Глава 82

– Чтобы никогда больше я не слышала, что ты крутишь хвостом перед этим Ноем! Слышишь, Киззи? Узнаю – задам тебе трепку!

Услышав такие слова, Кунта замер в нескольких шагах от двери хижины. А Белл продолжала:

– Тебе еще и шестнадцати не исполнилось! Что подумает твой паппи, если узнает, что ты себя так ведешь?

Кунта повернулся и по тропинке пошел в амбар, чтобы обдумать услышанное. «Крутит хвостом» перед Ноем! Сама Белл этого не видела, но кто-то ей сказал. Наверняка тетушка Сьюки или сестра Мэнди: от этих старых сплетниц ничего не ускользнет. Кунта не удивился бы, если бы кто-то из них заметил что-то совершенно невинное и раздул в нечто невероятное. Но что? Из того, что он услышал, было ясно: Белл наверняка не скажет ему, пока это не повторится и не возникнет необходимости это прекратить. Кунта и подумать не мог, чтобы расспросить обо всем Белл – слишком уж это походило на женские сплетни.

Но что, если все было не столь невинно? Вдруг Киззи выставила себя перед Ноем напоказ? А если это и произошло, то в чем его роль? Что он сделал, чтобы подтолкнуть дочь к такому? Ной был достойным юношей, с хорошим характером. Но в тихом омуте черти водятся – и Кунта хорошо это знал.

Кунта не понимал собственных чувств, не знал, что думать. В конце концов, как сказала Белл, их дочери всего только пятнадцать лет, и по обычаям земли тубобов она еще слишком молода для замужества. Он понял, что рассуждает как-то не по-африкански, но ему не хотелось думать, что Киззи будет ходить с большим животом – а ведь в Африке он видел многих девочек в ее возрасте и даже моложе уже тяжелыми.

Но если она выйдет замуж за Ноя, думал он, их ребенок точно будет черным, а не бледным сассо борро, как дети матерей, изнасилованных похотливыми массами или надсмотрщиками. Кунта возблагодарил Аллаха, что ни Киззи, ни другим женщинам-рабыням не пришлось пережить такого ужаса – по крайней мере, за то время, что он был здесь. Он часто слышал, как масса Уоллер говорил своим друзьям, что абсолютно не приемлет смешения крови черных и белых.

После этого Кунта при любой возможности тайно посматривал на зад Киззи – не виляет ли она им. Поймать ее за этим ему ни разу не удалось, но пару раз оба они смущались, когда он ненароком видел, как она кружится по хижине, встряхивает головой и что-то напевает себе под нос.

Кунта пристально следил и за Ноем. Он заметил, что Ной и Киззи стали здороваться и улыбаться друг другу, чего раньше никогда не делали. Чем чаще он это замечал, тем яснее ему становилось, что они просто искусно скрывают свои симпатии. Через какое-то время Кунта решил, что не будет вреда, если Ной и Киззи будут вместе прогуливаться, ездить на молитвенные собрания или на танцы, которые устраивались каждое утро. Ной в качестве партнера Киззи устраивал Кунту больше какого-нибудь абсолютно незнакомого мужчины. Возможно, через дождь-другой Ной станет хорошим партнером для Киззи.

Почувствовав, что Ной наблюдает за ним, Кунта понял, что юноша пытается набраться смелости и спросить, можно ли ему жениться на Киззи. Как-то воскресным апрельским днем, когда после церковной службы масса Уоллер пригласил домой друзей, Кунта сидел возле амбара и чистил экипаж гостей. Что-то заставило его поднять глаза, и он увидел, как высокий, стройный Ной целеустремленно шагает к нему от хижин рабов.

Подойдя к Кунте, Ной быстро заговорил, словно заранее отрепетировал свою речь.

– Вы – единственный, кому я могу доверять. Мне нужно кому-то сказать. Я больше не могу так жить. Я хочу сбежать.

Кунта был так изумлен, что поначалу даже не нашелся, что ответить. Он просто стоял и смотрел на Ноя. Но потом опомнился.

– Ты никогда не сбежишь с Киззи!

Это был не вопрос, а утверждение.

– Я не собирался причинять ей неприятности.

Кунте стало неловко. Помолчав, он спокойно сказал:

– Знаешь, время от времени каждому хочется сбежать.

Ной пристально посмотрел на него:

– Белл рассказывала Киззи, что вы много раз сбегали.

Кунта кивнул. Он старался ничем не выдать своих чувств. Но сразу же вспомнил себя в том же возрасте. Его только привезли в землю тубобов, и он был буквально одержим жаждой бегства. Тогда он каждый день высматривал и выжидал любой возможности сбежать, и ожидание это становилось невыносимой мукой. Неожиданно он подумал, что раз Киззи не знала о планах Ноя, то как же тяжело ей будет, когда любимый неожиданно исчезнет. Она будет просто раздавлена – и это после болезненного разрыва с тубобской девочкой! Он не сможет ей помочь. И тогда Кунта решил серьезно поговорить с Ноем, тщательно подбирая слова.

– Я не собираюсь советовать тебе, бежать или не бежать, – медленно произнес он. – Но если ты не готов умереть, когда тебя схватят, ты не готов к бегству.

– Я не собираюсь попадаться им в лапы, – ответил Ной. – Я слышал, что главное – идти на Полярную звезду. Есть белые квакеры и свободные ниггеры, они помогают черным прятаться днем. А как доберешься до Огайо, ты уже свободен.

Как мало Ной знает, подумал Кунта. Как бегство может казаться ему таким простым делом? Но потом он вспомнил, что Ной был очень молод – как он когда-то. Как большинство рабов, Ной редко выходил за пределы плантации. Вот почему беглецов, особенно работников в поле, так быстро ловили. Они оказывались в лесах и болотах, полных гадюк и гремучих змей, голодали, они все были покрыты ссадинами от шипов, ноги у них подворачивались на лесных кочках. Кунта сразу же вспомнил свое бегство, собак, ружья, хлысты – и топор.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, мальчишка! – рявкнул он, почти сразу же пожалев о своих словах. – Послушай меня: бежать – нелегко! Ты знаешь про гончих, которые выслеживают рабов?

Ной сунул правую руку в карман и вытащил нож. Он раскрыл его, и лезвие заблестело на солнце.

– Думаю, мертвые собаки не кусают.

Кунта вспомнил, что говорил Като: этот мальчишка ничего не боится.

– Ничто меня не остановит, – сказал Ной, складывая нож и засовывая его в карман.

– Что ж, если решил бежать, беги, – вздохнул Кунта.

– Но я не знаю когда. Знаю только, что мне нужно бежать.

– Киззи ничего не должна об этом знать, – предостерег его Кунта.

Ной не обиделся. Он пристально посмотрел Кунте прямо в глаза:

– Не должна. – Он помолчал, потом добавил. – Но когда я доберусь до Севера, я буду работать, чтобы выкупить ее. – Он еще немного помолчал. – Не говорите ей ничего, хорошо?

Теперь уже замолчал Кунта. Потом он сказал:

– Это ваше дело.

– Я скажу ей, когда придет срок.

Кунта сжал руку юноши:

– Надеюсь, тебе это удастся!

– Понимаю! – ответил Ной, повернулся и пошел к хижинам рабов.

Вечером Кунта сидел у очага и смотрел, как языки пламени лижут полено дерева гикори. По отсутствующему выражению на его лице Белл и Киззи поняли, что разговаривать с ним бесполезно. Белл молча вязала, Киззи, как всегда, тренировалась в письме. На закате Кунта решил, что нужно попросить Аллаха даровать Ною удачу. Он снова подумал, что бегство Ноя станет тяжелым ударом для Киззи – а ведь ее только что больно ранила мисси Анна. Он поднял глаза и посмотрел на свою драгоценную Киззи. Губы девушки беззвучно шевелились, палец скользил по странице. Жизнь всех черных в земле тубобов полна страданий, но Кунта надеялся, что чаша сия минует его дочь.