40

Прошло трое суток этой бешеной гонки сквозь спрессованное пространство.

Ни Ламберт, ни Милош и ни Корн даже не пытались выяснить у капитана, с какой скоростью мчится его посудина. Каждый час пребывания на ней давался пассажирам очень трудно, и скоро они начали понимать, что жизнь в таких условиях может существенно отразиться на их психике.

– Ты знаешь, Ник, – признался Милош уже на вторые сутки путешествия, – думаю, что просидеть двадцать часов на корточках внутри «макета» нам будет куда проще, чем прожить здесь еще одни сутки.

Разумный Ламберт согласиться с Милошем никак не мог, однако его так и подмывало сказать: «Точно, подохнем мы здесь».

Аппетит у всей троицы заметно ухудшился, хотя в первые несколько часов они радовались разнообразию удивительнейших для флотской кухни блюд.

На вопрос, откуда здесь такое роскошное меню, капитан Вранглер только развел руками:

– А что еще остается?

Он не давал пассажирам закиснуть совсем и появлялся в их закутке каждые два часа.

Один раз даже вывел всю троицу на новую экскурсию, однако больше повторять такие прогулки никому не хотелось. Тогда Вранглер стал проводить лекции на месте, разъясняя гостям принципы сверхскоростного перемещения:

– Таким образом, джентльмены, пока не появилась теория об упорядочении процессов излучения с помощью физически устойчивых циклов, ни о каком суперскоростном движении не могло быть и речи. Хочу вам напомнить, что первым, кто сконструировал дисковый стабилизатор, был доктор Леопольд Зонфельд. Именно благодаря ему процесс достижения скоростей в 2с стал возможен практически.

От долгих, нудных и очень подробных лекций капитана Вранглера у Ника кружилась голова, всплывали воспоминания о далеких днях, проведенных в госпитале в обществе телохранителя и медсестры, с которой у него была любовь.

Потом, правда, оказалось, что она тоже была его телохранителем, однако Ник тогда был очень слаб и всех подробностей их скоротечного романа уже не помнил.

За ужином, где подавали жареную дичь и отваренных в морской воде омаров, лейтенант Корн отказался есть напрочь. Нику с Милошем пришлось уговаривать его, поскольку еда была единственным, что могло отвлечь их от полудепрессивного созерцания корабельных стен. Уговоры не принесли никаких результатов, и тогда Милош пошел на хитрость.

– В принципе, Ник, – негромко сказал он, обращаясь подчеркнуто к одному только Ламберту. – В принципе, я слышал, что эти парни… ну… «барракуды», они только в воде мастера, а вообще… – тут он понизил голос, – слабачье, я тебе точно говорю…

Сообразительный в нормальной обстановке, здесь лейтенант Корн принял все за чистую монету и начал имитировать бодрость и хороший аппетит.

Он так этим увлекся, что действительно чувствовал себя намного лучше, пока к ним не явился с очередной лекцией капитан Вранглер.

– В прежние, довекслеровские времена, – без вступления начал он, усаживаясь на свою излюбленную трубу, – люди считали, что перемещение физического объекта со суперскоростными характеристиками невозможно. Если кто не знает, довекслеровскими временами называются тысячелетия темного невежества, когда в физической науке пуще всех почитали Эйпштейна.

Потом была теория Альваро Цзедуна, которая позже также нашла свое практическое подтверждение, и лишь спустя почти три века молодой ученый Боб Векслер написал свои девятьсот двадцать шесть уравнений, описывающих многослойную структуру математического объекта, прежде ошибочно названного элементарным…

– Простите, сэр, – борясь с тошнотой, перебил лектора Ник. – А что такое «тысячелетия темного невежества»? Кто жил в те времена?

– Ну… – Вранглер почесал седую голову и на мгновение задумался. – Я не считаю себя историком, парень. Я всего лишь работяга, двадцать лет гнул спину в лаборатории и получил за это только общее отупение и степень доктора в разделе «естественные науки». Этого мне показалось мало, и вот я здесь.

Помимо справочников нелинейных нелогических величин я успел прочитать пару книг по истории. И то, что я оттуда вынес, показалось мне странным. Оказалось, что прежде в мире жили только австралопитеки, а потом появились греки и все остальные. И главное – Эйпштейн. Хотя его теория и оказалась ошибочной, ее значение для примитивного уровня тогдашней науки было очень велико…

– Отчего мы чувствуем такую слабость, сэр? – задал вопрос бледный Майкл Корн. Период его бодрости закончился, и он снова выглядел больным.

– Нарушение причинно-следственных связей. Вас здесь, в вашем теперешнем состоянии, не должно быть вовсе, но вы есть и оттого вынуждены подстраиваться под новые условия.

– Это трудно, – признался Ник, поднимая отяжелевшую голову. – Все время блевать хочется.

– А нельзя какие-нибудь таблетки принять, сэр? – спросил Милош.

– О чем вы говорите, ребята? – Вранглер снял пилотку, взъерошил волосы и пожал плечами, демонстрируя свое бессилие. – Как с помощью таблеток добавить вам еще одну переменную? Вы должны ее выстрадать, болью поднять свой потенциал…

– Да?! А если мы сдохнем, повышая этот потенциал?! – отчаянно закричал Корн, лицо которого становилось то серым, то зеленым.

– Случается и такое. Однажды я не довез до Эзопеи четырех диверсантов. Парни изошли желчью и кровавым поносом. Их внутренний демагогический цензор не позволил им расширить свое внимание на еще одно измерение.

– Ну а… – Ламберт боролся с отвратительными ощущениями изо всех сил. – Ну а положительные стороны от получения этой новой переменной есть? Кроме поноса и тошноты?

– Да не особенно много, – сказал Вранглер после недолгого раздумья. – Все люди после этого начинают казаться тебе сущими болванами. Ты перестаешь понимать их цели… И, наконец, самое неприятное: ты перестаешь за ужином видеть это чудесное ресторанное меню. Оно превращается в то, чем является на самом деле, – витаминизированным биопластическим наполнителем. В условиях, в которых мы пребываем, структурно устойчивы только сахар, соль и лимонная кислота. Кристаллы, одним словом. А неживые белки вроде армондских колбасок или сыра «Брион», того, что вам подавали на обед, начинают превращаться в монокристаллические болванки. В камень, одним словом.

– Постойте! Постойте! – закричал вдруг Милош, с трудом поднимаясь на ноги и опираясь при этом на вибрирующую стену. – Так, значит, нам кажется, что мы едим всю эту ресторанную стряпню по двести империалов за порцию, а на самом деле пожираем какую-то однообразную гадость вроде аварийной пены?

– Именно так, – улыбнулся Вранглер.

– Но кто же нас так здорово гипнотизирует? Я ведь со всей определенностью различаю все оттенки этих блюд!

– Никто вас не гипнотизирует. Просто я незначительно меняю для вас реальность, и дело сделано. А все вкусы и запахи берутся из вашей собственной головы.

– Вы в состоянии совершать такие грандиозные вещи? – поразился Ламберт.

– Да чего же здесь грандиозного? – искренне удивился капитан. – Для меня вы существа не особо затейливые.

– Все! Не могу больше! – завопил Корн, зажимая ладонями уши. – Не могу слышать!

– И очень хорошо, – резюмировал Вранглер. – Мне как раз пора уходить. – Капитан поднялся с трубы, на которой сидел, и, смахнув со штанов невидимые крошки, добавил: – Не хотите составить мне компанию, Ник?

– Нет, сэр, у меня просто нет никаких сил… – признался тот.

– И все же, майор, я настаиваю, – повторил свою просьбу Вранглер, и Ник понял, что это приказ.

– С удовольствием составлю вам компанию, сэр, – сказал он и на нетвердых ногах направился к выходу в основной коридор.

Вранглер пропустил его и вышел следом.

И снова плотным и неприятно горячим покрывалом Ламберта окутал шум. Казалось, будто каждый работающий механизм излучает свою собственную разогревающую субстанцию, и все они вместе пробирают Ника до костей, пытаясь расплавить его, словно свечку.

– Может быть, водички? – предложил капитан, ласково улыбаясь Нику.

– О, да, сэр, – ответил тот, останавливаясь. – Было бы неплохо…

– Вот, возьмите, это придаст вам сил, – сказал Вранглер и протянул Нику жестяную баночку с холодным апельсиновым соком.

«Наверное, опять гипноз», – успел подумать тот, однако выпил сок с удовольствием.

– А вот это наш коллективный разум, – остановившись возле огромного кожуха, произнес Вранглер и положил ладонь на матовую металлическую поверхность.

– Бортовой компьютер, что ли? – неуверенно спросил Ник.

– Нет, – капитан улыбнулся. – Я же сказал «коллективный». Значит, именно от него зависит, насколько устойчивы мы будем внутри адекватной и понятной нам реальности… Это дисковый стабилизатор. Его еще называют генератором стабильных колебаний. Без него наш полет превратился бы в стремительный распад самой формы вещества. Сейчас вашим товарищам плохо, майор, но, к сожалению, это еще не все. Через час, если в нашем случае вообще уместно говорить о времени, так вот, через час я буду вынужден увеличить скорость. Иначе нам не проскочить через заслоны.

– Какие заслоны, сэр?

– Нас ждут урайцы. Сейчас их пытаются отвлечь, но наши враги еще контролируют пространство. Раньше, пока у них были только гравитационные пушки, они были нам не страшны, но теперь урайцы взяли на вооружение трофейное оружие примаров.

– Значит, чтобы миновать заслон, нам нужно увеличить скорость?

– Вот именно. Так что готовьтесь к неприятным ощущениям и предупредите об этом своих друзей.

– Может, не стоит? – засомневался Ник.

– Стоит. Пусть ожидают сплошного кошмара, авось это будет не так страшно, как то, чего они боятся… А теперь давайте оставим стабилизатор и пойдем дальше… Осторожнее, здесь выступ.

Ник послушно обошел торчавшую из пола железку и, держась в границах понятной ему реальности, двинулся следом за Вранглером.

Через пару мгновений ему показалось, будто все вокруг начало излучать видимые разноцветные волны, а внутри него самого появилось ощущение странной пустоты, как если бы он провалился в бездонную пропасть.

«Не обращайте внимания, это мы меняем скоростной режим», – пронеслось в голове у Ника.

«Вы же сказали, что только через час, сэр», – удивился он.

«А какое это имеет значение? Просто вы привыкли отмерять временные отрезки, вот я вам и сказал, что через час».

Загроможденный агрегатами коридор наконец кончился, и Ник с Вранглером вышли на небольшой свободный пятачок. Рифленый металлический пол мелко подрагивал, вызывая в ступнях Ника щекочущие ощущения.

– Забавно, правда? – улыбнулся Вранглер.

– Да, немного непривычно, – согласился Ник, чувствуя, что ему стало чуть легче.

– Не обращайте внимания, это мы меняем скоростной режим, – пояснил капитан.

– Вы же сказали, что только через час, сэр, – удивился Ламберт.

– А какое это имеет значение? Просто вы привыкли отмерять временные отрезки, вот я вам и сказал, что через час.

– Постойте! – Ник выставил перед собой руки, словно обороняясь. – Кажется, я уже схожу с ума…

– И обязательно сойдете, если будете анализировать все происходящее, – пообещал ему Вранглер. – Примите это как данность, и не нужно поминутно делать круглые глаза и восклицать: «Не может быть!»

– Пожалуй, что так, – поспешно согласился Ник. – А этот ваш матрос – он мне мерещится или действительно стоит перед вами?

– Я же просил вас не анализировать, Ник… – Вранглер укоризненно покачал головой.

– И правда, чего это я? – произнес Ламберт. Он обошел капитана, который выслушивал безмолвный доклад своего матроса, и, толкнув одну из округлых дверей, оказался в абсолютно темном помещении.

«Эта темнота мне только кажется – совершенно точно, – попытался успокоить себя Ник. Однако, когда в его руку вцепилась какая-то гадость, он не выдержал и… подумал: – Что бы это могло быть?»

«Я человек, такой же, как ты, – ответила «гадость». – Возможно, ты уже кричишь, но не нужно меня бояться».

«Я не кричу, я совершенно спокоен».

Зажегся свет, и Ник увидел Вранглера.

– Кто это здесь так орал? – спросил тот, сдерживая улыбку.

– Я не кричу… – начал было Ник и осекся. Он снова начинал опасаться за собственный рассудок.

– Ну так что вы хотели сказать, майор? – уточнил Вранглер.

– … я совершенно спокоен.

– А мне показалось, будто здесь был какой-то шум.

– Какая-то гадость вцепилась мне в руку, сэр.

– Это не гадость, – после небольшой паузы произнес капитан. – Это человек, такой же, как и ты. Не нужно его бояться…

С этими словами Вранглер отодвинул занавеску, и Ник увидел то, что заставило его заорать так явственно, что он и сам услышал.

– Возможно, ты уже кричишь, но не нужно меня бояться, – проскрежетал компьютерный модулятор, поскольку то, что находилось перед Ламбертом, говорить не могло.

– Что это, сэр?! – спросил Ник, с ужасом взирая на торчащие из-под сплетений проводов искривленные члены, похожие на конечности человека. Словно щупальца морского чудовища, они пребывали в постоянном движении.

– Ну что, капитан, он еще не наложил в штаны? – спросил модулятор, и Вранглер в ответ радостно расхохотался.

– Это – Тео, – пояснил он пораженному Ламберту. – Если кто и может смешить меня, так только он!

– Но… почему он в таком виде? – задал Ник идиотский вопрос.

– Он урод с точки зрения традиционных плоских людей, – ответил Вранглер уже совершенно серьезно. – Я подобрал его в доме милосердия на Капасе. Тео был одним из немногих, кому не ввели дозу смертельной микстуры, потому что специальная комиссия определила: Тео не растение. Он разумен.

Вранглер опустился на пристенный стул и, протянув руку, пожал маленькую ладошку Тео.

– Рукопожатие настоящего мужчины, сэр! – пророкотал модулятор.

– Как наши дела, Тео?

– Мы обманем их, сэр. Уже в который раз обманем…

– Это он об урайцах. Тео видит их насквозь – он в состоянии просчитать их поведение.

– Как же у него получается? – спросил Ник, со все большим интересом рассматривая Тео.

– Он родился без привычных для нас органов чувств. Это большое горе в обычном плоском обществе, но зато его личность легко оперирует образами и формами, содержащими на две-три переменные больше, чем то, что воспринимаем мы.

– И что же он у вас делает, сэр, выполняет роль штурмана? – осторожно спросил Ник. Ему трудно было поверить, чтобы такую ответственную работу отдали в руки какого-то ненормального, пусть даже и очень способного, парня. К тому же штурману следует знать флотский устав и множество инструкций.

– Тео мои глаза, и уши, и бортовой компьютер тоже.

– Бортовой компьютер, сэр?! – вырвалось у Ламберта. – То есть наша жизнь и судьба важнейшего задания зависят от него?

Ламберт ткнул пальцем в сторону кривых ручек Тео.

– Знаешь, майор, – с улыбкой сказал Вранглер, – однажды в отпуске на Дживайне мы с Тео зашли в казино. И там, у стола с рулеткой, экранированного нуль-логическим барьером, закрывающим результат от предсказателей, Тео просчитал тридцать шесть ставок подряд, но затем нас оттуда вышвырнули… Потом мне попалось объявление о конкурсе по трехмерным шахматам, и Тео легко его выиграл.

После этого успеха люди из «Пасифик Глобал» вызвали нас на тестирование их нового силинайзера «GEX». И Тео сделал это электронное чудовище… Пока «GEX» кряхтел над гигантской задачей, Тео успевал не только просчитывать конечный результат, но и комментировать промежуточные. Ребята из «Пасифик Глобал» были в ауте.

– Но, сэр, если у него такой потенциал, может быть, стоит применить его в военных целях? Ведь он в одиночку может выиграть всю войну! Это же счастье, что парень на нашей стороне!

– Конечно, может. Может выиграть войну, может сделать любое научное открытие, но кому это нужно, майор? Какой генерал захочет, чтобы войну выиграл урод? Причем быстро? А как же карьерный рост? А последующее сокращение должностей, окладов? Наука или война – везде сидят люди, которые защищают только свои задницы, удобно расположившиеся в бархатных креслах…

Заметив в глазах Ника интерес, капитан довольно улыбнулся:

– Несмотря на стремление человечества к техническому прогрессу, оно не готово сразу оценить его плоды. Общество заинтересовано в процессе, а не в результате…

– Судно «SRC-Йорк» капитана Словника уничтожено, – пролаял голосовой модулятор.

– Ну вот, началось, – со вздохом отметил Вранглер.

– «Дейстер-НР» уничтожен, – снова доложил Тео.

– Теперь и этот. О бедный Уолли! – прокомментировал Вранглер.

– Чикано предпринимает попытку экстренного разгона, – продолжал Тео.

– Что толку – он распадется раньше, чем исчезнет с радаров, – заметил капитан.

– Готово… – сообщил Тео. – Их больше нет, сэр…

– Да что же это происходит?! – в отчаянии воскликнул Ник. Ему казалось, будто он задыхается. – Их что, действительно всех поубивали?

– Увы, мой мужественный «корсар». – Вранглер развел руками. – Правда, Чикано сам размазал себя… И он к нам еще вернется…

– Что вы такое говорите, сэр? – спросил Ник и осмотрелся. Ему показалось, что в небольшой комнатке кончается воздух.

– Не паникуй, это Тео старается сделать тебя понятливее, но, по-видимому, тщетно… Перестань, Тео, а то майор прошибет головой стену.

Ник услышал в голосе Вранглера издевку и, собрав остатки мужества, взял себя в руки.

– Что… что значит «размазал», сэр? Вы сказали – сам себя размазал…

– Он хотел резко увеличить скорость, но у дисковых стабилизаторов очень большая инерционность. Их разгон не поспел за увеличением частоты распада в конверторах, и физическая форма исчезла…

– Я не очень хорошо понимаю, сэр, вернее, я вообще ничего не понимаю. Форма для меня – это…

– Штаны, я знаю. Поэтому не старайся вникнуть. Просто ты спросил, я ответил, только и всего… Мы пойдем, Тео. Пора проверить, что осталось от остальных пассажиров.

На этом они оставили живой компьютер в его тесной комнатке и вышли в коридор.

Нику показалось, что только здесь ему удалось набрать в легкие воздуха.

– Дорогу назад помните? – спросил капитан. – А то у меня здесь еще дела. – В подтверждение своих слов он несколько раз ткнул пальцем в клавиши переносного пульта.

– Да, помню, – соврал Ламберт и, покачнувшись, двинулся в сторону скопления труб и агрегатов.

Оставшись один, он снова стал терять четкость восприятия и временами останавливался, чтобы привести мысли в порядок.

Пробравшись между двумя упиравшимися в потолок гудящими колоннами, Ламберт неожиданно увидел перед собой незнакомого человека. Это не был один из матросов Вранглера – Ник был в этом уверен.

И потом, куртка незнакомца напоминала куртку капитана Вранглера, с той лишь разницей, что на серебряной планке было написано не «К. Вранглер», а «Дж. Уоллес».

Невольно вспомнилось «О бедный Уолли!», оброненное Вранглером. И это относилось к погибшему судну «Дейстер-НР».

«Так, значит, это просто призрак капитана Уоллеса», – догадался Ламберт и, закрыв глаза, попытался пройти сквозь привидение, однако это ему не удалось – Уоллес-призрак стоял как скала, пуча на Ламберта свои бесцветные глаза.

– Как хочешь, приятель, – произнес Ник, с трудом шевеля одеревеневшим языком, и попытался обойти препятствие, однако сделать это было не так легко.

«Стоит смениться частоте стабилизаторов, и он исчезнет», – неожиданно озарило Ламберта. Он прислушался к работе агрегатов и почувствовал начало этого изменения.

Скоро Уоллес исчез, и Ник, сделав еще несколько шагов, оказался напротив входа в жилую нишу. Однако там уже сидел на своей трубе капитан Вранглер и растолковывал принцип существования белковой питательной композиции, которая для пассажиров имела вид изысканной кухни.

– Это как у жучков хронопагусов, которые делают свои запасы, чтобы обеспечить прошлое. Понимаете?

Корн и Милош таращились на него с видом изморенных голодом сумасшедших.

– Прежде считалось, что свои жировые мешочки они заготавливают для молодняка, однако, как выяснилось позже, энергия мешочков поддерживает их прошлое…

– Сэр, там был этот парень… Дж. Уоллес, – сообщил Ник.

– Не обращай внимания. Стоит смениться частоте стабилизаторов, и он исчезнет.

– Уже… – буркнул Ник и, пройдя мимо неподвижных Майкла и Стива, повалился на свою койку.

– Ты кто? – медленно повернув голову, спросил его Милош.

– А какая разница? – апатично ответил он.