В 1970-е годы дети, жившие по соседству, называли это место Ранчо-Камбоджа. Американ-Ривер пересекает восточную часть округа Сакраменто, и Ранчо-Кордова на ее южном берегу отрезан от более зеленых и презентабельных пригородов по другую сторону реки. Поначалу эта территория была земельным участком площадью пять тысяч акров, выделенным мексиканцам под фермерское хозяйство. В 1848 году, после того как Джеймс У. Маршалл в тридцати пяти милях выше по реке заметил в отводном лотке водяного колеса чешуйки блестящего металла и объявил: «Я его нашел!», в Ранчо-Кордова нагрянули золотодобывающие драги, которые оставили после себя гигантские нагромождения речного камня. Потом некоторое время эти земли занимали виноградники. В 1918 году здесь открылась база ВВС Мазер. Но самым кардинальным образом Ранчо-Кордова изменился с началом «холодной войны». В 1953 году производитель реактивных снарядов и ракет «Аэроджет» разместил здесь главное управление, чем спровоцировал бум жилищного строительства для работников предприятия. Извилистые дороги городка (Цинфандель-драйв, Рислинг-уэй) вдруг замостили, а землю вдоль них аккуратно поделили на участки для скромных одноэтажных домов типовой застройки. Оказалось, что все семьи в городе так или иначе связаны с армией или компанией «Аэроджет».

Неблагополучный элемент таился в тени. Один человек, который в середине 1970-х рос на Ла-Глория-уэй, помнит, как однажды исчез мороженщик, работавший неподалеку от начальной школы Кордова-Мидоуз. Оказалось, что этот длинноволосый парень с окладистой бородой, в зеркальных очках-авиаторах, продававший детям фруктовый лед, сбывал ЛСД и кокаин клиентуре совсем иного рода и в конце концов попался копам. Истории о детстве, проведенном в Сакраменто в 1970-х годах, изобилуют такими соблазнительными приманками, выглядят мешаниной уюта и ужасов, напоминают открытки с видами маленьких городков и зловещими предзнаменованиями на обороте.

В жаркие летние дни мы бродили в воде у берега Американ-Ривер, вспоминает одна женщина. Еще одно воспоминание связано с беготней по тропинкам у реки, когда дети вдруг наткнулись на логово бомжа в густых кустах. Говорили, что у бродяг есть облюбованные места возле реки. Группка девочек-подростков зависала в Лэнд-Парке, наблюдая, как парни с обнаженными торсами полируют свои тачки. Молодежь ездила на фестиваль «День на лугу» в Окленд, аналог «Лоллапалузы» тех времен, – посмотреть на «Иглз», Питера Фрэмптона или «Джетро Талл». Ездили также по Саттервилл-роуд до дамбы и пили там пиво. Вот так пили на дамбе и вечером 14 апреля 1978 года, когда мимо по шоссе проехала колонна полицейских машин с включенными сиренами. Колонна была бесконечно длинной. «Никогда такого не видела – ни до этого, ни после», – рассказывала одна из свидетелей-подростков, теперь уже пятидесятидвухлетняя женщина. «Насильник с востока», тот самый, которого я стала называть «Убийцей из Золотого штата», нанес очередной удар.

С Фолсома я свернула налево, на Пасео-драйв, к центру жилого района Ранчо-Кордова. Это место что-то значило для него. Здесь он совершил свое первое преступление и продолжал сюда возвращаться. К ноябрю 1976 года в округе Сакраменто произошло девять нападений, совершенных за полгода и приписываемых «Насильнику с востока», четыре из них – в Ранчо-Кордова. В марте 1979 года, после того как преступник не совершал нападений целый год и, казалось, покончил с этим навсегда, он в последний раз вернулся в Ранчо-Кордова. Был ли этот город для него родным? Некоторые следователи, особенно работавшие по этому делу с самого начала, считали именно так.

Я остановилась у места его первого нападения – простого L-образного одноэтажного дома площадью около тысячи квадратных футов, с ровно срезанным древесным пнем в центре двора. Именно отсюда в пять часов утра 18 июня 1976 года поступил первый вызов – от двадцатитрехлетней женщины, которая с трудом говорила в трубку, лежа на полу. Ее руки были связаны за спиной так туго, что в них прекратилось кровообращение. Шейла с трудом доползла до телефона, лежавшего на тумбочке у кровати ее отца, сбила трубку на пол и на ощупь нажала ноль. Она сообщила о незаконном проникновении в дом и изнасиловании.

Она пыталась объяснить полиции: маска была странной – белой, из грубого, похожего на трикотаж материала, с прорезями для глаз и швом посередине, – но лицо облегала очень плотно. Когда Шейла открыла глаза и увидела незнакомца в дверях своей спальни, она подумала, что видит сон. Кому могло прийти в голову надеть лыжную маску в Сакраменто в разгар июня? Она заморгала и присмотрелась получше. Неизвестный был ростом около пяти футов девяти дюймов, умеренно мускулистым, в темно-синей футболке с короткими рукавами и серых брезентовых перчатках. Еще одна деталь, казавшаяся настолько неестественной, что, возможно, она явилась из ее подсознания, – это бледные ноги с черной растительностью. Детали сложились вместе и образовали целое. Трусов на неизвестном не было. Присутствовала эрекция. Его грудь поднималась и опадала – это было дыхание реального человека.

Он метнулся к кровати Шейлы и прижал лезвие четырехдюймового ножа к ее правому виску. Она попыталась натянуть на голову одеяло. Он сорвал его. «Если хоть пикнешь или шевельнешься – всажу в тебя этот нож», – шепотом пригрозил он.

Он связал ее запястья за спиной шнуром, который принес с собой, затем еще раз – красно-белым поясом, который нашел в стенном шкафу у Шейлы. Одну из ее белых нейлоновых комбинаций он затолкал ей в рот, как кляп. Уже имелись намеки на поведение, которое в дальнейшем стало узнаваемым как его почерк. Прежде чем изнасиловать ее, он нанес на пенис детское масло. Он повсюду шарил и рылся: Шейла слышала, как щелкали замки, когда он выдвигал ящики в гостиной. Говорил он низким хриплым шепотом, сквозь зубы. Оставленный ножом дюймовый порез возле правой брови Шейлы, когда он велел ей молчать, кровоточил.

Здравый смысл и любой полицейский скажут вам, что насильник без трусов – это неискушенный подросток, который раньше только подглядывал и после мелких правонарушений «дорос» до не продуманного как следует уголовного преступления. Этот паршивец, разгуливающий без трусов, не в состоянии справиться со своей импульсивностью, и его быстро арестуют. Его пристальные взгляды наверняка обеспечили ему в округе репутацию мерзкого типа. Полиция в два счета поднимет его с постели в доме его обеспокоенной матери. Но этого мерзавца без трусов так и не поймали.

Существует явление, которое я называю «парадоксом умного насильника». Бывший сотрудник ФБР, эксперт по психопрофилированию Рой Хейзелвуд, специализировавшийся на сексуальных маньяках, рассказывает о нем в своей книге «Зло, которое творят люди», написанной в соавторстве со Стивеном Дж. Мишо: «Большинство людей без труда ассоциируют интеллект со сложным ограблением. Но жестокое насилие – развратные действия, которые ни в коей мере не соотносятся в их представлении с интеллектом. Следовательно, таким преступникам его не приписывают, в том числе даже офицеры полиции».

Если пристально рассмотреть методы действия преступника, изнасиловавшего Шейлу, станет очевидной работа расчетливого ума. Преступник был настолько осторожен, что ни разу не снял перчатки. За несколько недель до нападения Шейле звонили и молча клали трубку, словно отслеживая ее расписание. В апреле у нее возникло ощущение, будто за ней следят. Она постоянно замечала поблизости темную машину среднего размера американского производства. Но вот что любопытно: хоть Шейла и была уверена, что машина одна и та же, разглядеть водителя ей ни разу не удалось.

В ночь нападения купальня для птиц была перенесена под то место на заднем дворе, над которым проходил телефонный провод, – очевидно, чтобы использовать ее как подставку. Но провод перерезали лишь частично – признак неловкости и замешательства новичка, вроде погнувшегося гвоздя у начинающего плотника.

Четыре месяца спустя Ричард Шелби стоял у края тротуара на Шедоубрук-уэй в Ситрус-Хайтс.

По правилам управления шерифа округа Сакраменто, Шелби не мог заниматься ни этим, ни каким-либо другим делом. И даже носить форму. Шелби знал правила: в 1966 году тот, кто желал служить в управлении шерифа округа Сакраменто, должен был иметь все десять пальцев в целости и сохранности. Однако он прошел письменный экзамен и врачебный осмотр и решил попытать счастья. Раньше судьба была добра к нему, он считал везением даже то, что лишился значительной части безымянного пальца левой руки. А мог бы погибнуть от шального выстрела из охотничьего дробовика. Врачи говорили, что он чудом не потерял всю руку целиком.

Когда палец Шелби все же заметили, собеседование сразу прервали и соискателю категорически отказали. В управление шерифа округа Сакраменто он все-таки не попал. Отказ оскорбил его. Всю жизнь Шелби слышал, как уважительно его родные отзывались о дяде – шерифе в Оклахоме. Может, это был знак. В любом случае ему хотелось поработать в менее густонаселенном округе. В Йоло или Плейсере. Открытые пространства Калифорнийской долины – ландшафт его юности. В летние месяцы он работал на свежем воздухе ранчо и ферм восточной части округа Мерсед. Купался голышом в каналах. Охотился на кроликов и перепелок в нижних предгорьях Сьерра-Невады. Письмо из управления шерифа с вердиктом «Вы нам не подходите» пришло неделю спустя. А на следующий день он получил второе, в котором ему объяснили, куда и когда явиться по поводу работы.

Шелби обратился за разъяснениями. Все вокруг только и говорили что о Вьетнаме. В феврале 1965 года ежемесячно призывали 3 тысячи человек; к октябрю численность призывников выросла до 33 тысяч. По всей стране поднялась волна протестов, которые становились все более бурными. Пригодных к службе в полиции молодых мужчин оставалось мало. Управление шерифа расценило Шелби как новый и сравнительно редкий феномен. Он попал в ВВС более десяти лет назад, через тринадцать дней после своего семнадцатилетия, и отслужил срок полностью. Имел диплом колледжа по уголовному правосудию. Был женат. И, несмотря на отсутствие части пальца, печатал на машинке быстрее секретаря местного шерифа. Правила насчет длины пальца изменили. Шелби явился на службу 1 августа 1966 года. И проработал там двадцать семь лет.

Управление шерифа округа Сакраменто в те времена было далеко не самым привлекательным местом работы. Сотрудники сражались за единственную патрульную машину, в которой имелась лампа на гибкой ножке и планшет, закрепленный на приборной доске. На вооружении все еще состояли автоматы Томпсона выпуска 1920-х годов. Сирены устанавливались непосредственно на крыше машин, и их водителям по прошествии некоторого времени требовались слуховые аппараты. Специализированных подразделений, например по расследованию преступлений на сексуальной почве, не существовало. Сотрудник считался обладающим практическим опытом в этой сфере, если ему приходилось являться по вызову на место изнасилования. Вот поэтому Шелби и стоял у края тротуара на Шедоубрук-уэй утром 5 октября 1976 года.

На это место его привела служебная собака, пущенная по следу. Этот след начинался у окна спальни ребенка, продолжался за забором, вел через заросшее сорняками поле и обрывался у края тротуара. Шелби постучал в ближайшую дверь и посмотрел через поле в сторону дома жертвы, до которого было футов двести. Он старался отогнать смутное беспокойство.

Полутора часами ранее, в половине седьмого утра, Джейн Карсон лежала в постели, обняв трехлетнего сына, когда вдруг услышала, как щелкает выключатель. Потом кто-то пробежал по коридору. Ее муж ушел на работу за несколько минут до того.

– Джек, это ты? Забыл что-нибудь?

В дверях возник неизвестный в зеленовато-коричневой лыжной маске.

– Заткнись, мне нужны твои деньги, тебя я не трону, – бросил он.

Шелби попытался произвести точный расчет времени. Преступник проник в дом через окно спальни ребенка всего несколько минут спустя после ухода мужа Джейн. За две недели до этого хозяева дома пострадали от необычной кражи со взломом, в ходе которой вор забрал у них с десяток колец и оставил вместо них драгоценности, украденные у их соседей. Злоумышленник проник в дом и покинул его опять-таки через окно в комнате сына. Тот же самый, подумал Шелби. Методичный и терпеливый.

Изнасилование Джейн стало пятым нападением, приписываемым «Насильнику с востока», и первым делом, которое расследовали Шелби и Кэрол Дейли – два детектива, в дальнейшем неразрывно связанные с этой серией преступлений. Женщина-детектив, имеющая опыт расследования преступлений на сексуальной почве, Дейли как нельзя лучше подходила для бесед с потерпевшими. Навыки работы с людьми в конце концов позволили ей подняться по служебной лестнице до должности заместителя шерифа. А Шелби обладал талантом выводить людей из себя. Причиной его проблем было не столько высокомерие, сколько прямолинейность. «Я никогда не умел быть тактичным», – говорил он.

В октябре того же года одно за другим произошли еще три нападения. Поначалу многие коллеги Шелби решили, что это дело рук неустановленного серийного преступника по прозвищу «Ранняя пташка», но Шелби сразу понял, что они столкнулись с гораздо более хитрым и страшным человеком. В те времена еще не существовало криминалистического профилирования, и такие термины, как «почерк» преступника или «ритуальные действия», еще не были распространены. Следователи тогда могли вести речь о наличии «индивидуальных особенностей» и «характерных черт». Они имели в виду определенный, конкретный набор деталей, такой же уникальный, как запах, создающий ощущение дежавю на месте преступления. Разумеется, появился и соответствующий словесный портрет: белый мужчина, двадцати или двадцати с небольшим лет, рост около пяти футов девяти дюймов, среднего атлетического сложения. Всегда в маске. Говорит неестественным злым шепотом, сквозь зубы. При выражении недовольства голос становится выше. Маленький пенис. Странное поведение: говорит часто торопливо, но действует не спеша. Может открыть какой-нибудь ящик и молча простоять несколько минут, разглядывая его содержимое. Сообщения о подозрительных личностях, которых видели в округе приблизительно во время нападения, часто содержали такую деталь: неизвестный, заметив, что за ним наблюдают, удалялся размеренной походкой. «Совершенно неторопливо», – как выразился один свидетель.

У него имелись специфические психосексуальные потребности. Своим жертвам он связывал руки за спиной, зачастую перевязывая узлы несколько раз, иногда используя разные материалы. Заставлял их стимулировать его член связанными руками. Никогда не ласкал свои жертвы. Начав нападать на пары, он уводил женщину в гостиную и набрасывал на телевизор полотенце: по-видимому, освещение имело для него важное значение. Ему доставляли удовольствие вопросы сексуального характера. «Что я сейчас делаю?» – спрашивал он у жертвы с завязанными глазами, мастурбируя с лосьоном для рук, найденным в доме. «С капитаном так же?» – спрашивал он у Джейн, муж которой был капитаном ВВС. Как минимум пятьдесят раз он велел ей «заткнуться», рассказывала Джейн, но, пока насиловал ее, предъявлял к ней другие требования, покрикивал на нее, как режиссер на актрису. «Больше эмоций, – говорил он ей, – или пущу в ход нож».

Преступник действовал нагло. Дважды он входил в дома как ни в чем не бывало, хоть и видел, что жертвы заметили его и лихорадочно набирают номер полиции. Присутствие детей его не смущало. Он никогда не причинял им физического вреда, но связывал старших и отправлял их в другую комнату. Трехлетнего сына Джейн он посадил на пол в спальне. Мальчик уснул. А когда проснулся, посмотрел на кровать и увидел, что неизвестный ушел. Мать малыша лежала, связанная разорванными полотенцами, с кляпом из мочалки во рту. Ее сын принял полотенца за бинты.

– А врач ушел? – шепотом спросил он.

Шелби уже доводилось сталкиваться с жестокостью извращенцев в масках, но в этом конкретном преступнике ему не давала покоя его привычка проводить разведывательные действия. Все это было довольно нетипично – звонки по телефону, блуждания вокруг дома, проникновения со взломом. «Насильник с востока» знал, как отключить свет снаружи, даже если он включался с помощью таймера. Знал, где находится пульт, открывающий ворота гаража. Расспросы, проведенные Шелби, показали, что неизвестный заранее разузнал многое не только о Джейн, но и о ее соседях: выяснил, где можно припарковать машину, в какое время соседи выносят мусор и уезжают на работу.

Газета «Сакраменто би» в том же году привела слова Кэрол Дейли, в то время коллеги Шелби, относящиеся к этому делу: «Типичный насильник не разрабатывает столь сложные планы». Эта мысль пришла в голову Шелби, когда он стоял на тротуаре рядом с собакой-ищейкой и смотрел на дом Джейн за полем. Его тревожила еще одна деталь. Преступник пырнул Джейн своим кухонным ножом в левое плечо. Джейн считала, что это вышло случайно, что он не собирался ее ранить. Но Шелби не испытывал такой уверенности. Он полагал, что этот тип подавлял в себе стремление причинять жертвам больше боли и это стремление будет нарастать, пока его не поймают.

Так и вышло. Преступник начал щелкать ножницами над ухом жертв с завязанными глазами, угрожая отрезать им пальцы ног – по одному за каждую попытку пошевелиться. Тыкал ножом в матрас рядом с жертвой. Психологические пытки распаляли его. «Ты ведь не знаешь меня, верно? – хриплым шепотом обращался он к одной жертве, называя ее по имени. – Слишком давно это было, верно? Да, давно. А я тебя знаю». Он всегда давал жертвам возможность поверить, что он покинул их дом, а потом, когда их тела расслаблялись, а онемевшие пальцы принимались ощупывать узлы, приводил их в ужас внезапным шумом или движением.

После нападения на Джейн Карсон в октябре по округе распространились слухи о серийном насильнике, разгуливающем на свободе, но управление шерифа попросило местную прессу не публиковать материалы о преступлениях из опасения, что внимание общественности заставит подозреваемого покинуть восточные районы, где полиция надеялась выследить и схватить его. Шелби, Дейли и их коллеги из следственного отдела продолжали без лишнего шума проверять все имеющиеся зацепки. Они обращались за помощью к инспекторам по УДО и надзору за условно осужденными. Проверяли курьеров службы доставки, молочников, уборщиков, укладчиков ковров. Оставляли карточки под соседскими дверями и отслеживали полученные от соседей сведения – как правило, о слоняющихся по округе допоздна молодых мужчинах с излишне любопытными и пристальными или, как выразился один информатор, имея в виду своего младшего брата, «скабрезными» взглядами. Следователи попросили Джейн прослушать с завязанными глазами записи голосов двух подозреваемых. Она слушала, сидя в своей постели, и у нее тряслись руки. «Не он», – сказала она. В местных ломбардах педантично велись поиски украденных вещей. Детективы побывали в «Хаус оф эйт» – секс-шопе на бульваре Дель-Пасо, и расспросили о клиентах, интересовавшихся бандажами. Они проверили информацию о некоем человеке, который платил сотрудникам автотранспортного управления за информацию о женщинах, а затем преследовал их на своей машине. Его допросили прямо на улице, и он, стоя в сточной канаве, задумался так глубоко, что не замечал, как вода бурлит вокруг его красивых кожаных ботинок. «Насильником с востока» он не был, но в автотранспортное управление поступило распоряжение прекратить продажу частной информации. Детективы обращали внимание на такие детали, как румянец, моргание, скрещенные руки и повторы вопросов в явной попытке выиграть время. Но к «Насильнику с востока» эти методы их не привели.

Тем временем в отсутствие официальных сообщений слухи в округе разрастались и трансформировались. Полиция ничего не сообщает населению об изнасилованиях, утверждали слухи, потому что подробности слишком ужасны. Преступник уродует женские груди. Эти слухи не имели под собой основания, но молчание в прессе означало, что публично их никто не опровергал. Напряжение достигло пика 18 октября, когда «Насильник с востока» за двадцать четыре часа совершил два нападения. Одна из его жертв, тридцатидвухлетняя домохозяйка и мать двоих детей, жила на Киплинг-драйв в Кармайкле, одном из наиболее зажиточных районов восточной части города. Кто-то предположил, что «Насильник с востока», которому осточертело невнимание прессы, перебрался в более престижный район ради известности. Уловка сработала. 3 ноября муниципальное совещание по предотвращению преступлений в зале начальной школы Дель-Дайо посетило пятьсот человек. Шелби и Дейли сменяли друг друга у микрофона и, как могли, отвечали на полные паники вопросы о «Насильнике с востока».

На следующее утро «Сакраменто би» опубликовала статью полицейского репортера Уоррена Холлоуэя «Разыскивается человек, подозреваемый в восьми изнасилованиях». Молчание прессы закончилось.

Возможно, по случайному совпадению, вечером 10 ноября, в тот же день, когда в «Сакраменто би» появилась еще одна статья на ту же тему («“Насильник с востока”: тихий район в когтях страха»), человек в кожаном капюшоне проник через окно в один из домов в Ситрус-Хайтс и подкрался к шестнадцатилетней девушке, которая смотрела телевизор, сидя одна в комнате. Он направил на нее нож и произнес леденящее кровь предупреждение: «Только шевельнись – и ты замолчишь навсегда, а я исчезну во тьме».

На этот раз «Насильник с востока» заставил свою жертву выйти из дома, провел ее по дамбе до забетонированной водоотводной канавы шириной двадцать футов и глубиной десять, вдоль которой они прошли примерно полмили на запад к старой иве. Позднее девушка повторила тот же путь вместе с Шелби и другими детективами, в бурьяне возле дерева нашлись сваленные кучей разрезанные шнурки, разодранные в клочья «ливайсы» и зеленые трусы. По словам девушки, ее не изнасиловали. Вытягивать информацию из людей, переживших нападение с применением насилия, – нелегкая задача, особенно для такого человека, как Шелби, мужчины ростом шесть футов три дюйма, и к тому же если жертва нападения – девушка-подросток, находящаяся на грани эмоционального срыва. Ты смотришь пострадавшей в глаза и задаешь непростые вопросы. И веришь или не веришь ее ответам. Позднее, уже не так прямо, например в ходе беседы о чем-нибудь другом, повторяешь тот же вопрос. И собеседница отвечает то же, что ты уже слышал. И это все, что ты можешь сделать.

Возможно, «Насильник с востока» принял эту девушку за кого-то другого. «Разве ты не учишься в колледже Американ-Ривер?» – спросил он и, получив отрицательный ответ, приставил нож к ее горлу и повторил вопрос. Она снова сказала «нет». Детективам девушка объяснила, что похожа на одну из своих соседок, студентку местного колледжа Американ-Ривер. Точность расчета времени опять поражала: девушка находилась дома одна совсем непродолжительное время – ее родители уехали к ее брату в больницу, а у нее самой несколько позже в тот же вечер было назначено свидание. Прежде чем увести ее к канаве, «Насильник с востока» вернул на место сетку на окне, через которое проник в дом, выключил телевизор и свет в доме, словно знал, что вскоре вернутся хозяева, и не хотел, чтобы они подняли тревогу.

Девушка смогла кое-что прибавить к неуклонно растущему списку мелких деталей, замеченных в темноте сквозь ослабевшую повязку на глазах. Черные ботинки с квадратными носами. Фонарик, настолько маленький, что он полностью скрывался в левом кулаке неизвестного. Армейские брюки. Пока жертва была связана, неизвестный то и дело взбирался по западной стороне дамбы и что-то высматривал, как сообщила девушка. Ходил туда-сюда. Словно нервничал.

Шелби поднялся на дамбу. Как всегда, детективы отставали от преступника на несколько минут или часов. Можно было идти практически по его следам, но, не имея представления, что именно его сюда привело, оставалось лишь тупо глядеть вдаль, безуспешно выискивая подсказки на горизонте. Разросшиеся кусты с переплетенными ветвями. Заборы. Дворы за домами. Слишком много. И одновременно недостаточно. И снова приходилось возвращаться к началу.

Девушка рассказала, что кожаный капюшон уходил под рубашку «Насильника с востока» и имел прорези для глаз и рта; Шелби он напомнил капюшоны, которые надевают под защитные маски сварщики. Он запросил у поставщиков оборудования для сварки списки их покупателей, но это ничего не дало. А тем временем в управление шерифа названивали люди, сообщавшие все новые имена. Детективы старались проверить каждого. Возможные кандидаты отпадали, если имели большие ступни, впалую грудь, пивной живот, бороду, косили на левый глаз, хромали, носили супинаторы или же их невестка сообщала, что однажды купалась в чем мать родила вместе с младшим братом своего мужа и видела, что у него большой пенис.

Восемнадцатого декабря «Насильник с востока» напал еще на одну девушку-подростка, на этот раз в Фэр-Оукс. Еще две жертвы появились в январе. В номере «Сакраменто би» от 24 января появилась статья под заголовком: «Насильник наносит новый удар в 14-й раз за 15 месяцев». Приведенные в ней слова оставшегося неизвестным детектива из управления шерифа передают ощущение раздраженной усталости: «Все было точно так же, как во всех остальных случаях».

Утром 2 февраля 1977 года в одном из домов Кармайкла лежала связанной тридцатилетняя женщина, на глазах у нее была повязка, во рту – кляп. Долгое время она прислушивалась, а когда не услышала ничего подозрительного, сумела вынуть кляп изо рта и позвала семилетнюю дочь, присутствие которой чувствовала в комнате. «С тобой все в порядке?» – спросила женщина. Ее дочь прошептала: «Тише, мама». Кто-то резко надавил на постель, где лежала женщина, и отстранился, словно давая ей понять, что он все еще здесь. Несколько минут женщина лежала, широко открыв глаза под повязкой из махровой рыжей с белым ткани и слушала, как неизвестный дышит где-то рядом.

Специалисты по гипнозу выведывали подробности подозрительных встреч. Детективы искали черный с белым мотоцикл с пластиковым багажником. Черную, возможно, бывшую патрульную машину с громким выхлопом. Белый фургон без боковых окон. Байкера по имени Дон с бакенбардами и большими усами. Одна женщина позвонила и рассказала о работнике местного продовольственного магазина. Она со знанием дела объясняла, что пенис у этого человека «очень натруженный, словно его заездили насмерть».

Отчаянно нуждаясь в уликах, детективы испробовали метод переноса сохранившихся отпечатков пальцев с человеческой кожи с помощью паров йода и серебряной пластинки. Кэрол Дейли поручили выдувать мелкий порошок через трубочку на обнаженное тело жертвы. Безрезультатно. Кое-какие мелкие победы все же имелись. В феврале жительница Кармайкла попыталась вырвать у «Насильника с востока» его пистолет, и он ударил ее по голове. Изучая рану на голове жертвы, Шелби и Дейли заметили пятно крови на ее волосах на расстоянии примерно двух дюймов от раны. Дейли отрезала окровавленный волос и отправила его в лабораторию. У жертвы была третья группа крови. А пятнышко крови второй группы с положительным резусом определенно принадлежало «Насильнику с востока».

[Примечание редактора: следующий раздел был воссоздан по фрагментам записей Мишель.]

Это произошло 16 февраля 1977 года, примерно в 22.30. Семья Мур находилась у себя дома на Рипон-корт в Колледж-Глен, одном из районов Сакраменто. Восемнадцатилетний Дуглас отрезал себе кусок кекса в кухне, его пятнадцатилетняя сестра Присцилла смотрела телевизор в гостиной. Вдруг обыденность вечера буднего дня нарушил грохот, донесшийся со двора за домом. Упала электрическая коптильня, принадлежавшая хозяевам дома. Кто-то сбил ее, перескочив через забор.

Мевис Мур включила свет в патио и выглянула из-за штор как раз вовремя, чтобы заметить человека, бегущего через двор за домом. Дуглас, недолго думая, бросился в погоню, а его отец Дейл схватил фонарик и последовал за ним через боковую дверь.

Стараясь не отставать от сына, Дейл видел, что тот преследует светловолосого мужчину, который проник к ним на задний двор. Они перебежали через Рипон-корт и участок между двумя соседними жилыми районами, где неизвестный перебрался через забор и исчез. Дуглас кинулся за ним, и, когда он забрался на забор, послышался громкий хлопок. Дейл увидел, что его сын повалился навзничь на траву.

– В меня стреляли! – крикнул Дуглас, когда отец подбежал к нему.

Грянул еще один выстрел, не задевший никого. Дейл оттащил Дугласа от линии огня.

Прибывшая «Скорая» сразу же увезла Дугласа в больницу. Пуля попала ему в живот и оставила многочисленные раны в его кишечнике, мочевом пузыре и прямой кишке.

Обходя ближайшие дома и опрашивая соседей, полицейские заполняли блокноты деталями, пугающе похожими на описания, которые выслушивали детективы от свидетелей после нападения «Насильника с востока»: соседи слышали со своих дворов шум, будто кто-то перебирался через забор; одна соседка различила шаги по крыше; планки забора оказывались выломанными, боковые калитки – открытыми. Прокатывавшийся волной собачий лай, по-видимому, указывал направление движения подозрительного, напоминавшего призрак человека. Жители ближайших районов сообщили о кражах со взломом, в которых участвовал неизвестный, – подобные инциденты начались за несколько недель до стрельбы в Муров.

И все свидетельства очевидцев, в том числе Дуга Мура, укладывались в уже знакомый список примет: белый мужчина двадцати пяти – тридцати лет, рост пять футов и девять-десять дюймов, с большими ногами и песочного оттенка волосами до плеч, в вязаной шапке, ветровке, вельветовых «ливайсах» и теннисных туфлях.

Одно из полученных свидетельств, как обычно, резко выделялось из общего ряда – это была интригующая потенциальная зацепка. Она могла и не иметь никакого отношения к инциденту, кульминацией которого стал выстрел в Дуга Мура, но даже если имела, из нее почти не удалось выжать конкретной информации. Охранник школы Томаса Джефферсона, выходящий из нее после своей смены, встретил перед одним из зданий на школьной территории двух бездельников. Один на ходу спросил у него, который час, а другой, похоже, что-то прятал под курткой – возможно, транзисторный радиоприемник.

Обоим было на вид лет восемнадцать-девятнадцать, рост – около пяти футов девяти дюймов. Один, по-видимому, мексиканец, с темными волосами до плеч, был одет в синюю ветровку и «ливайсы» – точно так же, как и другой, белый парень.

Охранник работал в этом учебном заведении уже семь лет и хорошо знал тех, кто обычно болтался по школьной территории после уроков. Но этих двоих он никогда прежде не видел.

«Насильник с востока» нанес новый удар рано утром 8 марта, в Арден-Аркейде. В «Сакраменто би» опубликовали статью об этом нападении («Возможно, это серийное изнасилование»). Автор отмечал, что «жертва была дома одна, без мужа и маленького ребенка, которые проводили ночь понедельника в другом месте. “Насильник с востока” никогда не совершал нападения, если в доме находился мужчина, хотя иногда действовал в присутствии детей». Если кто и задавался вопросом, следит ли «Насильник с востока» за публикациями о нем в прессе, после появления этой статьи все сомнения исчезли. Следующей его жертвой была девушка-подросток, но после этого он начал выбирать гетеросексуальные пары – одиннадцать подряд, – и они стали главным объектом его нападений.

Восемнадцатого марта с 16.15 до 17.00 в управление шерифа поступили три телефонных звонка. «Я – “Насильник с востока”», – произнес мужской голос, после чего звонивший засмеялся и повесил трубку. Второй звонок стал точным повторением первого. Потом был третий: «Я – “Насильник с востока”». Я выследил свою следующую жертву, и вам меня не поймать».

Тем вечером в Ранчо-Кордова шестнадцатилетняя девушка вернулась домой с подработки в «Кей-Эф-Си», бросила пакет с купленной навынос едой на кухонный стол и схватила телефон, чтобы позвонить другу. Ее родителей не было в городе, и она собиралась ночевать у него. Телефон издал один гудок, а на втором из спальни родителей девушки появился человек в зеленой лыжной маске, с топориком, занесенным над головой.

На этот раз жертве удалось немного лучше рассмотреть лицо «Насильника с востока», так как его лыжная маска имела вырез в центре. Исходя из предположения, что «Насильник с востока» – молодой житель Ранчо-Кордова, Шелби и Дейли принесли пострадавшей кипу принадлежавших соседям школьных альбомов и внимательно наблюдали, как она их листала. Девушка остановилась на выпускном альбоме школы Фолсом за 1974 год и протянула его Шелби, указывая на фото одного из парней: «Вот этот больше всего на него похож». Полицейские подняли историю человека с фотографии. Он отличался неуравновешенностью, имел странности и работал на заправке на бульваре Оберн. Пострадавшую посадили на заднее сиденье полицейской машины без опознавательных знаков и попросили понаблюдать за тем человеком с расстояния трех шагов, пока он заправлял машину. Девушка не смогла сказать ничего определенного.

Дома, которые выбирал преступник, имели различную планировку. Среди жертв были как молоденькие девушки-подростки, которые сидели, прижимая к животу диванную подушку, и со страданием и растерянностью на лице качали головой, когда их спрашивали, поняли ли они, что произошло, так и женщины лет тридцати пяти, недавно пережившие второй развод, записанные на курсы красоты и активно участвующие в деятельности клубов для одиноких. Но с точки зрения детективов, поднятых с постели среди ночи, описания мест преступления выглядели поразительно однообразно. Разрезанные шнурки на потертом ковре. Глубокие красные борозды на запястьях. Следы взлома на оконных рамах. Оставленные открытыми кухонные шкафы. Пивные банки и коробки из-под крекеров, разбросанные в патио за домом. Жертвы слышали, как преступник открывал какую-то сумку, шуршал бумагой, вжикал застежкой-молнией, похищая украшения с гравировкой, водительские права, фотографии, монеты, иногда деньги, хотя кражи явно не были его главным мотивом, поскольку другие ценности он не трогал, и зачастую украденное, например обручальное кольцо, грубо сорванное с отекшего пальца, обнаруживалось брошенным где-нибудь неподалеку.

Второго апреля к его методам прибавилась одна особенность, которая наблюдалась и в дальнейшем. Первую выбранную пару он разбудил слепяще-ярким светом квадратного фонарика, направленным в глаза. Хрипло прошептал, что вооружен пистолетом («сорок пятый калибр, четырнадцать зарядов»), и бросил женщине кусок бечевки, приказав связать партнера. Когда мужчина был связан, «Насильник с востока» поставил ему на спину чашку с блюдцем и шепотом же добавил: «Если услышу, как чашка гремит или звенят пружины матраса, перестреляю всех, кто есть в доме». Женщине он сообщил: «Я служил в армии и там целую толпу перетрахал».

Связь «Насильника с востока» с армией и военными часто обсуждалась. Примерно в часе езды от Сакраменто находилось пять военных объектов, на одной только базе Мазер по соседству с Ранчо-Кордова насчитывалось приблизительно восемь тысяч человек личного состава. Вдобавок преступник питал пристрастие к камуфляжу и, по свидетельским показаниям, к черным армейским ботинкам со шнурками. Несколько человек, встречавшихся с ним, в том числе имеющих армейское прошлое, отмечали его начальственную, властную манеру держаться, напомнившую им знакомых по временам службы в армии. «Фокус с посудой», как прозвали его необычную систему сигнализации, кое-кому напомнил методы, применявшиеся в ходе боевых действий в джунглях.

Больше всего раздражало то, что ему всякий раз удавалось перехитрить полицию. Он оставался на свободе. Управление шерифа позаимствовало в Государственном департаменте лесного хозяйства камеры, которые устанавливали на верхушках деревьев для поимки поджигателей, потратило весь бюджет на оплату сверхурочных, отправляя полицейских под прикрытием вести наблюдение в районах, где часто появлялся «Насильник с востока». Были использованы даже армейские приборы ночного видения и детекторы движения, применявшиеся во Вьетнаме. Однако он по-прежнему оставался незамеченным – человек, маской которому служила его заурядность.

Управление шерифа привлекло к сотрудничеству армейского полковника, занимающегося подготовкой спецподразделений, чтобы при его помощи понять тактику «Насильника с востока». «Главный пункт особой подготовки – это терпение, – объяснял полковник. – Человек, прошедший ее, способен, если понадобится, часами сидеть в одной позе, не шелохнувшись». Восприимчивость «Насильника с востока» к звукам – он часто отключал кондиционеры и обогреватели, чтобы лучше слышать, – также входила в число навыков, которые оттачивались в спецподразделениях. То же самое относилось к использованию ножей, узлов и планированию нескольких путей отступления. «Он способен пользоваться любыми средствами маскировки и будет ими пользоваться, – утверждал полковник. – Ищите его в самых невероятных местах, например в выгребных ямах, в гуще кустов ежевики». Полковник повторял: помните о терпении. Преступник убежден, что упорством и выносливостью он превосходит всех, и что тот, кто его ищет, уже готов сдаться, а сам он сдаваться и не думает.

Шелби задумался: а вдруг преступника до сих пор не схватили по другой причине? Он заметил, что, когда полиция отправляла патруль под прикрытием в какой-нибудь район, зная, что там часто появляется преступник, в ту же ночь «Насильник с востока» совершал нападение где-нибудь в другом месте. О методах работы полиции он был осведомлен определенно лучше, чем обычный гражданин. Он всегда надевал перчатки и парковался за пределами зоны полицейского патрулирования. «Ни с места!» – однажды прикрикнул он на женщину, которая пыталась сбежать от него. Все перечисленное заметил не только Шелби. Те же мысли возникали в голове других сотрудников управления шерифа. Неужели преступник – один из них?

Однажды вечером Шелби проверял поступившую информацию о подозрительной личности. Женщина, сообщившая ее по телефону, явно удивилась, когда Шелби постучал в дверь ее дома и представился. Она думала, что полиция уже прибыла несколько минут назад, о чем и сказала ему. Она могла бы поклясться, что слышала полицейскую рацию у самого своего дома.

«Он позволит тем, кто его ищет, пройти в дюйме от него, и не шелохнется», – предупреждал полковник.

К концу апреля счет жертв достиг семнадцати – в среднем «Насильник с востока» совершал два нападения в месяц. С точки зрения тех, кто следил за развитием событий, а таких было большинство, дела обстояли плохо.

А потом наступил май.

В управление шерифа поступило предложение от женщины-экстрасенса, которая сказала, что могла бы установить личность «Насильника с востока». Экстрасенс говорила нараспев и ела гамбургер с кровью. Присутствующие увидели, как была составлена «карта биоритмов» «Насильника с востока», но их предупредили, что без даты его рождения этот метод не сработает. Около полуночи 2 мая, спустя чуть больше двух недель после последнего нападения, тридцатилетняя жительница Ла-Ривьера-драйв услышала глухой стук за домом – тот же самый звук, с которым ее маленькие сыновья прыгали с забора во двор со стороны насыпи. Она подошла к окну, но ничего не увидела. Слепящий свет фонарика, первый знак опасности, разбудил ее с мужем, майором ВВС, около трех часов ночи.

Через два дня мужчина в бежевой лыжной маске и темно-синей куртке, напоминающей форменную флотскую, ринулся из темноты на молодую женщину и ее коллегу-мужчину, когда они направлялись к ее машине, припаркованной на подъездной дорожке у его дома в Оринджвейле. Оба эти эпизода имели общие и уже знакомые черты. Предварительные звонки и молчание по телефону. Фокус с посудой. В одном случае – настораживающее сочетание жестокого изнасилования и последующего поедания крекеров «Ритц» на кухне. Обе пары сообщили детективам, что «Насильник с востока» производил впечатление человека, который силится изобразить брутальность, как плохой актер, судорожно хватающий ртом воздух в попытке выглядеть выведенным из себя. Женщина из Оринджвейла рассказала, что он на несколько минут уходил в ванную, и, судя по звукам, там у него случился приступ гипервентиляции.

На следующий день заголовок в «Сакраменто би» гласил: «Нападение “Насильника с востока” на 20-ю жертву в Оринджвейле».

Управление шерифа работало в условиях нарастающего давления. Обычно пассивное начальство развило лихорадочную активность. Еще не закончился май, а годовой бюджет на оплату сверхурочных уже был почти исчерпан. Сотрудники увязли в бесперспективных звонках по поводу бывших бойфрендов и работников коммунального хозяйства, проверяющих уличные фонари. На ежедневных планерках никто уже не расслаблялся, лениво потягивая кофе из одноразовых стаканов, – вместо этого все беспокойно вышагивали из угла в угол, не в силах усидеть на месте. Вглядываясь в карты, детективы пытались предугадать место следующего нападения. Им казалось, что оно должно произойти где-нибудь возле торгового центра «Санрайз» в Ситрус-Хайтс: именно оттуда поступали сообщения о подозрительных личностях и незаконных вторжениях.

Примерно без четверти час ночи 13 мая одна семья, живущая на Мерлиндейл-драйв, неподалеку от торгового центра «Санрайз», услышала шум на крыше своего дома. В соседских дворах залаяли собаки. Кто-то из соседей позвонил той семье примерно в час ночи с сообщением, что и они слышали, как по их крыше кто-то крался. Наряд полиции прибыл через несколько минут, но неизвестный уже исчез.

Следующей ночью на расстоянии квартала от того места было совершено нападение на молодую официантку и ее мужа, директора ресторана.

В происходящее верилось с трудом. Под угрозой оказался коридор шириной примерно в десять миль, протянувшийся вдоль Американ-Ривер по территории округа Сакраменто. Объяснения уже никому не требовались. Прекратились вопросы «Вы слышали?..». Слышали все. Уточнения «это тот тип» сменились кратким «он». Преподаватели Калифорнийского университета в Сакраменто все занятия посвящали «Насильнику с востока», вытягивая подробности из любого студента, располагающего новой информацией.

Изменилось отношение людей к природе. Зимние моросящие дожди и густые стелющиеся туманы, наводящие уныние и тоску, сменились чудесными теплыми днями, появилась свежая зелень, тут и там расцвели алые и розовые камелии. Но на все это любимое жителями Сакраменто обилие растительности, на все эти широколистные ясени и дубы Дугласа, росшие по берегам реки, стали смотреть по-новому: то, что раньше воспринималось как изумрудно-зеленый шатер, теперь казалось охотничьим укрытием. Срочно была проведена обрезка деревьев. Жители восточных районов избавлялись от низко свисающих веток и выкорчевывали кусты вокруг домов. Укрепления раздвижных застекленных дверей и окон штырями было недостаточно. Таким способом можно было лишь сдержать преступника, но местным жителям хотелось большего – полностью лишить его возможности спрятаться.

К 16 мая свет специально установленных прожекторов залил восточные районы, как рождественскую елку. В одном доме к каждой двери и окну были подвешены колокольчики от бубнов. Под подушками хозяева прятали молотки. С января по май в округе Сакраменто было продано почти три тысячи единиц огнестрельного оружия. Многие местные жители не ложились спать между часом и четырьмя часами ночи. Некоторые пары спали поочередно, кто-нибудь из супругов всегда дежурил в гостиной на диване, нацелив ружье на окно.

Только безумец отважился бы нанести новый удар.

Семнадцатое мая стало днем, когда все, затаив дыхание, ждали, кто умрет следующей ночью. После пробуждения утром выяснилось, что «Насильник с востока» совершил четвертое нападение за месяц и двадцать первое из приписываемых ему менее чем за год: очередные жертвы, супружеская пара из района по соседству с Дель-Дайо, сообщили полиции, что он угрожал этой ночью убить двух человек. Всего за двадцать четыре часа с 17 по 18 мая в управление шерифа округа Сакраменто поступило 6169 звонков, и почти все они имели отношение к «Насильнику с востока».

На один из звонков полицейские ответили в 3.55 утра 17 мая. Потерпевший, мужчина тридцати одного года, стоял возле своего дома, одетый в голубую пижаму, а на его левом запястье болтался обрывок белого шнурка. Он раздраженно говорил на смеси английского и итальянского. «Спешить уже некуда, – сказал он полицейским. – Он сбежал. Так что заходите!» Прибывший на место преступления Шелби сразу узнал пострадавшего. В ноябре, когда они с Дейли рассказывали о ходе поисков «Насильника с востока» на многолюдной встрече с представителями муниципалитета и общественности, этот человек встал и раскритиковал действия следователей. Тогда Шелби обменялся с ним резкими репликами. С тех пор прошло шесть месяцев, возможно, это было простое совпадение, однако складывалось впечатление, что «Насильнику с востока» хватало наглости посещать мероприятия, связанные с его поимкой, он сливался на них с толпой участников, наблюдал и запоминал все с каким-то злорадным терпением.

Нынешнее нападение в Дель-Дайо, возле самой Американ-Ривер-драйв и водоочистной станции, напоминало предыдущие, однако на этот раз в настроении не только общественности, но и самого «Насильника с востока» ощущалась особая нервозность. Он заикался, и, кажется, притворство тут было ни при чем. И еще он передал сообщение – в возбуждении и гневе практически выпалил его в лицо женщине – своей жертве: «Эти скоты, эти свиньи… Ты слышишь меня? Раньше я никогда не убивал, но теперь буду. Так что передай этим скотам, этим свиньям, что я иду к себе домой. У меня полно телевизоров. Я буду слушать радио и смотреть ТВ, и если услышу об этом, то завтра же ночью пойду и убью двоих. Умрут люди».

Но мужу пострадавшей, который сидел связанный в другой комнате, он сказал кое-что другое: «Передай этим гребаным свиньям, что сегодня я мог бы убить двоих. И если не увижу все это во всех газетах и по ТВ, завтра ночью я убью двоих».

Перед уходом он жадно съел сырные крекеры «Чиз-ит» и половину дыни.

После пробуждения весь город покоробило от заголовка в «Сакраменто би»: «Нападение “Насильника с востока” номер 23. Следующие жертвы умрут сегодня ночью?» В статье сообщалось, что управление шерифа проконсультировалось с группой местных психиатров и пришло к выводу, что у «Насильника с востока», по всей вероятности, «параноидальная шизофрения» и что он, возможно, находится в состоянии «гомосексуальной паники из-за неадекватных (физических) возможностей». Эти неадекватные возможности упоминались в статье несколько раз. Оставалось лишь гадать, такого ли внимания прессы добивался «Насильник с востока» и добивался ли он его вообще, а также задаваться вопросом, исполнит ли он свою угрозу совершить убийство.

Май 1977 года стал месяцем, когда каждый вечер задвигались стальные засовы и начинались ночные бдения, когда триста местных мужчин патрулировали восток округа Сакраменто в пикапах, оснащенных рациями. Двери и окна закрывали изнутри прочными акриловыми панелями. Спрос на дверные запорные механизмы не успевали удовлетворять. Приходя снимать показания, коммунальные служащие держали наготове свои удостоверения и громко представлялись несколько раз, прежде чем войти в чужие дворы. Теперь ежемесячно покупалось не десять комплектов прожекторов для заднего двора, а шестьсот. Вот типичное для того времени письмо в газету «Сакраменто юнион»: «Раньше на ночь мы открывали окна, чтобы дышать свежим воздухом. Теперь уже нет. Раньше по вечерам мы водили собаку на прогулку. Теперь уже нет. Мои сыновья раньше чувствовали себя в безопасности в собственном доме. Теперь уже нет. Раньше мы спали, не просыпаясь от каждого звука. Теперь уже нет».

Примерно в это же время Шелби еще с одним детективом вел дневное наблюдение в южных районах Сакраменто, сидя в патрульной машине без опознавательных знаков. Они сидели лицом на восток, а на короткой улице слева в середине квартала шла игра в тачбол. Какая-то машина очень медленно проехала мимо них в восточном направлении. Скорость, с которой она двигалась, была необычной, но внимание Шелби привлекла не она, а предельная сосредоточенность, с которой водитель наблюдал за игрой. Шелби присмотрелся к игрокам: все они были парнями, кроме квотербека – длинноволосой девушки лет двадцати. Несколько минут спустя та самая машина так же медленно проехала в обратном направлении, и водитель продолжал внимательно наблюдать за игроками. Шелби отметил марку и модель автомобиля. Когда неизвестный проделал тот же маневр в третий раз, Шелби записал номер и сделал запрос по рации. «Если проедет мимо еще раз, давай его остановим», – предложил Шелби напарнику. Но больше водитель, белобрысый парень лет двадцати с тощей шеей, на глаза им не попадался. Шелби отчетливо запомнилась его предельная сосредоточенность, а также тот факт, что через несколько дней «Насильник с востока» впервые совершил нападение на юге Сакраменто, примерно в миле от той улицы.

Номерной знак той машины в базе зарегистрированных транспортных средств не значился.

Со временем я научилась отличать тех, кто много лет прожил в Сакраменто, по их гордой независимости и умению ни из чего не делать проблемы. Однажды я договорилась о встрече за завтраком в бутик-отеле в деловой части города, где остановилась. Женщину, с которой я должна была встретиться, сопровождал ее муж, краснодеревщик. Я уже заказала завтрак, парфе из йогурта, ингредиенты в который мне предстояло добавить на свой выбор, и его принесли в миниатюрной стеклянной баночке со старинной серебряной ложечкой. Я предложила моим гостям выбрать что-нибудь, но, когда официантка повернулась к мужу моей собеседницы, он вежливо покачал головой и улыбнулся, сказав: «Сегодня утром я сам готовил себе завтрак». Когда он произносил эти слова, во рту у меня находилась серебряная ложка.

Этот эпизод я упоминаю лишь для того, чтобы прояснить некоторые обстоятельства. К примеру, через два дня после нападения 17 мая местный дантист объявил, что назначает награду в размере 10 тысяч долларов (потом сумма была увеличена до 25 тысяч) и вместе еще с одним бизнесменом организовал патруль ННСВ («Наблюдение за “Насильником с востока”»). Сотни местных жителей посетили собрание и приступили к ночному патрулированию восточных районов на своих машинах с си-би-рациями. Помощник шерифа высказал недовольство этим в статье в «Сакраменто би» от 20 мая. Суть его заявления выражалась кратким «Пожалуйста, не надо». Но местные жители продолжали в том же духе под шум и свет прожекторов неустанно кружащего над головами вертолета, позаимствованного для наблюдения у калифорнийского дорожного патруля.

Еще пример: в статье из «Сакраменто юнион» от 22 мая – «Двое пострадавших – о “Насильнике с востока”» – приводились слова некой Джейн. Имя женщины было изменено, однако деталей хватало, чтобы «Насильник с востока», читая статью, понял, о ком идет речь. Тем более примечательным выглядит сказанное ею: «Я буду разочарована, если кто-нибудь просто вышибет ему мозги. Поэтому хочу попросить: пожалуйста, цельтесь ниже».

В пятницу утром, 27 мая, когда начались выходные в связи с Днем поминовения, Фиона Уильямс занималась домашними делами. Потом она взяла трехлетнего сына Джастина в «Джамбо-маркет» на Флорин-роуд за покупками, после чего завезла ребенка к няне и поехала на прием к оптометристу. Затем она забрала зарплатный чек в библиотеке, где работала неполный день, отвезла чек в банк и заехала еще раз за покупками в магазин «Пенни». Далее она забрала Джастина от няни и вместе с ним отправилась ужинать в кофейню «У Мэл». Вернувшись домой, они немного поплескались в бассейне. В сумерках, все еще одетая в купальник, Фиона полила газон перед домом, Джастин играл поблизости.

Разумеется, Фиона знала, что происходит в окрестностях: ведущие местных теленовостей каждый вечер заново заходились в истерике. Но это не значило, что она находилась в состоянии полной боеготовности. Ведь говорили же, что насильник – «с востока». А на юге Сакраменто, где Фиона жила в новом доме вместе с мужем Филлипом и сыном Джастином, он никогда не совершал нападений. Но совсем отмахнуться от мыслей о «Насильнике с востока» не удавалось. Филлип работал диспетчером на водоочистной станции в Дель-Дайо. А самые последние жертвы, пара, на которую насильник напал 17 мая, жили всего в нескольких метрах от станции. Филлип работал во вторую смену, и, когда он явился на станцию, коллеги сообщили ему, что район через дорогу буквально кишит полицейскими. «Насильник с востока» приставил пистолет к голове мужа пострадавшей со словами: «Заткнись! Еще слово – и я его убью, ясно?»

Пострадавших Филлип не знал, они оставались для него незнакомцами, скрытыми кордоном полицейских машин, предметом приглушенных разговоров на рабочем месте. Но вскоре ему пришлось познакомиться с ними.

Когда Филлип вернулся с работы примерно в половине первого ночи, Фиона и Джастин спали. Он выпил пива, немного посмотрел телевизор, потом лег в постель и задремал. Минут через двадцать они с Фионой одновременно проснулись, потянулись друг к другу и стали обмениваться ласками. Через несколько минут оба вздрогнули от резкого скрежета. Раздвижная застекленная дверь в патио открылась, и в дом вошел неизвестный в красной лыжной маске. То, что супруги мгновенно поняли, кто это, не смягчило их шока. Ощущение было сюрреалистическое, словно персонаж фильма, только что увиденного по телевизору, вдруг вышел из-за шторы и обратился к ним. В левой руке он держал сдвоенный фонарик. В правой – вероятно, пистолет 45-го калибра, который подставил под луч фонарика, чтобы они его видели.

– Не двигайтесь, или я убью вас всех, – велел он. – Убью тебя. Убью ее. Убью вашего мальчишку.

Он бросил Фионе обрезок шнура и велел связать Филлипа. Затем сам связал Фиону. Он повсюду шарил, рылся и грозил, резко размахивая фонариком. Потом поставил стопку тарелок на спину Филлипу и увел Фиону в гостиную.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она его.

– Заткнись! – прошипел он.

– Извини, – машинально отреагировала она на его слова.

– Заткнись!

В гостиной он толкнул ее на пол, где уже расстелил полотенца. Несколько раз изнасиловав Фиону, он сказал:

– Я хочу, чтобы ты кое-что передала этим гребаным свиньям. В прошлый раз они все перепутали. Я сказал, что убью двоих. Тебя я не убью. А если об этом завтра скажут по телевизору или напишут в газетах, я убью двоих. Ты слушаешь? Слышала, что я сказал? У меня дома есть телевизоры, я буду смотреть их. Если об этом скажут в новостях, я убью двух человек.

Когда он упомянул телевизоры у себя дома, в голове Фионы возник образ Линдона Б. Джонсона в Овальном кабинете: клип, в котором он смотрит три телевизора, поставленные рядом с его письменным столом, часто крутили в новостях в 1960-е годы. «Насильник с востока» заметно запинался на словах, начинающихся на «л», особенно «слушаешь». Его дыхание было учащенным, он громко втягивал воздух ртом. Фиона надеялась, что он притворяется, потому что в противном случае это означало бы, что у него серьезно поехала крыша.

– Моя мамочка боится, когда про такое говорят в новостях, – пояснил он в промежутке между жадными вдохами.

Был пятый час утра, когда первый полицейский вошел через оставшуюся открытой дверь в патио за домом и осторожно двинулся на голос женщины. Она лежала голая лицом вниз на полу в гостиной, ее запястья были связаны за спиной обувными шнурками, как и щиколотки. Неизвестный в лыжной маске полтора часа наводил ужас на хозяев дома. Фиону он жестоко изнасиловал. Ее рост – пять футов два дюйма, вес 110 фунтов. Но этой миниатюрной уроженке Сакраменто, несмотря на всю ее хрупкость, были присущи выдержка и сила духа.

«Ну что ж, видимо, “Насильник с востока” стал “Насильником с юга”», – заявила она.

Шелби прибыл в желтый дом с коричневой отделкой в пять утра. Эксперт-криминалист раскладывал пластиковые пакетики на участке пола, где произошло изнасилование, чтобы собрать вещдоки. Зеленая бутылка из-под вина и две упаковки от сосисок валялись в патио за домом, в пятнадцати футах от двери. Шелби последовал за ищейкой и ее проводником. Собака сначала вынюхивала след на заднем дворе, потом направилась в сторону клумбы в северо-восточном углу, где и был обнаружен отпечаток подошвы.

Рядом с домом проходило шоссе номер 99, на обочине которого у полос, ведущих на север, собака потеряла след. Возле этого места виднелись отпечатки протекторов, судя по виду, оставленные небольшим автомобилем иностранного производства – возможно, это был «Фольксваген Жук». Криминалист достал рулетку. Расстояние между центрами протекторов составило четыре фута и три дюйма.

Сразу после нападения, когда следователи, вооружившись блокнотами, просили Фиону покопаться в памяти, она смогла припомнить лишь одну странность того вечера – связанную с гаражной дверью. Она занималась стиркой, постоянно ходила из дома в гараж и обратно, и была уверена, что боковая дверь, ведущая к навесу для машины, была закрыта. Но один раз, вернувшись в гараж, она заметила, что дверь открыта. Наверное, от ветра, подумала она, закрыла дверь и заперла ее. В этот дом они переехали всего три недели назад и еще только привыкали к его планировке и особенностям. Дом был угловой, с четырьмя спальнями и бассейном на заднем дворе. Одна деталь не давала Фионе покоя – человек на дне открытых дверей, устроенном риелтором. Он стоял рядом с ней и так же, как она, разглядывал бассейн. Фиона не понимала, чем ей так запомнился тот случай. Может, он стоял слишком близко? Задержался чуть дольше, чем следовало? Она тщетно пыталась вспомнить его лицо, но оно было ничем не примечательным. Какой-то мужчина, и все.

Шоссе номер 99 пролегало недалеко от дома, отделенное от него сотней ярдов земли и рядом высоких хвойных деревьев, а прямо за ними, по другую сторону хлипкой сетчатой ограды, находился пустой участок. Фиона стала иначе воспринимать открытое пространство вокруг них: если раньше оно радовало глаз, то теперь стало уязвимой точкой возможного проникновения. Поначалу это не входило в их планы, но после случившегося они с Филлипом потратили 3 тысячи долларов на кирпичную стену вокруг своего нового дома, которая вообще-то была им не по карману.

Шелби заметил на передней веранде установленную риелторами табличку с надписью «Продано». Немаловажную роль в расследовании играли попытки найти нечто общее между пострадавшими. Детективы просили их заполнить подробные опросные листы и тщательно изучали проставленные галочки. Большинство жертв оказались студентами и работниками сферы образования, медиками и военными. Несколько пострадавших указали, что часто бывали в одной и той же пиццерии. Но наиболее часто всплывала деталь, связанная с недвижимостью. В деле о нападении на Джейн, первом из расследованных Шелби в октябре 1976 года, он заметил табличку агентства «Сенчури 21» на газоне прямо напротив через улицу. Несколько жертв только что въехали в новые дома, готовились к переезду или жили по соседству с новыми домами, выставленными на продажу. Десятилетие сменилось следующим, дело разрасталось и становилось более сложным, но связь с недвижимостью обнаруживалась постоянно, а ее значение, если оно имелось, оставалось туманным – вплоть до того момента, когда один риелтор, привычно достав ключ из почтового ящика выставленного на продажу дома, наткнулся на последнюю из известных жертв «Насильника с востока» – красивую девушку, до неузнаваемости обезображенную смертью.

После нападения на Фиону и Филлипа в выходные Дня поминовения «Насильник с востока» исчез из Сакраменто на все лето. И не возвращался до октября. К тому времени Шелби отстранили от дела и перевели обратно в патрульные. Его стычки с начальством участились и стали более открытыми. Громкие расследования как магнитом притягивают иерархов от политики, а правила этих игр Шелби так и не усвоил: он вслух высказывал свои подозрения насчет коррупции в департаменте. В 1972 году, когда он только стал детективом, его босс, лейтенант Рэй Рут, придерживался принципов свободы и действий на опережение. «Работай с осведомителями, – наставлял подчиненного Рут, – и раскрывай тяжкие преступления, которые могли бы вообще остаться незамеченными, сам находи себе дела, а не жди, пока их тебе поручат». Эти принципы соответствовали характеру Шелби – в отличие от проявления вежливого интереса к идеям начальства. Он утверждает, что перевод на другую работу его не расстроил. Охотясь на преступника, он испытывал постоянный стресс. Подковерная борьба изнуряла его. Расследовать нашумевшие дела, такие как дело «Насильника с востока», означало постоянно находиться в центре внимания, а Шелби оно раздражало: в нем еще жили воспоминания об амбициозном юноше, который с надеждой предстал перед комиссией управления шерифа и услышал отказ, так как наверху решили, что ему недостает чего-то важного, необходимого для работы.

После нападения Фиона вдруг заметила, что стала заикаться, совсем как «Насильник с востока». Кэрол Дейли организовала встречу пострадавших женщин в доме одной из них, и Фиона вспоминает, как они вполголоса обменивались репликами вроде: «Вы молодчина» или «Я не выходила из дома пять дней». Дейли дала им послушать пару записей мужских голосов, но, насколько помнится Фионе, никто из пострадавших не узнал их. Впоследствии ее одержимость безопасностью стала доходить до абсурда. По ночам она отказывалась заходить в глубь дома, где находилась спальня, пока не возвращался Филлип. Иногда она возила под водительским сиденьем своей машины заряженный пистолет. Ее распирало от избытка нервной энергии, и однажды вечером, когда она выплескивала ее, яростно орудуя пылесосом, сгорел предохранитель. В итоге и дом, и двор погрузились в темноту, а у Фионы началась истерика. Ее соседи, добросердечные пожилые супруги, зная, что с ней случилось, тут же пришли на помощь и заменили предохранитель.

Вскоре после нападения Филлип в свободное от работы время отправился в дом еще одних пострадавших и объяснил, кто он. Лишь много лет спустя он признался Фионе, что вместе с мужем той другой жертвы иногда глубокой ночью ездил по окрестностям на машине, осматривая дворы и пустые стоянки. Они то прибавляли скорость, то притормаживали. Высматривали фигуру, крадущуюся вдоль живых изгородей. Эти двое мужчин понимали друг друга без слов. Мало кому довелось пережить то же, что им, когда ты лежишь ничком в постели, раздираемый яростью, связанный и с кляпом во рту, а твоя жена кричит от боли в другой комнате. Они охотились на человека, которого не знали в лицо. Но это не имело значения. Главным было действовать, двигаться вперед, имея свободу рук и физическую возможность делать хоть что-нибудь.

Отрывок из статьи, опубликованной 28 февраля 1979 года в теперь уже закрывшейся еженедельной газете, известной в округе под названием «Зеленый листок», помогает понять, каким был Сакраменто в 1970-е годы. К заголовку «Надвигаются три процесса по делам об изнасиловании» был добавлен подзаголовок «Вопросы огласки». Вот первый абзац статьи: «Офис общественной защиты пытается доказать, что огласка, связанная с делом “Насильника с востока”, сделала невозможным в округе Сакраменто справедливый суд над тремя мужчинами, обвиненными в многочисленных изнасилованиях».

В феврале 1979 года исполнилось десять месяцев с тех пор, как «Насильник с востока» совершил последнее нападение в округе Сакраменто. По некоторым данным, он сменил место жительства и теперь охотился в восточной части района, прилегающего к заливу Сан-Франциско. Однако в статье говорилось о том, что офис общественной защиты проводил телефонные опросы среди жителей Сакраменто, пытаясь оценить, «в какой степени в этих местах сохраняется атмосфера страха, связанная с “Насильником с востока”». В офисе опасались, что широко распространившаяся дурная слава «Насильника с востока» негативно подействует на присяжных и они признают виновными их подзащитных – «Шерстяного насильника», «Полуденного насильника» и «Насильника из городского колледжа», чтобы наказать неизвестного преступника, прозвище которого по-прежнему наводило такой ужас на многих участников опроса, что они, услышав его, сразу же вешали трубку.

Понять, каким был Сакраменто в 1970-х годах, помогает и тот факт, что в статье о трех серийных насильниках, которых затмил четвертый, даже не упоминается пятый. Этот преступник, прозванный «Ранней пташкой», действовал в Сакраменто с 1972 до начала 1976 года, после чего, видимо, лег на дно. За четыре года он совершил проникновения со взломом и сексуальные нападения, жертвами которых стали около сорока человек, однако поиск его упоминаний в «Гугле» выдает результаты только в связи с «Насильником с востока».

Одна женщина написала мне по электронной почте, что, будучи подростком, встретилась с человеком, который, по ее мнению, и был «Насильником с востока». Учась в старших классах в Арден-Аркейде, районе на востоке округа Сакраменто, они с подругой как-то раз пошли в школу коротким путем. Женщина вспоминает, что то утро было холодным – кажется, стояла осень или зима 1976 или 1977 года. Подруги решили пройти по бетонной дорожке вдоль ручья, которая заканчивалась тупиком у ограды чьего-то заднего двора. Обернувшись, они увидели, что в двадцати футах от них стоит незнакомый мужчина. На нем была черная лыжная маска, которая скрывала все лицо, кроме глаз. Он направился к подругам, пряча одну руку под курткой. Моя корреспондентка сориентировалась быстро, схватила подругу за руку и нашарила засов на калитке. Калитка распахнулась, и девочки с криками вбежали во двор. Хозяева дома, встревоженные шумом, вышли и впустили обеих в дом. Женщина, которая написала мне, помнит, как в тот раз ее расспрашивали следователи. В письме она сообщила, что человек в маске имел не такое телосложение, какое я описала в своей статье о «Насильнике с востока». Человек, которого видела она, был вполне мускулистым, писала эта женщина, – «даже чересчур».

Я переслала ее письмо Шелби, к тому времени уже ушедшему в отставку из управления шерифа округа Сакраменто. «Вероятно, она видела “Насильника с востока”, – ответил он. – Но описание мышц полностью соответствует Ричарду Кислингу».

Ричард Кислинг? Я поискала сведения о нем – это был еще один серийный насильник, когда-то орудовавший в окрестностях Сакраменто. Как и «Насильник с востока», он носил лыжную маску, связывал мужей и насиловал их жен.

С такой проблемой столкнулись не только в Сакраменто. В 1960-х и 1970-х годах статистика преступности в США свидетельствовала о неуклонном росте числа насильственных преступлений, который в 1980 году достиг своего пика. В феврале 1976 года вышел фильм «Таксист». Неудивительно, что этот депрессивный и изобилующий сценами насилия фильм называли точным отображением духа того времени. Многие полицейские в отставке, с которыми я беседовала, причем не только из Сакраменто, но и из других мест, дружно вспоминали 1968–1980 годы как особенно мрачный период. Но, в отличие от многих других городов, Сакраменто, основанный первыми поселенцами, переходившими вброд реки и преодолевавшими горные цепи, чтобы добраться до этих мест, славился наличием у местных жителей развитого инстинкта самосохранения.

Моя цель – не сообщить о бедствии, а подчеркнуть его масштабы: этот злодей сумел выделиться и занять особое положение даже в городе, населенном суровыми людьми, среди которых многие были склонны к насилию.

Понять, каким был Сакраменто в 70-е годы XX века и какова была известность «Насильника с востока», помогает еще один факт: всякий раз, когда я говорила кому-то из местных, что пишу о серийном насильнике из Сакраменто, никто не уточнял, о каком именно.