Глава 104
С отъездом Цыпленка Джорджа удача отвернулась от массы Ли. Его финансовое положение продолжало ухудшаться. Сначала он приказал Джорджу-младшему ухаживать за петухами так же, как это делал его отец. Но к концу всего третьего дня масса обнаружил, что поилки молодых петушков пусты. Осыпая ругательствами и угрозами неуклюжего и медлительного Джорджа-младшего, мистер Ли прогнал его. Заменил его на птичнике девятнадцатилетний Льюис. Теперь, готовясь к оставшимся боям сезона, массе Ли приходилось большую часть работы выполнять самому – Льюис просто ничего не знал. Он сопровождал массу на местные бои. В такие дни вся семья собиралась вечером послушать новости.
Льюис постоянно говорил, что птицы массы большую часть боев проигрывают. Через какое-то время люди стали открыто говорить, что Том Ли пытается занимать деньги, чтобы делать ставки.
– Мало кто хочет разговаривать с массой. От него отмахиваются и бегут как от чумы.
– Чума и есть, – сказала Матильда. – Все знают, что теперь он беден.
– Белая шваль – он всегда таким и был, – резко произнесла сестра Сара.
Рабы знали, что масса Ли стал сильно пить. Он прикладывался к бутылке почти каждый день, между ссорами с миссис Ли.
– Этот старик никогда еще не был так зол! – как-то вечером говорила мисс Малица собравшимся на дворе ниггерам. – Он бродит по дому, орет и шипит как змея! Бросается на миссис, стоит ей лишь посмотреть на него. А когда он уезжает, она целыми днями плачет и слышать не хочет про его петухов!
За время, прошедшее с отъезда Джорджа, Матильда совершенно обессилела от слез и молитв. Она посмотрела на дочерей-подростков и шестерых сильных, взрослых сыновей – трое из них уже женились, и у них были дети. Потом ее взгляд вернулся к кузнецу Тому – словно она хотела, чтобы он что-то сказал. Но заговорил не Том, а Лили Сью, беременная жена Верджила – она жила на плантации Карри и приехала их навестить. В голосе ее явственно слышался страх:
– Я не знаю вашего массу так же хорошо, как вы, но чувствую, что он собирается сделать что-то ужасное – для всех нас…
Повисла тяжелая тишина. Никто не решался высказать свои предчувствия – по крайней мере, вслух.
На следующее утро после завтрака мисс Малица прибежала из кухни большого дома в кузницу.
– Масса велел седлать его лошадь и привести ее ко входу, Том, – пробормотала она со слезами на глазах. – И поспеши, потому что он только что страшно разругался с бедной старой миссис.
Том, не говоря ни слова, привел оседланную лошадь и привязал ее к столбу. Он уже собирался возвращаться в кузницу, когда в дверях показался масса Ли. Лицо его побагровело от выпивки. С трудом взгромоздившись на лошадь, он пустил ее в галоп.
Из полуоткрытого окна до Тома доносились рыдания миссис Ли. Казалось, сердце ее разрывается. Смутившись, Том поспешил через задний двор в кузницу и принялся затачивать старый плуг. И тут снова появилась мисс Малица.
– Том, – сказала она, – похоже, масса пытается себя прикончить! Он ведет себя как раньше, а ведь ему уже почти восемьдесят.
– Хотите знать правду, мисс Малица? – ответил Том. – Думаю в конце концов ему это удастся!
Масса Ли вернулся ближе к вечеру. Вместе с ним приехал еще один белый. Мисс Малица из кухни и Том из кузницы видели, что они не спешиваются и не идут в большой дом, чтобы освежиться и выпить – хотя все гости всегда поступали именно так. Масса со своим гостем направились к птичнику. Примерно через полчаса Том и мисс Малица увидели, что гость быстро скачет назад, один, держа под мышкой перепуганную курицу. Том вышел из кузницы и успел заметить ярость и злобу на лице всадника.
Тем вечером черные, как всегда, собрались под каштаном, и Льюис рассказал им, что случилось.
– Я услышал, как кто-то скачет, и решил, что масса хочет дать мне новую работу, а у меня и без того дел было достаточно. Поэтому я спрятался за кустами, откуда все видно и слышно.
Они долго торговались, а потом сошлись на сотне долларов за курицу, высиживающую яйца. Гость отсчитал деньги, масса пересчитал их и положил в карман. А потом они разругались, потому что гость сказал, что яйца тоже входят в сделку. А масса начал кричать как безумный! Он побежал, схватил курицу и собственной ногой растоптал все яйца! Они стали драться, а потом гость схватил курицу, вскочил на лошадь и заорал, что свернул бы массе шею, если бы он не был таким глубоким стариком!
Беспокойство черных нарастало с каждым днем. По ночам почти никто не спал. Все боялись того, что сулит им следующий день. Летом и осенью 1855 года после каждой дикой выходки массы, при каждом его отъезде и возвращении, все невольно обращали взгляды на двадцатидвухлетнего кузнеца Тома, словно ища у него поддержки. Но Том ничего не мог сделать. К ноябрю, который выдался довольно холодным, с шестидесяти пяти акров удалось собрать хороший урожай хлопка и табака. Все знали, что это можно продать за приличные деньги. В субботу на закате Матильда дождалась, когда кузницу покинет последний клиент, и поспешила к сыну. По выражению лица матери Том сразу понял, что она что-то задумала.
– Что случилось, мамми? – спросил он, заливая огонь в печи.
– Я вот что подумала, Том. Вы шестеро уже совсем взрослые. Ты не самый старший, но я твоя мамми и точно знаю, что у тебя самая разумная голова. Ты еще и кузнец, а они простые работники в поле. Похоже, тебе придется стать главой семьи, пока твоего отца нет дома… вот уже восемь месяцев… – Матильда запнулась, но потом все же добавила: – Пока он не вернется.
Том был изумлен. Всю жизнь он был самым сдержанным и незаметным в семье. Хотя и он, и его братья родились и выросли на плантации массы Ли, он никогда не был близок с ними – отчасти потому, что несколько лет провел в обучении у кузнеца, а вернулся уже взрослым мужчиной. Он жил в собственной хижине при кузнице, а братья его работали в поле. Но он мало общался с Верджилом, Эшфордом и Джорджем-младшим по другим причинам. Верджилу исполнилось уже двадцать шесть. Он все свободное время проводил на соседней плантации со своей женой Лили Сью и недавно родившимся сыном Урией. Двадцатипятилетнего Эшфорда Том всегда недолюбливал. Они старались избегать друг друга. В последнее время Эшфорд был особенно мрачен. Он хотел жениться, но масса его девушки категорически это запретил, назвав Эшфорда «спесивым ниггером». Двадцатичетырехлетний Джордж-младший стал настоящим толстяком. Он ухаживал за кухаркой с соседней плантации, вдвое его старше, и все подтрунивали над ним, что он ищет не жену, а того, кто сможет его прокормить.
Слова Матильды о том, что она видит в нем главу семьи, удивили Тома еще больше, поскольку она явно хотела, чтобы он стал их посредником в общении с массой Ли. Но Том сознательно старался свести все общение с хозяином к минимуму. С того момента, когда было куплено оборудование для кузницы, масса проникся уважением к сдержанному, работящему Тому, явно знающему свое кузнечное дело. Поток клиентов в кузницу плантации Ли не иссякал. За работу Тома они расплачивались с массой в большом доме, и каждое воскресенье хозяин выдавал Тому два доллара.
Том вообще не любил много разговаривать с кем бы то ни было. Чаще всего он был погружен в собственные мысли. Никто и не догадывался, что уже два года Том обдумывает слова отца о возможностях, открывающихся перед свободными черными на Севере. Он все чаще думал о том, что семье не следует пытаться скопить деньги, чтобы выкупить свою свободу, а нужно тщательно спланировать бегство на Север. Впрочем, от этой идеи пришлось отказаться – бабушке Киззи было уже за шестьдесят, а сестре Саре и мисс Малице, которых он тоже считал своей семьей, перевалило за семьдесят. Он чувствовал, что эти трое быстрее всех согласятся бежать, но сильно сомневался, что кто-то из них переживет столь рискованное и тяжелое испытание.
Недавно Том подумал, что потери массы на последних петушиных боях оказались гораздо больше, чем он всем говорит. Том внимательно следил за массой. Он заметил, что масса Ли с каждым днем и каждой опустошенной бутылкой становится все более вялым, осунувшимся и старым. Но самым тревожным сигналом стало то, что, по словам Льюиса, масса продал не меньше половины своих петухов, которых разводил почти полвека, тщательно подбирая и скрещивая самых лучших.
Настало Рождество. Наступил новый 1856 год. Тяжелая тоска охватила не только черных, но и всю плантацию. Ранней весной к большому доме подъехал другой всадник. Поначалу мисс Малица приняла его за очередного покупателя петухов. Но заметив, что масса встречает его совсем не так, насторожилась. Масса улыбался, говорил о пустяках. Он приказал Джорджу-младшему накормить и напоить лошадь и поставить ее в конюшню на ночь, а затем приветливо проводил гостя в дом.
Еще до того как мисс Малица начала подавать ужин в большом доме, черные собрались под каштаном, исполненные страха.
– Что это за человек?
– Я никогда его прежде не видел!
– Масса в последнее время себя так не вел.
– Что его сюда принесло?
Все с тревогой ждали появления мисс Малицы.
– При мне они ни о чем таком не говорили, – сказала она. – Наверное, все дело в старой миссис. Но все равно, мне не нравится, как выглядит этот тип! Я много таких видела – глазки бегают, а сам притворяется!
Черные пристально следили за окнами большого дома. По движению ламп стало ясно, что миссис Ли покинула мужчин в гостиной и поднялась к себе в спальню. Лампа в гостиной все еще горела, когда последние черные сдались и разошлись по хижинам, страшась утра.
Матильда отозвала кузнеца Тома в сторону еще до завтрака.
– Том, у меня не было времени вечером поговорить с тобой наедине, да и пугать всех до смерти не хотелось. Но Малица слышала, что массе нужно платить по закладным на дом, а она отлично знает, что у них нет ни пенни! Я нутром чую, что этот белый – торговец ниггерами!
– Я тоже, – просто ответил Том и замолчал. – Мамми, может быть, у другого массы нам будет лучше? Конечно, если мы сможем остаться вместе – вот что меня тревожит больше всего.
Из хижин стали выходить другие, и Матильда быстро убежала, чтобы никого не тревожить этим разговором.
Миссис Ли сказала мисс Малице, что у нее болит голова и завтракать она не будет. Масса и его гость плотно поели, а потом стали прогуливаться по двору, оживленно беседуя. Они обошли весь дом, хозяйственный двор и дошли до кузницы, где Том накачивал самодельные меха. Желтые искры летели из печи, где нагревались два плоских листа железа, из которых он собирался сделать дверные петли. Несколько минут мужчины стояли и наблюдали, как Том длинными щипцами хватает красные листы железа и кидает на наковальню. Он умело прижал их к пруту, закрепленному на наковальне, сформировал проем для петель и проделал три отверстия для винтов. Потом взялся за холодный короткий резец и любимый самодельный молоток весом в четыре фунта. Придавая петлям форму, заказанную клиентом, он словно не замечал присутствия наблюдателей.
– Он хороший кузнец, на мой взгляд, – как бы невзначай заметил масса Ли.
Его гость что-то согласно буркнул. Обойдя всю кузницу, он изучил образцы работ, свисавшие с гвоздей и крючков, а потом обратился прямо к Тому:
– Сколько тебе лет, парень?
– Скоро будет двадцать три, сэр.
– А сколько у тебя детей?
– Я еще не женат, сэр.
– Такому большому и крепкому парню не нужна жена, чтобы заделать детей!
Том ничего не ответил, подумав о том, сколько детей белых мужчин живут теперь в хижинах рабов.
– Может быть, ты из религиозных ниггеров?
Том чувствовал, что мужчина пытается разговорить его не без причины – почти наверняка приценивается к нему, чтобы купить. Он ответил, стараясь говорить спокойно:
– Думаю, масса Ли сказал вам, что мы здесь живем семьей: моя мамми, бабушка, братья и сестры. Мы все верим в Господа и знаем Библию, сэр.
Мужчина подозрительно прищурился:
– И кто же из вас читает Библию остальным?
Том не собирался говорить зловещему незнакомцу, что и бабушка его, и мамми умеют читать.
– Мы все росли, слушая Писание, и теперь многое помним наизусть, сэр.
Мужчина явно расслабился и вернулся к прежней теме:
– Как думаешь, справишься с кузницей на большой плантации?
Том чуть было не взорвался, почувствовав, что вопрос о его продаже уже решен. Но ему нужно было убедиться, что и семья его тоже является частью сделки. Гнев его достиг предела, но он все же сдержался:
– Сэр, мы все можем выращивать урожай и делать все, что нужно на плантации…
Масса и его гость, не говоря больше ни слова, направились к полям. И тут из кухни прибежала мисс Малица.
– Что они говорили, Том? Миссис от меня глаза прячет!
Стараясь сдержаться, Том ответил:
– Похоже, мисс Малица, он собирается продать, может быть, всех нас, а может, только меня одного.
Мисс Малица заплакала. Том осторожно погладил ее по плечу:
– Мисс Малица, не нужно плакать! Я уже говорил мамми, что на новом месте может быть лучше, чем здесь…
Но как Том ни старался, старая кухарка плакать не перестала.
Вечером все вернулись с поля мрачными и подавленными. Женщины не переставали плакать. Все пытались рассказать, как масса и его гость наблюдали за ними за работой и чужак задавал всем вопросы. Никто не сомневался, что речь идет о продаже.
Ночью, когда трое белых из большого дома не могли слышать криков ужаса и страдания из хижин рабов, семнадцать черных дали волю своему горю. Уже не только женщины, но и мужчины хватали и обнимали друг друга, понимая, что могут расстаться навсегда. Все неудержимо плакали.
– Господи, защити нас от этого зла! – с пронзительными криками молилась Матильда.
На следующее утро Том позвонил в утренний колокол с тяжелым предчувствием.
Старая мисс Малица проковыляла мимо него к большому дому – пора было готовить завтрак. Но уже через десять минут она вернулась к хижинам. Лицо ее было залито слезами.
– Масса велел никому никуда не ходить. Когда он закончит завтракать, все должны собраться здесь…
Напуганные черные собрались, где было приказано. Даже старого и больного дядюшку Помпея вынесли из хижины…
Масса Ли и его гость вышли из-за дома. По нетвердой походке массы все поняли, что он напился еще сильнее, чем обычно. Белые остановились в четырех ярдах перед собравшимися черными. Масса заговорил – громко, зло и невнятно.
– Вы, ниггеры, всегда суете нос в мои дела, так что для вас не новость, что эта плантация доживает последние дни. Вы стали тяжким грузом, и я больше не могу его нести. Я собираюсь продать этому джентльмену…
Раздались крики горя и ужаса. Второй мужчина сделал резкий жест рукой:
– Молчать! Я уже сыт этим по горло со вчерашнего вечера! – Он внимательно смотрел на черных, пока они не успокоились. – Я не простой работорговец. Я представляю самую крупную и лучшую фирму в этом деле. У нас есть отделения в Ричмонде, Чарлстоне, Мемфисе и Новом Орлеане – и корабли для перевозки ниггеров…
Матильда не смогла сдержаться и выкрикнула:
– Вы продаете нас всех, масса?
– Я велел молчать! Все узнаете в свое время! Скажу вам, что ваш масса – истинный джентльмен, как и замечательная леди из большого дома, что все глаза выплакала из-за ваших черных шкур. Они могли бы получить больше денег, продавая вас по отдельности, намного больше! – Он бросил взгляд на всхлипывающих Киззи-младшую и Мэри: – Вы, девки, уже можете рожать младенцев, и стоили бы по четыреста долларов. – Он перевел взгляд на Матильду: – Хотя ты довольно стара, но мне сказали, ты умеешь готовить. На Юге хорошая кухарка стоит двенадцать-пятнадцать сотен. – Торговец посмотрел на Тома: – Цены выросли, и за такого хорошего кузнеца нетрудно получить двадцать пять сотен, а то и три тысячи, если кто-то захочет сделать на тебе бизнес, как здесь. – Он обвел глазами пятерых братьев Тома, которым было от двадцати до двадцати восьми лет. – Да и вы, полевые жеребцы, могли бы стоить от девяти сотен до тысячи по отдельности. – Торговец помолчал, чтобы произвести наибольший эффект. – Но вам, ниггеры, чертовски повезло! Ваша миссис настояла на том, чтобы вас продали всех вместе, и масса согласился с ней!
– Спасибо, миссис! Спасибо, Иисус! – воскликнула бабушка Киззи.
– Слава Богу! – пронзительно выкрикнула Матильда.
– МОЛЧАТЬ! – сердито рявкнул торговец. – Я изо всех сил пытался их переубедить, но мне не удалось. А у меня есть покупатели – табачная плантация недалеко отсюда! Рядом с железнодорожной компанией Северной Каролины, в округе Аламанс. Им нужна семья ниггеров, которые не будут причинять хлопот, не попытаются бежать и все такое… И которые все умеют… Вас не выставят на аукцион. Мне сказали, что вас не придется заковывать и никаких проблем вы мне не причините! – Он холодно посмотрел на черных: – Итак, с этого момента вы все – мои ниггеры, пока я не доставлю вас на место. Даю вам четыре дня на сборы. В субботу утром мы поедем в округ Аламанс на повозках.
Первым опомнился Верджил:
– А как же моя жена Лили Сью и ребенок на плантации Карри? Вы их тоже покупаете, сэр?
– А наша бабушка? – спросил Том. – А сестра Сара, мисс Малица и дядюшка Помпей? Они тоже поедут с нами?
– Нет! – отрезал торговец. – Я не собираюсь покупать каждую девку, с которой спал какой-то ниггер, только чтобы он не чувствовал себя одиноким! А эти старухи еле ходят, не то чтобы работать! Их никто не купит! Но мистер Ли достаточно добр – он позволил им остаться здесь.
Снова раздались восклицания, рыдания, стоны. И тут бабушка Киззи подскочила прямо к массе Ли и буквально выплюнула ему в лицо:
– Ты выслал собственного сына, а теперь разлучаешь меня с внуками!
Масса Ли быстро отвел глаза, бабушка Киззи осела на землю. Молодые, крепкие руки подхватили и поддержали ее. Старая мисс Малица и сестра Сара кричали буквально в унисон:
– Они – это вся моя семья, масса!
– И моя, масса! Мы пятьдесят лет прожили вместе!
Дряхлый дядюшка Помпей просто сидел, не в силах подняться. Слезы струились по его щекам. Он смотрел куда-то в пустоту, и губы его шевелились в беззвучной молитве.
– МОЛЧАТЬ! – снова рявкнул торговец. – Последнее предупреждение! Вы быстро узнаете, что я умею обращаться с ниггерами.
Том нашел взглядом массу Ли и посмотрел ему прямо в глаза, а потом хрипло произнес:
– Масса, нам жаль, что от вас отвернулась удача. Мы знаем, что вы ни за что не продали бы нас…
Масса Ли посмотрел на него почти с благодарностью, но быстро опустил глаза. Расслышать его слова было трудно.
– Я ничего не имею против всех вас, парень… Вы все были хорошими ниггерами. И почти все вы родились и выросли на моей плантации.
– Масса, – осторожно начал Том, – если в округе Аламанс не примут наших стариков, вы позволите мне купить их у вас? Этот человек сказал, что они много не стоят, а я заплачу вам хорошую цену. Я буду на коленях умолять нового массу дать мне больше работы, может быть, для железной дороги. И мои братья тоже будут работать, сэр… – Том почти умолял, слезы струились по его щекам. – Масса, мы будем отправлять вам каждый заработанный цент, пока не выплатим все за бабушку и этих троих. Они для нас больше, чем просто семья. Мы всегда жили вместе, и мы так хотим остаться вместе, масса…
Масса Ли окаменел. Но потом все же сказал:
– Хорошо! Давайте мне по триста долларов за каждого и забирайте! – И пока все не начали кричать, рявкнул: – Молчать! Они останутся здесь, пока деньги не будут у меня в руках.
Среди стонов и слез Том громко сказал:
– Мы ожидали от вас большего, масса, если вспомнить все…
– Забирай их, торговец! – крикнул мистер Ли, развернулся на каблуках и зашагал к большому дому.
В охваченной горем деревне рабов бабушку Киззи утешали все, даже старая мисс Малица и сестра Сара. Бабушка сидела в кресле-качалке, которую сделал для нее Том. Все обнимали, целовали ее, утирали ей слезы и проливали на нее собственные. Плакали все.
Но бабушка откуда-то нашла силы и смелость хрипло выкрикнуть:
– Не плачьте! Мы все – Сара, Малица, я и Помпей – будем ждать Джорджа! Он скоро вернется – его же отправили на два года. Если у него не будет денег, чтобы выкупить нас, то Том и вы, мальчики, уже накопите достаточно…
Эшфорд залился слезами:
– Да, бабушка, мы обязательно накопим!
Она слабо улыбнулась ему, потом всем остальным.
– Ничего, все образуется… У вас будут дети. Если я не увижу их, не забудьте рассказать им о моих родителях, о мамми Белл и африканском паппи Кунте Кинте! Он будет прапрадедом для ваших детей! Слушайте меня! Расскажите им обо мне, о моем Джордже и о себе тоже! О том, как мы оказались у разных масс. Расскажите детям обо всем – они должны знать, кто мы такие!
– Мы расскажем…
– Мы никогда не забудем, бабушка.
Бабушка Киззи вытерла слезы тем, кто стоял рядом.
– А теперь ТИХО! Все будет хорошо! Тихо, говорю вам! Вы обязательно вытащите меня отсюда!
Прошло четыре дня. Те, кому суждено было уехать, собирали вещи. И вот настало утро субботы. Ночью почти никто не спал. Не в силах сказать ни слова, они пожимали друг другу руки, обнимались и со страхом ждали восхода. Наконец прибыли повозки. Один за другим уезжавшие подходили обнять тех, кто оставался.
– А где дядюшка Помпей? – спросил кто-то.
– Бедный старик сказал мне, что не вынесет этого… – ответила мисс Малица.
– Я побегу поцеловать его! – воскликнула Киззи-младшая и кинулась к хижине.
И тут же они услышали ее крик:
– О НЕТ!
Даже те, кто уже поднялся на повозки, спрыгнули и бросились за ней. Старик сидел в своем кресле. Он был мертв.
