Книга: Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение
Назад: Важная ассоциация. История У. Стайрона
Дальше: Освобождение. История Изабеллы

Момент истины

История Б. Уилсона «Общество анонимных алкоголиков»

Все годы, которые я посвятил изучению зависимости, меня интересовала деятельность общества анонимных алкоголиков (АА). Это мощная и действенная программа для многих людей, и ее двенадцатишаговая структура спасла немало человеческих жизней. Но как же работает АА на самом деле?

Общество АА было основано в 1935 году, когда Билл Уилсон – теперь известный, как Билл У., – обратился к властям Акрона, штат Огайо, где он находился в командировке. Биллу очень хотелось выпить, он долго боролся с алкоголизмом и понял, что нуждается в общении с такими же страдальцами, с кем-то, кто знает о его проблемах не понаслышке. Биллу хотелось оставаться трезвым. Его направили к Генриетте Сайберлинг из религиозной организации «Оксфордская группа», которая пропагандировала «силу Бога для изменения жизни». Сайберлинг познакомила Уилсона с доктором Бобом Смитом, врачом, который принимал участие в деятельности «Оксфордской группы» из-за своих собственных проблем с алкоголем. Билл и Боб проговорили шесть часов; на самом деле Смит стал первым алкоголиком, которого Уилсон успешно привел к трезвости. Вскоре после этого они вместе организовали общество анонимных алкоголиков, на программу которого оказала сильное влияние «Оксфордская группа».

Однако Уилсон слышал о работе «Оксфордской группы» еще до того, как встретить Сайберлинг и Смита. Его друг, Эбби Тэтчер, после вступления в эту религиозную организацию стал трезвенником. Тэтчер рассказывал Уилсону, что «члены группы уделяют большое внимание честности по отношению друг к другу», что «они исследуют личные недостатки, признавая свое бессилие, если Бог не поможет им». Именно эта группа помогла Эбби Тэтчеру освободиться, наконец, «от страшной потребности выпить», по его собственным словам.

В то время слова Тэтчера показались Уилсону банальными, но сама история восстановления была впечатляющей. Уилсон подумал, что мог бы следовать большинству принципов, о которых говорил Тэтчер, за исключением последнего: он не верил в Бога. «Признаться в том, что ты безнадежен, пожалуй, не слишком трудно, – говорил Уилсон в одном из интервью, размышляя о своей позиции в то время. – Эта честность с самим собой и другим человеком, что ж, тоже возможно. Возмещение ущерба, нанесенного другим людям, грубая работа – по крайней мере, можно попытаться. Работать вместе с другими людьми, не требуя денег или бурной благодарности, – это даже прекрасно. Но когда Тэтчер подошел к той части, которая касалась Бога, честно говоря, я сильно воспротивился»

Состояние Уилсона ухудшилось из-за депрессии и алкоголя, и он лег в больницу. «Меня все еще смущало упоминание о Силе, превышающей мою собственную, но в конце концов последние остатки моей гордости и упрямства были подавлены, – рассказывал он позднее. – Неожиданно я заплакал: “Если есть Бог, пусть Он явит Себя! Я готов сделать все, все!” Внезапно комната озарилась ярким белым светом. Я почувствовал восторг, который невозможно описать словами. Перед моим мысленным взором возникла гора, на которой дул ветер, но не воздух, а Дух. А потом во мне взорвалось: я свободный человек! Постепенно восторг исчез. Я лежал на кровати, но теперь оказался, на некоторое время, в другом мире, в новом мире осознания. Все вокруг меня и внутри меня было пронизано удивительным ощущением Присутствия, и я подумал: “Вот он, Господь проповедников!” Мир снизошел на меня, и я подумал: “Неважно, какими ужасными кажутся вещи, все в порядке. Все в порядке с Господом и Его миром”».

Существует множество интерпретаций духовного опыта Уилсона; есть мнение, что это были галлюцинации в результате инъекций белладонны, которые ему делали в больнице. Однако независимо от источника полученный опыт привел Уилсона к духовному пробуждению и вызвал в нем евангелическое стремление помогать другим алкоголикам.

Много лет спустя, в одном из интервью, Уилсон поделился своим представлением о работе АА. «Секрет заключается в том, чтобы подвергнуть дефляции (опустошению) эго (заставляя алкоголика столкнуться с чудовищностью проблемы), с использованием инструментов, которые нам предоставляет наука, принуждения и аллергии, – объяснял Уилсон. – Когда один алкоголик донесет это послание до следующего, он может встретить новичка по соседству, даже неосознанно. Затем, вызвав дефляцию, нужно создать у новичка зависимость от наставника и группы, если группа существует поблизости, и, наконец, от Бога». Другими словами, АА представляет собой видоизмененную форму захвата, заменяя зависимость от алкоголя на доверие к обществу и духовность. Истинная эффективность АА остается неизвестной, поскольку до сих пор систематически не изучалась. Однако нет сомнений, что эта система позволяет людям, которые раньше чувствовали отчаяние, восстановить свою жизнь. Некоторые участники переживают то, что они описывают, как «мгновение прояснения», когда разум в достаточной мере теряет свой привычный образ мыслей, и этот момент, сам по себе, является свободой. Самое сложное сохранить эту свободы.

Творческая жизнь

История К. Вэра

«Я просто хочу уснуть и никогда не просыпаться».

Слова расположились в центре схемы, нарисованной на внутреннем развороте графического романа Криса Вэра «Строительство историй». Рисунок представлял собой блок-схему бесконечного цикла мучительного пережевывания мыслей автора, метафорического вечного двигателя. Зубцами шестеренок служили маленькие иконки с изображением пистолета, петли и таблеток.

Эта книга была одной из четырнадцати изданий, включая книги-гармошки, памфлеты, газеты большого формата, настольные панно, которые все вместе складывались в замысловатую мозаику. Рамка для сборки представляла собой границы, в которых составлялся роман, графический или любой другой, а все остальное применялись для пересказа истории. Главная героиня романа – безымянная молодая женщина с протезом ноги. Ее жизнь была полна одиночества и мрачных перспектив. В сюжете не задавалась отправная точка, история состояла из разрозненных фрагментов, повседневных деталей и напластований воспоминаний, которые создавали пространство оживающего перед читателем мира. Блок-схема изображала жизненные пути, например, одинокое времяпрепровождение перед телевизором или вечер перед телевизором, но рядом с безликим партнером.

«Какмнеэтосделатькакмнеэтосделатькакмнеэтосделать?

Но кто найдет мое отвратительно раздувшееся тело?

(Мне бы не помешало немного сбросить вес…)

Мои родители?

Квартирная хозяйка?

Кошка?

Я не могу бросить кошку…»

Воображаемый труп женщины снова и снова ищет альтернативные пути, описанные в деталях и даже с мухами. Кошка обгрызает пальцы на ногах.

«Возможно ли ненавидеть себя так, чтобы умереть? Если да, то я попытаюсь…»

Когда я беседовал с автором, Крис описал свои переживания во время депрессии, как физические и эмоциональные:

– Это как будто начинается в костях. Ощущается какая-то тяжесть, словно конечности и суставы налиты свинцом. Это похоже на безнадежность, которая разливается от кончиков пальцев на ногах по всему телу. Вы думали, что будет наоборот. Это звучит довольно странно, но мне приходит на ум фраза «стена печали». Не понимаю почему. Как будто я бьюсь в стену, буквально, и делаю это довольно энергично. Это утомляет меня так, что в какой-то момент я уже не могу двигаться.

Крис говорит, что это может длиться сколько угодно, от одного дня до нескольких недель. Но понимание конечности этого до конца не воспринимается мозгом.

– Когда вокруг вас замыкается круг отчаяния, то чувствуете примерно следующее: «Ну, вот оно. Как же мне найти отсюда выход? Мне не выбраться. Я останусь здесь навсегда». Но когда вы все-таки выходите, то думаете: «Там было слишком плохо. Надеюсь, это не случится снова».

Это урок, который Крис никогда до конца не выучил, по причинам, оставшимся для него неизвестными. Крис шутит, что ему следует распечатать и заламинировать карточку с надписью: «Готовься. Это скоро вернется, и ты вспомнишь, как это ужасно».

Приступы самоосуждения, которые мешают творческой работе, знакомы многим художникам и писателям.

Крис признает, что его работа чаще всего являлась спусковым крючком для приступов депрессии, но также и самым доступным антидотом. Его решение продолжать работу свидетельствовало о наличии внутренних ресурсов, которые помогли ему благополучно справиться с приступами. Независимо от того, выступает ли он публично, как это требуется для карьеры, или откапывает самые тревожные воспоминания для работы, Крис демонстрирует гибкость, которая не дает развернуться его неуверенности в себе. Крис заметил, что он никогда не попадал в больницу из-за депрессии и не принимал лекарств, несмотря на рекомендации врачей. Он говорит, что его состояние никогда не было таким же критичным, какое он наблюдал у других людей.

– Кажется смешным, что я трачу бо́льшую часть своей жизни на мою работу. Конечно, для работы это полезно, но я много думаю о своем детстве и о том, как я рос и что пережил.

Крис описывает свои ранние годы, как время неуверенности. Его отец бросил семью раньше, чем он успел его запомнить; как это часто бывает, Крис обвинял в случившемся себя. В дальнейшем отец оставался неизвестной величиной. В критический момент подросткового периода Крису пришлось покинуть дом своего детства. Друзья обращались с ним жестоко. Львиная доля беспорядка в его эмоциях происходила вследствие неудавшихся взаимоотношений:

– Ты просыпаешься утром и какое-то время не можешь вспомнить, что произошло вечером, а потом внезапно вспоминаешь: а, да, та девчонка порвала со мной, – и тогда в груди внезапно открывается воронка, и все проваливается внутрь.

Приступы самоосуждения, которые мешают творческой работе, знакомы многим художникам и писателям.

– Вы садитесь за стол, начинаете работать, – рассказывал Крис, – и работа сводится, по существу, к размышлению, но это другой род размышления… Не более чем через час вы приходите к выводу, что вы ничтожный человек, что вы вообще не понимаете мир и себя, и вам следует покончить с этим. Но после самого худшего момента вы думаете: «Единственное, что можно с этим сделать, это работать, невзирая ни на что». Когда я был младше, случались вспышки раздражения и так далее, вещи летели в окно. Теперь все это позади.

Что делает возможным такой сдвиг? Крис говорит, что это раннее ощущение призвания. В одиннадцать или двенадцать лет он начал изучать мультипликацию и несколько лет посылал свои работы издателям, не получая никакого ответа. Он описывает детство, где смятение неуверенности уравновешивалось часами счастливого уединения и рисования в своей комнате на чердаке, а также доброжелательной поддержкой со стороны матери и бабушки. Он заметил, что попытался воссоздать окружение той чердачной комнаты на своем нынешнем рабочем месте, в общежитии колледжа, и когда это удалось, испытал «зарождающееся чувство личной эффективности».

– Если процесс работы сам по себе приносит удовольствие – легко забыть себя; когда требуется концентрация внимания – то погружение в работу вызывает ощущение цели и значимости.

У Криса есть призвание, для которого требуется мужество, чтобы встретиться лицом к лицу с чистым листом, и болезненные воспоминания, которые заполнят этот лист.

Искусство Криса является антидотом против его депрессии, в той мере, в какой он осознал свои амбиции. Если непокорные эмоции и мысли можно вылепить по-новому, в приятной форме, если рука художника может внести смысл большой цели в содержание всей истории, то смысл, как хочется надеяться, будет существовать даже вне страниц, которые он создает.

Переживания во время депрессии похожи на безнадежность, которая разливается от кончиков пальцев на ногах по всему телу.

В 2005 году у Криса родилась дочь Клара. Крис сравнивал рождение дочери и неожиданное превращение в отца с религиозным опытом или очень близким к нему переживанием:

– Это действительно самая чудесная вещь, которая когда-либо с кем-либо происходит, и это происходит со всеми. Женщина превращается во вселенную наизнанку, в буквальном смысле. Это удивительно. Время начинается снова, в некотором смысле, и время почти теряет смысл. С того дня, как родилась дочь, завеса поднялась, – говорит Крис. – Все, что наполняло мою голову, все эти критические статьи, все, казалось, исчезло. Все просто исчезло.

– Наверное, это объяснимо с точки зрения химии, – со смехом продолжает он. – Думаю, довольно много новоиспеченных родителей проходят через это.

В качестве доказательства, Крис продемонстрировал портрет новорожденной дочери в натуральную величину, помещенный в центре листа с игрой «Строительство историй». Героиня его истории стала матерью, и ее опыт неожиданно стал опытом самого Криса.

Крис признается, что с тех пор, как он стал отцом, мысли о самоубийстве изредка всплывали в его голове, но уже не были так реальны, как раньше. В свете отцовской ответственности, за себя и за душевное здоровье ребенка сильное желание исчезнуть ослабело, «превратилось в риторическое, похожее на раковину». Некоторые из его друзей пережили в детстве самоубийство одного из родителей.

– Я бы никому такого не пожелал. Никто этого не заслуживает.

Теперь для Криса «первичное задание» – выучить роль отца так, чтобы избежать повторения дисфункциональных привычек, которые преследовали его всю жизнь.

– Неожиданно вы перестаете быть главным героем. В фильм приглашены новые актеры. Вы переходите на второй план и внезапно понимаете, что были там все время, и это путь каждого человеческого существа, и это должен быть путь вашей жизни.

В свете новых приоритетов Крису стало ясно, что его ранняя социофобия и гиперчувствительность – «не что иное, как потворство меланхолии и эгоизму, и от этого вам действительно нужно держаться в стороне».

Когда Крис стал отцом, ему открылась простая истина: депрессия – это тренировка мучений, полностью сосредоточенных на себе. Любое твердое решение требует перенаправления внимания в другую сторону.

Назад: Важная ассоциация. История У. Стайрона
Дальше: Освобождение. История Изабеллы