Более чем тридцатилетняя связь Джима Уолтера с делом НСВ началась в Данвилле, рано утром 2 февраля 1979 года, когда его разбудил свет фонарика помощника шерифа округа Контра-Коста Карла Фаббри. Уолтер объяснил, что съехал на своем сером «Понтиаке Леман» 1968 года с межштатного шоссе номер 680, чтобы подремать после работы – он служил тормозным кондуктором на Западной Тихоокеанской железной дороге. Фаббри не поверил его словам. Машина Уолтера была припаркована на Камино-Тассахара, в добрых полутора милях от шоссе. Зачем тащиться так далеко, только чтобы вздремнуть? Он внимательно посмотрел, сонные ли глаза у Уолтера. Фаббри был настороже. Он патрулировал окрестности, потому что накануне ночью так и не догнал здесь подозрительного типа. За пять месяцев до этого самый одиозный преступник-призрак Сакраменто, «Насильник с востока», перебрался на семьдесят миль к юго-востоку, в эти места. Четыре нападения. Самой недавней жертвой, в декабре, стала тридцатидвухлетняя разведенная женщина, живущая в угловом доме возле тропы «Айрон хорс ридженэл». «Тебе нравится, когда на тебя стоит? – шепотом спрашивал ее преступник. – Тогда почему же у меня встает каждый раз, когда я тебя вижу?» Нападение было совершено на расстоянии чуть больше мили от того места, где припарковался Уолтер.

Помощник шерифа Фаббри велел Уолтеру не двигаться и начал пробивать его по базе. Парень значился там в связи с серьезными нарушениями ПДД. В его досье обнаружилось задержание с незначительным количеством марихуаны в Сакраменто двумя годами ранее. Ему исполнился двадцать один год, рост пять футов десять дюймов, вес 150 фунтов. В общем, если не в деталях, все выглядело неплохо. Фаббри с напарником объявили Уолтеру, что он задержан. Он вяло протестовал, как обычно при задержании, пока напарник Фаббри не достал «Поляроид», чтобы сделать положенные в таких случаях снимки. Вот тогда Уолтер взбеленился, и Фаббри пришлось применять физическую силу. Это выглядело странно. У парня уже был привод. Почему же он взбесился из-за того, что его хотели сфотографировать? Чтобы сделать снимок, полицейским пришлось придерживать его голову.

По пути в тюрьму Уолтер вел странный, преимущественно односторонний разговор с арестовавшими его полицейскими.

– Настоящих преступников никто никогда не ловит, – говорил им Уолтер. – Они всегда ускользают.

Уличающих его совпадений становилось все больше и больше. Когда у Уолтера спросили адрес, он назвал Саттер-авеню в Кармайкле, Ист-Сакраменто. Один из помощников шерифа припомнил, что видел приметную машину, похожую на машину Уолтера, в соседнем Сан-Рамоне примерно во время нападения НСВ в тех краях. Вскоре после ареста Уолтер разбил машину и купил новую. Он молчал, когда его допрашивали следователи спецгруппы НСВ, у него был адвокат, нанятый его матерью – властной женщиной, называвшей своего взрослого сына «мой Джимми». С инспектором, наблюдающим за условно осужденными, у нее чуть не дошло до драки. Адвокат объявил следователям, что его клиент не будет сдавать образец слюны, потому что «это может стать инкриминирующим свидетельством». Спецгруппа продолжала давить на Уолтера. Уолтер по-прежнему сопротивлялся. Он сам сообщил, что кровь у него второй группы, а размер обуви – девятый, как и у НСВ. Наконец в августе его вызвали из квартиры его подружки и сказали: полиции известно, что она выращивает марихуану. Ему предоставили выбор: либо немедленно жуй марлю и сдавай образцы слюны, либо мы ее арестуем. Он согласился на первое.

По результатам анализа слюны Уолтер был исключен из числа подозреваемых. Он оказался секретором. А НСВ был несекретором. Группа потеряла к нему интерес и занялась другими мерзавцами.

Через тридцать с лишним лет Пол Хоулс поставил его исключение из числа подозреваемых под сомнение. Как ветеран криминалистической работы, он знал, что в те времена метод анализа на статус секретора оставлял желать лучшего. В 1980-х годах эксперты по контролю за качеством обнаружили в нем серьезные недостатки. В последующие годы ученые также выяснили, что небольшой процент населения относится к аберрантным секреторам – лицам, у которых маркеры групп крови присутствуют в одних видах секреции, но отсутствуют в других. Хоулс считал неоправданным исключение человека из числа подозреваемых на основании одного только секреторного статуса.

Кроме того, у Хоулса имелось преимущество ретроспективного подхода по прошествии тридцати лет. Теперь о НСВ было известно гораздо больше. Хоулс мог открыть гугл-карты на своем компьютере и пролететь над местами нападений и подозрительных обстоятельств в хронологическом порядке, совершить головокружительный полет от желтой кнопки и миниатюрной голубой машинки до человечков, обозначающих найденные отпечатки ног или свидетелей. Мог регулировать скорость и высоту. Мог проследить путь убийцы своими глазами, сидя за столом. Этот зигзагообразный путь казался произвольным, но только не для «Того самого».

Хоулс жалеет, что не перешел в следователи двадцать лет назад, когда у него впервые возникло такое искушение. Определенность победила. Он воспитывал двоих маленьких детей и делал карьеру в криминалистике. При взгляде на него сразу становится понятно, почему он как никто другой подходит на роль руководителя. У него, светловолосого и подтянутого, привлекательное добродушное лицо. Он никогда не морщится и не закатывает глаза. Его родители родом из Миннесоты, и в его речи еще сохранился намек на растянутые «о». Однажды я упомянула Руперта Мердока, и он пожал плечами: это имя ему ни о чем не говорило. «Мы вращаемся в разных кругах», – сказал он. Глядя на этого человека, ни за что не подумаешь, что его родители подарили ему книгу «Убийства на сексуальной почве: модели и мотивы» в знак уважения к его работе.

Когда-то анализ ДНК требовал многочасового изнурительного ручного труда. Например, в случае сексуального нападения нужно было достать из пробирки ватную палочку, выделить сперматозоид из образца спермы и определить маркеры ДНК с помощью дот-блоттинга, используя белые полоски, планшеты и специальные буферные растворы. По мере развития технологий все большую часть работы выполняли роботы-манипуляторы и приборы. В свою очередь, Хоулс уделял больше внимания давним нераскрытым делам. И полагал, что Уолтер мог оказаться «Тем самым».

Впервые Хоулс увидел «домашнее задание» в хранилище вещдоков управления шерифа весенним днем 2011 года, во время поисков лыжной маски, принадлежавшей Уолтеру. Он знал, что в то время, когда Уолтер еще числился подозреваемым номер один, следователи спецгруппы допрашивали его друга, вместе с которым его арестовали за торговлю марихуаной в Сакраменто в 1977 году. Этот друг отдал им несколько вещей Уолтера, в том числе черную лыжную маску. ДНК-профиля Уолтера в базе данных не оказалось, и Хоулс подумал, нельзя ли получить материал для анализа ДНК из волос или клеток кожи, взятых с маски.

Увы, сам Уолтер пропал из виду. Исчез с лица земли. В 2003 году он не явился в суд по обвинению в правонарушении, связанном с бытовым насилием, и был выдан ордер на его арест. В июне 2004 года его временно лишили водительских прав. После этого его след обрывался. У него не было кредитной истории. Ничего не удалось узнать о смене им мест работы. Он не получал никаких пособий. Хоулс всячески пытался восстановить бурную и запутанную биографию Уолтера. Он запросил и получил сведения об Уолтере, относящиеся ко времени его учебы в школе, и с интересом отметил, что в шестом классе его классным руководителем был мужчина – довольно редкое явление в то время. Хоулс связался с этим учителем по телефону. Пожилой мужчина сказал, что не помнит Уолтера. Но многократное переписывание фраз входило в число его методов наказания, добавил бывший учитель.

Он также упомянул, что лет десять назад неизвестный мужчина позвонил ему и спел песню «Свобода не дается даром», которую он заставлял петь в классе непослушных детей. «Помни об этом», – добавил звонивший и повесил трубку. Этот звонок так обеспокоил учителя, что он сменил номер и позаботился о том, чтобы его не внесли в телефонные справочники. Он сказал Хоулсу, что, к сожалению, больше ничем не может помочь.

Хоулс разыскал текст этой песни Пола Колвелла.

«Жил-был генерал, и звали его Джордж, – начиналась четвертая строфа, – с маленьким отрядом в Вэлли-Фордж».

Рон Грир тоже мог оказаться «Тем самым». Он выкуривал по три пачки в день, жил в запущенной квартире, а когда к нему пришли и как бы между прочим предложили сигареты его любимой марки, не сделал ни одной затяжки. Он держался настороженно. Детектив из управления шерифа Сакраменто Кен Кларк с напарником делали все, что могли, лишь бы он немного успокоился. Уходить без свежих материалов для анализа ДНК они не собирались. Но Грир отказался даже глотнуть воды из предложенной ему бутылки. Он знает, что к чему, сообразил Кен. Имеет представление о методах экспертизы и нервничает. Наверняка он – «Тот самый».

На Грира они вышли через дополнительный отчет тридцатилетней давности. Многие следователи разделяли убеждение, что имя НСВ затерялось среди документов, нацарапанное во время остановки машины или указанное в отчете о каком-то подозрительном происшествии. Его алиби оказалось либо железным, либо паршивым, но его признали удовлетворительным. Кен с напарником начали методично просматривать давние отчеты. Одним из первых всплыло имя Грира.

Его остановили, когда он вел машину, желтый двухдверный «Датсун», в южном направлении по бульвару Санрайз в 4.27 утра 15 апреля 1977 года, через несколько минут после того, как стало известно о совершенном НСВ изнасиловании всего в нескольких кварталах от того места. Он сообщил полиции, что едет на работу и что он уборщик на заводе, где перерабатывают рис. Остановившие его копы отметили, что вел он себя чрезвычайно спокойно и был настроен на сотрудничество. Когда багажник его машины открыли, интерес полицейских усилился. Грир согласился на обыск его жилья. Его мать недавно умерла, объяснил он полицейским, и теперь он живет у сестры. Или, точнее, в принадлежащем его сестре разбитом грузовом трейлере глубоко в кустах на крутом склоне холма в Фэр-Оукс. Длина трейлера не превышала восьми шагов, в нем было невозможно выпрямиться во весь рост. Для того чтобы счесть его причастным к предыдущим изнасилованиям, совершенным НСВ, его алиби выглядело слишком убедительным. И все-таки следователи, работавшие с Гриром, так и не списали его со счетов. Они не могли избавиться от воспоминаний о том, что нашли у него в машине.

Вот почему Кен с напарником разыскали его тридцать лет спустя. Теперь у Грира имелись серьезные медицинские проблемы. И все-таки воды не надо, спасибо. И сигарет тоже. Наконец терпение и уловки гостей иссякли, и они убедили его лизнуть конверт. И на всякий случай незаметно сняли пробы с дверных ручек его машины.

Грира остановили весенней ночью 1977 года, после очередного нападения НСВ, потому что в целом он подходил под описание внешности преступника: был белым мужчиной лет двадцати пяти, ростом пять футов девять дюймов и весом 150 фунтов. Первым, что высветили своими фонариками патрульные, стал пластиковый флакон с лосьоном для рук на переднем сиденье его машины. На приборной панели с пассажирской стороны валялась белая маска вроде тех, какими пользуются маляры или хирурги. Когда открыли багажник, в нем нашлась веревка в открытой целлофановой упаковке. И пара теннисных туфель.

А еще – два больших закрывающихся пакета. В них обнаружились пистолет и охотничий нож.

Кен с напарником отправили взятые у Грира образцы ДНК в криминалистическую лабораторию. И стали ждать. Наконец результаты пришли.

Невероятно. Грир не «Тот самый».

Как я уже говорила, когда зацикливаешься на подозреваемом, это сродни чувству слепой любви. Поле зрения суживается до единственного лица. Мир и его приземленные шумы становятся невнятной звуковой дорожкой к безмолвному байопику, который постоянно редактируешь в своих мыслях. Никакого количества информации по объекту твоей одержимости не будет достаточно. Ты жаждешь еще и еще. Отмечаешь, какая обувь ему нравится, даже благодаря гугл-картам ездишь вокруг его дома. Скатываешься к безудержной предвзятости. И к проекциям. Белый мужчина средних лет, который, улыбаясь, режет торт, украшенный свечками, на фото, выложенном в «Фейсбуке», не отмечает свой день рождения – он преступник с ножом в руке.

Впервые я уловила эти параллели, когда усталый Ларри Пул признался мне, что «лучше чувствовал» подозреваемых, когда впервые столкнулся с делом «Настоящего ночного охотника» в 1997 году в качестве детектива, занимающегося «висяками» в округе Ориндж. В то время он был «новичком», сказал он, и эти слова человека с осунувшимся лицом прозвучали как признание ловеласа средних лет, ожесточенного превратностями любви.

Пул вспоминал один из первых моментов ликования летом 2001 года, когда его вызвали к заместителю шерифа. Такие вызовы всегда означали хорошие новости. Когда он вошел, вся группа обернулась к нему с улыбками: капитан, лейтенант, административный персонал и, главное, Мэри Хун, криминалист из округа Ориндж, которая занималась ДНК-профилем «Настоящего ночного охотника». Хун работала в другом здании.

Не успев закрыть дверь, Пул вскинул в воздух сжатый кулак: «Да!» К тому времени он работал над этим делом не переставая – пожалуй, даже как одержимый, – целых три года.

Совпал отпечаток пальца, сообщил ему заместитель шерифа. Отпечаток, оставленный на лампе в одном из домов Данвилла, где НСВ совершил нападение, по-видимому, принадлежит убийце. Потерпевшая слышала, как он включал свет; лампу недавно распаковали, поэтому на ней не было ничьих других отпечатков. Вышедший в отставку следователь из Контра-Косты выудил из материалов дела давнюю копию отпечатка и недавно прислал ее в округ Ориндж.

– Превосходно! – обрадовался Пул.

Подозреваемый умер своей смертью пять лет назад, продолжал заместитель шерифа и пододвинул к Пулу досье. Пул, который знал об убийце больше, чем кто-либо из присутствующих, открыл папку. Все выжидательно уставились на него. Пул ощутил первый укол разочарования.

– Ну вот… Не нравится мне его возраст, – заявил Пул.

Подозреваемый родился в 1934 году. Пул продолжал листать досье. Криминальное прошлое этого типа ему тоже не понравилось. Обвинения в незаконном ношении оружия. В незаконном обороте наркотиков. В ограблении банка. Участие в программе защиты свидетелей. Теперь Пул уже сильно сомневался на его счет. И чувствовал, как изменилось настроение присутствующих.

– Как подозреваемый, он мне неинтересен, – признался Пул. – Но кто знает, может, потому мы его и не нашли. Он не такой, как мы себе представляем.

– Выясните, где похоронен этот человек, – распорядился заместитель шерифа.

– Понял, шеф, – ответил Пул.

Пул выяснил, что умерший подозреваемый приходился другом бойфренду потерпевшей. Мужчины поссорились за несколько дней до нападения. Примерно в то же время у жертвы и ее бойфренда украли стереопроигрыватель, и Пул предположил, что эту кражу совершил подозреваемый – вероятно, чтобы отомстить другу за их ссору. Должно быть, лампу он задел именно тогда, когда явился в дом за стерео. Он оказался не убийцей, а просто плохим другом с замашками грабителя.

Но начальство Пула требовало определенности.

– Мы выкопаем его и проверим ДНК, – решил заместитель шерифа.

Пул сел в самолет и полетел в Балтимор на эксгумацию. Впервые сотрудники управления шерифа округа Ориндж эксгумировали подозреваемого: с жертвами это делать уже приходилось, а с подозреваемыми – никогда. Эксгумации содействовала полиция Балтимора. Когда вскрыли гроб, раздалось короткое шипение – по словам Пула, как будто вскрыли гигантскую банку «Пепси». Труп сохранился на удивление хорошо, только покрылся плесенью. Но запах…

– Представьте себе запах самого сильного разложения, усиленный в десять раз, – пояснил Пул.

Неудивительно, что детективы из полиции Балтимора сразу зажгли сигары, едва явившись на место, где был похоронен этот человек.

Пул собрал зубы и волосы подозреваемого к себе в ручную кладь. Бедренную кость и частицы плоти сложили в коробку со льдом, которую сдали в багаж в аэропорту. Уже прилетев в округ Ориндж и забирая эту коробку с багажной ленты, Пул обнаружил, что она подтекает.

Анализ ДНК подтвердил подозрения Пула. Умерший человек, оставивший отпечаток пальца, не был «Тем самым».

Дуг Фидлер был просто обязан оказаться «Тем самым».

Письмо, подписанное «Джон Доу», появилось в ящике моей электронной почты в одну минуту первого ночи. Джон Доу так и не объяснил свое пристрастие к анонимности. Писал он по другому поводу: в одном подкасте он услышал, как я рассказываю про это дело, и хотел поделиться информацией, которую считал важной. «Worldcat.org – ценный поисковый инструмент, если надо найти, в каких библиотеках есть конкретная книга или медиа. Если искать «Внезапный ужас» дет. Кромптона, поисковик выдает следующие локации: Сейлем, Орегон, Пост-Фоллс, Айдахо, Хейден-Лейк, Айдахо, Сидней, Небраска, Лос-Гатос, Калифорния. Может быть, НСВ-ННО воспользовался библиотекой там, где живет, чтобы заполучить книгу и не покупать ее в Интернете?»

Любопытная мысль. «Внезапный ужас» издан за счет автора; маловероятно, что он найдется в любой библиотеке, если пользователь не сделал конкретный запрос о приобретении этой книги. Я была практически уверена, что знаю, кто запросил ее в Орегоне и Калифорнии (детективы в отставке), поэтому сосредоточилась на Айдахо и Небраске. Знала я и то, что библиотеки не станут делиться со мной информацией о своих пользователях, поскольку им важно сохранить их приватность. Я уставилась в компьютер. Пустая строка запроса ждала, когда я найду способ воспользоваться ею. И я решила ввести в строку соответствующие почтовые индексы вместе с названием группы, в которую, как мне казалось, НСВ мог попасть в прошедшие годы: «сексуальные преступники, состоящие на учете».

Примерно час я прокручивала сделанные при аресте фото извращенцев и злоумышленников. Это занятие казалось мне напрасной тратой времени. Но потом я увидела его. И пережила вспышку – первую с тех пор, как занялась расследованием этого дела: ты!

Я впилась взглядом в подпись под фотографией. Дуг Фидлер, родился в 1955 году. Рост и вес подходящие. Родом из Калифорнии, в конце 1980-х был судим там за несколько сексуальных преступлений, в том числе за изнасилование с применением силы или угроз, а также за развратные действия и совращение ребенка до четырнадцати лет.

Заглянув на генеалогический сайт, я узнала, что его мать родилась в большой семье в округе Сакраменто. Мой пульс учащался с каждой новой порцией собранных сведений. В начале 1980-х годов, а может, и раньше, она жила на севере Стоктона, неподалеку от мест, где СНВ совершил изнасилования. Адреса бывшей жены Дуга были разбросаны по всему округу Ориндж, в том числе в Дана-Пойнте, всего в 1,7 мили от дома, где убили Кита и Патти Харрингтон.

На его руке вытатуировано животное, которое легко можно было принять за быка (под гипнозом одна девушка, которая видела НСВ у себя дома, вспомнила татуировку у него на предплечье – ей показалось, что это бык, как на этикетке пива «Шлиц»).

Я поискала его имя в архиве новостей «Гугла». И чуть не выпрыгнула из кресла, когда увидела результаты. Статья в «Лос-Анджелес таймс» за август 1969 года подробно рассказывала, как девятнадцатилетнего парня ударил по голове сковородкой и зарезал насмерть его сводный младший брат, который пришел на помощь матери во время семейной ссоры. И кто же был этот младший брат? Дуг Фидлер.

Избиение. Нож. Совершая преступления, НСВ творил немало странного, но, по-моему, наиболее дико выглядели его всхлипы и слезы. И эти редкие жалобные крики вперемешку со всхлипами: «Мамочка! Мамочка!»

Теперь Дуг жил с престарелой матерью в маленьком городке в Айдахо. Гугл-карта показала скромный белый домик, окруженный разросшимся бурьяном.

Я не написала об этом прямо, но, отправляя по электронной почте Пулу письмо насчет Дуга Фидлера, была почти уверена, что преподношу ему убийцу.

«Хорошая находка, – ответил Пул. – И профиль, и физические данные. Я только что выяснил, что его исключили по ДНК (CODIS)».

Несколько часов назад я словно летела по улице и не видела никаких препятствий на своем пути, будто все время попадала на зеленый сигнал светофора. А теперь у меня развалилась коробка передач. И я поняла, что мудрость путешественника во времени может быть обманчивой. Мы возвращаемся в прошлое, вооруженные большим объемом информации и суперсовременными технологиями. Но если технических новинок в нашем распоряжении слишком много, это становится опасным. Обилие информации означает, что будет притянуто и связано вместе больше обстоятельств. Возникает искушение создать своего злодея из многочисленных деталей. И это понятно. Мы ведь заняты поиском закономерностей, все до единого. Мельком увидев неясный силуэт, мы хватаемся за него, а иногда продолжаем цепко держаться уже после того, как следовало бы избавиться от обузы и двигаться дальше.

«Продолжайте присылать мне таких подозреваемых!» – написал Пул.

Он пощадил мое самолюбие. Он уже это проходил. Выслушав, в какое волнение приводили его некоторые подозреваемые, когда он только взялся за это дело, я спросила, как он обычно реагирует на такие находки сейчас, спустя пятнадцать лет. Пул жестами изобразил, будто берет отчет и просматривает его – молча и тщательно.

– Ясно, – наконец коротко произносит он и делает вид, что возвращает отчет в стопку, к остальным документам.

Но мне довелось увидеть, как он воспроизвел и другой момент – когда вошел в кабинет начальства и увидел собравшуюся там группу ожидавших его людей, когда находился на грани мгновения, о котором можно мечтать все годы работы в полиции, но так и не дождаться.

Я помнила, как быстро он иногда отвечал мне по электронной почте, когда наклевывалось что-то интересное.

Я видела, как он когда-то вскинул высоко вверх сжатый кулак и воскликнул: «Да!» И знала, что втайне он с нетерпением ждет, когда этот момент повторится.