — он придет днем. А потом на закате. И завтра, и послезавтра. Он не отступится, пока не найдет свою спасительницу.

Они с Салаи уже миновали мост через реку и свернули в переулок, когда на другом его конце чья-то закутанная в плащ фигура выскольз­нула из боковых дверей церкви.

Леонардо сразу узнал молодого скульптора, тот украдкой покидал церковь — и не какую-нибудь, а церковь Санто-Спирито, давно известную тем, что начинающим художникам здесь не отказывали в возможности учиться на натуре. У этой мимолетной уличной сценки могло быть лишь одно объяснение.

Леонардо зашел в церковь, терпеливо дождался момента, когда окончится утренняя служба и прихожане разойдутся, и лишь потом заговорил с настоятелем.

— Святой отец, — сказал Леонардо, выступив из тени притвора. — Только что я видел, как вашу церковь покинул Микеланджело Буонарроти.

— Господин Леонардо. — Отец Бикьеллини приветствовал его легким кивком. — Рад видеть вас в доме Божьем.

— Я пришел к вам за помощью. — Леонардо надеялся искренностью расположить к себе священнослужителя. — Я пытаюсь завершить нечто, чего никто еще прежде… — Он хотел открыть святому отцу свою мечту о полетах, но побоялся услышать уже знакомую проповедь о том, что если бы Господь Бог задумал человека способным летать, то дал бы ему крылья. Поэтому Леонардо объявил: — Я знаю, что делал здесь Микеланджело.

— Молодой человек приходил помолиться, — спокойно ответил отец Бикьеллини. — Думается, и вам, сын мой, пристало бы преклонить колена перед Господом нашим.

— Помолиться? — Голос Леонардо разнесся по пустой церкви. — Не для молитв он приходил сюда, а чтобы анатомировать покойников.

Отец Бикьеллини побледнел, когда крамольные слова слетели с губ Леонардо.

— Извините, меня призывают богоугодные дела, — решительно сказал он и повернулся, чтобы уйти.

Леонардо последовал за ним.

— Он же платит вам, верно? Я тоже готов заплатить, и притом гораздо больше…

Отец Бикьеллини резко оборвал его:

— Крепко усвойте, сын мой: подкупить меня невозможно. К тому же столь богопротивный замысел никогда бы не пришел в голову такому благочестивому юноше, как Микеланджело. Его отец воспитал его добрым католиком. Он из достойной семьи.

— Прошу прощения. Судьба не удостоила меня милостью иметь такого заботливого отца, — холодно заметил Леонардо.

— В таком случае вам следует искать руководства у Отца Небесного, — промолвил отец Бикьеллини и открыл перед Леонардо дверь.

Немного поколебавшись, тот вышел из церкви. Салаи ждал его на ступеньках.

— Идем, Джакомо. У нас сегодня важный день, мы должны поймать ветер — с какой бы силой и в каком бы направлении он ни дул.

— Ну что, Салаи, готов ты стать свидетелем исторического события? — Голос Леонардо прорывался сквозь завывания холодного зимнего ветра.

— Да, господин, — крикнул в ответ Салаи.

Они стояли на вершине Монте-Чечери, горы Лебедя, расположенной неподалеку от городских стен. На ясном небе не было ни облачка — идеальный день для полетов. От особенно сильного порыва едва не порвалась веревка, привязывающая к земле летательный аппарат. Еще один такой рывок — и он взмоет в воздух. Определенно, это добрый знак. Если машина сама стремится в небо, значит, непременно взлетит, нужно лишь запустить ее как полагается.

Воздушный винт, как называл свой аппарат Леонардо, представлял собой большое крыло, закрученное спиралью; сделанное из кипарисового дерева и прокрахмаленного полотна, оно вращалось вокруг центрального стержня и, ввинчиваясь в воздух, должно было поднять аппарат. Согласно теории Леонардо, при вращении винт будет выталкивать воздух вниз, создавая тем самым противодействующую силу, способную вознести над землей машину, а также сидящего в ней пилота. Он уже рисовал в воображении, как такие винтолетные машины бороздят небеса, а путешественники летают по небу, любуясь живописными пейзажами: озерами, водопадами, вулканами. Возможно, в будущем полеты станут доступны каждому человеку.

На место пилота Леонардо установил мешок с камнями. Конечно, он желал бы сам занять это место и, обвязавшись ремнями, взмыть в воздух, но понимал, что это слишком рискованно. Сначала следовало испытать машину. Сверху на мешок он нахлобучил украшенную перь­ями пурпурного цвета шляпу, а на мешковине еще раньше небрежно написал свое имя.

— Представь, Салаи. — Леонардо задумчиво разглядывал окрашенные багрянцем далекие холмы. — Если сейчас все получится, то в один прекрасный день я смогу перелететь через океан и открыть для себя какой-нибудь новый мир. — И правда, в последние годы многие путе­шественники, возвращаясь из дальних странствий, рассказывали удивительные истории об огромных неизведанных пространствах суши по ту сторону океанов.

— Давайте-ка сначала проведем испытание, господин, а уже потом подумаем о перелетах на другие континенты, — рассудительно предложил Салаи.

Леонардо вздохнул. Временами ему становилось грустно оттого, что его помощник не имел склонности к дерзким мечтам. Надо бы поработать над этим…

Они поместили воздушный винт в огромную рогатку. Если бы машиной управлял сам Леонардо, он установил бы ее на исходную позицию, орудуя ножными рычагами, но на первый раз пришлось применить для этого сложную систему пружин, грузов, рычагов и колес — как у механизма, приводящего в действие часы. По расчетам Леонардо, если винт вращать постоянно, то аппарат сможет подниматься все выше и выше — до бесконечности. Оставалось только придумать, как вернуть его на землю.

Общими усилиями Салаи и Леонардо вместе с тетивой оттянули назад конструкцию, приводя гигантскую рогатку в готовность.

— Uno, — начал Леонардо отсчет.

В детстве он любил бродить среди этих холмов. Он изучил здесь все тропки, бегая в густой высокой траве, перепрыгивая через сучковатые валежины и ловко уворачиваясь от вырастающих на пути узловатых, причудливо изогнутых деревьев. Теперь этот мирный пейзаж служил декорацией для величайшей победы его разума.

— Due. 

В отдалении, в низине, в направлении Флоренции галопом скакали два всадника — должно быть, спешили на рынок, ведь сегодня базарный день. Повезло этим двоим — они удивят своих домочадцев не досужими сплетнями и глупыми небылицами, а рассказом о небывалой летающей по небу механической диковине.

— Tre! — выкрикнул Леонардо.

Они с Салаи одновременно отпустили аппарат.

Тетива вытолкнула бешено вращающийся винт в небо.

Лошади всадников вскинулись на дыбы, а сами они закричали, указывая руками в небо.

Всю жизнь Леонардо мечтал об этом мгновении. Его летательный аппарат дребезжал, бешено вспарывая воздух, и казалось, что мир вокруг приобретал необычайно яркие живые цвета. Небеса окрасились пронзительным ультрамарином, кроны кипарисов засияли глубоким малахитом, а буро-желтые песчаные холмы в отдалении оделись в золото. И — как торжество его победы — на фоне буйного великолепия красок радостно и бесшабашно трепетала на ветру пурпурная шляпа с развевающимися перьями, венчающая мешок с камнями.

Аппарат летел в направлении всадников. Вдруг из-за сильнейшего порыва ветра он завихлялся, его стало раскачивать из стороны в сторону. Леонардо перестал дышать, силой мысли пытаясь удержать свою конструкцию на лету.

Однако летательный аппарат завалился набок, перевернулся и понесся к земле, увлекаемый тяжестью камней.

— Нет! — завопил Леонардо и побежал вниз с холма.

Деревянная арматура затрещала, полотно разорвалось с резким звуком… Чудовищный удар о землю. Мешок лопнул, камни, подпрыгивая и сталкиваясь, с грохотом покатились по склону, погребая под собой пурпурную шляпу. Если бы Леонардо сидел в своем винтовом аппарате, ему размозжило бы голову и лавина грохочущих камней увлекла бы его тело за собой.

— Нет, нет, нет, — как в бреду бормотал Леонардо. Он конструировал этот великолепный винтолетный аппарат в течение многих месяцев.

По склону метался Салаи, безнадежно пытаясь подобрать хоть какие-то не пострадавшие части конструкции.

Леонардо упал на колени, погрузил пальцы в еще влажную от недавнего дождя почву. Мир вокруг снова потускнел: холмы и поля лишились сияющей позолоты, к ультрамариновым небесам вернулся линялый голубой оттенок.

Он сделал два глубоких вдоха. Он восстановит свой аппарат, усовершенствует его конструкцию, и новый воздушный винт будет мощнее и устойчивее в полете. А может, вся эта идея с винтолетом и вовсе не годится? Пожалуй, стоит вернуться к изучению крылатых созданий природы: птиц, летучих мышей, стрекоз. Он решительно поднялся на ноги, отряхнул землю с колен. Спустя много лет он будет смотреть на эту неудачу лишь как на досадное препятствие, на маленькую кочку, о которую споткнулся на долгом извилистом пути к великой цели. Возможно, именно эта осечка как раз и выведет его на правильную дорогу, на которой его ожидает успех?

Далеко отошедший от него Салаи вдруг понесся вверх по холму, пыхтя и задыхаясь.

— Люди Борджиа! — выкрикнул он. — Спасайтесь, господин, бегите!

О чем это он? Люди Борджиа? Леонардо прищурился, пытаясь разглядеть всадников у подножия холма. Те двое, что стали свидетелями испытания его летательной машины, теперь преследовали Салаи. Один размахивал мечом, другой — палицей. На их нагрудниках даже издали можно было разглядеть красного быка на желтом поле — герб Борджиа. Значит, эти двое — из его войска. Леонардо охватил ужас при мысли о том, что с того места, где находились всадники, неудавшийся эксперимент с полетом его аппарата мог выглядеть как попытка флорентийцев обстрелять их с вершины холма. Эти двое могли принять его научный эксперимент за нападение.

Леонардо отшатнулся, едва не опрокинулся, потом круто развернулся и понесся вниз по противоположному склону холма, обращенного в сторону городских ворот. Увлекаемый силой гравитации, он бежал все быстрее и быстрее, но вдруг его левая нога застряла в густых зарослях подлеска, и колено подвернулось. Он попытался удержать равновесие, однако скорость была слишком большая. Леонардо рухнул на острый сук, торчавший из поваленного дерева. Его конец глубоко вошел в бедро, жгучая боль раскаленной иглой пронзила ногу и туловище. Леонардо закричал и кубарем покатился по склону. Впереди он заметил каме­нистый выступ, попробовал увернуться, чтобы избежать столкновения, но не успел и впечатался в него лбом.

Остановился он лишь у подножия холма. Перевернувшись, осмотрел склон — всадников нигде не видно. Неужели он убежал от них?

— Господин! Пожалуйста! Andiamo! Надо бежать! — Салаи схватил Леонардо за руку, помог подняться на трясущиеся ноги. — Скорее бежим в город, — из осторожности Салаи говорил тихо.

Леонардо попытался сделать шаг, но колено подогнулось, приступ острой боли пронзил его, и, потеряв равновесие, он упал. Салаи подхватил его под мышки и потащил к городским воротам. Ноги Леонардо безвольно волочились по земле. Вдруг он заметил на гребне холма какое-то движение и разглядел фигуры всадников. Это снова они, солдаты Борджиа, только теперь на одного из коней была погружена деревянная винтовая конструкция — часть его летательного аппарата. Леонардо уже не знал, радоваться ли тому, что они с Салаи удрали от людей Борджиа, гордиться ли тем, что враги заинтересовались его изобретением, или ужасаться от того, что оно попадет в руки беспощадного Чезаре.

Наконец они оказались за спасительными городскими стенами. Салаи крикнул стражникам, чтобы те затворили ворота, иначе в город ворвутся солдаты Борджиа.

— Мой господин прогнал их прочь! — заявил Салаи, и Леонардо, несмотря на боль в ноге, усмехнулся этой лестной для него выдумке. — Поторопитесь, не ровен час, они вернутся.

Каждую вторую субботу месяца жители окрестных деревень толпами валили в город на открывающийся в эти дни большой базар. Леонардо подозревал, что стражники не послушают Салаи и не станут закрывать ворота перед носом у торговцев и покупателей. Впрочем, это было неважно; если бы Чезаре Борджиа и правда хотел нанести удар по Флоренции, он давно стоял бы уже со своими головорезами у ворот.

Салаи тащил Леонардо прочь от входа в город до тех пор, пока они не перебрались на другую сторону Арно. Там он бережно прислонил Леонардо к стене какого-то дома и принялся изучать глубокую рану на его ноге. Невольно содрогнувшись, он посоветовал:

— Лучше не смотри, господин.

Ветер обжигал разорванные ткани. Леонардо и не надо было смот­реть, он и так знал, что сук вошел в ногу очень глубоко. Салаи оторвал от своей туники лоскут и крепко перетянул поврежденное место.

— Не могу остановить кровь, — сказал он озабоченно.

Лицо Леонардо исказила гримаса досады. Не надо было так безоглядно улепетывать от солдат Борджиа, они не гнались за ним, а спешили подобрать диковинную штуку, летевшую по небу. Так что поранился он только по собственной вине. Он забыл главный постулат своей же фило­софии: всегда найдется время на то, чтобы остановиться и подумать.

— Господин, вам нужна помощь.

Леонардо забеспокоился, увидев, как побледнело лицо его помощника.

— Думаю, ты прав.

— Побудьте здесь, — решительно велел Салаи. Это был голос настоящего мужчины, взявшего на себя ответственность, а не напуганного мальчишки. — Я сбегаю к аптекарю. — И Салаи сорвался с места.

Аптекарю?

— Погоди, Салаи, — попытался крикнуть ему вслед Леонардо, но голос едва слушался его. Салаи спустя мгновение исчез за поворотом. — Аптекаря не будет там, — застонал Леонардо, вытирая выступившую на лбу испарину. Какой же торговец в базарный день останется сидеть у себя в лавке?

Кровь все сочилась из раны, уже целая лужица образовалась на грязной мостовой. От слабости у Леонардо пульсировало в голове. Тошнота подступала из желудка к горлу. Салаи вернется не раньше чем через час — пока обежит одну за другой несколько аптек в поисках той, что открыта, пока сообразит, в чем дело… А рынок — вот он, совсем рядом.

Леонардо призвал на помощь всю свою волю, пересиливая боль, рывком поднялся на подкашивающиеся ноги и потащился в сторону рядов.

Продавцы и покупатели, как всегда в такие дни, заполонили всю рыночную площадь, разнообразие звуков, цветов и запахов кружило голову. Леонардо с трудом пробирался сквозь толпу, со всех сторон получая толчки. Боль штопором ввинчивалась в голову, по раненой ноге стекала кровь. Руки заледенели, зрение затуманивалось, несколько раз он споткнулся и едва не упал, но все же успел привалиться к ближайшему прилавку. Где же сидит этот проклятый аптекарь? Отчего он никак не может запомнить?

Леонардо удалось дотащиться до конца очередного ряда.

И вдруг он увидел ее…

Те же струящиеся по плечам каштановые локоны, тот же округлый стан, такое же загадочное сияние, исходящее от нежно-оливковой кожи. Послеобеденное солнце золотило половину ее лица, а другая лишь угадывалась в густой тени. Глаза были опущены, но он все равно мгновенно узнал ее, свою таинственную спасительницу — ту, что защитила его левую руку, а в награду попросила его научиться летать. Она стояла у прилавка с шелками, а вокруг, колышимое ветром, трепетало и переливалось разноцветное море тканей: пламенно-оранжевых и цвета глубокого индиго, темно-зеленых и изумрудных, отливающих тусклым тяжелым золотом, с вкраплениями сочной малины и яркой бирюзы. Сама она была одета в длинное широкое платье кофейного оттенка, так гармонирующего с бархатом ее бездонных глаз.

На лбу Леонардо опять выступил пот. Ему снова казалось, что это видение, ангел, посланный небесами для того, чтобы уберечь его от очередной беды. В первый раз она спасла ему руку, а сейчас явилась, когда он находился на грани беспамятства из-за страшной раны. Шатаясь от слабости и закусив губу, он устремился к ней. Голова кружилась, он быстро терял кровь. А она, его ангел, была совсем рядом.

Он хотел окликнуть ее, но его горло и рот словно забились шершавым песком. Дыхание прерывалось. От боли его скрючило, однако он, собрав все свои силы, отчаянно рванулся к ней. И почти завалился, но в последний миг успел уцепиться грязными пальцами за краешек ее платья.

Женщина вскрикнула и отшатнулась от незнакомца, ухватившего ее за подол.

— Помогите, — прохрипел Леонардо.

— Прочь от моей жены, бродяга! — зарычал откуда-то сверху мужской голос.

Жены? Разве у ангелов бывают мужья? Леонардо помотал головой, надеясь, что зрение и разум его прояснятся.

Мужчина вышел из-за прилавка и жестом собственника обхватил жену за плечи. Он был достаточно преклонного возраста и годился ей в отцы. Крохотное сморщенное личико венчала несоразмерно большая копна жестких, торчащих во все стороны волос, маленький круглый нос стремился вверх. Он походил на одного из тех ежиков, за которыми наблюдал Леонардо в детстве, гуляя по холмам в окрестностях Флоренции.

Леонардо с трудом поднялся на дрожащие колени.

— Умоляю.

Облачко набежало на ее лицо — кажется, она вспомнила его. Глаза ее широко раскрылись. Она наклонилась к нему и бережно поддержала, потому что в изнеможении он опустился на землю. Кожа ее была все такой же теплой и гладкой, как он запомнил. При каждом вздохе ее полная грудь мягко вздымалась и опускалась. Нет, она не ангел из предвечного, а земная женщина из плоти и крови.

— Лиза! — завопил ее муженек. — Ну-ка прочь от него!

Ее имя! Наконец-то Леонардо узнал ее имя.

— Лиза, — тихонько прошептал он.

Муж пытался вырвать край ее платья из скрюченных пальцев Леонардо. А перед его глазами сгущался туман. Не отводя слабеющего взгляда от ее бархатных глаз, он перенесся в волшебно-прозрачные, наполненные солнечным светом пейзажи своей юности. Перед его взором легкими волнами колыхалось море подсолнухов и оливковых деревьев. Верхушки кипарисов послушно клонились под ветром. Темные пещеры уходили в самое сердце земли. Почва под ногами неудержимо осыпалась… Затем его понесло вниз по реке к океану, и огромные валы играли им, как песчинкой, накрывали, вздымались над ним и обрушивались водопадами, разлетаясь тысячами брызг.

Наконец-то он нашел свою спасительницу. Теперь он сможет отблагодарить ее, воздать за милосердие, узнать ее.

— Я очень, очень хочу написать вас, — из последних сил прошептал он, судорожно вздохнул и погрузился в непроглядную тьму.

Отправить