Глава 18
Тристан
Много крови пролили Эшфайры, и многие сгорели за наше право восседать на троне.
Обед Тристан пропустил.
Остальные подмастерья сейчас, поди, только и обсуждают произошедшее на тренировке. Зачем лишать их возможности посплетничать: коммандер и его сын снова не поладили.
Трапезная была по пути, но Тристан свернул влево и, обогнув храм, направился к казарме.
Оказавшись внутри, стал расхаживать из стороны в сторону.
«Тихий, как гора. Недвижный, как гора. Спокойный, как…»
Закипев от отчаяния, Тристан развернулся на месте и ударом кулака пробил стену.
Гнев моментально испарился. Тристан шумно выдохнул, присмотрелся к дыре, затем – к разбитым костяшкам кулака. К счастью, стена больше напоминала ширму из дранки, а не из тяжелых досок, как в той же долине.
Будь она сложена из досок или камня, как внешние стены казармы, Тристан сломал бы руку. При мысли, что пришлось бы объяснять происхождение травмы коммандеру, он мрачно рассмеялся. Он до крови ободрал кожу на костяшках и испортил перегородку – надо будет прислать слуг, чтобы починили, и надеяться на то, что отец не узнает о произошедшем.
Тристан улегся в гамак и, покачиваясь туда-сюда, оглядывал казарму – узкое вытянутое помещение, увешанное тряпичными люльками вместо деревянных кроватей. Гамаки позволяли вместить столько жильцов, сколько требовалось. Местами они висели и вовсе в два яруса, а рядом стояли стулья, вставая на которые подмастерья забирались в постели, будто слуги. Впрочем, сейчас в казарме жило всего десять учеников, многие места пустовали, и Тристан выбрал нижний гамак в дальнем конце казармы у черного хода, чтобы добиться хоть какого-то подобия уединения.
Все думали, что коммандер своему единственному сыну и наследнику станет всячески потакать и делать поблажки, однако выходило с точностью наоборот.
Он столько месяцев ждал, ему не терпелось приступить к обучению с конем и фениксом – чтобы взять последний барьер на пути из подмастерьев в мастера. Но отец задержал продвижение, дожидаясь, пока подтянутся остальные ученики, которые Тристану и в подметки не годились.
Снова вернулось навязчивое ощущение, что отец знает о слабости Тристана и что на самом деле он откладывал его последнее испытание по другой причине. Эта ложь – не первая и не последняя, но Тристану до смерти надоело искать подвох во всем, что отец говорит, в том, как поступает с ним.
Свою тайну Тристан берег как зеницу ока; скрывал всеми силами, исправляя ошибки – как, например, ту, на утесе, – чтобы стать вдвое сильнее. Однако всякий раз наступал момент, когда Тристана сковывало сомнение и неуверенность, страх, что стоит отцу присмотреться, как он все поймет. А вдруг он уже знает? Вдруг понял, что сын боится огня – того, что делает наездников теми и тем, кто и что они есть?
Но пусть это и трепало ему нервы, раздражало, Тристан хотел такой жизни. Он отказывался упускать мечту из-за того, с чем, в конце концов, можно и совладать.
Увидев сегодня коммандера на полосе препятствий, Тристан понял: вот он, шанс доказать, что он сильнее недостатков, которые видит в нем отец, что ему все по плечу. Тристан даже думал убедить отца поставить его во главе собственного дозора – о большем он и не мечтал.
А вместо этого снова осрамился.
Точнее, посрамил его Ник, мальчишка-конюх.
Мало было Тристану потерять уверенность и провалить очередное важное испытание, так он еще и позволил конюху вмешаться и спасти его! Тому же мальчишке, который однажды выставил его дураком! Слух о том, как Тристан в первый же вылет провалил службу, распространился быстро: однокашники посмеивались над тем, как Тристан «поспешил подуть в рожок». Всякий раз, встречая Ника, приятели искоса поглядывали на Тристана и посмеивались. И вот, с очередным провалом исчезла почти всякая надежда, что тот случай забудется.
Покидая площадку, Тристан снова и снова проигрывал в голове сцену с конем и фениксом, и в конце концов убедил себя, что смог бы справиться, если бы не мальчишка. Увидев огонь, Тристан перепугался, но это ему было не в новинку. Еще секунда – и он приказал бы Рексу погасить пламя, коню – опуститься на все четыре ноги, а псу и голубю – вернуться. Он все уладил бы, но нет же, встрял этот мелкий паршивец. Рискуя погибнуть в пламени или под копытами, он сделал то, чего не удалось Тристану, – взял ситуацию под контроль. С легкостью, будто ему это почти не стоило усилий.
Мальчишка начинал действовать Тристану на нервы.
Сев в гамаке, он уронил голову на руки, зарылся пальцами в упавшие на лоб волосы. Мало было насмешек со стороны других подмастерьев, так еще и в глазах отца он увидел знакомый взгляд. Ошибка сына станет оправданием за то, что коммандер сдерживал его неделями, если не месяцами. Неважно, как хорошо Тристан покажет себя в будущем, сегодняшнего провала отец ему не забудет.
Причем пострадает не он один – достанется всем наездникам. Неважно, что коммандер думает о сыне, нужно высылать больше дозоров, и поимка Ника это лишний раз доказала. Надо следить за местами, где не ходят местные: низина, Предгорье и леса, – ведь там могут рыскать шпионы и имперские каратели.
Но вот, из-за Тристана, коммандер сократит такие необходимые меры, лишь бы доказать свою правоту. Лишь бы научить сына смирению.
– Ты победил, отец, – пробормотал, вставая на ноги, Тристан. – Я смирен.
Правда, зыбкого понимания о необходимости смирения хватило лишь на несколько часов. Тристан направлялся к полосе препятствий, и с каждым шагом это понимание становилось все слабее. Как мог отец так поступить с ним? Тристан – лучший из подмастерьев, и все же он недостаточно хорош. Да, он допустил несколько ошибок, но лишь потому, что отец сам подтолкнул его к роковой грани.
Приближаясь к Нику, встревоженно стоявшему подле Вихря, Тристан ощущал гнев, полыхающий сильнее фениксова огня.
«Спокойный, как гора», – напомнил он себе, но эти слова потеряли для него всякое значение.
Он даже не стал говорить с взглянувшим на него мальчишкой: волосы и глаза черные, как уголь; физиономия и висящая мешком форма слуги – в пятнах грязи. И все же магия в нем сильна, раз сегодня он провернул такой трюк. Угомонить строптивого коня вроде Вихря и без колебаний приблизиться к фениксу… Тристан нехотя признал, что у мальчишки есть задатки наездника. Но никакой мощный природный дар не сделал Ника мастером, и коммандер приставил его помогать Тристану – это ранило его хрупкое самолюбие сильнее, чем он мог вытерпеть.
Тристан сердито выхватил у Ника поводья, вскочил в седло и призвал остальных животных. Не говоря ни слова, выехал на полосу препятствий.
Впрочем, на полпути Ник его догнал.
– А… а разве мне не положено вам помогать? – неуверенно спросил он, выпучив глаза.
Тристан остановился у мишени.
– Ездить умеешь? – спросил он.
– Верхом на коне?
Тристан раздраженно засопел.
– Да, на коне, – сказал он, принуждая себя говорить учтиво. Хотя знал, что мальчишка не умеет ездить ни на коне, ни на фениксе, ни – раз уж на то пошло – на ламе.
– Нет, – ответил Ник, и Тристан кивнул.
– А из лука стрелять? – Тристан показал зажатое в руке оружие.
– Нет, – мальчишка потупился.
– Нет, – эхом повторил Тристан. – А посылал когда-нибудь почтового голубя? С собакой охотился? Занимался хоть чем-нибудь, что я выполняю на полосе препятствий?
Не поднимая глаз, Ник замотал головой.
– Да я и сам понял, – сказал Тристан, снова переводя взгляд на мишень в нескольких ярдах впереди. Он понимал, что грубит, но ничего не мог с собой поделать. «Этого ты хотел, отец, так ведь? Чтобы я стал таким же, как ты?»
– Зачем же тогда меня приставили помогать вам? – спросил Ник и наконец поднял взгляд. Тристан невольно испытал болезненное сочувствие к нему.
– Коммандер просто играет с тобой. Еще привыкнешь… или нет. Я думал, что я привык, но посмотри на меня.
Щеки Тристана налились жгучим румянцем. Он не собирался откровенничать, но, к собственному удивлению, заметил во взгляде Ника глубокое понимание. Как будто его слова были для мальчишки не просто бессвязным нытьем избалованного и непонятого коммандерского сынка, но напомнили о чем-то, что он когда-то переживал сам.
– Что же мне тогда делать? – спросил после недолгого молчания Ник. Тут его взгляд коснулся ободранных костяшек на кулаке Тристана.
Спрятав руку, Тристан выпрямился в седле:
– Не высовывайся и не лезь под ноги.
– Пройдете испытание до конца? – спросил Ник, указав на штабель припасов, которые загорелись бы, воспламенись Рекс вблизи них.
– Нет, – резковато ответил Тристан. – Я… нет, не сегодня.
Чуть нахмурившись, Ник кивнул и отошел в сторону.
Тристан плотно зажмурился. Если Рекс снова приземлится перед ним, пылающий, он не выдержит, только не после сегодняшнего провала. Надо быть осторожнее, а тут еще это волнение.
Медленно выдохнув через нос, Тристан расправил плечи и продолжил.
Полоса выматывала, особенно если проходить ее дважды за день. Тристан старался не показывать напряжения – привычка, которую заставило выработать пристальное внимание отца, – однако на лбу уже выступил пот, да и сосредоточиться получалось с трудом. Когда плотно держишь под контролем трех животных, да еще парящего в небе феникса, это быстро лишает сил. И вот уже Тристан начал халтурить: он по-прежнему заставлял Рекса кружить в небе, но не просил сообщать, что тот видит в крепости и ее окрестностях.
Ник волновался все сильнее, молча шел следом, но ему явно хотелось что-то сказать. Он нерешительно раскрывал рот, заламывал руки и приближался – только затем, чтобы сразу отскочить.
Наконец Тристану это надоело.
– Чего? – резко спросил он, остановившись. На то, что хотел сказать мальчишка, ему вообще-то было плевать, просто хотелось прерваться. Вот Тристан и решил: пусть Ник выговорится, хоть мельтешить перестанет, а он еще успеет закончить полосу засветло. Пылающий оранжевый шар солнца готовился перевались за пики далеких гор – еще несколько минут, и пропадет из виду.
Ник медлил.
– Да просто… вы… в общем, вы…
– Говори. Уже. Быстро.
Ник прищурился.
– Ладно. Вы все делаете неверно, – выпалил мальчишка, запоздало добавив «сэр».
Сэр. Вообще-то, отец Тристана – губернатор Ферро, а следовательно, сам Тристан – его наследник, и обращаться к нему стоило «милорд». Правда, на этот титул сейчас претендовал иной человек, поэтому «сэр» было самым большим, на что Тристан смел рассчитывать. Пусть это и неправильно.
– Я тебе не сэр. Подмастерье. Говори: да, подмастерье, нет, подмастерье. Ясно?
– Да, подмастерье, – сухо подтвердил Ник.
– Так, и что же я делаю неверно? – спросил Тристан, оглядывая себя. Техника, форма – все идеально.
– Магию не так используете, – ответил Ник, указав на животных. – Давите, наседаете. Взять хотя бы Шторма, – указал он на пса у ног Вихря. – Надо объяснить, чего вы хотите, и направлять к этому, а вы навязываете свою волю, давите на него. Поэтому и тратите силы без нужды, стоит вам ослабить контроль – теряете пса.
Тристан посмотрел на него с сомнением. Тиранить животных ему и так не нравилось, но сюсюкать с теми, кто просто должен подчиняться тебе, – это бред. Даже связь Тристана с Рексом, которая переросла в доверие и дружбу, начиналась с отношений наездника и питомца. Хозяина и слуги.
От Рекса повеяло раздражением: птица словно бы закатила глаза, если это вообще можно сделать мысленно. Феникс видел себя равным Тристану, для него они – пара. Его магия усиливала способности Тристана, и точно так же человеческий рассудок и понимание мира усиливали разум феникса. Фениксы – отнюдь не обычные птицы или животные, и отчасти причина тому – их многовековая связь с людьми.
Тряхнув головой, Тристан прогнал мысли Рекса. Сама идея о том, что с собакой надо говорить как с фениксом – с которым ты связан магически, – просто нелепа.
Тристан посмотрел в темнеющее небо. Время уходило. Слова о том, что он подавляет животных, не отпускали, но ведь Ник – совсем юн и неопытен. Тристан поступал так, как его учили, а его отец, ветеран Войны крови, всяко понимал в анимагии больше, чем какой-то там шестнадцатилетний парнишка, не нюхавший магической связи.
– Говоришь ты красиво, но анимагов так учили поколениями. Животные должны подчиняться нам, они – не друзья. И я его не упущу, – кивнул он в сторону гончей.
С этими словами Тристан поскакал дальше, удвоив старания. Он боялся, что мальчишка окажется прав насчет причины усталости.
Когда он выехал на финальный отрезок, то через связь ощутил скуку Рекса, и это нарушило сосредоточенность. Голубь на плече так и норовил расправить крылья и отправиться ловить личинок, а Шторм снова ощутил запах кроликов в клетке: такой аппетитный, он возбуждал пса, заставляя предвкушать добычу.
А потом внезапно в тишине раздался звук удара. Он донесся со стороны мишени для стрельбы из лука, возле которой, держа в руке ветку, стоял Ник. Ударив по деревянной раме, мальчишка заставил Тристана отвлечься и потерять контроль над животными.
Мрачно усмехнувшись, Ник швырнул палку как можно дальше. Тристан не успел даже попытаться восстановить контроль над животными, как пес уже бросился за ней, голубь сорвался с плеча, а Вихрь встал на дыбы и чуть не сбросил его. Единственный, кто продолжал делать то, что ему полагалось, – Рекс. Его скука испарилась, и он уже с любопытством наблюдал происходящее на земле.
Ник, даже не взглянув на Тристана, подошел к штабелям припасов и приготовился уносить их.
Тристан же не стал утруждаться призывом животных назад к старту. Он подскакал к Нику и спрыгнул с коня.
– Это что еще такое было, во имя преисподней?
Рядом приземлился Рекс, и Ник наконец обернулся. С тоской и благоговением он посмотрел на феникса.
– Если ты против того, чтобы повелевать животными, то как же тогда присмирил коня…
– Вихрь, – перебил его Ник. – Вашего коня зовут Вихрь. Вы ведь не называете это прекрасное создание, – он указал в сторону Рекса, – просто птицей?
Рекс вскинул голову, дожидаясь ответа Тристана.
– Что? Нет. Его зовут Рекс.
Ник кивнул, неотрывно глядя на феникса.
– Да, тебе идет это имя, царственный ты дружочек.
– А ну прекрати, – резко перебил его Тристан, когда Рекс выпятил грудь. Лицемерный гнев Тристана ослабел при виде того, как мальчишка искренне восхищается фениксом. – Прочь, – велел он Рексу, и тот, взъерошив перья, сорвался в полет.
Тристан посмотрел на Ника:
– Если ты общаешься с животными только при помощи ласки и лести, то как утром так быстро подчинил себе Вихря? Говоришь, вежливо попросил его, не принуждая ни волей, ни магией? Да только Рекс давно уже подчиняется мне и слушает приказы.
Ник тяжело вздохнул, будто Тристан уже тысячный раз задавал этот вопрос, и он уже устал отвечать.
– Я просто убедил его, – сказал он, отвернувшись, – вот и все.
– Просто убедил? – с сомнением переспросил Тристан. – Не ври, – велел он, вспомнив бесконечные интриги и ложь. – Нет ничего хуже лжи.
– Не вру я, – запальчиво возразил Ник. – А послушался он так быстро потому, что уже знает меня. Если дружить с животными и обращаться с ними как с равными, они доверяют тебе, а доверившись, начинают подчиняться. Беспрекословно. Вот что я имел в виду, когда говорил про Шторма. Доверяй он вам, не убежал бы.
Тристан покачал головой. Нет, ну бессмыслица какая-то.
– Ты для такой работы слишком мягок. Как девчонка, которой лишь бы щенят тискать.
Ника от возмущения передернуло:
– По сравнению с вами? Таким мужественным, что свою неправоту не признаете? Не признаете, что доброта порой лучше жестокости? Можете сколько угодно это отрицать, но вы такой же мягкий в душе, как и я, ксе кси.
С этими словами Ник, сунув клетку с кроликами под мышку, сердито пошел обратно к поселку. А голубь, пес, Вихрь и даже Рекс, паривший в небе, последовали за ним, точно выводок утят.
Тристан смотрел ему вслед, разинув рот. Мальчишка осмелился говорить с ним таким тоном! Но как только волна возмущения улеглась, Тристан еще раз вспомнил события сегодняшнего утра, когда он только познакомился с Вихрем. Что бы он ни говорил сейчас Нику, с животными он всегда инстинктивно обращался мягко и нежно. Отец приложил все усилия, чтобы это исправить, но, испуганный или взволнованный, Тристан вновь становился самим собой.
– Ксе кси… – пробормотал он и покачал головой. Так называла его мама, когда он был совсем еще маленьким. Эти слова на пирейском крепко врезались в память, тогда как лицо матери с каждым днем помнилось все хуже и хуже. Мой милый… дорогой мой… Разве Тристан произносил эти слова вслух? Может, за них отец наказал его так сурово? Коммандер, если и подзабыл пирейский, эти слова помнил.
Ночь опускалась, а Тристан еще долго стоял на площадке перед тем, как вернуться, в одиночестве и в темноте, в казарму.
* * *
Посмертное вскрытие
Имя покойника: король Арик Эшфайр
Дата рождения: 27 день 12 месяца 129 г.п.и.
Дата смерти: 6 день 5 месяца 165 г.п.и.
Возраст: 35 лет
Свидетельские показания: королева Лания Стельская
Вечером 5 дня 5 месяца 165 г.п.и., по словам королевы Лании, король Арик раньше обычного удалился в опочивальню после ужина, сославшись на боли в животе и признаки лихорадки. Когда Лания присоединилась к нему спустя несколько часов, то застала его в постели и без сознания. Его сжигала лихорадка, а простыни были покрыты рвотой.
Короля поручили заботам верховной жрицы Дейдры, тогда как придворные дежурили у его ложа. Болезнь забрала его до восьмых колоколов следующего дня.
Свидетельские показания: капитан Королевской гвардии Фентон
По словам капитана Фентона, король Арик удалился спать вечером 5 дня 5 месяца 165 г.п.и. в добром расположении духа, утром намереваясь совершить раннюю прогулку с любимыми псами. Признаков недомогания не проявлял.
Медицинский осмотр
Дата: 7 день 5 месяца 165 г.п.и.
Проводили: Дейдра, верховная жрица Хели, и Ллития, служительница Хели
Признаков насильственного проникновения или борьбы нет. На прикроватном столике короля Арика найден пустой кубок: всем известно, что перед сном он любил выпить сдобренного специями медового вина, которое готовил для себя сам. Бочонок вина, мед и специи проверили на предмет яда или порчи, но следов ядовитых веществ или вмешательства не обнаружили. Организм сохранил следы сильной лихорадки, обезвоживания и желудочной болезни.
Диагноз: смерть по естественным причинам, возможно, фениксов грипп, потливая хворь или другой вирус, передающийся по воздуху.
Дополнение
Дата: 10 день 5 месяца 165 г.п.и.
Проводила: Ллития, служительница Хели
Проверка пустого кубка выявила подозрительный темный осадок на кромке тисненного металла. Это был любимый питейный сосуд короля и реликвия Эшфайров, которая некогда принадлежала самому ферросскому королю Дэмиану. Требуется дополнительный анализ, чтобы определить природу обнаруженного вещества.
Единственные, у кого имелся доступ в королевскую опочивальню – и к его личной коллекции ценностей, – это он сам и его супруга королева Лания.
