Глава 33
Целый день генерал ум в кулак собирал..
Все кумекал в поте лица — как избавиться от стрельца.
Да в башке мысли от напряга скисли.
Вспомнил на досуге о старой подруге,
Бабе Яге — Костяной ноге.
Схожу-ка к ней, она поумней.
Л.Филатов
После завтрака ухожу к себе и вношу в свой график коррективы. Просто-напросто все из него выкидываю и приступаю к разработке операции.
Первое и самое простое решение: обезвредить бомбу на земле — сразу отпадает. Она тщательно охраняется. Возле нее постоянно находится не менее четырех человек. Можно было бы внедрить сразу четверых наших агентов. Но беда в том, что среди этих четырех всегда есть один внедренный агент ЧВП!
Видимо, мы их уже достали. Теперь они страхуются. Значит, вариант с обезвреживанием на земле отпадает. Будем смотреть дальше.
Вот бомбу везут к самолету. Это «Суперкрепость», «В-29». Здесь тоже ничего не сделаешь. Подвешивают в бомболюк. Возле самолета охрана, шесть человек, и опять двое из них — агенты ЧВП. Экипаж, получив задание, идет к самолету. Первый пилот и штурман — агенты ЧВП. Здесь тоже ничего не сделаешь. Хотя… Вот идет бортинженер. Слить топливо, так «отрегулировать» подачу масла, чтобы моторы заклинило, да мало ли чего еще… Не выйдет. У пилота есть контрольные приборы. Впрочем, возьмем этот вариант на заметку.
«Суперкрепость» взлетает, набирает восемь тысяч и идет над Северным морем. Вот самолет разворачивается на восток. Еще через какое-то время — разворот на юг. Штурман начинает выдавать команды. «Суперкрепость» ложится на боевой курс. Еще несколько секунд, и страшный груз идет вниз. Отключаюсь. Сижу, закрыв глаза. Никакого решения, кроме как внедриться в бортинженера, пока не вижу.
Завариваю кофе и закуриваю. Хорошо бы перехватить эту «Суперкрепость» на маршруте и сбить ее… Но какими силами? Посмотрим окружающее пространство на ее маршруте. Причем надо смотреть с опережением от одной до десяти минут. Так! Параллельным курсом, но на пяти с половиной тысячах, проходит большая группа «Ланкастеров». Чуть позже тем же маршрутом на семи тысячах идут «В-17».
Но это все англичане и американцы. А где же люфтваффе с их «мессерами» и «фоккерами»? Ага! Вот они! Пронизывая густую облачность, на перехват «Ланкастеров» идет двенадцать «Ме-109». Где-то в стороне замечаю еще самолеты. Это десятка «Фокке-Вульф-190» идет на «В-17». Далековато от маршрута «Суперкрепости».
Возвращаюсь к пролету «Ме-109», включаю таймер и жду. Есть! Через одну минуту над верхней кромкой облаков проходит «В-29» с атомной бомбой. Вот и решение. Внедриться в ведущего группы… Нет. Они имеют задание: перехватить «Ланкастеры», и уклонение ради одиночной «Суперкрепости» объяснить будет невозможно. А если внедриться в пилота последнего самолета, отстать в облачности и… Нет. В одиночку с «Суперкрепостью» не справиться. Нужна минимум пара.
Значит, пойдем вдвоем с Андреем или Генрихом. Отыскиваю ведущего последней пары. Он как раз атакует «Ланкастеры». Неслабый летун! То, что надо. Беру его «крупным планом» и «раскручиваю».
Гауптштурмфюрер Курт Вольфсдорф. В люфтваффе с весны сорок первого года. Воевал на Восточном фронте. Сбил сорок три самолета. Железные кресты I и II степени. В настоящее время воюет в составе 32-й эскадры СС ПВО рейха. Неплохой послужной список. А вот еще. Пять раз был сбит сам, трижды спасался на парашюте, два раза сажал самолет аварийно. Два серьезных ранения.
Значится, так. Курт, то есть я, при входе в облачность чуть снижает скорость и увеличивает угол набора высоты. Ошибка, вполне допустимая даже для опытного пилота. Ведомый в любом случае будет идти на расстоянии прямой видимости от ведущего и вынужден будет повторить его маневр. При выходе из облачности он, то есть я, потеряет контакт с основной группой и для восстановления ориентировки заложит круг. Именно в этот момент должна пройти на восьми тысячах «Суперкрепость». Я ее засекаю и иду с ведомым на перехват. Отлично!
Теперь обсчитаем ситуацию. Начинаю составлять систему темпоральных уравнений. Данные на исходные условия беру по текущему времени. Подставляю конечные условия по предполагаемому времени уничтожения «Суперкрепости».
Что за дьявольщина?! Детерминант получается мнимым! Моделирую воздействие на компьютере. Опять Время знает что! «Мессершмиты» то пропадают, то возникают на экране. «Суперкрепость» то падает в море, объятая пламенем, то продолжает лететь по своему маршруту. А дальше вообще ничего не понятно. То атомный гриб возрастает над Берлином, то тут же над Гамбургом, то его вообще нигде нет. Мелькают какие-то самолеты. Причем пропадают и возникают так часто, что невозможно их определить. Кто-то спускается на парашюте…
Останавливаю все к чертям, закуриваю и завариваю кофе. Подхожу к окну. На улице глубочайшая осень. Правильно говорила Лена. Осень здесь переходит в зиму довольно резко. Мелькнувшая в голове мысль о Лене неожиданно вызывает воспоминание о вчерашнем вечере. Потом в голову приходит мысль: а вынула ли Лена кристалл с записью из музыкального центра?
Так и есть, он там. Включаю воспроизведение. Высокий, приятный, иногда звенящий на обертонах голос поет незнакомую песню. Еще одна. Что такое? «Эхо любви»? Конечно, текст песни несколько отличается от того, что я слышал в своей фазе, но общее впечатление от песни и смысл ее те же.
Прослушав запись до конца, смотрю на таймер. Время обедать. Долг платежом красен. Чем же мне угостить подругу? Раздумываю недолго. Подхожу к синтезатору и творю борщ и жаркое с грибами и картошкой в глиняных горшочках. По линии доставки вызываю овощи, фрукты, сыр. Из них, уже рукотворно, соображаю салат и поливаю его майонезом. Так, пора приглашать подругу к столу. Вызываю Лену. Она отвечает сразу:
— Что случилось, Андрей?
— Ничего. Просто пришло время пообедать. Ты не против?
— Ой! Действительно, я заработалась и еще даже не подумала об этом.
— Я подумал. Приходи, и… вино вчерашнее осталось?
— Сейчас посмотрю… Осталось.
— Тащи сюда.
— Через пять минут.
Пока жду Лену, мысли снова возвращаются к услышанной только что записи. Беру гитару и подбираю мелодию. Увлекшись, не замечаю, как пришла Лена. Она, ошеломленная, замирает у дверей, потом садится в первое попавшее кресло и слушает. Всего этого я не вижу. Замечаю ее присутствие, только когда она разражается рыданиями, уронив лицо в ладони. Бросаю гитару и подбегаю к ней:
— Что? Что случилось, Леночка?
— Откуда? — прорываются сквозь слезы слова. — Откуда ты знаешь ее?
— Эту песню? В моей фазе ее отлично исполняла польская певица. Песня эта была очень популярна. А вспомнил я ее, извини, послушав запись, которую тебе подарил Магистр.
Лена вскакивает и делает несколько шагов к музыкальному центру, потом машет рукой и снова садится.
Усаживаюсь рядом на пол, обхватываю ее колени и тихо спрашиваю:
— Я, наверное, поступил бестактно?
Лена молчит, потом, вздохнув, говорит:
— Нет, Андрей. Просто это так неожиданной так сильно затронуло мою старую рану, что я не смогла сдержаться. Нельзя так распускаться и принимать близко к сердцу то, что уже вычеркнуто из жизни и к чему не может быть возврата.
Она вытирает слезы и снова умолкает.
— Расскажешь? — спрашиваю я после паузы.
— Непременно, но как-нибудь в другой раз. Хорошо? А сейчас давай обедать. Чем будешь меня угощать?
Достаю из синтезатора тарелки с борщом, горшочки с жарким, снимаю с салата крышку, наливаю в стаканы вино. Лена ест с аппетитом, словно это не она только что безутешно рыдала по навек утраченному. Молодец! А Магистр опасался, что у нее необратимый нервный срыв. Да с такими нервами ей можно и на экстра-класс переквалифицироваться!
Великое Время! Как изменило мой образ мыслей всего одно задание, которое я выполнил вместе с Леной. Всего несколько дней назад я был категорически против того, чтобы она вернулась к работе хроноагента. А сейчас я понял, что это не только умная, чуткая, обаятельная и нежная, но еще и надежная женщина. Это редкий тип женщины, которая не только в тебе ищет опору, но и сама — такая поддержка, имея которую можно не беспокоиться о тылах. Лена, не подозревая, что я сейчас о ней думаю, спокойно доедает жаркое, облизывается, заглядывает в горшочек, разочарованно вздыхает и наливает кофе.
— Ну, как твои успехи?
— Да как тебе сказать…
— Все ясно, значит, есть проблемы. В чем дело? Обрисуй кратенько.
Пока я «кратенько обрисовываю», Лена задумчиво допивает кофе и наливает вторую чашку:
— Кофе, конечно, не тот. Вряд ли я смогу тебе чем-нибудь помочь. Совершенно нет времени. А вот Кэт, она сможет. Это для нее — пара пустяков. Это даже к лучшему. Укрепит в ней чувство собственной значимости и на время отвлечет от бредовой затеи стать хроноагентом. Обратись к ней.
— Придется, — соглашаюсь я.
— Ну, спасибо за обед. Вечером, часиков в девять, я — у тебя. Жди.
Киваю, и Лена исчезает в Нуль-Т. Прибираюсь на столе, выкуриваю сигарету и выхожу на связь с Катрин.
Подробно объясняю ей, в чем дело. Она внимательно слушает.
— Понимаешь, Кэт, я что-то не так сделал, а что — не могу понять. При моделировании картина получается такая, что черт ногу сломит. Да вот, посмотри сама.
Катрин, изучив «странное» поведение самолетов, говорит:
— Похоже, Андрей, что здесь имеет место сразу две личностные неопределенности. Они касаются и самого Курта, и его напарника. Ты вводишь их в систему как постоянных членов, а ведь идет война. Возможно, послезавтра их не будет в живых. Поэтому и происходит такая свистопляска. У меня есть немного времени, попробую причесать твою систему.
Примерно через час Катрин приходит ко мне. Мы пьем кофе, и она объясняет:
— Дело было в том, то ты ввел исходные данные на текущее время, а ведомого Курта Вольфсдорфа завтра ранят. С кем он будет дальше летать, неизвестно. Но ясно одно, он — командир звена, и ведомый у него будет. Я отсекла все нелинейности, вызванные этой неопределенностью, и детерминант получился положительным. При моделировании картинка получается четкая. Смотри.
На мониторе пара «Мессершмиттов» атакует «В-29». Второй заход, третий… Два левых мотора горят. «В-29» теряет высоту, пламя охватывает всю плоскость, перебрасывается на фюзеляж. Экипаж покидает самолет. Но пилот и штурман остаются на местах. Они пытаются удержать машину и направить ее к далекому берегу Германии. Но вот, видимо, перегорели тяги управления. «Суперкрепость» переворачивается и с воем устремляется вниз. Отваливается левая плоскость, и то, что осталось от грозного бомбардировщика, кувыркаясь, падает в море.
— А дальше опять неопределенность, — поясняет Катрин.
На экране начинается уже знакомое мельтешение самолетов.
— Я попыталась вычислить ситуацию, но неопределенностей столько, что ничего путного не получается. Более того, детерминант все время остается мнимым.
— Думаю, это уже несущественно. Сразу после боя с «Суперкрепостью» мы пойдем на свой аэродром. Даже если нас и собьют по пути американцы ли, англичане или русские, это уже ничего не изменит. Бомба уже лежит на дне моря, а второй у них в Европе нет. Покуда ее доставят из Америки, Красная Армия возьмет Берлин, и война кончится.
— Пожалуй, ты верно рассуждаешь. Дальнейшая судьба Вольфсдорфа и его ведомого никакого влияния на ход боевых действий и исход войны не оказывает.
— Хорошо, Кэт. Тогда я докладываю Магистру, что операция разработана. Ты не будешь ничего иметь против, если в качестве ведомого я назову ему кандидатуру Андрея?
— Никаких возражений. Мне так даже спокойней будет.
— Тогда договорились. Дублером пойдет Генрих, он тоже бывший летчик.
— Желаю удачи. Пойду, скажу Андрею. Пусть готовится завтра на работу.
Оставшись один, выкуриваю сигарету, чтобы привести в порядок мысли. Сосредотачиваюсь и начинаю тщательно, стараясь не упускать ни малейшей детали, составлять план операции. Часто отрываюсь от компьютера. Хожу по комнате, курю, пью кофе. Сейчас я «закрыт» от всех отвлекающих факторов. Компьютер заблокирован от внешних вызовов. В систему можно войти только с санкции Совета Магов. Такая же ситуация и с Нуль-Т.
К двадцати часам план моей первой самостоятельной операции готов. Чтобы унять волнение, подхожу к бару и выпиваю рюмку коньку. Затем выкуриваю сигарету. Только после этого вызываю Магистра.
— Ну, как дела? — спрашивает он вместо приветствия.
— План и обоснование готовы.
— Покажи.
Несколько минут он молчит, бегло знакомясь с планом и обоснованием. Потом неожиданно спрашивает, точнее, утверждает:
— А матобеспечение тебе Катрин делала?
Вздыхаю и сознаюсь:
— Есть такое дело. Система в основном моя. Она только указала мне, как раскрыть одну неопределенность, из-за которой у меня детерминант все время получался мнимым.
— Хорошо. Я посмотрю все как следует и через часок-полтора сообщу тебе решение.
Мы отключаем связь. Я вспоминаю, что к девяти часам придет Лена, и мы проведем этот вечер и ночь вместе. Вспоминаю и то, как совсем недавно она раскритиковала меня за отсутствие в моем гардеробе домашней одежды для нее.
Халат я ей тогда сделал. Надо что-то еще. Открываю Каталог на разделе «Женская домашняя одежда». И опять, как и в прошлый раз, у меня рябит в глазах от обилия моделей. Ну их в схлопку. Выбираю наудачу комнатные кожаные тапочки с меховой отделкой, несколько фасонов чулок и гольфов. Тапочкам задаю голубой цвет, а чулкам и гольфам — голубой и белый. Все это укладываю в шкаф возле халата, а тапочки ставлю у камина.
Надеваю спортивный костюм и выхожу во двор. Холодный ветер несет мелкие, колючие капли дождя вперемежку со снегом. Погода — лучше не придумаешь.
Минут двадцать бегаю по лесным дорожкам, потом во дворе дерусь с поленьями. Между столбами возле поленницы я натянул кусок толстой резины. Швыряю в него поленья. Они отлетают по замысловатым, непредсказуемым траекториям. Задача простая: перехватить отлетающее полено и сбить его на лету ударом руки. Через пять минут сбрасываю куртку и майку. Продолжаю тренировку голым по пояс. От меня валит пар, несколько раз падаю, поскользнувшись на сырой земле. Вскакиваю и продолжаю…
Все, хватит. Подбираю мокрые майку и куртку и иду домой. Там меня уже ждет Лена. Она сидит у камина с чашкой чая в руке. Подруга уже переоделась в подготовленный мной «гардероб». Голубой халатик, белые гольфы и голубые тапочки очень идут ей. Вдобавок она перехватила волосы белой лентой. Выглядит она очень уютно, по-домашнему.
— Времечко мое! — восклицает она при моем появлении. — Кто это тебя так? Я слышала, что ты во дворе воюешь с кем-то, да так яростно, что я даже побоялась выглянуть.
Коротко рассказываю ей о своей системе тренировки. Глаза у Лены загораются:
— Здорово! Чего только наши ребята не придумают! А можно мне попробовать?
— Только не сейчас, — отвечаю я и ухожу в душ. Выходя из душа, тоже облачаюсь в домашнюю одежду.
Первым делом смотрю на таймер: двадцать один ноль девять.
— Магистр на связь не выходил?
— Нет еще. А что ты ждешь?
— Он смотрит мой план операции.
— Уже сделал? Расскажи.
— Подожди. Не знаю, как ты, а у меня после тренировки — зверский аппетит. Поужинаем, заодно все расскажу.
— Смотря чем угостишь.
Подхожу к синтезатору и, задумавшись на минуту, творю свиные отбивные, запеченные в тесте, с жареной картошкой и яичницу с сыром. Голод, видимо, придал моим ощущениям и воображению такую остроту, что едва я открываю камеру синтезатора, как Лена заявляет:
— Не глядя, соглашаюсь! Давай все сюда.
В камине горит огонь. Освещение пригашено. Мы сидим у камина и ужинаем. Со стороны ни за что не подумаешь, что дело происходит в «сказочной» нуль-фазе и что сидящие у камина в халатах и тапочках муж с женой обсуждают за ужином детали операции по предотвращению атомной бомбардировки доживающего последние дни Третьего рейха. В эту идиллию вторгается сигнал вызова. Подхожу к компьютеру. Это Магистр.
— Так. Вижу, вы вдвоем? Не будет возражений, если я присоединюсь к вам и немного побрюзжу?
— Не будет, приходи, — откликается Лена не оборачиваясь.
Брюзжать Магистр начинает еще в кабине Нуль-Т:
— Ничего себе, они ужинают! Да еще так мило. И нет им никакого дела до старого Магистра, который вынужден проводить свои вечера в мрачном, холодном одиночестве. А несчастному, старому Магистру тоже хочется иногда ощутить чуточку домашнего тепла, уюта и заботы…
Он выходит из Нуль-Т и сразу присаживается на диван, продолжая брюзжать:
— Хотя разве дождешься заботы от тех, за кого болеешь день и ночь, чьи ошибки и проколы покрываешь, за чьи огрехи в работе выдерживаешь головомойки от руководства…
Не давая ему добрюзжать, мы с Леной подхватываем его под руки, бережно ведем к камину и усаживаем в кресло. Но Магистр не унимается:
— Конечно, когда ты напомнишь им о своем существовании, совесть у них просыпается… иногда. Не спишь, не ешь, кусок в горло не лезет, когда думаешь, как они, как справляются. Вот так и помрешь от физического и нервного истощения, а они даже цветов на могилу не принесут…
Поток «красноречия» прерывается, когда я извлекаю из синтезатора еще одну отбивную. У Магистра мгновенно загораются глаза, и он привстает, глядя в сторону синтезатора.
— Стоп! — я кладу руку ему на плечо. — Давай сегодня обойдемся без твоей любимой «Столичной». Тем более что у меня есть кое-что получше.
Достаю из бара початую бутылку коньяку. Магистр удивленно таращит глаза и нюхает налитый в рюмку напиток:
— Хм! Настоящий, французский… О том, чтобы он сотворил его, и речи быть не может. Лучшее, что у него может получиться, — это самогон. По линии доставки бакалавр, да еще и Дельта такое тоже никогда не получит…
— Не мучайся. Три бутылки подарил мне Жиль в честь защиты степени Бакалавра.
— Тогда понятно.
Магистр смакует коньяк, затем вооружается ножом и вилкой. Неторопливо жует, а мы с Леной молчим и ждем, что он скажет. Ведь пришел-то он, разумеется, не затем только, чтобы просто выцыганить пару рюмок коньяку и хорошо поужинать. Дойдя до половины отбивной, Магистр наливает вторую рюмку и спрашивает:
— А чего ты молчишь, Андрэ? Тебя что, не интересует мое мнение о твоем плане операции?
Я продолжаю хранить молчание. Магистр пожимает плечами, выпивает коньяк и снова принимается за отбивную. Покончив с ней, он спрашивает, глядя куда-то мимо нас:
— Кофе есть в этом доме?
— Сегодня у нас чайный вечер, — отвечает Лена. — С каким вареньем подать: черная смородина, вишня, абрикосы или черника?
Магистр задумывается с серьезным видом:
— Пожалуй, с черникой.
Лена наливает чай и ставит перед Магистром вазочку с вареньем. Магистр отпивает несколько глотков, ставит чашку на стол и говорит:
— Ладно, Андрэ, ты выиграл. План хорош. Есть в нем, конечно, кое-какие сучки и задоринки, но в целом… Короче, утром представлю его на Совет для утверждения. А пока я дал задание вести наблюдение за Вольфсдорфом и записывать его Матрицу.
Сделав еще несколько глотков чая и закурив сигарету, Магистр продолжает:
— Что касается ведомого, то тут вопрос сложнее. Завтра в утреннем вылете ведомый Вольфсдорфа будет ранен. Кто его заменит, пока неизвестно. Вчера в одной и из авиагрупп СС советская авиация разбила в дым аэродром и уничтожила все самолеты. Сейчас там полно «безлошадных» летчиков, и любой из них завтра может стать ведомым Курта Вольфсдорфа. Вот тогда и начнем работать с ним. Внедрение произведем ночью. Будешь работать на пару с Андрэ, Анри — дублер.
