5.2. Романько О.В. Военно-политический коллаборационизм на территории Крыма

Важной составляющей нацистcкой оккупационной и национальной политики являлось привлечение населения оккупированных советских территорий к сотрудничеству.

После нападения Германии на СССР определенное количество советских граждан оказались перед дилеммой: оставаться ли верными правящему режиму. Со временем, главным образом на оккупированных территориях, этот «кризис лояльности» трансформировался в коллаборационизм с оккупантами. Такие настроения, в той или иной степени, имели место среди всех социальных слоев и среди всех народов Советского Союза. Не был в данном случае исключением и Крымский полуостров, где проблема «кризиса лояльности» и последовавшего за ним коллаборационизма приняла довольно разнообразные формы.

В советской исторической литературе всех, кто сотрудничал с военно-политическими структурами нацистской Германии, было принято изображать только с негативной стороны и одновременно крайне упрощенно. Это, естественно, не способствовало пониманию такого общественно-политического явления, как коллаборационизм. В реальности оно было намного сложнее и на всем протяжении своего существования зависело от целого ряда факторов, которые оказывали на него то или иное влияние. Другой крайностью, свойственной, например, западной историографии, можно назвать попытки поставить советский коллаборационизм в один ряд с похожими явлениями, которые имели место в оккупированной нацистами Европе.

Понятие «коллаборационизм» можно определить следующим образом: это добровольное, осознанное и намеренное сотрудничество с нацистским военно-политическим руководством на территории Германии или оккупированных ею стран, с целью установления или укрепления нового административно-политического режима. Исходя из сфер такого сотрудничества, принято выделять административную, политическую, военную, экономическую, культурную и бытовую разновидности коллаборационизма. А к наиболее активным относить три первые разновидности. Таким образом, административный коллаборационизм – это работа в органах так называемого местного самоуправления, организованных при поддержке оккупантов. Политический коллаборационизм – участие в деятельности всевозможных советов и комитетов, созданных с целью получения власти и влияния на политику оккупантов. Наконец, военный коллаборационизм – это служба в силовых структурах нацистской Германии (Вермахт, войска СС и полиция).

Распоряжение Городского управления Феодосии домовладельцам о контроле над населением (23 ноября 1941 г.)

Приказ Городского управления Феодосии о переселении крымчаков в отдельную часть города (декабрь 1941 г.)

Нарукавная повязка для лиц, которые находились на вспомогательной службе в Вермахте.

Между коллаборационизмом советских и европейских граждан есть много схожего. Тем не менее, и это следует подчеркнуть, советский коллаборационизм был, по сути, продолжением событий Гражданской войны 1918–1920 годов, а его предпосылками послужили особенности общественно-политического развития предвоенного СССР. Среди них прежде всего следует назвать репрессии, коллективизацию, религиозные притеснения и т. п. К предпосылкам, повлиявшим на появление коллаборационизма, также следует отнести и такие, которые имели более глубокий характер и складывались на протяжении более длительного исторического периода. Среди них наиболее существенными являлись национальные противоречия. В годы революции и Гражданской войны произошло их значительное обострение, выведшее национальный вопрос из культурной сферы в политическую. Поэтому за двадцать послереволюционных лет национальные противоречия могли быть только внешне урегулированы советской властью и имели значительный конфликтогенный потенциал. К началу 1940-х годов эти предпосылки привели к тому, что в определенной части общества оформились стойкие протестные настроения, вылившиеся в ряде случаев в повстанческое движение.

Все перечисленное можно назвать внутренними предпосылками. Однако были еще внешние факторы, которые также сыграли свою роль. К таким факторам можно отнести немецкие геополитические планы по поводу Советского Союза, деятельность антисоветской эмиграции и ее место в рамках этих планов. После начала Великой Отечественной войны к ним прибавилось еще два существенных фактора: особенности немецкого оккупационного режима в том или ином регионе СССР и положение на фронтах.

Начиная с ноября 1941 года оккупационная администрация на территории Крыма стала также привлекать к сотрудничеству местное население, поскольку не могла обойтись одними немецкими кадрами в сфере управления или обеспечения безопасности. В целом этот процесс укладывался в вышеуказанные рамки, однако были и свои особенности, связанные прежде всего с полиэтничностью Крымского полуострова.

В административной сфере это проявлялось в создании и функционировании органов так называемого местного самоуправления (сельских, районных и городских управлений). Их, соответственно, возглавляли: старосты, начальники районных или городских управлений. Эти органы создавались сразу же по установлении на данной территории немецкой военной или гражданской администрации. В политическом отношении они были абсолютно пассивны и бесправны. А их руководители полностью подчинялись соответствующим немецким чиновникам – окружным или городским комиссарам. Если же такие органы самоуправления создавались в зоне действия военной администрации, то их руководители подчинялись шефам полевых или местных комендатур.

В руках начальника районного управления находилось общее руководство районом. Он нес ответственность за все подчиненные ему местные учреждения и хозяйство, должен был обеспечивать «покой и порядок» на подведомственной территории, бороться с проявлениями саботажа, диверсиями, неподчинением оккупационным властям, организовывать изъятие продукции для нужд Германии и удовлетворять потребности подразделений Вермахта, которые были расквартированы на территории его района. Руководитель района назначался и увольнялся с должности по предложению полевой комендатуры, командующего тыловым районом армии или группы армий, а в генеральном комиссариате – коменданта местной комендатуры или окружного комиссара. Структура районного управления предусматривала такие основные отделы: общего управления, вспомогательной полиции, школ и культурных учреждений, охраны здоровья, ветеринарный, финансовый, строительства, промышленности, снабжения и обеспечения рабочей силой. Со временем появился еще один отдел – пропаганды. Их руководители назначались обычно начальником районного управления по согласованию с местным военным или гражданским немецким начальником.

Следующей по значению фигурой органов местного самоуправления был бургомистр. В данном случае этот термин имел два значения: руководитель общинного управления (обычно бывший советский сельсовет, состоявший из нескольких сел) и руководитель городского управления, которые подчинялись начальнику соответствующего районного управления.

Для своей территории задачи бургомистра были абсолютно те же, что и у начальника районного управления для района. Таким же был порядок назначения и увольнения с занимаемой должности. Аппарат бургомистра состоял из тех же отделов, что и районное управление. Например, глава Симферопольского городского управления имел в своем подчинении следующие отделы: организационный, хозяйственный, общественного питания, культуры (с подотделами школы, искусства, религии и записей актов гражданского состояния), технический, финансовый, врачебно-санитарный и вспомогательной полиции.

Низшей инстанцией местного самоуправления было сельское управление, во главе которого стоял староста. Последнего, как правило, назначал бургомистр общины. Практическая работа сельских управлений сводилась иногда к обычной бухгалтерской рутине. Однако в большинстве случаев, и это характерно для Крыма, вследствие трудностей со связью и, главное, активным сопротивлением населения оккупационной политике, работа в селах часто выходила за рамки предусмотренного объема. Дела сельского управления требовали зачастую приложения таких усилий, что в большинстве районов немцам пришлось выплачивать старостам зарплату. Сначала же они работали на общественных началах. Староста со своим помощником, бухгалтером и подчиненными управлению полицейскими должен был проводить в жизнь все распоряжения немецкой администрации, бургомистра и начальника районного управления. В их задачи входила регистрация прибывших, учет местного населения, сбор налогов, обеспечение поставок для частей Вермахта, предоставление рабочей силы, гужевого транспорта, квартир для воинских подразделений и многое другое.

Как правило, на должности начальников местного самоуправления всех уровней назначались люди, которые уже зарекомендовали себя «политически благонадежными» и активными пособниками оккупантов. При назначении эти лица должны были пройти проверку полиции безопасности и СД (в гражданской зоне) или тайной полевой полиции (в военной зоне). Однако и в дальнейшем все эти люди продолжали находиться под наблюдением тех или иных немецких органов. Что же касается комплектования исполнительного аппарата управлений, то немцы старались набрать в них сотрудников, которые были уже знакомы с работой таких органов. Поэтому нет ничего удивительного, что в отделах тех или иных управлений осталось работать много бывших советских служащих, которые в целом ряде случаев продолжали сочувствовать советской власти.

Карта административно-территориального устройства генерального округа «Крым» (по состоянию на 1 сентября 1941 г.)

Создаваемые немцами органы местного самоуправления должны были, в принципе, быть нейтральными в политико-идеологическом плане. Единственной идеологией, которая признавалась возможной для сотрудников самоуправления, был антикоммунизм в нацистском понимании, со всеми вытекающими из этого атрибутами (например, антисемитизм и т. п.). Одной из составляющих процесса создания самоуправления была местная инициатива. Как правило, в таком случае их формировали идейные противники советской власти, а не подобранные немцами лица. Нет необходимости говорить, что эти органы самоуправления имели значительные отличия от органов, созданных немецкими инстанциями. И главное из них – та идеология, которая была положена в основу работы этих органов.

Как известно, и для Российской империи, и для Советского Союза основным условием их выживания как государств было правильное решение национального вопроса. События Гражданской войны 1918–1922 годов ярко показали, что любой внутренний конфликт приобретает здесь не только политико-идеологическую, но и национальную окраску. Более того, своя, окрашенная в национальные цвета, идеология является для участников этого конфликта основой для борьбы за политическую власть или социальное освобождение.

Этого не могли не понимать нацисты, для которых национальный вопрос в Советском Союзе стал одним из ключевых еще до подготовки плана «Барбаросса». Однако и здесь, как и в случае с оккупационной политикой, у германского военно-политического руководства не было единой концепции. В целом такая полярность мнений просуществовала на протяжении всей войны и привела к тому, что в каждом из оккупированных регионов каждая ветвь немецкой оккупационной администрации имела «свое» национальное движение. И если эта администрация была полностью доминирующей, она поддерживала, конечно, в определенных пределах, «своих» националистов, а другие национальные движения преследовала наравне с коммунистическим подпольем. Зачастую представители доминирующего движения, которые занимали все ответственные посты в администрации и полиции, с неменьшим рвением уничтожали своих конкурентов. Если же в немецких силах наблюдался паритет, а взаимоотношения проживавших на этой территории народов были отягощены национальными или религиозными противоречиями, то гражданское противостояние приобретало здесь формы жестокой обоюдной резни, со всеми вытекающими отсюда последствиями (для Второй мировой войны классическим примером такого хода события является Югославия).

Уже самим фактом того, что здесь действовало несколько типов немецкой оккупационной администрации и проживало значительное количество разных народов, Крым был просто обречен стать таким регионом, где коллаборационизм неминуемо принимал этнические формы. Естественно, что не все народы, проживающие на полуострове, могли претендовать на выражение своей национальной идеи. Поэтому основными из них оказались крымские татары, украинцы и русские, как наиболее многочисленные.

Для нерусских народов организациями, где они пытались развивать свою политическую активность, стали так называемые национальные комитеты. Из немецких документов известно, что с зимы 1941-го и в 1942 году на полуострове появились крымско-татарские, армянские, болгарские, украинские и другие комитеты. Эти комитеты создавались одновременно с органами самоуправления, но не являлись параллельной им властью (хотя многие националисты и претендовали на это). В принципе, они не являлись властью вообще, даже в том урезанном виде, какой имели районные, городские и сельские управления. Это были представительные органы, так как их основной задачей являлось отстаивание интересов данной национальной группы (или влияние на членов этой группы в нужном оккупантам направлении). Культурные, религиозные, экономические, но ни в коем случае не политические интересы. Еще одним их отличием от органов местного самоуправления, подчиненных военной администрации, было то, что вся их деятельность направлялась и контролировалась полицией безопасности и СД. Далее. Финансирование органов местного самоуправления происходило за счет собранных с населения налогов (т. е. из оккупационного бюджета). Национальные комитеты должны были содержаться в целом на средства, собранные от деятельности подведомственных ему культурных учреждений (например, театров, музыкальных ансамблей и т. п.), а также за счет добровольных пожертвований. Какой-либо предпринимательской деятельностью членам комитета заниматься запрещали. Наконец, о том, что эти организации не могли дублировать местное самоуправление, свидетельствует также и тот факт, что руководителями последнего могли быть представители любой населявшей Крым этнической группы. Приведем только несколько фактов. Например, 6 ноября 1941 года было создано Симферопольское городское управление, начальником которого назначили М.Н. Каневского – русского по национальности. Позднее его перевели на должность бургомистра Ялты. 15 декабря 1941 года начальниками, соответственно, Феодосийского городского и районного управлений стали русский В.С. Грузинов и украинец Н.И. Андржеевский. Позднее Грузинова сменил белорус И.С. Харченко. Но эти назначения нисколько не говорят о том, что немцы при создании органов самоуправления отдавали предпочтение, допустим, русским, украинцам или белорусам. Так, вторым человеком в Симферопольском городском управлении – начальником его отдела вспомогательной полиции стал болгарин Средов, а начальником отдела культуры там же работала крымская татарка Ф. Болатукова. Членом же национального комитета мог быть представитель только определенной национальности.

Армянские добровольцы Вермахта на территории Крыма (1943 г.).

В целом ни одна из этнических групп на территории Крыма не смогла получить для своего комитета сколько-нибудь серьезный политический статус. Наиболее скромные результаты были у симферопольского украинского комитета, членам которого даже не удалось создать свои филиалы в других городах и районах полуострова – его деятельность, крайне неудачная, так и ограничилась столицей Крыма. Относительно успешно действовали болгарский и армянский национальные комитеты: они имели представительства почти во всех крупных городах Крымского полуострова, а их активность была более разносторонней, чем у украинцев: от влияния на религиозные и культурные вопросы до помощи оккупантам в наборе добровольцев для коллаборационистских формирований. Крымско-татарские национальные комитеты, наоборот, смогли добиться от нацистов больше, чем все остальные подобные организации вместе взятые.

Армянские добровольцы Вермахта на территории Крыма (1943 г.).

Успех или неуспех национальных комитетов зависел от понимания реалий оккупации и умения в них ориентироваться. В данном случае эти навыки наиболее рельефно отразилась на деятельности крымско-татарских и украинских комитетов, а также, отчасти, на политической активности русского населения.

Нападение гитлеровской Германии на Советский Союз вызвало значительное оживление в кругах антисоветской эмиграции. Многие ее представители надеялись, что нацисты, разгромив большевиков, поделятся с ними своей властью на оккупированных территориях. Правда, действительность оказалась намного сложнее, чем думали эмигранты. Крымско-татарское национальное движение за рубежом также не осталось в стороне от этих процессов. Его лидеры попытались создать свои политические организации, которые планировались как инструмент в борьбе за влияние на немецкую «восточную» политику. Их история имеет много схожего с историей аналогичных организаций других национальных групп антисоветской эмиграции. Тем не менее именно сотрудничество крымско-татарских националистов с военно-политическим руководством нацистской Германии как в капле воды отразило все противоречия его «восточной политики», в частности по отношению к такому явлению, как коллаборационизм. Наконец, нельзя обойти вниманием и тот факт, что это сотрудничество интересно с точки зрения использования нацистами исламского фактора в своей оккупационной политике на территории СССР.

После окончания Гражданской войны в России некоторая часть крымско-татарских антикоммунистов была вынуждена отправиться в эмиграцию. Там они осели в Польше, Румынии и Турции, где продолжали заниматься политической деятельностью. Надо сказать, что даже по сравнению с другими национальными группами эмигрантов деятельность эта была довольно вялой и без серьезных акций. Единственным проектом, в котором участвовали лидеры крымско-татарского национального движения, являлась так называемая организация «Прометей» (конец 1920-х – 1930-е гг.). Это детище польской разведки объединяло в своих рядах представителей эмиграции нерусских народов и занималось в основном пропагандой.

Из-за такой «незаметности» крымско-татарская эмиграция и ее лидеры остались вне поля зрения нацистов. Ни до, ни после прихода к власти последних их связи не прослеживаются. Не сотрудничали крымско-татарские активисты и с немецкой военной разведкой – Абвером, что тогда являлось общим «грехом» для многих эмигрантских политических деятелей. Более того, один из влиятельнейших националистов и участник нескольких крымских антибольшевистских правительств Джафер Сейдамет был настроен даже явно антинацистски. И с началом Второй мировой войны его мнение только укрепилось. Даже проживая в Турции, Сейдамет сохранял симпатии к польскому эмигрантскому правительству в Лондоне, с которым он поддерживал тесные связи со времен упоминавшегося «Прометея». Нападение Германии на Советский Союз вызвало у Сейдамета двойственное чувство. С одной стороны, он продолжал оставаться на своих антинацистских позициях. С другой стороны, вся пронемецкая политическая активность, которой стала вскоре заниматься крымско-татарская эмиграция, проходила явно с его молчаливого одобрения.

Джафер Сейдамет (справа) и Абдулла Сойсал

А началась она довольно рано. Так, уже в октябре 1941 года несколько крымско-татарских эмигрантов написали меморандум во Внешнеполитический отдел нацистской партии, руководителем которого являлся Альфред Розенберг. В этом меморандуме они, со ссылками на татарско-германское сотрудничество 1918 года, излагали свое видение будущей судьбы Крымского полуострова. В их планах он должен был стать союзным Германии татарским государством.

В ноябре 1941 года пронемецки настроенный турецкий генерал Хюсню Эркилет обратился с письмом к послу Германии в Турции Францу фон Папену, в котором попросил дать въездную визу двум крымско-татарским политическим активистам – проживавшим соответственно в Турции и Румынии Эдиге Кырымалу (бывшему члену «Прометея») и Мустеджибу Улькюсалю. В своем письме турецкий генерал так охарактеризовал их: «Это весьма надежные люди. Прошу послать их обоих в Крым и использовать там в общих германо-турецких интересах. Они не владеют немецким языком, но хорошо говорят по-русски». В декабре 1941 года оба активиста прибыли в Берлин, где попытались вступить в контакт с властями. Всего между Кырымалом и официальными представителями Германии состоялось несколько встреч, в ходе которых обсуждалось множество вопросов. Главный из которых – будущая судьба независимого Крыма. Крымско-татарские националисты просили немецких чиновников дать гарантии, что такая независимость, в принципе, возможна, но так ничего вразумительного и не добились. Кроме этого, Кырымал и Улькюсаль попытались получить разрешение на посещение лагерей военнопленных на территории южной Украины и в Крыму, где могли содержаться крымские татары. В этом немцы отказали сразу, сославшись на карантин. Правда, позднее, и с разрешения Розенберга, им удалось побывать в Польше, Литве и Белоруссии, где мусульманское население также было весьма многочисленным. Еще одним результатом поездки в Берлин стало то, что этим эмигрантам, пусть и неофициально, удалось заложить основы для будущего представительства крымских татар в Германии.

Эдиге Кырымал (справа).

В декабре 1941 года на территории оккупированного Крыма начался процесс создания мусульманских комитетов. При их создании декларировалось, что руководство и члены этих комитетов будут отстаивать интересы крымских татар перед лицом новой власти, помогать неимущим и возрождать мусульманскую духовность. Однако на деле эти организации стали главными помощниками оккупантов в борьбе с партизанами. Через них шла вербовка добровольцев в крымско-татарские коллаборационистские формирования и психологическая обработка населения. Мусульманские комитеты были созданы во всех крупных городах и районах Крыма. Интересно, что немцы запретили создавать главный комитет, который бы являлся руководящей инстанцией для всех остальных. Но столичный, симферопольский комитет во главе с Джемилем Абдурешидовым выполнял такие функции негласно. Вся деятельность этих организаций протекала под полным контролем шефа крымской полиции безопасности и СД, который настоятельно рекомендовал их руководителям заниматься только хозяйственными и гуманитарными вопросами и всячески избегать политики. Однако на практике это не всегда получалось, что приводило к конфликтам между крымско-татарскими националистами и оккупантами. Явно был нужен посредник, на роль которого и претендовали берлинские эмигранты.

Однако весь 1942 год прошел у Кырымала в решении организационных вопросов и укреплении позиций крымско-татарского представительства. За это время произошли значительные изменения. Улькюсаль покинул своего соратника и вернулся в Румынию. Поэтому Кырымалу срочно пришлось искать себе нового заместителя. Весной 1942 года им стал еще один эмигрант – Абдулла Сойсал. Помимо этого, берлинское представительство выросло количественно: теперь в его составе было уже двенадцать человек. Стали более ясными и ближайшие цели, которые эта группа ставила перед собой. Во-первых, Кырымал собирался добиваться облегчения участи крымско-татарских военнопленных и «восточных рабочих», вывезенных в Германию. Во-вторых, берлинское представительство вынашивало проекты по изменению демографической ситуации в Крыму. Чтобы увеличить процент татарского населения, Кырымал и его люди планировали осуществить перемещение на полуостров мусульманского населения из Литвы, Белоруссии и Румынии. Наконец, в-третьих, следовало наладить связь с татарской общественностью на территории Крыма.

Зная эти цели берлинского представительства, немцы более года запрещали его членам посещать полуостров. И первым, кто выступал категорически против таких поездок, был генеральный комиссар Альфред Фрауэнфельд. Его очень беспокоили политические амбиции берлинских эмигрантов. Также ему явно не нравились их переселенческие планы, поскольку, как уже говорилось выше, Фрауэнфельд был одним из главнейших сторонников будущей германизации полуострова. Тем не менее в июле 1942 года он был вынужден сообщить Кырымалу, что признает его «штаб, как полномочное представительство крымских татар», но не более чем в сфере экономических и гуманитарных вопросов. Следует сказать, что на согласие Фрауэнфельда повлияла позиция профессора Герхарда фон Менде, который в Министерстве по делам оккупированных восточных областей занимался тюркскими и кавказскими народами, и, как и его шеф Розенберг, считался большим другом всех, кого «угнетал русский империализм».

Северокавказские добровольцы Вермахта (1942 г.)

В ноябре 1942 года Кырымал и его соратники получили наконец разрешение приехать в Крым. Целью их визита была встреча с представителями крымско-татарской общественности. Поэтому уже 16 декабря, после согласования этого вопроса с местным начальником полиции безопасности и СД, берлинская делегация провела совместное заседание с членами Симферопольского мусульманского комитета. Кырымал и его коллега Абдул-Халим Балич информировали актив комитета о работе своего представительства и сообщили о полученном разрешении на переселение в Крым 25 тыс. татар. Причем 600 из них, главным образом сельскохозяйственные и технические специалисты, были уже наняты и готовы к переезду. Руководство комитета полностью одобрило деятельность берлинского штаба и признало его руководящую роль. А оба докладчика были избраны членами этой организации.

Амет Озенбашлы

Это заседание можно назвать огромным тактическим успехом Кырымала и его команды. Теперь они могли с полным правом говорить немцам, что представляют не только эмигрантов, но и весь крымско-татарский народ: большой «плюс», которым еще не могло похвастаться ни одно из национальных представительств. Эта поездка и ее результаты привели к тому, что теперь «Восточное министерство» de jure подтвердило то, что фактически уже существовало. Штаб Кырымала был признан единственным представителем интересов крымско-татарского народа и стал теперь официально именоваться Крымско-татарский национальный центр. Это произошло в январе 1943 года. А уже в ноябре того же года при министерстве был создан специальный Крымско-татарский отдел (Krimtataren Leitstelle), руководитель которого доктор Рихард Корнельсен должен был давать указания Кырымалу и его людям.

Давая разрешение на создание Крымско-татарского национального центра, Розенберг полагал, что члены этой организации будут строго следовать немецким инструкциям и проявлять инициативу только в рамках дозволенного. Тем не менее Кырымал практически сразу начал действовать самостоятельно, часто ставя своих берлинских покровителей перед лицом свершившихся фактов. В результате это привело к целой серии конфликтов между различными немецкими инстанциями. И первый из таких конфликтов возник на почве взаимоотношений двух центров национального движения – в Крыму и Берлине.

Еще до приезда Кырымала на полуостров, в апреле 1942 года, группа руководителей Симферопольского мусульманского комитета (Джемиль Абдурешидов, Ильми Керменчиклы и Гжик Аппаз) разработала новый устав и программу деятельности этой организации. В целом эта программа предполагала создание татарского государства под протекторатом Германии, формирование своей армии и выборы национального парламента. Эти документы были поданы на рассмотрение в Берлин, однако их утверждения не произошло.

Пропагандистские плакаты, направленные против советских партизан.

После установления контакта с берлинским центром лидеры Симферопольского мусульманского комитета попытались еще раз поднять вопрос о политическом статусе Крыма. И эта вторая попытка связана с именем Амета Озенбашлы – знаковой фигурой крымско-татарского национального движения периода Русской революции. Война застала Озенбашлы в Павлограде, где он проживал в ссылке, работая врачом-невропатологом. Летом 1942 года несколько представителей симферопольского комитета навестили Озенбашлы. Как нетрудно догадаться, их целью было пригласить его в Крым. И националисты, и немцы (с разрешения которых была предпринята эта поездка) понимали, что, пожалуй, во всем СССР нет больше такого влиятельного крымско-татарского лидера. При этом и члены комитета, и оккупанты преследовали совершенно разные цели. Последние хотели воспользоваться авторитетом Озенбашлы среди крымских татар и тем самым как бы освятить свою политику на полуострове. По их замыслам, призыв к сотрудничеству с немцами со стороны такого человека не оставил бы равнодушным ни одного крымского татарина. Националисты, в принципе, хотели того же, но совершенно для противоположных целей: с помощью такого авторитетного лидера, каким являлся Озенбашлы, они надеялись получить от немцев больше политических свобод. Правда, по свидетельствам современников, этот опальный политический деятель был принципиальным противником сотрудничества с оккупантами в той форме, в какой это ему предлагалось. Поэтому он особенно и не спешил в Крым. Члены комитета и немцы настаивали. Чтобы как-то успокоить их, а заодно и проверить степень немецкой готовности идти на уступки, Озенбашлы в ноябре 1942 года написал свой меморандум, в котором изложил программу сотрудничества между Германией и крымскими татарами. В этом меморандуме он, помимо всего прочего, потребовал признать последних коренным народом на полуострове и народом-союзником Германии. Чтобы исправить вековую несправедливость, всем крымским татарам, которые находились в изгнании, разрешалось возвращение на родину. Те же, кто уже проживал в Крыму, могли получить обратно свои земельные наделы, отобранные в период коллективизации. Но главное, чего добивался Озенбашлы, было создание религиозного и национального центра, который бы пользовался доверием у народа. Автор меморандума считал, что немцы просто обязаны согласиться с его требованиями, так как свои права крымские татары уже давно оплатили кровью, пролитой за Германию в 1917–1918 и 1941–1942 годах.

В феврале 1943 года этот меморандум при помощи Кырымала был передан во все основные немецкие инстанции, которые занимались «восточной политикой». Берлинские татары приложили массу усилий, чтобы этот документ прочитало как можно больше чиновников. Правда, результат оказался нулевым. Не стал меморандум известен и на территории Крыма. Местный начальник полиции безопасности и СД счел «более благоразумным» не распространять его на полуострове. Правда, складывается впечатление, что Озенбашлы сам добивался для своего документа именно такой судьбы. И дальнейшие события показали это очень хорошо.

В августе 1943 года Озенбашлы все-таки приехал в Крым. И здесь его планы направить крымско-татарский народ по некоему «третьему пути» приобрели более конкретные очертания. Находясь в Бахчисарае по случаю празднования Курбан-байрама (октябрь 1943 г.), Озенбашлы получил приглашение от местного мусульманского комитета выступить с речью перед собравшимся народом. И члены этого комитета, и присутствовавшие на собрании немцы думали, что он будет призывать татар к полному сотрудничеству с Германией. Однако на деле получилось иначе. Хоть и в завуалированной форме, Озенбашлы призвал крымских татар думать прежде всего о своих национальных правах. От позиции же, которую занимали коллаборационисты из комитетов, он в целом предостерег. Известно, что после собрания Озенбашлы домой уже не вернулся: опасаясь репрессий со стороны СД, он тайно выехал в Одессу, которая находилась в зоне румынской оккупации, а оттуда – в Румынию. Здесь этот политик оставался до конца войны, когда был арестован советскими органами безопасности.

История с Озенбашлы закончилась ничем, и ничего хорошего, кроме обострения отношений крымско-татарских националистов с германской военной администрацией на полуострове, не принесла. Однако она была не единственной причиной такого обострения. В октябре 1943 года руководству крымской полиции безопасности и СД попал в руки некий документ, подготовленный группой членов Симферопольского мусульманского комитета. Это была программа, которая представляла собой варианты действий крымско-татарских националистов на случай того, проиграет или выиграет войну гитлеровская Германия. В целом рассматривались такие варианты:

• Германия явно выходит победителем в войне. Тогда следует помогать ей всеми силами, а после окончания войны просить предоставить Крыму независимость;

• Германия победит в войне, но выйдет из нее обессиленной. В этом случае также следует помогать ей, а после войны уже не просить, а требовать независимости. При этом инструментом давления должны стать крымско-татарские коллаборационистские формирования;

• войну выигрывает Англия. В связи с этим в дело должен вступить упоминавшийся Джафер Сейдамет, ко мнению которого могли прислушаться в Лондоне. При таком развитии событий Сейдамет переезжал в Крым и уже оттуда должен был просить о предоставлении Крыму независимости. Разумеется, этот вариант мог осуществиться только в том случае, если бы на территории полуострова оставались немецкие войска или если бы его заняли англичане;

• наконец, Турция вступает в войну на стороне Англии, и они совместно разбивают Германию. В этом случае Сейдамет опять вступал в дело, но уже с другими требованиями: как и выше, он должен был добиваться независимости Крыма, но с условием передачи его под протекторат Турции.

Следствие показало, что эту программу подготовили активисты, близкие к Озенбашлы, который относительно недавно покинул полуостров. И, разумеется, доверия к крымско-татарским националистам со стороны оккупационной администрации он не добавил. В результате, как сообщал один из партизанских разведчиков, в последние два месяца оккупации большинство районных татарских комитетов практически не функционировали. И даже Симферопольский мусульманский комитет состоял фактически только из одного человека – «спекулянта» Абдурешидова. Хотя в комитете на тот момент числилось еще 11 членов, ни один из них участия в его работе не принимал. Следует сказать, что «лейтмотивом» этого разведдонесения были следующие слова: «В настоящее время в Крыму нет такого человека, который пользовался бы авторитетом среди татар».

Эрих фон Манштейн

Людольф фон Альвенслебен

Эрвин Йенеке

Еще одна конфликтная ситуация возникла из-за действий Кырымала, направленных на спасение крымско-татарского националистического актива. Наступал 1944 год, и все понимали, что рано или поздно Красная Армия освободит полуостров. Поэтому, чтобы как-то приободрить местных коллаборационистов, Кырымал сообщил им, что после ухода Вермахта все крымские татары будут эвакуированы со всем своим имуществом. Это заявление он согласовал только с Корнельсеном, совершенно «забыв» поставить в известность другую заинтересованную сторону – штаб генерал-полковника Эрвина Йенеке. Реакция на такую оплошность последовала незамедлительно. Йенеке обратился к своему непосредственному начальнику – командующему группой армий «А», и попросил его довести до сведения подчиненных Розенберга следующую информацию: по всем вопросам эвакуации из Крыма необходимо обращаться исключительно в военные инстанции. Запрашивать об этом следует, сохраняя по возможности строгую секретность, и не делать из этой чисто военной акции пропагандистского мероприятия.

Тем не менее, в конце концов, Кырымалу удалось договориться об эвакуации 60 активистов. Часть из них стала сотрудничать с Крымско-татарским национальным центром, который до мая 1945 года продолжал действовать в Берлине. Еще около 2 тыс. (в основном бойцы полицейских формирований) были вывезены морем после начала боев за Крым и размещены в Румынии. Впоследствии на основе этого контингента нацисты создали Татарскую горно-егерскую бригаду войск СС.

Украинские националисты всегда стремились овладеть Крымом. И стремление это не было случайным. Уже перед войной их лидеры вполне обоснованно считали, что «только тот, кто будет здесь господином и будет иметь свободный путь через Босфорские ворота к мировым путям, тот будет хозяином Черного моря и юга Восточной Европы». Кроме того, экспедиция на полуостров была любимым пропагандистским проектом всех украинских националистических организаций, реализовать который они попытались после нападения нацистской Германии на СССР.

Надо сказать, что украинский национализм на тот момент не представлял собой единого целого. С февраля 1940 года его главная структура – Организация украинских националистов (ОУН) – была расколота на два враждующих крыла: ОУН С. Бандеры и ОУН А. Мельника. Осенью 1941 года появилась еще одна, довольно влиятельная группировка – «Полесская сечь» атамана Т. Бульбы-Боровца. В 1942–1943 годах бандеровцы и бульбовцы сформировали свои вооруженные силы – Украинскую повстанческую и Украинскую народную революционную армии. Обе армии создавались и действовали в западной и центральной Украине, достигая в определенные периоды весьма внушительных размеров. На востоке этой советской республики и тем более в Крыму такого количества сторонников у националистов никогда не было. Поэтому свое влияние здесь они попытались установить иначе.

Внедрением украинской национальной идеи должны были заниматься так называемые «Походные группы ОУН», укомплектованные выходцами из Галиции. Целью этих структур являлось проникновение в восточную и южную Украину вплоть до Кубани, которую, к слову, националисты также считали своей территорией. По ходу следования их члены собирались заниматься пропагандой, а также проникать в создаваемые немцами органы местного самоуправления и полицию с целью их последующей украинизации. Походные группы держались обычно в тылу наступающих немецких войск и непосредственно на линию фронта старались не попадать. Их члены действовали очень скрытно, часто под видом переводчиков при воинских частях, в качестве личного состава рабочих команд или сотрудников «экономических штабов». Организацией таких групп занимались как мельниковцы, так и бандеровцы. И те и другие создали свои «Южные походные группы ОУН».

Мельниковцы смогли дойти только до Николаева. А вот бандеровская южная группа под руководством З. Матлы продвинулась намного дальше. Интересно отметить, что руководство ОУН придавало настолько важное значение южному направлению, что специально отозвало Матлу из Вены, где он являлся руководителем местной ячейки бандеровцев. Примерно осенью 1941 года в составе его группы была создана «Походная подгруппа «Крым», перед которой поставили задачу проникнуть на полуостров, дойти до Симферополя и создать здесь подполье. В первых числах ноября это удалось сделать семерым бандеровцам под руководством уроженца Тернопольщины С. Тесли. При этом трое из них остались в Джанкое, а остальные во главе со своим «провидныком» отправились в столицу Крыма. Здесь они планировали внедриться в создаваемую немцами администрацию и полицейские структуры, а в идеале – возглавить их. Правда, события приняли несколько иной оборот, чем ожидали бандеровцы.

В конце ноября 1941 года немецко-румынские войска завершили оккупацию Крымского полуострова. Практически вся его территория за исключением Севастополя была включена в систему «нового порядка», как зона ответственности командующего войсками Вермахта в Крыму. Началось создание органов оккупационной администрации, а также тех структур, которые должны были регулировать повседневную жизнь местного населения. Крым – это многонациональный регион. Поэтому и организация подобных структур носила здесь, как говорилось выше, этнический характер. В случае с украинской общиной события развивались следующим образом.

1 июля 1942 года комендант Симферополя издал распоряжение, где указывалось: «Все украинцы, которые живут в городе, но которые почему-то зарегистрированы как русские, могут обратиться с прошением в комиссию при Главном управлении полиции Симферополя. Личности, украинская национальность которых будет доказана, получат новые паспорта с верно указанной национальностью». Вскоре была создана специальная комиссия, которая занялась исправлением паспортов. По некоторым данным, за относительно недолгий период были внесены изменения в почти 4 тыс. документов.

Далее. На том основании, что теперь они наконец «нерусские», представители местной украинской интеллигенции решили создать свою общественную организацию. С этой идеей они обратились к немецким властям. Немцы идею одобрили, в результате чего 27 сентября 1942 года в Симферополе появился отдельный Украинский национальный комитет. Для создания необходимой материальной базы новому комитету передали Бюро помощи украинскому населению, которое за четыре месяца до этого было организовано при Симферопольском городском управлении.

Украинский комитет представлял собой небольшую организацию и состоял всего из пяти членов. Его председателем был назначен Н. Шапарь, который по совместительству являлся сотрудником Симферопольского городского управления. Там же он получал и свою зарплату. Остальные четверо работали на общественных началах и отвечали каждый за определенную сферу общественной «украинской жизни». Так, пропагандой, школами и библиотекой занимался В. Шарафан, торгово-производственным сектором, магазином «Консум» и мастерскими – Е. Колесниченко, санитарной частью заведовал врач Исаев, а материально-бытовой – Н. Цишкевич.

Эта организация старалась объединить вокруг себя «сознательных украинцев», однако столкнулась с вполне объяснимыми трудностями. Украинцев в Крыму было мало, а тех, кто поддерживал комитет, – еще меньше. Поэтому, чтобы дело «украинизации» шло успешнее, руководители комитета открыли специальный «украинский магазин» – «Консум» – и объявили, что только украинцам там будут выдавать муку и другие продукты. Интересно, что материальные блага сыграли в этом смысле гораздо большую роль, чем пропаганда национальной идеи. «Из-за этого в украинцы записывались люди, которые сами и отцы которых никогда не видели земель Украины и которым при других обстоятельствах и в голову бы не пришло обратиться в украинцев», – вспоминал очевидец этих событий. То есть паспорта менялись по вполне объяснимым причинам.

Остальные достижения комитета были гораздо скромнее. В 1942 году в Симферополе некоторое время работала украинская начальная школа. Была попытка открыть автокефальную церковь, но из-за сопротивления верующих она провалилась. Как событие большого значения «местная украинская общественность» отмечала постановку оперы «Запорожец за Дунаем», которая 2 июня 1942 года шла в украинском музыкально-драматическом театре. К слову, просуществовал этот театр недолго и был закрыт немцами за связь некоторых его актеров с бандеровцами.

Пропагандистский плакат на тему боевого содружества немецких солдат и «восточных» добровольцев.

«Полиция в боевых акциях». Немецкий пропагандистский плакат. Восточный фронт.

Деятельность комитета носила исключительно культурный и экономический характер, а об участии в решении каких-либо политических вопросов не могло быть и речи. Поэтому к середине 1943 года эта организация влачила жалкое существование, а ее члены никого, кроме себя самих, не представляли.

И украинский комитет, и магазин, и театр были вполне легальными организациями, состояли из местных жителей и действовали с разрешения оккупантов. Бандеровцы, которые проникли на полуостров, никакой ведущей и самостоятельной роли в них не играли. Правда, один из них – Г. Вольчак – работал в упоминавшемся магазине. Что же касается бандеровского «провидныка» С. Тесли, то он вообще не участвовал в деятельности комитета, держался от него в стороне и никак себя не проявлял. В феврале 1943 года Теслю арестовали немцы и подгруппа «Крым» фактически распалась.

При этом будет небезынтересным отметить, что связи с ОУН пытались установить некоторые представители крымских татар. После того как в 1943 году в Крым просочились сведения о переселенческих планах нацистов (выселить всех – поселить немцев), крымско-татарские националисты стали искать себе новых союзников. Часть из них, по словам самих бандеровцев, выступила за тесное сотрудничество с ОУН, вплоть до признания Крыма автономной частью будущей «соборной Украины». Однако эта позиция не нашла отклика у основной массы крымско-татарских националистов, которые делали ставку на поддержку со стороны Германии. По их мнению, отношения с ОУН на данном этапе войны могли только скомпрометировать национальное движение в глазах немецкого военно-политического руководства.

В целом все попытки украинских националистов (как легальных, так и нелегальных) украинизировать полуостров были весьма и весьма скромными. Так, весной 1942 года один из бандеровских подпольщиков сообщал вышестоящему руководству, что «украинцы в Крыму представлены не лучшим образом… Они, в общем, перепуганы, без инициативы».

Равнодушие или испуг местного украинского населения играли, конечно, существенную роль. Но это был не единственный фактор, который помешал создать на территории Крыма реальное бандеровское подполье. Парадоксально, но факт – немцы очень негативно относились к деятельности неподконтрольных им националистических организаций. Всех, кто пытался проводить свою политику, даже с антибольшевистских позиций, они жестоко преследовали. Это во-первых. Во-вторых, Крым был однозначно признан сферой интересов Германии, ни с кем другим делиться властью на полуострове нацисты не собирались. Наконец, в-третьих, в своей национальной политике в Крыму они опирались совершенно на другие этносы: на крымских татар и немного (и недолго) русских, о чем более подробно будет сказано ниже. В целом эти факторы и обусловили то, что те националисты, которые проникли на полуостров, были уничтожены самими немцами. В феврале 1942 года они, например, расстреляли всех бандеровцев, которые пытались закрепиться в Джанкое. В апреле 1944 года в симферопольской тюрьме убили «провидныка» Теслю. Зато немцы вполне лояльно относились к тем националистам, которые полностью признавали их верховенство и не играли в политику. То есть тех, кто встал на путь полного коллаборационизма.

Процесс развития русского национального движения на полуострове можно условно поделить на два этапа: до и после марта 1943 года. До этого момента оно не было единым ни в идейном, ни в организационном плане, а представляло собой конгломерат групп, исповедующих антикоммунизм и некоторые основы традиционной российской идеологии. Иногда дореволюционного образца. С марта 1943 года ситуация меняется коренным образом. Прежде всего это связано с так называемым Власовским движением, которое с осени 1942 года стало важным фактором, повлиявшим на изменения в немецкой оккупационной и национальной политике.

Как известно, это движение было неразрывно связано с именем бывшего генерал-лейтенанта Красной Армии А.А. Власова, который в июле 1942 года попал в плен к немцам на Волховском фронте. Находясь в лагере военнопленных, Власов согласился сотрудничать с некоторыми представителями германского военно-политического руководства, которые не одобряли национальную политику господствующей нацистской верхушки. В свою очередь, пленный советский генерал намеревался получить от них поддержку в деле «освобождения России от большевиков», став чем-то вроде «советского генерала де Голля». Однако немцы посчитали, что на данном этапе генерал Власов будет выгоден им не как «военно-политический союзник», а как инструмент психологической войны против СССР. И одним из первых шагов в этом направлении стала разработка листовки «Обращение Русского комитета к бойцам и командирам Красной Армии, ко всему Русскому народу и другим народам Советского Союза», которая была напечатана в Берлине 27 декабря 1942 года. В этой листовке, получившей пропагандистское название «Смоленского манифеста» (подразумевалось, что именно там, в России, она и была написана), провозглашалось создание нового правительства – Русского комитета и его вооруженных сил – Русской освободительной армии (РОА).

Фактически это «правительство» являлось фигурой пропаганды, а его несколько членов во главе с председателем – генералом Власовым – ничем не руководили. Не существовало в реальности и такой армии, как РОА – так с весны 1943 года немецкие пропагандисты стали собирательно называть части Вермахта, укомплектованные русским персоналом. Тем не менее сама листовка имела некоторый успех, и прежде всего на оккупированных советских территориях. Поэтому германское командование приняло решение более активно использовать пленного советского генерала и его сторонников в пропагандистских целях, положив начало так называемой «акции Власова». Одним из результатов этой акции явилась организация в феврале 1943 года координационного центра, который должен был, как вспоминал один из участников этих событий, «изучать политические и психологические проблемы Русского освободительного движения» – так стали называть всех сторонников Власова. К марту 1943 года центр разросся в крупную школу по подготовке пропагандистов для «восточных» формирований Вермахта, которая по месту своего расположения получила название «Дабендорф».

Личный состав одного из отрядов крымско-татарской самообороны. Крым. Зима, 1941–1942 гг.

Первая власовская листовка – «Смоленский манифест» – получила сравнительную известность только в средней полосе России и практически осталась неизвестной на юге, тем более в Крыму. О бывшем советском генерале на территории полуострова заговорили в связи со следующим по времени пропагандистским шагом немцев – появлением открытого письма Власова «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом?» (18 марта 1943 г.). Именно этому документу, в котором он рассказывал «о своей жизни и своем опыте в СССР», объяснял причины, «побудившие его начать войну против сталинского режима», Власов был обязан своей популярностью в некоторых слоях населения.

В.И. Мальцев.

В Крыму первым на это письмо публично отреагировал бургомистр Ялты В.И. Мальцев, человек трагической и вместе с тем интересной судьбы. Кадровый военный и полковник ВВС, он в 1937 году был назначен начальником Главного управления Гражданского Воздушного Флота Средней Азии и Закавказья. Менее чем за год это управление вышло на первое место во всесоюзном масштабе. По этой причине, а также за выдающиеся заслуги в области гражданского воздухоплавания Мальцева представили к высокой награде – ордену Ленина. Однако получить орден он не успел. 11 марта 1938 года полковник Мальцев был арестован органами НКВД по обвинению в антисоветской деятельности. После 18-месячного заключения в ашхабадской тюрьме его освободили, реабилитировали, а затем назначили начальником санатория «Аэрофлот» в Ялте. На этой должности Мальцев находился с 1 декабря 1939 года и вплоть до вступления в город немецких войск.

«По занятии германскими войсками города, – вспоминал позднее Мальцев, – я в полной военной форме явился к германскому командованию и объяснил причины, побудившие меня остаться». После небольшого допроса он предложил немцам свои услуги по организации отряда для борьбы с Красной Армией. Однако немецкий комендант поступил несколько неожиданно. Выслушав Мальцева, он назначил его бургомистром Ялты. Интересно, что находясь на этом посту, бывший советский летчик пытался вернуть город к нормальной жизни, чем заслужил уважение в определенных кругах местного населения. И, конечно, – серьезное доверие немцев.

Тем не менее Мальцев был прежде всего военным, и его деятельность не ограничивалась только работой в органах самоуправления. Так, обладая незаурядным ораторским талантом, он выступал с речами в различных городах Крыма, призывая население объединиться для борьбы со Сталиным и большевизмом. Особенно большой успех имели выступления Мальцева в городских театрах Симферополя и Евпатории.

Продолжая далее работать в сфере пропаганды, Мальцев, по заказу штаба 11-й полевой армии, написал свои воспоминания, отрывок из которых был процитирован выше. По сути, его книга – «Конвейер ГПУ», – в котором он делился тяжелым опытом пребывания в ашхабадской тюрьме, являлась первой на территории СССР работой, посвященной сталинским репрессиям. Воспоминания были написаны в первой половине 1942 года, а уже в июле этого же года – опубликованы отделом пропаганды штаба 11-й армии. За свою работу Мальцев даже получил гонорар – 500 марок. Книга оказалась настолько удачной, что немецкие пропагандисты широко использовали ее не только в Крыму, но и на других оккупированных советских территориях.

В декабре 1942 года Мальцев был вызван в штаб Восточных добровольческих частей, который находился в Симферополе. Здесь ему было поручено приступить к созданию коллаборационистских формирований из местного населения. За очень короткий период Мальцев организовал шесть небольших отрядов, которые предназначались для борьбы с советскими партизанами.

В марте 1943 года Мальцев прочитал «Открытое письмо» генерала Власова, которое произвело на него огромное впечатление. Ему показалось, что немцы наконец поменяли свою «восточную политику» и дают антисоветским силам возможность создать свой политический центр и собственные вооруженные силы для борьбы с коммунистами. Как и многие другие в то время, Мальцев ошибался и не знал, что немцы использовали имя бывшего советского генерала исключительно в пропагандистских целях. Тем не менее он начал действовать.

Весной 1943 года Мальцев окончательно решил присоединиться к Власовскому движению и подал рапорт о своем переводе в распоряжение Русского комитета. Позднее, 4 июня, в органе Симферопольского городского управления газете «Голос Крыма» был опубликован его ответ на письмо Власова. Ответ был написан также в форме открытого письма и озаглавлен «Борьба с большевизмом – наш долг». В этом письме Мальцев рассказывал, как он прошел путь от «коммунизма к борьбе с ним» и призывал всех коммунистов последовать его примеру, отдав все силы на благо русского народа, то есть поддержать Власова и РОА. «Я, не колеблясь ни одной минуты, с радостью присоединяюсь к Вашему призыву… – писал Мальцев в своем открытом письме. – Надо положить конец чудовищному преступлению Сталина, продолжающему гнать на смерть миллионы людей… Будем драться за свободную счастливую обновленную Россию без эксплуататоров и палачей. За тесное содружество двух великих наций! За нашу совместную победу с Германским народом!».

18 июня 1943 года, через две недели после опубликования этого письма, «Голос Крыма» сообщила об открытии при содействии Мальцева первого вербовочного пункта РОА на полуострове – в Евпатории. А уже 30 июня в Симферополе состоялось освящение помещения центрального вербовочного пункта РОА в Крыму, по случаю чего в 18 часов был отслужен торжественный молебен. Как писала газета «Голос Крыма», «пункт был открыт для проведения систематической разъяснительной работы, консультации, записи добровольцев и оформления их в ряды РОА, так как сотни лучших людей нашей Родины уже подали заявления о вступлении в нее».

В июне 1943 года газета «Голос Крыма» сообщила своим читателям, что «работники Ялтинского городского управления устроили теплые проводы В.И. Мальцеву, отъезжающему добровольцем в РОА». Отвечая на прощальные речи своих бывших сотрудников, Мальцев сказал: «Долг каждого из нас – честно работать и отдать все для нашего несчастного русского народа. Пусть каждый из нас честно выполнит свой долг». В конце этой встречи ялтинский бургомистр М.Н. Каневский вручил Мальцеву большой букет живых цветов. Покинув Крым, он, как бывший летчик, вступил в Русскую авиационную группу (Восточная Пруссия). Осенью 1944 года на основе этой группы стали формироваться ВВС Комитета освобождения народов России, командующим которыми в чине генерал-майора и стал Мальцев.

Личный состав крымско-татарского батальона «Schuma». Крым. Осень, 1942 г.

В целом создание РОА на территории Крыма свидетельствовало о том, что пресловутый «русский вопрос» занял качественно иной уровень в немецкой оккупационной политике. И, как следствие, это привело к значительным изменениям в сфере межнациональных отношений на полуострове. Особенно это касается русско-татарских взаимоотношений, которые с 1941 по 1943 год претерпели значительную эволюцию.

Американский историк Александр Даллин писал, что в свете переселенческих планов нацистов их национальная политика по отношению к крымчанам долгое время оставалась не совсем ясной. Однако она явно была направлена на «дискриминацию русского населения». «Оно, – писал этот историк, – вытеснялось со всех позиций в местном самоуправлении и экономике, особенно в сельской местности, и заменялось татарскими коллаборационистами».

Естественно, менталитет русского населения за 20 лет советской власти очень изменился. А интернационалистское воспитание привело к тому, что обычный русский человек вряд ли воспринимал крымского татарина как своего этнического или религиозного врага. На это в целом и рассчитывали немцы, когда планировали сделать крымских татар опорой своего оккупационного режима. Началось все с заурядных экономических привилегий, которые, однако, распределялись по национальному признаку. Далее было создание национальных комитетов и помощь в религиозно-культурном возрождении. И, наконец, в январе – феврале 1942 года крымские татары получили возможность иметь свои коллаборационистские формирования. Ничего этого, за редким исключением, русские не имели. Какова же была их реакция? В одном из отчетов крымской СД можно прочесть такой пассаж: «Русское население вследствие татарской активности чувствует себя несколько подавленным, и это совершенно нормальная реакция».

А вскоре крымско-татарские националисты попытались перейти от слов к делу и претворить в жизнь свои планы национального строительства. Этому в целом благоприятствовали два фактора. Во-первых, как уже было сказано выше, начали создаваться крымско-татарские коллаборационистские формирования, в обязанности которых даже с формальной точки зрения входила борьба с партизанами и поддерживающим их населением. Во-вторых, эти партизаны и это население, как правило, были либо славянами, либо симпатизировавшими им лицами других национальностей. Таким образом, даже просто выполняя немецкие приказы по борьбе с Сопротивлением, крымско-татарские коллаборационисты могли заниматься этническими чистками. Так, уже в ноябре 1941 года после организации первых отрядов самообороны ходили слухи, что крымские татары собираются вырезать русские деревни и даже кое-где уже режут русское население. Пока это делалось втайне от оккупантов, так сказать, в порядке частной инициативы. Однако уже зимой 1942 года руководители Бахчисарайского и Алуштинского мусульманских комитетов обратились к немецким властям с предложением уничтожить всех русских. Известно, что немцы никак не отреагировали на это. Тем не менее сам факт подобного обращения стал достоянием местного крымско-татарского населения, которое на свой страх и риск начало расправляться с русскими. Например, такие этнические чистки имели место в Бахчисарайском районе, а именно: в деревнях Верхний Керменчик и Бия-Сала.

Несмотря на то что эти события так и не стали системой, не вызывать тревоги у русских они тоже не могли. И, самое интересное, большинство из них начали склоняться к мысли, что в таком положении виноваты не только немцы. Один из свидетелей событий оккупации так в целом отразил эти настроения: «Русский человек, – писал он, – в тот момент должен был быть в несколько раз осторожнее… и видеть двух врагов: это фашисты и подавляющее большинство татар, из-за которых погибло много партизан в лесу, подпольщиков и других. Кроме того, татары хотели вместе с немцами… уничтожить русских в Крыму».

Благосклонное поначалу отношение немцев к Власовскому движению показало крымско-татарским националистам, что с дискриминацией русских (в определенной степени) покончено. А немецкая национальная политика в Крыму выходит на новые позиции. Одной из таких позиций должно было стать сотрудничество между коллаборационистами из различных национальных групп, а не их противопоставление, как это имело место раньше. В связи с этим будет небезынтересно упомянуть тот факт, что в крымских частях РОА служили не только русские, но и крымские татары. Это подтверждает целый ряд публикаций в «Голосе Крыма», свидетельствующих о «совместной борьбе татар и русских против большевизма»: «Плечом к плечу с РОА», «Борьба татар против большевизма», «Голос крови зовет меня» и т. п. Основной смысл этих статей можно выразить следующей фразой из одной из них: «Победа или смерть! Плечом к плечу с Русской Армией мы пойдем на борьбу за наше освобождение».

В крымско-татарской прессе можно было встретить такие же высказывания. Так, 28 апреля 1943 года орган Симферопольского мусульманского комитета газета «Azat Kirim» опубликовала передовую статью со следующим пассажем: «Русские интиллегенты, военные офицеры и крестьяне своим объединением вокруг генерала Власова показали, что они вышли на правильную дорогу. Отныне на фронтах татары, украинцы и донско-кубанские казаки неодиноки: в их ряды включаются и русские добровольцы. Отныне наступление, начатое из областей, освобожденных благодаря германским войскам, будет всеобщим наступлением наций, которые являются братьями по оружию».

В дальнейшем развитие военного сотрудничества коллаборационистов должно было привести к сотрудничеству политическому. В январе 1944 года так и произошло. Речь идет о проекте командующего войсками Вермахта в Крыму генерал-полковника Эрвина Йенеке, направленном на создание на полуострове местного правительства, речь о котором пойдет ниже.

Естественно, что все местное руководство Власовского движения и РОА было тесно связано со Штабом пропаганды «Крым» – главным инструментом психологической войны на полуострове. Его начальник обер-лейтенант Фрай, в частности, рекомендовал своим подчиненным привлекать офицеров-власовцев «для непосредственного разъяснения обстановки и использования в качестве докладчиков на радио и в печати».

Так, 11 июня 1943 года капитан Б.Н. Ширяев прочитал собравшимся в алуштинском «Доме воспитания» учителям лекцию на тему «Немецкая система образования как основа высокого жизненного уровня в государстве». Другие офицеры-пропагандисты, такие как капитаны Л. Станиславский, Г. Барятинский, А. Таманский и другие, активно выступали со статьями в местной печати, а поручик К.А. Быкович даже стал впоследствии главным редактором газеты «Голос Крыма».

Торжественный молебен по случаю открытия центрального вербовочного пункта РОА в Крыму. Симферополь. 30 июня 1943 г.

Пропагандисты РОА также привлекались для подготовки листовок и воззваний, обращенных к бойцам Красной Армии и крымским партизанам, в которых последним предлагалось переходить на сторону немцев. При их участии были составлены тексты со следующими характерными названиями: «Братья красноармейцы!», «К офицерам и солдатам Красной Армии», «Товарищ, один вопрос…!» и т. п..

В конце июля 1943 года в коллаборационистских формированиях, лагерях военнопленных и немецких дивизиях, расположенных в Крыму и имеющих русский персонал, появились выпускники школы пропагандистов в Дабендорфе – офицеры-инспектора РОА, призванные «следить за физическим и моральным состоянием своих соотечественников». Это было еще одной из обязанностей офицеров РОА.

Как известно, весь 1943 год прошел под знаком ухудшения положения Вермахта на Восточном фронте. Это, естественно, не могло не сказаться и на ситуации с крымским Власовским движением. Например, уже в январе 1944 года в одном из отчетов Штаба пропаганды «Крым», озаглавленном «Об откликах населения на немецкую пропаганду», было отмечено некоторое ослабление энтузиазма крымчан и местных властей относительно власовцев. В газете «Голос Крыма», говорилось в этом отчете, «…совершенно не пишется о РОА. Нужно было что-нибудь писать о ней, даже если она используется где-то на Итальянском фронте». Как ни парадоксально, но одновременно с этим немецкие власти не рекомендовали распространять власовские газеты, такие как «Доброволец», «Заря», «Боевой путь» и другие, среди рабочих трудовых лагерей, опасаясь возникновения «русских фантазий».

В данном случае имелись в виду «фантазии» о русской национальной идее и так называемой «третьей силе», то есть использовании РОА в качестве инструмента в борьбе и против большевиков, и против нацистов. Так, в том же отчете Штаба пропаганды «Крым» указывалось, что «среди населения имеется много сторонников… «третьей силы». Это – люди, ожидающие окончательного завершения войны, которое наступит после полного поражения Германии и Советского Союза… Совершенно определенно, эти идеи косвенно или прямо направлены против немецких интересов. Несмотря на это, «Голос Крыма» опубликовал уже несколько статей, посвященных этому вопросу и созвучных общему мнению населения. Последней из таких статей является статья «Третья мировая война» в номере от 7 января 1944 года, где речь идет о том, что Англия и Америка третью мировую войну будут вести против СССР… А Германия… вычеркивается».

Крымско-татарский доброволец. Южный берег Крыма. 1942 г.

Немцев беспокоило прежде всего то, что такие убеждения «снизили страх перед возвращением большевиков», что они могли сказаться на лояльности населения к оккупационным властям и повлиять на желание совместно с ними оборонять Крым. В конце концов подобные высказывания привели к тому, что теперь за пропагандистами РОА было установлено постоянное наблюдение, а для проведения лекций были выработаны унифицированные образцы докладов, которые утверждались в Штабе пропаганды «Крым».

В результате такие мероприятия привели к тому, что крымское Власовское движение и крымская РОА прекратили фактически свое существование еще до полного освобождения полуострова. В феврале 1944 года немцы закрыли симферопольский вербовочный пункт. Как позднее вспоминал один из власовцев, «он стал привлекать к себе антибольшевистские силы с заводов и фабрик, из татарских аулов и городов Крыма». Таким образом, нацисты и здесь остались верны себе: им нужны были обыкновенные наемники, а не идейные добровольцы. Эти наемники продолжали служить в рядах Вермахта еще два месяца, до весеннего наступления Красной Армии, в ходе которого была разгромлена немецкая группировка на Крымском полуострове.

Нацистский оккупационный режим на территории СССР вообще и Крыма в частности имел много особенностей. Одной из них было то, что значительную роль в его силовом обеспечении играли коллаборационистские формирования, созданные из местных жителей и военнопленных. В нормативных документах германского военного командования и полицейского руководства по использованию «местных вспомогательных сил на Востоке» все контингенты коллаборационистов из числа советских граждан строго различались. В целом выделялись следующие категории и типы:

Первые коллаборационистские формирования из представителей «восточных» народов были созданы при поддержке германских спецслужб (а именно Абвера) накануне нападения на Советский Союз. Главная цель – диверсионно-разведывательные мероприятия в приграничных районах или ближнем тылу советских войск. Весной – летом 1941 года по такой схеме появились украинские батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», эстонский батальон «Эрна» и 1-й белорусский штурмовой взвод. Как правило, после выполнения своего задания эти части расформировывались, а их личный состав шел на укомплектование полицейских или других подразделений. Необходимо отметить, что первые диверсионно-разведывательные формирования состояли, как правило, из эмигрантов или военнопленных Польской армии. Собственно советских граждан в них практически не было. Однако, после того как появилось значительное количество советских военнопленных и добровольцев с оккупированных территорий, эта диспропорция исчезла.

Следующий этап истории таких частей относится к осени – весне 1941–1942 годов. Планируя наступление на Кавказ, немцы создали несколько подразделений, целью которых были диверсия, разведка, пропаганда и организация восстаний в тылу советских войск. Так, появились Туркестанский батальон и батальон (затем полк) «Бергманн», соответственно – из представителей народов Средней Азии и Кавказа. Эти части и подразделения создавались с целью их использования за линией фронта. Однако немецкими спецслужбами был организован еще целый ряд частей для спецопераций против партизанского движения. Например, осенью 1942 года они создали Специальный штаб «Россия», сыгравший впоследствии значительную роль в борьбе против партизан, и в Крыму в том числе (об этом формировании речь шла выше).

Наконец, на заключительном этапе войны Абвер и СД приступили к организации спецчастей, которые после заброски в советский тыл должны были стать ядром пронемецкого партизанского движения. Наиболее характерным примером такого формирования является белорусский десантный батальон «Дальвиц».

В силу своих функций эта категория коллаборационистов была самой малочисленной. За всю войну через ряды этих частей прошло не более 10 тыс. человек.

Что касается второй категории, то это были лица, завербованные командованием немецких частей и соединений, стремившихся таким образом покрыть недостаток в живой силе. Первоначально они использовались в тыловых службах в качестве шоферов, конюхов, рабочих по кухне, разнорабочих, а в боевых подразделениях – в качестве подносчиков патронов и саперов. Со временем их стали использовать в боевых операциях наравне с немецкими солдатами. Следует сказать, что численность «хиви» постоянно увеличивалась при фактическом уменьшении штатов немецких дивизий. Так, штаты пехотной дивизии, установленные со 2 октября 1943 года, предусматривали наличие 2005 добровольцев на 10 708 человек немецкого персонала, что составляло около 16 % от ее общей численности. В танковых и моторизованных дивизиях численность «хиви» должна была составлять соответственно 970 и 776 человек, что тоже равнялось 16 %. Несколько позднее, чем в сухопутных силах, вспомогательные формирования появились в ВМФ, ВМС и других структурах Вермахта.

В результате к концу войны эта категория «восточных» добровольцев насчитывала 665–675 тыс. человек и являлась самой многочисленной.

Появление третьей категории коллаборационистов – попытка оккупационных властей решить проблему отсутствия достаточного количества охранных формирований. То есть части вспомогательной полиции создавались в целях поддержания общественного порядка на оккупированных территориях и для борьбы с партизанским движением. Первой начала создаваться вспомогательная полиция в зоне ответственности военной администрации. Главная особенность этой полиции – ее части были абсолютно не унифицированными во всех смыслах и создавались без всякой системы. И хотя в тыловых районах групп армий «Север», «Центр» и «Юг» формирования полиции назывались соответственно «местные боевые соединения» (Einwohnerkampfvebände), «служба порядка» (Ordnungsdienst) и «вспомогательные охранные части» (Hilfswachmannschaften), на местах все зависело от вкуса начальника немецкой администрации или фантазии руководителя самоуправления, при котором они создавались. Так, на территории, например, Крыма эта полиция могла называться: «милиция» (Miliz), «служба порядка» (Ordnungsdienst) или «самооборона» (Selbst-schutz).

6 ноября 1941 года рейхсфюрер СС Гиммлер издал приказ, согласно которому все «местные полицейские вспомогательные силы», действовавшие на территории, перешедшей под юрисдикцию гражданской администрации, были реорганизованы в части Вспомогательной полиции порядка (Schutzmannschaft der Ordnungspolizei или «Schuma»). Функции новой полиции ничем не отличались от функций формирований, созданных для охраны армейского тыла. Единственной разницей в данном случае было то, что они подчинялись не военным, а полицейским властям (зачастую происходило обычное переподчинение частей «милиции» или «самообороны» от местного армейского коменданта соответствующему фюреру СС и полиции). В зависимости от их назначения принято выделять следующие категории «Schuma»:

• полиция индивидуальной службы в городах и сельской местности (Schutzmannschaft-Einzeldienst);

• батальоны Вспомогательной полиции порядка (Schutzmannschaft-Bataillone);

• вспомогательная пожарная полиция (Feuerschutzmannschaft);

• вспомогательная охранная полиция (Hilfsschutzmannschaft).

Всего же к концу войны эта категория «восточных» добровольцев насчитывала 390–400 тыс. человек.

Последней категорией коллаборационистских формирований являлись их боевые части. Это были либо отдельные соединения (дивизии и корпуса, что было крайне редко), либо полки и подразделения (батальоны и роты) в составе Вермахта и войск СС. Они создавались с целью их применения на фронте, однако зачастую могли использоваться и как формирования предыдущих категорий, главным образом в качестве антипартизанских частей. Наиболее значительными из них следует признать Вооруженные силы КОНР, 15-й Казачий кавалерийский корпус, 162-ю Тюркскую пехотную дивизию, а также шесть национальных дивизий войск СС. К концу войны в них проходило службу 470–475 тыс. «восточных» добровольцев.

Таким образом, в течение Второй мировой войны в германских силовых структурах прошло службу от 1,3 до 1,5 млн советских граждан разных национальностей – большинство добровольно, остальные же – в результате призывных кампаний различной степени интенсивности.

Процесс создания и использования коллаборационистских формирований на территории Крыма был в целом похож и имел в своей основе те же политические и военные причины, которые сыграли роль в создании подобных частей в других оккупированных регионах Советского Союза. Однако он имел и свои отличительные черты, зависевшие от особенностей оккупационного режима на территории Крыма и его положения как многонационального региона. Эти особенности позволяют выделить здесь два этапа в процессе создания и использования коллаборационистских формирований. На первом из них (октябрь/ноябрь 1941 – октябрь/декабрь 1943 г.) главной задачей оккупационных властей было умиротворение полуострова. Этой задаче подчинялись все проводимые здесь мероприятия, включая и попытки по привлечению к сотрудничеству местного населения. Поэтому процесс создания и использования коллаборационистских формирований приобрел в Крыму в первую очередь форму организации «местных полицейских вспомогательных сил» для поддержания общественного порядка. Главной отличительной чертой коллаборационистских формирований этого этапа было то, что практически все они создавались из представителей крымского населения.

После ликвидации Кубанского плацдарма оборона Крыма стала одной из главных задач для нацистского военно-политического руководства на южном фланге Восточного фронта. Ее должна была осуществлять эвакуированная сюда в октябре – декабре 1943 года 17-я полевая армия. Эвакуация этой армии на полуостров – начало второго этапа в создании и использовании коллаборационистских формирований на его территории (октябрь/декабрь 1943 – май 1944 г.). Главной характеристикой этого этапа является то, что в Крым вместе с 17-й полевой армией прибыло большое количество «восточных» частей, личный состав которых был укомплектован некрымчанами (всего же в этой армии проходило службу более 28 тыс. «восточных» добровольцев, или 16 % от ее общей численности).

Особенности немецкой оккупационной политики в Крыму, а также общая ситуация на Восточном фронте привели к тому, что на территории полуострова было организовано или побывало большое количество коллаборационистских формирований, укомплектованных представителями разных национальностей. В связи с этим можно выделить следующие их основные категории:

В целом при активном участии органов местного самоуправления и национальных комитетов нацистам удалось сформировать вспомогательную полицию, самооборону, подразделения так называемых «добровольных помощников германской армии», а также множество других частей общей численностью до 50 тыс. человек.

Из них наиболее заметный след в истории оккупированного полуострова оставили:

• крымско-татарские формирования (15–20 тыс. чел.);

• украинские формирования (3 тыс. чел.);

• формирования так называемой Русской освободительной армии (4 тыс. чел.);

• формирования так называемых Восточных легионов (7 тыс. чел.);

• казачьи формирования (до 1 тыс. чел.).

Воинские части и подразделения из представителей местного населения поддерживали оккупационный порядок в городах и сельской местности, боролись с партизанами и Красной Армией, несли охрану военных, государственных и хозяйственных учреждений. В качестве вспомогательного персонала они охраняли лагеря советских военнопленных и участвовали в карательных акциях немцев.

В результате ближе к концу 1943 года главными действовавшими формами коллаборационизма на территории Крыма оставалось административное и военное сотрудничество. Попытки же политической деятельности со стороны коллаборационистов активно пресекались оккупационной администрацией.