– Мерзкий день! – выругался полицейский, удобно устроившись перед камином. – Я провел почти весь вечер под дождем в ожидании осведомителей, которые даже не появились! А какой ливень! Достаточно пяти минут, чтобы превратиться в губку!

Я согласился с ним и высказал собственные замечания метеорологического характера. Мой друг молчал, с большим трудом сдерживая нетерпение. Сложив руки у рта, он играл желваками, застыв в возбужденном ожидании.

В отличие от него, Уэдекинд не находил удовольствия в многословии, для того чтобы подготовить эффектное выступление. Вид у него был усталый и довольно расстроенный после тяжелого дня, и он не торопился рассказывать подробности, хотя это и было главной целью его визита. Пламя очага подчеркивало резкие черты пятидесятилетнего человека, который со своей черной бородой и густыми бровями был похож на древнего германского воина, утомленного после длинного и трудного паломничества в далекие земли.

– Мерзкая погода, – повторил он, – и мерзкое дело, случившееся несколько дней назад. – Он поднял мрачный взгляд на Оуэна: – На этот раз мы долго медлили, пока определились, к какому именно делу относится сообщение, полученное в начале недели…

– Сообщение написано на холсте, подобно картине, я полагаю? – поинтересовался Оуэн. Уэдекинд кивнул.

– «Картина» была прислана примерно за сутки до преступления, как и в прошлые разы, уже из другого почтового отделения, но тоже из Лондона. Расследование этой стороны дела не дало ничего определенного. В деле сэра Томаса по описанию почтового служащего выяснилось, что пакет на почту принес какой-то мальчик. Но есть все основания думать, что это был просто посыльный, которому заплатили.

Оуэн пожал плечами:

– Это было очевидно. Художник пишет картину, он не курьер. Но что же там написано на сей раз?

Уэдекинд вытащил из жилетного кармана записную книжку, открыл ее и вынул листок, на котором мы смогли прочитать:

«МИСС МАРИ СТАНЕТ КОРОЛЕВОЙ ЗАВТРА ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ, КОГДА ДНЕВНОЕ СВЕТИЛО ПОКРОЕТСЯ ДЫМКОЙ».

Наступила тишина. Оуэн задумался и едва заметно улыбнулся, с видом знатока оценивая загадочный текст.

– Самое меньшее, что можно сказать, – вздохнул полицейский, – это то, что текст не слишком красноречив. И нам понадобилось целых два дня, пока мы не установили связь между этой запиской и несчастным случаем, происшедшим в Кенте…

– Мисс Мари? Вы уверены, что точно воспроизвели фразу, начертанную кистью? Не было ли там точек взамен отсутствующих букв?

– Нет, в этом не было необходимости. Жертвой оказалась барышня изрядного возраста, которую звали Мари Домон.

– В случае Александра Райли буква «А» стояла между точками, – отозвался Оуэн. – В этом тоже не было необходимости… Но такие детали мало что дают в данный момент. Факты, инспектор, перейдем к фактам!

– Пусть будет так! – ответил полицейский, глубоко вздохнув. – Кончину Мари Домон сначала приняли за один из тех глупых несчастных случаев, которые происходят каждый день. Смерть наступила из-за того, что ей на голову упал большой цветочный горшок. Полиция Тонбриджа, места, где это произошло, не приняла всерьез заявление двух свидетелей, поскольку оно показалось чересчур экстравагантным из-за их возраста. Надо сказать, что мистеру Вогту и мистеру Джоберу на двоих более ста пятидесяти лет, но они далеки от старческого слабоумия, я их допрашивал и вчера вечером, и сегодня утром.

Уэдекинд просмотрел свои записи, немного подумал, а затем перевел взгляд на окно:

– Три дня назад погода еще была достаточно милосердна к нам: в Тонбридже вовсю сияло солнце. Около двух часов дня мистер Вогт и мистер Джобер прогуливались в городском парке. Это достаточно малолюдное место. В центре парка возвышается арка, простое архитектурное сооружение из кирпича, верхняя часть которого украшена цветами в горшках. Гравийная дорожка, пересекающая лужайку, проходит под довольно высоким сводом арки, который поддерживают две толстые, квадратные в сечении опоры – их ширина равна ширине прохода.

Наши свидетели увидели на скамейке возле лужайки двух дам. Мистер Вогт подумал, что это вдовы, так как обе были в черных платьях, но мистер Джобер заметил на более высокой очаровательную шляпку, украшенную яркими цветами. Это и была мисс Мари Домон, но тогда он еще не знал ее имени. Они не обратили на дам особого внимания и продолжили свою прогулку. Немного позже они встретили даму в шляпке на дорожке. Мисс Мари, остановившаяся в нескольких метрах от арки, как будто была чем-то обеспокоена и устремила взгляд наверх. Два друга, заинтригованные этим, спросили даму о причине ее беспокойства. На что мисс Мари нерешительно ответила: «Я боюсь проходить под аркой… Я видела тень на солнце». «Тень на солнце? – удивился мистер Вогт. – Вы имеете в виду облако?» Однако он прекрасно видел, что в этот момент на небе не было ни облачка. «Нет, я заметила тень наверху, на балконе… Она на мгновение закрыла солнце… Это была женщина, очень красивая… в старинном королевском наряде… Но она хочет причинить мне зло… Я боюсь проходить под аркой…»

Двое мужчин постарались успокоить мисс Мари Домон и наконец убедили ее, что никакой опасности нет. Они сочли, что ее недомогание вызвано жарой. Поэтому мистер Джобер посоветовал мисс Мари немного посидеть на скамейке, но мистер Вогт, напротив, предложил ей спокойно продолжить свой путь, то есть пройти под аркой, чтобы убедиться в полной безопасности.

Мисс Мари остановилась в нерешительности, а мужчины попрощались с ней и продолжили свой путь. Через несколько мгновений за их спиной раздался крик. Они сразу же вернулись обратно и увидели, что большой цветочный горшок упал с верхней части арки и разбился о голову несчастной Мари, которая попыталась уклониться, но слишком поздно. Она вскрикнула еще раз и упала на землю. Двое свидетелей сразу же начали осматривать окрестности, и им удалось охватить всю сцену целиком. Вокруг не было никого, абсолютно никого, кроме них. Никого не оказалось и на «балконе» арки. Подруга мисс Мари поднялась со скамейки и, быстро пройдя лужайку, присоединилась к мужчинам. Не медля ни секунды, оба свидетеля поспешили к арке. Но на расстоянии метров двадцати, отделявших их от жертвы, они убедились в ее агонии. Красивая соломенная шляпка, увенчивавшая голову Мари, не смогла предохранить ее от удара цветочного горшка, разбившегося на две части: земля высыпалась на дорожку и смешалась с цветами и несколькими кирпичами, упавшими вместе с горшком. Несчастной еще удалось произнести несколько слов, но они оказались неразборчивыми для свидетелей за исключением слов «королева» и «балкон». Тем временем подруга подошла к мисс Мари. Мертвенно-бледная и дрожащая, она склонилась над нею и поняла, что мгновения бедняжки сочтены. Подруга начала рыдать, а Джобер и Вогт отправились осматривать местность, скрытую за опорами арки. Вероятный злоумышленник мог находиться там или же на самом верху арки, где был «балкон», скрытый среди других цветочных горшков, что, впрочем, было маловероятно. После коротких и безрезультатных поисков мужчины вернулись к несчастной подруге мисс Мари, которая резко вскрикнула, увидев, что пострадавшая больше не двигается. Пока Вогт ходил сообщить полиции о происшествии, Джобер, врач на пенсии, констатировал, что несчастная только что скончалась. Под ее шляпкой он обнаружил смертельную рану на виске, откуда стекала струйка крови, «ярко-красная, как цветок на шляпке», по выражению самого Джобера. Он стал расспрашивать подругу усопшей, которая сказала ему, что сразу после полудня Мари начала сильно нервничать, как будто опасаясь чего-то. Несколько раз она спрашивала, не видела ли подруга «тень» на солнце.

– Вот и все факты, – ворчливо закончил Уэдекинд. – Читая отчет, представленный констеблем, прибывшим на место происшествия, видишь, как мало доверия он испытывал к двум свидетелям; в нем говорилось о весьма приблизительной интерпретации события с их стороны. Тем не менее полицейский взял на себя труд принести лестницу, чтобы обследовать верхнюю часть арки. Отсутствие следов и двух плохо державшихся кирпичей укрепили его в мнении, что это обычный несчастный случай. И, честно говоря, констебля трудно упрекнуть в том, что он не принял всерьез историю с тенью на солнце или с королевой мщения! Что до нас – это совсем другое дело…

Полицейский взял сигару, которую предложил ему Оуэн, казавшийся очень озабоченным.

– Прежде чем услышать ваше мнение, Бернс, – проговорил Уэдекинд, – позвольте представить вам последние данные. Я узнал об этом происшествии вчера после обеда. Сначала меня заинтриговало имя жертвы – Мари, затем дата и время дня, которые совпадали с указанными в послании, и таким образом уже не оставалось ни малейшего сомнения в правдивости странных обстоятельств события. Ранним утром я сел в первый же поезд, идущий в Тонбридж, чтобы осмотреть место преступления. Затем поговорил с Вогтом и Джобером. Оба они люди весьма преклонного возраста, носят очки, и зрение у них не слишком острое. Однако мне оно показалось достаточным, чтобы их показания можно было принять всерьез. Оба признавали, что кто-нибудь мог в случае необходимости, до падения большого горшка, ловко обойти одну из опор арки, избегая их взглядов. И все-таки, кроме трех свидетелей и жертвы, там не было никого! Никого не было и на лужайке, и на арке с цветами! Я сам лично все осмотрел и могу подтвердить, что наверху очень трудно спрятаться!

– А вы расспрашивали подругу жертвы? Со скамейки, где она сидела, был хороший обзор всей сцены происшествия.

– К сожалению, нет, – проворчал Уэдекинд. – Этот идиот полицейский настолько пренебрежительно отнесся к делу, что, кажется, забыл записать ее фамилию и адрес! Но мы ее быстро найдем… В любом случае, она и Джобер оставались рядом с жертвой до появления полиции и зевак. Короче говоря, убийца мог улизнуть, только растворившись в воздухе…

– Превосходно! – внезапно бросил Оуэн, долго хранивший молчание. – Это большое искусство! Мы должны склонить голову перед такой виртуозностью!

– Вы хотите сказать, – забеспокоился Уэдекинд, – что признаете себя побежденным?

– Вовсе нет! Я просто говорю, что надо признать талант художника, в данном случае – виртуоза преступления. Вы правильно сделали, что пришли ко мне, Уэдекинд. И я полагаю, вы просите моей помощи, не так ли?

Во взгляде полицейского промелькнул оттенок лукавства:

– Признайтесь, что вы бы косо смотрели на все мои действия в данном расследовании. Впрочем, мы уже об этом говорили, но сейчас я действительно думаю, что эта серия убийств совершена по одной схеме и требует такого эксперта, как вы…

– Разумеется! – одобрил Оуэн, водя пальцем по грациозным линиям тела одной из муз. – И вы правы также, говоря о серии убийств, поскольку есть риск, что она продолжится, если мы не положим этому конец…

– Точно… – вздохнул инспектор, – и я очень боюсь, что начиная с завтрашнего дня пресса примется за эти преступления, не имея деталей. Хотя пока нам кое-как удалось заставить их молчать, но после третьего убийства это будет невозможно. Вряд ли стоит упоминать, что чем раньше мы остановим убийцу, тем лучше будет для всех.

Я прочитал в красноречивом взгляде Оуэна: «И особенно для вас, инспектор!» – но он громко заметил, рассудив, без сомнения, что это было бы слишком просто:

– В первую очередь нам следует рассматривать последнее убийство эмоционально, с точки зрения художника, чтобы ощутить всю его красоту.

Вам объявили, что некая мисс Мари станет королевой на следующий день после полудня, когда дневное светило покроется дымкой. И именно в это самое время мисс Мари заметила тень на солнце, где-то на верху арки, среди цветов. Она говорила о королеве, королеве в старинном наряде, которая, кажется, хочет причинить ей зло. Через несколько мгновений она оказалась на земле, среди все тех же цветов, с черепом, проломленным большим горшком, упавшим с «балкона». В данный момент она могла бы быть королевой, пусть и застывшей в смерти. Такая форма посмертной передачи власти от другой, мстительной королевы, которая только что исполнила свою угрозу, сбросив на нее…

Оуэн на мгновение прервал свою речь, подыскивая подходящее слово, уточняющее его мысль. И я увидел, как засияло его лицо, когда он добавил:

– …Сад. Да, можно сказать, что на нее низвергли сад. Это более поэтично, чем цветочный горшок, не так ли? – сказал он, адресуя нам улыбку сфинкса. Хорошо… Я вижу, что для вас это китайская грамота. В чисто практическом плане отсутствие убийцы может означать только несчастный случай, вызванный тем, что в какой-то момент несколько плохо скрепленных кирпичей отвалились под тяжестью горшка, упавшего вслед за этими кирпичами. Кроме того, и смерть сэра Томаса не может быть объяснена по-другому. Смертоносная стрела могла попасть в него, промахнувшись мимо цели, а значит, это тоже несчастный случай. С Александром Райли все было немного по-другому, так как запертая снаружи дверь трудно согласуется со случайностью. Но это другой вопрос, который доказывает, что мы имеем дело с настоящими убийствами, задуманными, подготовленными и совершенными одним преступником, имеющим хороший вкус и пристрастие предупреждать полицию за сутки до своих злодеяний, посылая ей… картины!

Уэдекинд и я машинально вместе посмотрели на прекрасное полотно, украшавшее гостиную Оуэна и изображавшее английский деревенский пейзаж. Настоящий Констебл, по мнению моего друга, в чем лично я сомневаюсь. Как бы то ни было, эта буколическая картина могла только по контрасту подчеркнуть трагический и необычный характер совершенных преступлений.

– Есть очевидная связь между этими картинами и убийствами, – сказал Оуэн, подходя к большому полотну, чтобы лучше рассмотреть его.

– И в чем она заключается? – с интересом спросил Уэдекинд.

– Тщательность, приданная произведению на заключительном этапе работы над ним. Подумайте об аккуратности и терпении художника при каждом мазке кисти, каждой подрисовке, чтобы добиться такого чуда… Часы терпения, наблюдений, размышлений и большой талант, чтобы это чудо сотворить!

– Чудо третьего преступления в данном случае! – воскликнул я, чтобы положить конец раздражающей меня комедии.

– Да, Ахилл! Это «чудо преступления»! И, как всегда, вы попали в цель, сами того не осознавая!

Я сильно подозревал, что инспектор Уэдекинд сгорал от желания залепить пощечину экстравагантному детективу. Но полицейский слишком хорошо знал ему цену, чтобы рисковать и, возможно, окончательно лишиться его неоценимой помощи. Теребя густые усы, он спокойно произнес:

– Мне кажется, я понимаю, что вы хотите сказать… Вы считаете, что мы пойдем по следам убийцы, совершающего только безупречные преступления при художественном ви́дении мотива каждого преступления!

– Точно! – ответил Оуэн с явным удовлетворением. – Конечная цель этих убийств не что иное, как поиски Прекрасного…