Глава 85

Разговор был короткий.

– Масса, у меня будет ребенок.

– И чего ты от меня ждешь? Лучше не пытайся изображать больную и отлынивать от работы!

Но когда живот Киззи начал расти, масса стал реже бывать в ее хижине. Киззи целыми днями трудилась на поле под палящими лучами солнца. У нее случались обмороки, по утрам ее тошнило. Работа в поле давалась ей нелегко. Огромные мозоли на ладонях горели огнем, прорывались, сочились жидкостью и снова набухали от постоянного трения о грубую ручку тяжелой мотыги. Киззи изо всех сил старалась не отставать от опытного, крепкого, невысокого черного дядюшки Помпея и светло-коричневой сестры Сары. Она чувствовала, что они оба еще не решили, как к ней относиться. Работая в поле, Киззи старалась вспомнить все, что мамми говорила о появлении детей. Она бы все отдала, лишь бы Белл сейчас была рядом с ней. Мамми была бы шокирована тем, что у Киззи будет ребенок – она постоянно твердила, какой позор падет на ее голову, если она подпустит «этого Ноя» к себе слишком близко. Но Киззи знала: мамми поняла бы, что это не ее вина, и рассказала бы ей все, что нужно знать.

Киззи почти слышала голос Белл, когда та печально рассказывала ей о том, что стало причиной трагической смерти жены и ребенка массы Уоллера: «Бедная малышка была слишком мелкой, чтобы родить – да еще такого крупного ребенка!» А она – достаточно ли она велика? Киззи постоянно об этом думала. Скажет ли ей кто-нибудь? Киззи вспомнила, как они с мисси Анной, вытаращив глаза, смотрели на корову, рожающую теленка, а потом шептались, что, наверное, матери тоже вытолкнули их из интимного места, а вовсе не аисты принесли их родителям.

Старшие женщины, мисс Малица и сестра Сара, казалось, не замечали ее растущего живота и грудей. Киззи решила, что будет пустой тратой времени делиться с ними своими страхами. С тем же успехом можно было советоваться с массой Ли. Ему вообще не было до этого никакого дела – он объезжал поле на своей лошади, выкрикивая угрозы тем, кто, по его мнению, работал недостаточно быстро.

Ребенок родился зимой 1806 года. Повитухой была сестра Сара. Боль не стихала целую вечность. Киззи стонала, кричала, ей казалось, что ее вот-вот разорвет. А потом она лежала, покрытая потом, и с изумлением смотрела на кричащего младенца на руках улыбающейся сестры Сары. Это был мальчик – но очень светлый. Заметив тревогу Киззи, сестра Сара успокоила ее:

– Новорожденные темнеют в течение месяца, дорогая!

Но со временем тревога Киззи все усиливалась – она осматривала младенца по несколько раз на день. Когда прошел месяц, она поняла, что в лучшем случае ее сын будет цвета пекана.

Киззи помнила, как мамми с гордостью говорила: «На плантации массы живут только черные ниггеры». И она старалась не думать о сассо борро – так ее абсолютно черный отец, презрительно кривя губы, называл мулатов со светлой кожей. Как она радовалась тому, что родители не видят – и не разделяют – ее стыда. Но Киззи знала, что никогда не сможет гордо держать голову, даже если они и не увидят ее ребенка. Каждый будет сравнивать цвет ее кожи и цвет кожи ребенка – и сразу же поймет, что произошло – и с кем. Она думала о Ное, и стыд охватывал ее с новой силой. «Это наш последний шанс перед моим побегом, детка, – твердил он. – Ну почему ты не можешь?!» Ей хотелось бы уступить ему тогда, хотелось, чтобы это был ребенок Ноя – тогда он хотя бы был черным.

– Детка, что это ты такая несчастная? У тебя такой чудесный малыш! – как-то утром сказала мисс Малица, заметив мрачное выражение лица Киззи и то, как неловко она держит младенца, почти на боку, чтобы не смотреть на него.

Потом ей все стало ясно, и она разворчалась:

– Детка, не думай ни о чем! Сегодня никому нет дела друг до друга! На это никто и внимания не обращает. Сегодня мулатов столько же, сколько и черных ниггеров, как мы. Такова жизнь – и все… – Мисс Малица пристально посмотрела на Киззи: – И можешь быть уверена, масса никогда не поинтересуется ребенком… никогда. Масса счастлив, что у него появился ниггер – и за него не нужно платить, а со временем он будет работать в поле рядом с тобой. Так что ты должна радоваться, что этот большой, красивый ребенок – твой, детка! И больше ни о чем не думай!

Слова кухарки помогли Киззи немного воспрять духом – хотя бы чуть-чуть.

– А что будет, если этого ребенка увидит наша или другая миссис?

– Она поймет, что наш масса плохой! Если бы каждая белая женщина, знающая, что у ее мужа есть дети от ниггеров, давала мне пенни, я была бы уже богачкой. Миссис может ревновать только из-за того, что сама не способна иметь детей.

На следующую ночь масса Ли пришел в хижину – примерно через месяц после рождения ребенка. Он наклонился над постелью и поднес свечу к личику спящего младенца.

– Хмммм… Неплохо, неплохо… И крупный какой… – Указательным пальцем он коснулся крохотного сжатого кулачка, повернулся к Киззи и сказал: – Ну хорошо… Эти выходные последние. В понедельник возвращайся в поле.

– Но, масса, я же должна кормить его! – растерянно пробормотала Киззи.

Масса буквально взорвался от гнева:

– Заткнись и делай, как тебе говорят! Привыкла нежиться у вирджинских аристократов! Возьмешь младенца с собой в поле, или я отберу его, а тебя продам так быстро, что ты и опомниться не успеешь!

У напуганной Киззи потекли слезы от одной только мысли, что ее могут продать, оторвав от ребенка.

– Да, масса! – рыдала она.

Видя такую покорность, масса быстро успокоился, но Киззи почувствовала, что он собирается воспользоваться ею прямо сейчас, когда рядом спит ребенок.

– Масса, масса, слишком рано, – со слезами молила она. – У меня еще не зажило, масса!

Но он не обратил на ее слова внимания. Она сопротивлялась ровно столько времени, сколько нужно, чтобы погасить свечу, а потом покорно терпела все, боясь только того, что ребенок проснется. Но он не проснулся. Масса сделал свое дело и поднялся, собираясь уходить. В темноте он пристегнул подтяжки и сказал:

– Надо его как-то назвать…

Киззи лежала, затаив дыхание. Масса подумал и сказал:

– Назовем его Джорджем – это был самый работящий ниггер, какого я видел. – Помолчав еще, масса продолжал, словно обращаясь к самому себе: – Джордж. Да. Завтра я запишу его в свою Библию. Да, отличное имя – Джордж!

С этими словами он ушел.

Киззи вытерлась, а потом долго лежала, не зная, что злит ее больше. Она хотела называть сына Кунта или Кинте, но не знала, как отнесется масса к столь незнакомому звучанию. Но потом она решила не рисковать и не возражать против выбранного им имени. Она с ужасом думала, как разозлился бы ее африканский паппи, узнав об этом. Киззи знала, какое значение он придавал именам. Она вспомнила, как он рассказывал ей, что на его родине выбор имени для сыновей – это самое важное событие, «потому что сыновья становятся мужчинами в семьях!».

Киззи лежала и думала, что никогда не понимала, почему ее паппи всегда с такой злобой говорил о мире белых людей – он называл их тубобами. Она вспоминала слова Белл: «Тебе так повезло, детка, что мне даже страшно! Ты не знаешь, каково это – быть ниггером. Надеюсь, Господь будет добр к тебе и ты никогда этого не узнаешь!» Но она узнала – и поняла, что нет таких несчастий, какие белые люди не могли бы причинить ниггерам. Однако Кунта считал, что самое худшее, что делают с черными, – не позволяют им знать, кто они такие, не дают быть настоящими людьми.

«Твой паппи напрочь позабыл про мои чувства, – говорила ей мамми, – потому что был самым гордым черным, какого я только видела!» Прежде чем заснуть, Киззи решила, что кто бы ни был отцом ее ребенка, какого бы цвета ни была его кожа и какое бы имя ни выбрал для него масса, она всегда будет считать его внуком африканца.