Глава 26
Сильный тяжёлый звук отозвался в самом мозгу. «Б-у-у-м-м!..» – эхом прогремело по улице, «дз-з-и-и-н-нь!» – проскребло по сердцу.
Лола разлепила глаза. «Что это?! Похоронный марш Шопена?»
«У-у-у-у-у!» – жалобно затянула труба, разрывая душу; грохнул барабан, пронзительно звякнули тарелки.
«Хоронят кого-то…» Предчувствие непоправимого пронзило сердце. «Да что это, почему?! У меня и близких-то здесь нет!» Она быстро оделась и вышла на крыльцо. Морозное солнце ослепило глаза. Лола приложила ладошку ко лбу, всматриваясь вдаль.
В самом конце улицы, на развилке, виднелся медленно двигающийся грузовик с опущенными бортами и со стоящим на нём открытым гробом. За ним понуро брели казавшиеся чёрными на ярко-белом снегу фигуры людей; последними тяжело двигались спины оркестрантов. Душераздирающе и надрывно пела труба, вознося к небу печальную мелодию, скорбно ухал барабан, звонко и горестно ударяли тарелки.
Лола выбежала на улицу и заметила соседей из дома напротив, прильнувших к окну и смотрящих в сторону удаляющейся процессии. Лишь одно лицо было повёрнуто в её сторону. Цепкий взгляд человека внимательно следил за её действиями. Выскочив на дорогу, она чуть было не столкнулась с Дмитрием, вышедшим из своей машины. Щемящее неясное чувство жалости охватило сознание.
– Кого хоронят? – не здороваясь, спросила она.
– Дедушку Якова, отца Елены Яковлевны.
– Господи!..
Ноги подкосились, Лола осела в сугроб. Слёзы, горячие и обильные, покатились разом, неуправляемо, по тут же заледеневшим щекам и закапали в снег, оставляя круглые дырочки.
– Господи!.. – повторила она, заходясь слезами.
– А вы что, знали его? – удивился Дмитрий.
– Нет, видела один раз всего, – с трудом проговорила Лола, всё ещё сидя в сугробе.
– Что же так убиваться? Ему уже за восемьдесят было, да и не болел он совсем, во сне умер, сердце. Давайте я вам подняться помогу. – Он протянул руку, помогая выбраться из снега.
Она встала, нащупала в кармане платок, промокнула окончательно закоченевшие щёки. Процессия скрылась за поворотом, но похоронный марш ещё долго слышался, печально разносясь по всему посёлку и напоминая о мимолётности жизни.
Необъяснимая, чрезмерная реакция! То ли от того, что старичок ей напомнил родного дедушку, который давно умер, то ли от того, что, решив не заезжать в свою московскую квартиру и не звонить друзьям, она чувствовала заброшенность и одиночество. Может, нервы расшатали ночные загадочные визиты? Или то, что расследование не ладилось?
Лола отряхнула снег с брюк и куртки и повернула к дому.
– Нашли Андрееву? – спросил ей вслед Дмитрий, всё ещё глядя с участием.
– Нет. Она, кажется, в Серпухов переехала, – остановилась Лола.
– У меня приятель в Серпухове в полиции работает. Если хотите, спрошу его про Андрееву. – Дмитрий будто боялся, что она опять расстроится.
«Хороший здесь народ, отзывчивый…» Лола встрепенулась, заставила себя сосредоточиться на том, что услышала.
– Правда? А когда это можно сделать? У меня почти времени не осталось, через день уезжаю.
– Я в Серпухове работаю, могу прямо сейчас заехать к нему в отделение.
– Есть где данные записать или ко мне зайдём?
– Нет-нет, я и так задержался! – Он вытащил из бардачка машины ручку и записал под диктовку Лолы всё необходимое. – Не переживайте, найдём вашу Валентину, раз она теперь в Серпухове обитает.
– Спасибо, для нас это очень важно! – Взгляд Лолы невольно упал на его ноги: высокие тёплые ботинки были не больше сорокового размера. «Значит, не он», – отметила она про себя.
Дмитрий сел в «Форд».
– Не расстраивайтесь, всё будет хорошо! – крикнул он в полуоткрытое окно и двинулся с места.
Вернувшись на кухню, Лола первым делом заварила кофе покрепче. Насыпала в турку пять ложек с гаком и стала ждать, когда в горлышке зависнет толстая пенка. В ушах всё ещё бухал похоронный марш, чувство совершенного одиночества не отпускало, о работе не думалось. Она знала единственный способ, безотказно помогавший в таких случаях, и набрала номер мамы.
– Привет, это я, как дела?
– Ой, Оль, ты же в Зареченске ещё?! – послышался беспокойный родной голос.
– Да, мам. У тебя всё нормально?
– Да, всё хорошо. А ты как? Почему по телефону звонишь, деньги тратишь? Что-то случилось? – заволновалась она.
– Нет-нет! Просто тебя нет в скайпе, вот я и решила звякнуть.
– Хорошие репортажи делаешь, молодец! Главное, специфика наша российская проглядывается.
– Рада тебя слышать и рада, что тебе понравилось, – сказала Лола. – Пока, целую.
Она сразу повеселела. Достаточно было услышать самый близкий голос, как настроение поднималось и всё вставало на свои места.
Разлив кофе так, чтобы пенка скопилась на поверхности чашки, она глотнула бодрящий напиток. «Что же делать? Желающих помочь много, а толку никакого. Даже старый адрес Валентины не удалось найти. А ведь я обещала зрителям показать дом, где проживала Андреева. Или сделать как всегда? Подснять любой заваленный снегом домик и выдать его за бывший Валентинин? Если даже в Италии такие подмены иногда проходили, то здесь, в России, кто сможет опровергнуть материал, который выйдет только в другой стране? Значит, буду делать постановку», – заключила она и стала одеваться.
Проезжая поворот к дому нотариуса, Лола увидела набросанный на снегу лапник ели. Попыталась вспомнить, что это за традиция – оставлять ветки ёлки на пути похоронной процессии, но так ничего и не вспомнила, и опять приуныла. Перед глазами встал необыкновенно живой взгляд деда…
Она остановилась недалеко от рынка, где ещё в первый день заприметила заброшенный домик с красивыми резными, но сильно облупившимися ставнями. Зайдя за машину так, чтобы её не было видно, Лола навела камеру на прогнувшееся от снега крыльцо, проехалась по забитым крест-накрест окнам, дала общий план, захватив потонувший в сугробах сад. На всякий случай сняла проходящую рядом дорогу и окрестности. «Ну вот вам и бывший дом Валентины…» Она села в машину и поехала готовиться к эфиру.
