Глава 49

Как-то вечером Кунта сидел за «уборной» – так рабы называли хижину, куда ходили облегчаться. Ему удалось камнем убить кролика, которых было полно в соседнем лесу. Он тщательно нарезал мясо тонкими ломтиками и высушил его, как их учили, когда они становились мужчинами. На пути к свободе ему понадобится пища. Затем он принялся за ржавое и погнутое лезвие ножа, которое нашел недавно. С помощью гладкого камня он выпрямил и заострил его. Проволокой примотал лезвие к деревянной рукоятке, которую вырезал сам. Но важнее пищи и ножа был амулет-сафи: петушиное перо, чтобы привлечь духов, конский волос для силы, птичья ключица на успех. Все это он тщательно перевязал и зашил в маленький квадратик мешковины – иголку он сделал из шипа. Он понимал, что ему не найти святого человека, чтобы благословить амулет, но любой сафи лучше, чем никакого.

Всю ночь Кунта не спал, но усталости не было. Ему приходилось прикладывать усилия, чтобы не выдать своего возбуждения. Нужно было скрывать свои эмоции и чувства. Весь день он изо всех сил держал себя в руках. Все должно было решиться ночью. После ужина он вернулся в хижину. Когда засовывал в карманы нож и кусочки сухого мяса, руки у него дрожали. Потом он привязал амулет-сафи к предплечью. Кунта не мог дождаться, когда черные заснут. Каждая минута казалась ему вечностью – в любой момент могло случиться что-то такое, что нарушило бы его планы. Но вскоре заунывные песни и молитвы закончились. Кунта выждал еще немного, чтобы все заснули.

А потом, сжимая в руке самодельный нож, он вышел в темную ночь. Почувствовав, что рядом никого нет, пригнулся и побежал изо всех сил к невысокому густому кустарнику в том месте, где большая дорога делала поворот. Он затаился в кустах, тяжело дыша. А что, если сегодня повозок не будет? Эта мысль буквально пронзила его. Потом пришел еще более мучительный страх: а что, если на повозке окажется помощник кучера? Но отступать было некуда.

Приближение повозки он услышал за пару минут, прежде чем увидел мерцающий свет фонаря. Стиснув зубы и напрягшись всем телом, Кунта был готов к рывку. Повозка ползла еле-еле. Но наконец она оказалась перед ним и медленно покатила дальше. На переднем сиденье сидели двое. Кунта осторожно выбрался из кустов. Каждый шорох казался ему громом. Он медленно затрусил за поскрипывающей, раскачивающейся повозкой, выжидая следующего ухаба. Там он ухватился за задний борт повозки, рванулся вверх и рухнул на кучу табачных листьев. Он был в повозке!

Кунта сразу же принялся зарываться в листья. Листья были упакованы плотнее, чем он ожидал, но все же ему удалось закопаться целиком. Хотя он оставил отверстие, чтобы дышать свободнее, от запаха нечестивого растения его буквально мутило. Под весом тяжелых связок ему приходилось слегка поворачиваться то так, то сяк, но в конце концов он нашел удобное положение. Повозка мерно покачивалась, и Кунта постепенно задремал на мягких и теплых листьях.

Громкий удар разбудил его. От ужаса Кунту замутило. Неужели его обнаружили? Где находится повозка? Как долго она ехала? Удастся ли ему скрыться незамеченным, когда она доберется до места? Или он снова окажется в ловушке – и в лапах преследователей? Почему он не подумал об этом раньше? Кунта сразу же представил себе собак, Самсона, тубобов с ружьями – и содрогнулся. Вспомнив, что сделали с ним в последний раз, Кунта понял, что на этот раз от успеха зависит сама его жизнь.

Чем больше он думал об этом, тем сильнее ему хотелось спрыгнуть с повозки немедленно. Он раздвинул листья так, чтобы высунуть голову. В лунном свете простирались бескрайние поля. Спрыгивать сейчас было нельзя. В лунном свете преследователи сразу же увидят его. Чем дальше он уедет, тем меньше вероятность, что собаки его выследят. Кунта снова закопался в листья и попытался успокоиться. Но каждый раз, когда повозка притормаживала, ему казалось, что все кончено. Сердце его было готово вырваться из груди.

Спустя какое-то время Кунта снова выглянул и увидел, что приближается рассвет. Нужно решаться. Ему нужно спрыгнуть с повозки сейчас, пока окончательно не рассвело. Помолившись Аллаху, он взялся за свой нож и начал расширять отверстие. Освободившись от листьев, дождался очередного ухаба – казалось, прошла вечность. В конце концов он осторожно спрыгнул с повозки и оказался на дороге и через мгновение скрылся в кустах.

Кунте пришлось огибать две фермы тубобов – он издали увидел знакомые большие дома, окруженные маленькими темными хижинами. В тихом воздухе до него донеслись звуки утреннего рога. Кунта продирался через кустарник все дальше и дальше в лес. В густом лесу было прохладно. Осыпающаяся с веток роса приятно холодила кожу. Нож казался ему невесомым, он крутил его и ворчал от удовольствия. Днем он подошел к небольшому ручью. Камни вокруг поросли мхом, лягушки бросились во все стороны, когда он остановился напиться из сложенных рук. Оглядевшись и почувствовав себя в безопасности, Кунта решил немного передохнуть. Он уселся на берегу и полез в карман. Вытащив кусок сушеного кроличьего мяса, он размочил его в ручье, положил в рот и принялся жевать. Он сидел на мягкой, пружинистой земле. Вокруг раздавалось только кваканье жаб, стрекот насекомых и птичий щебет. Он ел и слушал, и следил, как солнечные лучи пробиваются сквозь густые кроны деревьев, отбрасывая золотые отблески на зеленый мох. Он твердил себе, что правильно поступил, что не стал бежать так долго и упорно, как раньше, потому что усталость делает его легкой добычей.

Потом Кунта бежал весь день, остановился для молитвы на закате и побежал дальше, пока не спустилась ночь. Темнота и усталость заставили его остановиться на ночлег. Лежа на постели из листьев и травы, он решил, что позже обязательно устроит себе шалаш из веток, как в ююо в Африке. Заснул он быстро, но несколько раз за ночь его будили москиты, а вдали раздавалось звериное рычание – хищники и здесь находили свою добычу.

С первыми лучами солнца Кунта, быстро поточив нож, двинулся дальше. Спустя какое-то время вышел к тропе, где явно ходили люди. Хотя было видно, что тропой давно не пользовались, он все же нырнул в лес. Кунта забирался все глубже и глубже в чащу, прорубая дорогу ножом. Несколько раз видел змей, но на ферме тубобов он узнал, что они не нападают, если их не напугать и не загнать в угол, поэтому просто давал им уползать. Иногда ему казалось, что он слышит собачий лай, и содрогался от ужаса. Собачьего нюха Кунта опасался больше, чем людей.

Несколько раз в течение дня Кунта забирался в такие заросли, что кое-где не мог проложить себе путь даже ножом, и тогда приходилось возвращаться и искать другую дорогу. Дважды он останавливался, чтобы поточить нож – лезвие тупилось очень быстро. Когда нож не стал лучше и после заточки, Кунта понял, что толстые ветки и прочный кустарник стали для него слишком тяжелым испытанием. Он снова остановился на отдых, съел немного кролика и ежевики, выпил воды с листьев растений. Ночь он провел у другого ручья, провалившись в сон, стоило ему лишь преклонить голову. Он не слышал криков животных и ночных птиц, не обращал внимания даже на зудение москитов, которые так и слетелись на его потное тело.

На следующее утро Кунта стал размышлять, куда идти дальше. Раньше он об этом не думал. Поскольку он не знал, куда шел, то не представлял, где находится. В конце концов решил, что нужно держаться подальше от любых людей – хоть черных, хоть тубобов – и двигаться на восход. В детстве он видел карты Африки. Большая вода располагалась с запада, поэтому он понимал, что дойдет до океана, если будет двигаться на восток. Но теперь он задумался, что может произойти, даже если его не поймают. Как пересечь большую воду, даже если удастся сделать лодку? Как добраться до другого берега? Даже если знать путь, это будет слишком тяжело. Кунта всерьез испугался. Между молитвами он постоянно касался пальцами амулета-сафи – даже на бегу.

Той ночью, когда он лежал под кустами, Кунта думал о величайшем герое мандинго, воине Сундиате. Он тоже был хромым рабом, и африканский хозяин обращался с ним очень жестоко. Сундиата сбежал и прятался на болотах. Там он собрал вокруг себя других беглецов, и их армия сумела победить всех врагов и создать огромную империю мандинго. Проснувшись на четвертый день, Кунта подумал, что, может быть, ему тоже удастся встретить других беглых африканцев в землях тубобов. Может быть, им так же, как ему, хочется снова коснуться ногами родной земли. Может быть, их окажется достаточно много, чтобы построить или украсть большое каноэ. И тогда…

Мечты Кунты прервал ужасный звук. Он замер на месте. Нет, это невозможно! Но ошибки не было: он слышал собачий лай. Он метнулся в кусты, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Скоро он так устал, что рухнул без сил. Кунта сидел очень тихо, сжимая в руках свой нож и прислушиваясь. Но вокруг царила тишина – только пение птиц и стрекот насекомых.

Неужели он действительно слышал собак? Мысль эта мучила его. Он не понимал, кто его худший враг – тубобы или собственное воображение. Он не мог позволить себе верить, что собак не было, поэтому снова принялся бежать. Безопасность сулило только движение. Но вскоре ему пришлось снова отдыхать – он был измучен не только безумной гонкой, но и страхом. Он на мгновение закроет глаза, а потом двинется дальше.

Кунта очнулся в поту и судорожно поднялся. Вокруг было темно! Он проспал целый день! Кунта потряс головой, пытаясь понять, что его так сморило. И тут он услышал это снова: лай собак раздавался гораздо ближе, чем раньше. Вскочил и бросился бежать так стремительно, что лишь через несколько минут вспомнил, что забыл свой длинный нож. Он метнулся назад, но заблудился в густом кустарнике. Чувствовал, что нож где-то совсем рядом, но сколько бы ни шарил вокруг, нож ему не попадался.

Лай становился все громче. Желудок у Кунты свело от страха. Если он не найдет нож, его снова схватят – или убьют. Продолжая ощупывать землю вокруг себя, он схватил большой камень размером примерно с кулак. С отчаянным стоном отшвырнул его в сторону и кинулся в густой кустарник.

Всю ночь как одержимый Кунта бежал в глубь леса. Спотыкался, падал, запутывался в лианах, но останавливался лишь для того, чтобы перевести дух. Но собаки не отставали. Их лай раздавался все ближе и ближе. И вот после рассвета он увидел их за спиной. Кошмар снова повторился. Он не мог больше бежать. На небольшой поляне Кунта прижался спиной к дереву и приготовился к схватке – правой рукой он сжимал толстый сук, который отломил еще на бегу, в левой крепко держал камень.

Собаки бросились на Кунту, но он обрушил на них свою дубинку с такой яростью, что они отступили и спрятались, продолжая лаять и рычать. И тут появились двое тубобов на лошадях.

Кунта никогда не видел этих людей. Молодой тубоб держал ружье. Старший остановил его, сошел с лошади и направился к Кунте, спокойно раскручивая длинный черный хлыст.

Кунта стоял с диким видом. Он весь дрожал, в памяти мелькали лица тубобов в роще, на большом каноэ, в тюрьме, там, где его продали, на ферме, в лесу, где его ловили, избивали, пороли и трижды ранили. Когда тубоб отвел руку с кнутом назад, готовясь к удару, рука Кунты метнулась вперед с такой силой, что сам он пошатнулся. Камень вылетел из пальцев.

Кунта услышал крик тубоба. Потом пуля просвистела над ухом, и собаки бросились на него. Он катался по земле, отбиваясь от них. Краем глаза видел, как лицо тубоба заливает кровь. Кунта рычал, как дикий зверь. Тубобы отозвали собак и пошли к нему, держа его на прицеле. По их лицам он понял, что сейчас умрет, но ему не было до этого дела. Один из тубобов кинулся вперед и схватил его, а другой стал бить его прикладом. Но, чтобы удержать Кунту, потребовалась вся их сила. Он извивался, боролся, стонал и кричал на арабском и мандинго, но в конце концов его скрутили. Тубобы прижали его к дереву, сорвали с него одежду, разорвали ее и крепко привязали его за пояс. Кунта напрягся, готовясь к тому, что сейчас его забьют до смерти.

Но вдруг тубоб с окровавленным лицом остановился. Губы его странно скривились, почти в улыбке. Он что-то хрипло сказал молодому. Молодой усмехнулся и кивнул. Он вернулся к своей лошади и достал охотничий топор с короткой ручкой, который был пристегнут к седлу. Тубоб срубил сухое дерево и ткнул им в Кунту.

Тубоб с окровавленным лицом стал жестикулировать. Он указал на фото Кунты, потом на свой охотничий нож, потом на ногу Кунты, а потом на топор. Кунта понял. Он завыл и забился, но получил еще один удар по голове. Внутренний голос кричал ему, что у настоящего мужчины должны быть сыновья. Руки Кунты метнулись к фото, прикрывая его. Тубобы злобно усмехались.

Один из них подсунул ствол сухого дерева под правую ступню Кунты. Второй привязал ее так туго, что, как Кунта ни бился, освободиться ему не удалось. Тубоб с окровавленным лицом поднял топор. Кунта закричал и забился, когда топор взлетел вверх и опустился, разрубая кожу, сухожилия, мышцы и кости. Кунта слышал, как топор врезался в дерево. Вспышка боли была безумной. Он дернулся вперед, руки его опустились, словно пытаясь схватить часть ступни, которая падала на землю. Из обрубка красным фонтаном забила кровь. И настала чернота.