Книга: Битва за Крым 1941–1944 гг.
Назад: 3.2. Хазанов Д.Б. Авиация в боях над Крымом. Январь – апрель 1942 г
Дальше: 4.2. Исаев А.В. Отражение третьего штурма Севастополя

Глава 4

Оставление советскими войсками Крыма

4.1. Исаев А.В. Поражение Крымского фронта. Май 1942 г

Задача нанести поражение советским войскам в Крыму впервые была поставлена еще 12 февраля 1942 г. в «Распоряжении о ведении боевых действий на Восточном фронте по окончании зимнего периода» главного командования сухопутных войск Германии. В нем было сказано следующее: «Наряду с ликвидацией прорыва противника западнее Изюма, ближайшая задача группы армий [ «Юг». – А.И.] – возможно быстрое возвращение Керченского полуострова и овладение Севастополем с тем, чтобы высвободить силы для дальнейшего наступления».

Более того, еще до начала первого наступления Крымского фронта, Э. фон Манштейн в своем докладе в ГА «Юг» 21 февраля 1942 г. прямым текстом писал: «Особая опасность кризисов в Крыму сочетается с исключительным шансом на успех».

Причем эту свою мысль командующий 11-й армии раскрывал еще в докладе 19 февраля: «В этой части русского фронта в связи с массированием противником сил на узком пространстве, в тылу которого находится море, вырисовывается шанс на успех. Подобного шанса нет ни на одном другом участке фронта – по крайней мере, этой весной». Уже тогда Манштейн говорил о необходимости нанести поражение группировке советских войск на Керченском полуострове ранее штурма Севастополя.

Командующий 11-й армией предлагал «быстрый прорыв до гаваней и уничтожение обеих находящихся на полуострове армий». Помимо уже обещанной ему 22-й тд Манштейн просил для решающего успеха выделить для операции в Крыму еще одну танковую дивизию из состава 1-й ТА, а также крупные силы авиации. Правда, на том этапе планирования удара по советским войскам на Парпачском перешейке он предполагал использовать авиацию в основном для воздействия на порты снабжения – Керчь и Камыш-Бурун.

На совещании 28 марта 1942 г. Ф. Гальдер в дневнике записал основные высказывания Гитлера, в которых уже тогда был отдан приоритет Крыму: «Действия начинать на юге – в Крыму» и «Крым. Керчь – сосредоточение основных сил авиации». Вскоре эти идеи были оформлены в подписанной Гитлером Директиве № 41 от 5 апреля 1942 г. В ней были определены основные цели кампании 1942 г. – Кавказ и Ленинград. Для высвобождения крупных сил 11-й армии, завязших в позиционных боях на изолированном участке фронта, в директиве № 41 ставилась задача «очистить от противника в Крыму Керченский полуостров и овладеть Севастополем». На совещании у Гитлера в апреле 1942 г. Зондерштерн и Манштейн представили план операции по разгрому советских войск на Керченском полуострове. Операция получила кодовое наименование «Охота на дроф» (Trappenjagd).

План во многом напоминал «удар серпом», с помощью которого было нанесено поражение союзникам на Западе за два года до описываемых событий, в мае 1940 г. Нанесение главного удара предполагалось силами XXX AK с тремя пехотными дивизиями в первом эшелоне: 132-й пд (справа), 28-й лпд (в центре) и 50-й пд (слева). Далее предполагался ввод в бой 22-й тд в районе Арма-Эли и охватывающий маневр в отношении северного крыла советской группировки на Парпачском перешейке.



Немецкая схема атаки Парпачских позиций 63-й гсд с высадкой десанта со штурмовых лодок.





Одним из распространенных заблуждений относительно событий мая 1942 г. в Крыму является убежденность в количественном превосходстве советских войск над ударной группировкой немцев. Оно является следствием некритичной оценки данных Э. фон Манштейна, написавшего в мемуарах о проведении наступления «при соотношении сил 2.1 в пользу противника». Сегодня у нас есть возможность обратиться к документам и не домысливать вместе с Манштейном «орды монголов». Как известно, к началу решающего сражения за Керченский полуостров Крымский фронт (с частью сил ЧФ и Азовской флотилии) насчитывал 249 800 человек. В свою очередь, 11-я армия на 2 мая 1942 г. в расчете на число «едоков» насчитывала 232 549 (243 760 на 11 мая) военнослужащих в армейских частях и соединениях, 24 (25) тыс. человек персонала Люфтваффе, 2 тыс. человек из Кригсмарине и 94,6 (95) тыс. человек румынских войск. В сумме это давало свыше 350 тыс. человек общей численности армии Манштейна. Помимо этого ей подчинялись несколько тысяч человек персонала Имперских железных дорог, СД, Организации Тодта в Крыму и 9,3 тыс. человек коллаборационистов, обозначенных в немецком донесении как «татары». В любом случае о сколь-нибудь весомом численном превосходстве Крымского фронта над нацеленными на него войсками Манштейна не было и речи. Усиление шло по всем направлениям. 11-й армии передавался VIII авиакорпус, специально подготовленный для взаимодействия с сухопутными войсками авиасоединением Люфтваффе. В начале мая 1942 г. в Крым прибыли 460 самолетов, включая группу новейших штурмовиков Хеншель-129 (15 машин).

Традиционно утверждается, что оборонительной группировки войск Крымского фронта создано не было, войска находились в наступательном построении, не выделялись резервы, что помешало советским войскам эффективно обороняться. Доступные ныне документы говорят о том, что Крымский фронт на рубеже апреля – мая 1942 г., без всякого сомнения, готовился обороняться. Причем в отношении полосы 44-й армии были сделаны вполне разумные предположения о возможных направлениях ударов противника: от Кой-Асана на Парпач и далее вдоль железной дороги и вдоль Феодосийского шоссе на Арма-Эли. Немцы в «Охоте на дроф» выбрали второй вариант и наступали в мае 1942 г. вдоль шоссе на Арма-Эли.

Укреплялась вся полоса, обороняемая войсками фронта. Так в ходе переговоров между командующим 47-й армией и штабом фронта 3 мая 1942 г. Колганов докладывал: «Перед фронтом 47-й армии имеется сплошное минное поле […] западнее Тулумчак и южнее Корпечи идет второе минное поле. Для прикрытия ОП артиллерии передовым частям выдано по 50 противотанковых ежей и выдается 500 мин». На тех же переговорах обсуждались возможные контратаки 55-й тбр.

Если говорить о положении войск Крымского фронта в целом, то семь его стрелковых дивизий находились в первой линии на фронте примерно 22 км, семь стрелковых дивизий на удалении 3–12 км в глубину – в армейских резервах, в том числе две дивизии – на Ак-Монайских позициях. В северной части полуострова в 20–25 км от фронта располагались три стрелковых бригады (12, 143 сбр, 83 мсбр). Дальше на восток находилась одна кавдивизия фронтового подчинения (72-я кд), а на восточной оконечности полуострова – одна стрелковая дивизия (156 сд) также фронтового подчинения.

К началу немецкого наступления в 44-й армии в первой линии находились 63-я гсд и 276-я сд, а ветераны боев на Парпачском перешейке, 404-я и 157-я сд, были выведены на доукомплектование в тыл, являясь одновременно резервом армии. Зимнее указание Ставки об обязательном занятии Ак-Монайских позиций выполнялось, их занимала 396-я сд с тремя ротами фугасных огнеметов. Т. е. говорить об отсутствии резервов все же некорректно. Еще одной сугубо оборонительной мерой стало прибытие на Парпачский перешеек буквально в начале мая частей 151-го укрепрайона (УР), предназначенного для занятия Ак-Монайских позиций совместно с 396-й сд (в полосе 44-й А) и 224-й сд (в полосе 51-й и 47-й А). УР был хорошо укомплектован личным составом (2967 человек из 2949 по штату), но слабо укомплектован вооружением. На 29 апреля 1942 г. из 128 положенных станковых пулеметов 151-й УР не имел ни одного, из 32 45-мм пушек – ни одной. Правда, из 32 76-мм пушек все были в наличии. Причем, что любопытно, именно в 343-м ОПАБ, оказавшемся вскоре на пути немецкой ударной группировки, выделенные АБТУ фронта автомашины использовали в начале мая 1942 г. по назначению, для доставки орудий и боеприпасов.

Подготовка немецким командованием операции в течение продолжительной оперативной паузы позволила выбрать уязвимый участок обороны Крымского фронта. Это была примыкавшая к Черному морю полоса 44-й армии, точнее, ее левый фланг. Небезынтересно отметить, что еще в феврале 1942 г. начальник штаба инженерных войск КА генерал-майор инжвойск И.П. Галицкий в докладе по развитию Ак-Монайских позиций обозначил удар противника вдоль побережья Феодосийского залива как «не сулящий успеха, так как этому наступательному действию сильной помехой является Черноморский флот». В действительности ЧФ не стал помехой, можно даже сказать, не оказал никакого влияния на немецкое наступление.

На направлении запланированного главного удара немцев находилась 63-я гсд. Национальный состав дивизии был весьма неоднородным. Сводные данные о национальном составе соединений 44-й А показаны в табл. 1. По приведенным данным видно, что доля народов Кавказа в 63-й гсд была достаточно весомой, хотя и не господствующей. Вместе с тем нельзя не отметить постановку на Ак-Монайские позиции азербайджанской 396-й сд, не имевшей опыта серьезных боев.





ТАБЛИЦА 1

Национальный состав стрелковых дивизий 44-й армии на 28 апреля 1942 г.







26 апреля части 63-й гсд участвовали в частной операции для улучшения позиций, она успеха не имела и лишь увеличила потери. Усугублялась ситуация нехваткой вооружения. Так, на 25 апреля в 63-й гсд было всего четыре 45-мм пушки и четыре 76-мм дивизионных пушки, станковых пулеметов – 29 штук. «Вишенкой на торте» было отсутствие в дивизии заградотряда. Командир 63-й гсд полковник М.В. Виноградов мотивировал это малочисленностью соединения.

Как показатель нездорового положения в 63-й гсд иногда приводится эпизод с убийством командира 251-го гсп майора С.Н. Дубинина 22 апреля 1942 г.. Однако обстоятельства этого происшествия были достаточно своеобразные. Убийство было совершено красноармейцем взвода НКВД (!) Тодаевым на почве конфликта с уполномоченным ОО НКВД Ивановым, который угрожал Тодаеву расстрелом. Соответственно Тодаев, имевший при себе немецкий (!) автомат, выстрелил в Иванова, убив его на месте, затем в Дубинина и адъютанта командира полка Шоманидзе. Т. е. это не было убийством на национальной почве или следствием антисоветских настроений. Имел место конфликт особиста с рядовым НКВД, в котором Дубинин стал случайной жертвой. Это, разумеется, не отменяет факта наличия в 63-й сд перебежчиков, но о заговоре и полной потере управления говорить не приходится.

Незадолго до немецкого наступления, 29 апреля 1942 г., офицер ГШ КА в 44-й армии майор А. Житник в своем докладе начальнику штаба Крымского фронта практически пророчески написал: «Необходимо либо полностью вывести 63-ю гсд во второй эшелон (и это самое лучшее) или хотя бы по частям. Ее направление – это направление вероятного удара противника, а как только он накопит у себя перебежчиков из этой дивизии и убедится в низком моральном состоянии этой дивизии, он укрепится в решении наносить на этом участке свой удар». В связи с этим нельзя не отметить, что по оперсводке 44-й А от 5 мая проходит обстрел позиций дивизии агитационными снарядами.

Первоначально планом смена 63-й гсд не предусматривалась, лишь ротация полков внутри соединения с выводом на отдых во второй эшелон. Окончательный вариант, утвержденный 3 мая 1942 г., предполагал вывод дивизии во второй эшелон армии 10–11 мая, на два дня позже начала немецкого наступления. Майора А. Житника услышали, но принятые меры попросту запоздали.

Причем А. Житник был абсолютно прав в отношении того, что немцы «прощупывали» советскую оборону на предмет ее уязвимых участков. В отчетных документах 11-й А отмечалось: «Благодаря действиям разведгрупп численностью до роты в районе, где планировалось наступление, предназначенные для прорыва части познакомились с подробностями местности». Причем прямым текстом признавалось: «Тем самым удавалось нащупать сильные и слабые места обороны противника».

Состояние обороны 63-й гсд было не блестящим. Проверка, проведенная в дивизии на предмет исполнения приказа № 143 об усилении оборудования позиций за считаные дни до немецкого наступления (доклад датирован 7 мая), показала: «окопы и ходы сообщения сделаны очень узкими и местами мелкими», брустверы не оформлены, примитивные бойницы имелись лишь у некоторых бойцов.

В целом 63-я гсд была одним из слабейших соединений Крымского фронта. Вместе с тем нельзя сказать, что она была совсем уж аутсайдером в отношении вооружения. Слабая укомплектованность 45-мм орудиями была общей проблемой советских войск в Крыму весной 1942 г., их число в дивизиях колебалось от 2 до 18 на дивизию, в среднем 6–8 штук. Из 603 положенных по штату «сорокапяток» Крымский фронт на 26 апреля располагал всего 206 орудиями этого типа, из 416 дивизионных 76-мм пушек – 236, из 4754 положенных по штату противотанковых ружей – 1372. Нельзя сказать, что ожидалось быстрое решение этой проблемы. Согласно справке начальника артснабжения в первой декаде мая ожидалось поступление всего 48 45-мм орудий (что показательно, все они предназначались для 151-го УРа) и 1100 штук ПТР. Утверждая план обороны 44-й армии, 26 апреля Военный совет фронта дополнительно приказывал: «Обеспечить все части первого и второго эшелонов бутылками с КС для борьбы с танками». Также рекомендовалось выделение подвижного резерва инженерных частей, но это были меры ограниченной эффективности. Основным противником танков все же была артиллерия.

Проблема противотанковой обороны несколько сглаживалась наличием в составе Крымского фронта четырех полков 76-мм пушек УСВ, но им еще нужно было оказаться в нужное время в нужном месте. Это было особенно актуально, учитывая гужевую тягу полков УСВ. В общем случае массированный танковый удар противника стал бы для любой дивизии Крымского фронта большой проблемой. Часто забывается, что в 1942 г. Красная Армия сидела на голодном пайке, как в отношении вооружения, так и в отношении боеприпасов. Воспроизводить в Крыму в мае 1942 г. оборону на Курской дуге образца июля 1943 г. силами четырех 45-мм орудий и 29 «максимов» 63-й гсд было весьма затруднительно.

Опорой обороны Крымского фронта могли стать и реально являлись танки, в первую очередь Т-34 и КВ. С 12 апреля по 1 мая 1942 г. удалось отремонтировать 82 танка из числа ранее выведенных из строя. Состояние танковых войск Крымского фронта показано в таблице. Ядром танковых войск Крымфронта оставались танки КВ (см. табл. 2).





ТАБЛИЦА 2

Состояние танковых войск Крымского фронта на 8 мая 1942 г.







Все танковые бригады и 229-й отб находились в подчинении командования фронта. Однако в случае перехода противника в наступление они поступали в подчинение командующих армиями: 55-я тбр – 47-й армии, 40-я тбр и 229-й отб – 51-й армии, 56-я и 39-я тбр – 44-й армии. 124-й и 126-й отб входили в состав 44-й армии. В итоге в полосе 44-й армии по плану задействовались две бригады, располагавшие из средних и тяжелых танков 9 КВ и 1 Т-34. Также в составе 44-й армии имелся моторизованный резерв в лице 13-й мцп в составе 1496 человек, 157 автомашин, 40 мотоциклов, неплохо оснащенный автоматическим оружием.





Танки 38(t) 22-й тд на марше, май 1942 г.





На случай наступления противника в 44-й армии был разработан план контрударов по трем вариантам, окончательно зафиксированный в боевом распоряжении № 028 от 28 апреля 1942 г. Первый вариант разрабатывался на случай наступления противника в полосе 51-й армии вдоль ж.д. Владиславовка, ст. Ак-Монай, второй – на случай удара вдоль Феодосийской дороги на Арма-Эли, третий – в случае прорыва в район ст. Ак-Монай и развития удара дальше вдоль ж.д. (фактически развитие первого варианта). Все три варианта предусматривали арт. поддержку за счет полков РГК.

Как уже указывалось выше, актуальным оказался 2-й вариант. Он предполагал формирование двух ударных, «танковых групп»:

а) 56-я тбр, 157-я сд, 13 мцп-й и 124-я тб (контрудар из района выс. 63, 8 на юго-запад);

б) 39-я тбр, 404-я сд и 126-я тб (контрудар из района Арма-Эли на юго-запад на Ас-Чалуле).

Задачей являлось «ликвидировать прорвавшегося пр-ка и восстановить прежнее положение левого фланга 44-й армии». Дополнительным танковым резервом являлся 124-й отб. Тем не менее в составе Крымского фронта отсутствовало полноценное механизированное соединение (танковый корпус) для нанесения контрударов. Несколько танковых бригад и мотоциклетный полк не были полноценным эквивалентом такого соединения, ни в отношении численности, ни в отношении вооружения.

Любопытно отметить, что позднее уже полковник С.И. Черняк в оправдательном письме Г.М. Маленкову в ноябре 1942 г. писал: «Мною был отдан приказ в районе расположения дивизии подготовить оборонительный рубеж и зарыть все войска в землю, иметь у себя подготовительный рубеж в глубине». Однако, как описывает ситуацию Черняк, увидевший занятых земляными работами бойцов Д.Т. Козлов учинил разнос и приказал «дать людям отдых и готовить их к наступлению». В свете вышеизложенного боевого распоряжения № 028 это неудивительно, соединения готовились для контрударов.

Вместе с тем практика вывода в тыл на Крымском фронте имела один существенный недостаток. Соединения выводились в тыл на доукомплектование с сохранением на фронте их артиллерийских полков. Так, артиллерия выведенных к маю в тыл 404-й и 157-й сд находилась на позициях для поддержки 63-й гсд и 276-й сд. Это создавало предпосылки для вступления выведенных в резерв дивизий без артиллерии, как впоследствии и произошло. Не следует думать, что это было решением, характерным только для 44-й армии. Такая же практика имела место в 51-й и 47-й армиях. Это делало группировку артиллерии Крымского фронта, с одной стороны, сильным противником в первой линии, но весьма уязвимой при прорыве этой линии.

Вместе с тем теоретически Крымфронт мог повторить успех 20 марта 1942 г. танковой контратакой, но только в случае неизменности качественного состава группировки противника. Именно она претерпела изменения, имевшие роковые последствия для советских войск в Крыму. Германское командование усилило бронетехнику в Крыму качественно. 22-я тд получила 12 новейших Pz.IV c 75-мм длинноствольным орудием, 20 Pz.III c 50-мм длинноствольным орудием и САУ «Мардер» с 76,2-мм орудием в противотанковый дивизион. Всего по состоянию на 1 мая 1942 г. 22-я тд насчитывала 42 Pz.II, 120 Pz.38(t), 20 Pz.III, 30 Pz.IV, а всего 212 танков. Бэтээрами оснащались две роты соединения, по одной в каждом мотопехотном полку. Таким образом, в бой в операции «Охота на дроф» 22-я тд вступила в намного лучшем состоянии, чем в контрнаступлении 20 марта 1942 г., несмотря на понесенные потери. Новую технику получил также 190-й дивизион штурмовых орудий – 6 САУ с 75-мм длинноствольным орудием. В целом в XXX AK был собран достаточно сильный бронированный «кулак» (по состоянию на 7 мая 1942 г.):

– 132-й пд придавался 249-й батальон штурмовых орудий и батарея 197-го батальона (всего 22 «штурмгешюца»);

– 28-й лпд придавался 190-й батальон штурмовых орудий (15 САУ с коротким стволом и 6 с длинным), а также 223-я рота трофейных танков в составе 16 легких и 2 средних танков;

– 50-й пд придавался 197-й батальон штурмовых орудий (14 «штурмгешюцев»).

В начале апреля 1942 г. Йон Антонеску инспектировал свои войска в Крыму. Пользуясь случаем, Манштейн запросил у румынского диктатора румынские части, и маршал вскоре послал в Крым VII румынский корпус в составе двух дивизий (19-я пд и 8-я кд). Этот корпус командующий 11-й армией поставил на свой левый фланг, в полосе советской 51-й армии. В этом был определенный риск обвала фронта в случае советского наступления, подобно тому, как это произошло 27 февраля 1942 г.





САУ «Мардер» ранних серий выпуска с 76,2-мм орудием. Эти самоходки стали одним из ответов немцев на новую советскую бронетехнику.





Верховное командование оказалось глухо ко всем просьбам Манштейна о второй танковой дивизии («штаб танкового корпуса с еще одной тд из состава 1-й ТА»), которую он запрашивал в своих докладах в январе и феврале 1942 г. Как танковый командир, имевший опыт вождения моторизованного корпуса летом 1941 г., Манштейн осознавал необходимость задействовать на Керченском полуострове именно два механизированных соединения: одно для окружения советских войск, а второе – для удара в глубину, на Керчь. Опираясь на свой опыт в Крыму в 1941 г., Манштейн сформировал боевую группу, аналогичную по задачам бригаде Циглера, но более многочисленную и лучше вооруженную. В ее состав вошли разведывательный батальон 22-й пд, батальон 391-го пп, 560-й батальон истребителей танков, 154-й дивизион (двенадцать 150-мм sFH37(t)), батарея 10-см орудий К18 (4 орудия), батарея штурмовых орудий 197-го батальона, рота диверсантов «Бранденбурга», батарея реактивных минометов, зенитки, саперов и румынский 3-й моторизованный кавалерийский полк Корне. Возглавил боевую группу полковник К. фон Гроддек. Помимо бригады Гроддека была сформирована боевая группа Мюллера из посаженной на грузовики пехоты 401-го пп и батальона 105-го полка, усиленных 223-м дивизионом истребителей танков, батареей штурмовых орудий и румынской артиллерией. В итоге подвижные силы 11-й армии (помимо 22-й тд) выросли до усиленных артиллерией пяти пехотных батальонов, что было уже достаточно близко к танковой дивизии. Р. Форцик утверждает, что группа Мюллера подчинялась Гроддеку, но по документам 11-й армии данный факт не прослеживается. Скорее можно говорить о двух независимо действующих боевых группах с общей задачей.

Памятуя негативный опыт контрудара 22-й тд 20 марта, для операции «Охота на дроф» немцы предприняли тщательнейшее изучение противотанкового рва Ак-Монайских позиций, как с помощью авиаразведки, так и путем целенаправленного опроса пленных. Это действительно было серьезное инженерное сооружение глубиной 2–3 метра, шириной по поверхности 4–4,5 метра и шириной у дна 3 метра. Особое внимание было уделено изучению переправ через ров (которые нужны были советским войскам для подвода войск и предметов снабжения из глубины). Однако эти переправы были так серьезно защищены с минированием подступов к ним, что был сделан вывод: «Противотанковый ров следует поэтому пересекать в стороне от данных переправ». Неудивительно, ведь к совершенствованию обороны Ак-Монайских позиций приложил руку видный советский инженер И.П. Галицкий, работавший на Крымском фронте с февраля по апрель 1942 г.

Для управления артиллерией, собранной для операции «Охота на дроф», было выделено 306-е артиллерийское командование, возглавлял которое генерал-лейтенант Й. Цукерторт. Надо сказать, что немцы в целом достаточно высоко оценивали артиллерию Крымского фронта. В одном из написанных по итогам операции отчетов прямо признается: «Из-за постоянной смены вражеской артиллерией позиций и большого числа этих позиций речь могла идти только о сдерживании артиллерии противника постановкой дымовых завес и огнем разрывными снарядами по площадям». Т. е. ставка была сделана на ослепление наблюдательных пунктов с целью снижения эффективности противодействия артиллерии. Также Й. Цукерторт отмечал одну особенность действий советской артиллерии, которой было решено воспользоваться: «Русские всегда открывают огонь из основной массы своих орудий спустя примерно полчаса после начала атаки; благодаря этому есть возможность сначала силами всей нашей артиллерии поддержать атаку пехоты». Деятельность артиллерии также стала для 11-й армии средством введения в заблуждение советского командования относительно направления главного удара. В полосе XXX AK не велось артиллерийской подготовки, контрбатарейной стрельбы, стрельбы по укреплениям, пристрелки. Напротив, в полосе XXXXII AK уже за 10 дней до начала наступления велась систематическая контрбатарейная борьба и пристрелка по различным целям.

Судя по всему, эта кампания дезинформации оказала определенное воздействие на оценку обстановки советским командованием. Согласно имеющимся данным, немецкое наступление ожидалось против «центра и правого крыла армий Крымского фронта». Здесь нельзя не подчеркнуть, что задача определения направления удара противника является сама по себе весьма сложной. Даже в классическом примере успешной преднамеренной обороны Центрального фронта летом 1943 г. на Курской дуге немцы нанесли удар по слабейшей 15-й сд В.Н. Джангавы и взломали ее оборону в первый день сражения. Трудно было ожидать от Крымского фронта мая 1942 г. лучшего решения, чем у К.К. Рокоссовского летом 1943 г.





Танк Pz.IV с 75-мм длинноствольным орудием в Крыму. Май 1942 г. Крым стал полигоном для новой немецкой бронетехники.





В целом несомненно, что командование Крымского фронта считалось с возможностью перехода противника в наступление. Немецкого удара ждали, обращая внимание на подвоз всех видов снабжения и активизацию ВВС. В ЖБД Крымского фронта в начале мая 1942 г. фиксируется вывод, что противник готовился «к активным действиям на Керченском направлении». Причем первая, пока еще ложная тревога поднялась буквально в первые дни месяца. На переговорах С.И. Черняка с Д.Т. Козловым еще в ночь на 3 мая упоминалось о резке немцами проволоки, и делался вывод: «с рассветом может перейти к активным действиям». В том же разговоре командующий фронтом напомнил о необходимости быть готовым перейти на радиосвязь.

Одним из последних «звоночков» о грядущем немецком наступлении стал перелет на советскую сторону хорватского летчика Николая Вучины утром 4 мая 1942 г., которого вечером того же дня допросил лично маршал С.М. Буденный. Н. Вучина прямо сказал, что в Крыму «немцы думают наступать между 10–15 маем».

Одними из первых, кто начал выдвигаться для атаки советских позиций на Парпачском перешейке, стала усиленная рота 436-го пп, предназначенная для тактического десанта в тылу советских позиций, за противотанковым рвом. Традиционно данный десант называют «шлюпочным», однако высаживался он с помощью саперных штурмовых лодок с двигателем внутреннего сгорания. Предназначались они изначально для форсирования рек. Осуществлялась высадка, соответственно, силами инженерного подразделения: 902-й команды штурмовых лодок. Отличием таких лодок от шлюпок являлась высокая скорость передвижения.

Поскольку гавань Феодосии была нашпигована минами, посадка пехотинцев десанта на лодки осуществлялась с 20.30 7 мая на мысе Ильи (порожние лодки с небольшой осадкой могли пройти по гавани без помех). Десант едва не был сорван ввиду появления силуэта корабля, идентифицированного немцами как торпедный катер. Однако никаких последствий это не имело, в 1.45 ночи 8 мая силуэт исчез и в 2.30 штурмовые лодки начали движение в условиях волнения в 3 балла (что заставляло двух человек держать мотор). Срыв этого предприятия, граничащего с авантюрой, мог быть осуществлен самыми слабыми силами катеров ЧФ, но никаких помех со стороны советского флота немцы не встретили. С воздуха десант был прикрыт истребителями, они упоминаются в немецком отчете.

В 4.00 утра берлинского времени 8 мая лодки выходят в назначенный район и в 4.15 развернутым строем на скорости 25 км/ч идут в атаку. В 1 км от берега лодки с десантом попадают под огонь советской артиллерии, но преодолевают его, а в 500 метрах от берега по ним начинают бить из пехотного оружия. В итоге 11 лодок оказываются выведены из строя, еще 4 переворачиваются, а высадка осуществляется с 28 лодок. На берегу десант встречает поле ФОГов (фугасных огнеметов), но по утверждению в немецком отчете о действиях потери от огнеметов были незначительными и минное поле ФОГов было быстро обезврежено. Десант стал неприятным сюрпризом, усугубившим ситуацию на левом фланге 44-й армии. Как указывалось в докладе разведотдела 44-й армии, десант занял ДОТ, «отрезав наши подразделения, оборонявшиеся на зап. скатах г. Ас-Чалуле». Надо сказать, что в отчете по горячим следам событий оценка численности десанта была вполне реалистичной – 150 человек.

Еще в восемь вечера 7 мая 1942 г., когда до немецкого наступления оставалось несколько часов, в штабе артиллерии Крымского фронта имелись веские данные о предстоящем переходе немцев в наступление. С санкции командования фронта принимается решение в 4.00 8 мая провести контрподготовку и отдается распоряжение о контрподготовке. Начало контрподготовки фактически совпадает с артиллерийским ударом противника. Упоминания советской контрподготовки и произведенном ею эффекте в немецких оперативных документах автору обнаружить не удалось. Есть лишь фраза «огонь русской артиллерии слаб» в ЖБД 11-й армии, но неясно, к какому временному интервалу он относится.





Танки 22-й тд в Крыму. В правой части снимка хорошо виден грушевидный дульный тормоз 75-мм длинноствольных орудий раннего типа.





Немецкая артподготовка начинается в 3.15 берлинского времени 8 мая мощным, но очень коротким, всего 3 минуты, огневым ударом. Одним из средств достижения успеха для немцев стали 150-мм реактивные минометы, которые произвели сильное впечатление на 77-ю сд еще в марте 1942 г. Утром 8 мая они действовали сильно сосредоточенным огнем, который обеспечивали сразу шесть батарей. Также 8 мая удар 150-мм минометов усиливался 280-мм и 320-мм реактивными снарядами. Противотанкист Г. Бидерман из 132-й пд позднее писал в мемуарах:

«Батарея из шести ракетных установок могла выстреливать 26 снарядов, летевших с разрушающим нервную систему ревом, производя ужасный эффект. Осколки от этих снарядов не производили такого впечатления, как осколки от артиллерийских снарядов, но разрыв снаряда при детонации в ограниченном пространстве или на близком расстоянии приводил к разрыву кровеносных сосудов от ударной волны. Вражеские солдаты, находившиеся в непосредственной близости к месту взрыва, были вскоре деморализованы рвущими барабанные перепонки разрывами, и обычный, инстинктивный страх быстро уступил место ужасу и панике. Русские солдаты-стоики, обычно нечувствительные даже к налетам «штук», часто становились беспомощными под такими обстрелами».

Неудивительно, что это оружие произвело сильное впечатление на не самую крепкую дивизию Крымского фронта, т. е. 63-ю гсд. Как указывалось в отчете по использованию реактивных минометов: «Прорыв 49-го еп в 6.00 утра в противотанковый ров был облегчен (возможно, в принципе обеспечен) моральным воздействием на противника (непосредственное физическое воздействие на находившегося в глубоких траншеях противника существенно меньше)». Действительно, к противотанковому рву пехотинцы 28-й лпд вышли уже в 4.00 утра.

Ключевую роль в успехе немецкого наступления сыграли быстрота действий и мощные удары артиллерии и авиации в первые часы операции. В отчете о действиях 28-й лпд указывалось: «Вскоре после этого [выхода на рубеж рва. – Авт.] начинается заранее согласованный удар «штук», который происходит как нельзя более своевременно. Противник на главной линии обороны получает удар как раз в тот момент, когда наступающая пехота вышла к противотанковому рву. Одновременно артиллерия из всех имеющихся стволов открывает сильнейший огонь по назначенному месту прорыва». В результате передовым ротам 28-й лпд удается прорваться в противотанковый ров южнее дороги. В итоге уже в первые часы операции 132-я пд и 28-я лпд образовали плацдармы к востоку от противотанкового рва. Причем 132-я пд продвигается на 3 км к востоку от рва. Смяты оказались не только части 63-й гсд, но и левофланговый 343-й опаб 151-го УРа, его командир капитан Михайлов был тяжело ранен.

Справедливости ради следует отметить, что не везде удалось произвести сильное впечатление на советскую пехоту. 50-я пд на левом крыле XXX AK успеха не имела. В том же отчете о действиях реактивных минометов говорилось: «Двумя огневыми ударами (117 разрывных и 54 зажигательных снаряда) не удалось уничтожить противника, окопавшегося на узкой высоте 69,4 в 1,5 км восточнее Кой-Асана в траншее шириной до полуметра и глубиной до 3 метров (мощные атаки «штук» тоже оказались безрезультатными)». Здесь оборонялась более опытная 302-я сд 51-й армии. Также поначалу удержала позиции 276-я сд 44-й армии.

Нельзя не отметить, что расход боеприпасов 11-й армии в первый день «Охоты на дроф» был весьма высок: 1718 тонн. Для сравнения, даже в самые напряженные дни штурма Сталинграда армия Паулюса не расстреливала больше 1000–1300 тонн. Учитывая небольшое пространство, по которому била артиллерия 306-го командования, эффект немецкой артподготовки был, очевидно, выше среднего.

Схема противодействия советской артиллерии со стороны 306-го командования строилась на ослеплении наблюдательных пунктов. Также обстрел районов наблюдательных пунктов привел к разрыву проводов и утрате управления. Как позднее отмечалось в отчете 11-й армии о прорыве Парпачских позиций: «По словам пленных, телефонная сеть противника была повреждена настолько сильно, что у русского командования возникла сумятица». Это вообще было достаточно типичным явлением, потеря связи ввиду массированных артиллерийских ударов. Также в отчете 306-го командования указывалось: «Противник стрелял мало (из отдельных орудий или взводами, редко батареями) и совершенно хаотично и наобум».

Однако это оценка не вполне отражает воздействие советской артиллерии на ход боя по крайней мере в первой половине дня 8 мая. Строительство мостов через ров шло под огнем 457-го и 53-го артполков РГК, также по целям в полосе 63-й гсд работала артиллерия 276-й сд. Советская реактивная артиллерия участвовала в отражении наступления противника с 4.42 одним дивизионом 25-го гмп, а с 5.30 – всем полком. Это воздействие не осталось незамеченным. В отчете о действиях 28-й лпд указывалось:

«После вклинения огонь пехоты противника в непосредственной близости от района вклинения не очень силен, однако русская артиллерия становится все более активной. Батареи малого и среднего калибра обстреливают район по обе стороны противотанкового рва. Одна или несколько батарей залпового огня осуществляют пристрелку и начинают вести огонь по переправе через ров».







Советский тяжелый танк КВ, подбитый на Керченском полуострове. Май 1942 г.





Более того, в отчете 28-й лпд прямым текстом указывается на достаточно серьезное воздействие советских артполков на ход боевых действий: «Под сильным огнем артиллерии противника погибают командир полковой группы артиллерии ближнего радиуса действия, поддерживавшей наступающий полк, подполковник Клозе и его адъютант. На некоторое время руководство артиллерией обезглавлено, ценное время упущено и не использовано для продолжения наступления».

Однако вскоре в боевых действиях наступает перелом не в пользу советских войск. Примерно к 10.00 8 мая артиллерия 63-й гсд к востоку от рва была подавлена. 53-й артполк, израсходовав боеприпасы, около 11.00 отходит на запасные ОП в районе г. Кабуш-Убе. Тем временем к полудню немецкие саперы завершают строительство моста через ров, через него переправляются штурмовые орудия, а также завершается перегруппировка артиллерии. Задача наступающих была облегчена сохранением части имевшихся переправ. В отчете о действиях 197-го батальона штурмовых орудий прямо указывается: «В наши руки попала невредимой часть построенных противником переправ через ров». Однако помимо этого использовался подрыв стенок рва для пропуска самоходок. Это дает новый импульс для продолжения наступления. Как отмечается в отчете о действиях 28-й лпд: «Русские вскоре теряют устойчивость и повсеместно начинают отступать».





Еще один ракурс той же машины. Обратите внимание на две пробоины в корме танка. Предположительно это пробоины от 75-мм бронебойных снарядов.





В целом прорыв первой линии советской обороны стал возможен ввиду отлаженного взаимодействия пехоты, артиллерии и саперов. В отчете 197-го батальона штурмовых орудий указывается: «Взаимодействие с пехотой и саперами было превосходным. Несмотря на сильнейшее минирование и активную оборону противника (артиллерия, ПТО, минометы, ПТР, снайперы), Парпачский ров был преодолен к полудню первого дня наступления».Батальон позднее даже снимался в учебном фильме ОКХ «Штурмовые орудия и саперы».

Советская артиллерия, расположенная западнее противотанкового рва Ак-Монайских позиций, в ходе боя с 5.00 до 14.00 8 мая практически вся выбыла из строя за исключением четырех орудий 766-го ап. Во фронтовом отчете о деятельности артиллерии особо подчеркивалось: «Средства тяги в подавляющем большинстве уничтожены огнем авиации». Длительная оперативная пауза на фронте позволила немцам хорошо подготовиться к удару по Парпачским позициям.

Попытка ввести танки 44-й армии в бой для контрудара была выполнена с большим опозданием. Первым вступил в бой около 11.00 126-й ОТБ на танках Т-26 в полосе 276-й сд, контратаковав от совхоза Арма-Эли на юго-запад. Батальон потерял 4 Т-26 сгоревшими и 8 Т-26 подбитыми. Разбить занятые немецкой пехотой плацдармы восточнее рва небольшой группой легких танков было невозможно.

Главные силы танковых войск 44-й армии вступили в бой только после полудня. Т. е. когда немцы уже переправили через ров штурмовые орудия. Будучи поднята по тревоге в 4.15 утра, 39-я тбр находилась в бездействии до 12.00 8 мая, что дало противнику возможность прорваться достаточно глубоко в построение армии С.И. Черняка. Только после полудня бригада в составе 2 КВ, 1 Т-34 и 14 Т-60 начала выдвижение вперед и столкнулась с противником на марше у выс. 50, 6 к востоку от Ак-Монайских позиций. За несколько часов боя 39-я тбр потеряла оба своих КВ и 5 Т-60, 1 Т-34 был поврежден (находился в строю до 16 мая).

Расширение плацдарма, строительство переправ и отражение танковых контратак позволяет 28-й лпд ввести 83-й еп по следам наступающего авангарда и задействовать их против высоты 63,8. С этой высоты, как указывается в отчете 28-й лпд, «противник вновь ведет сильный фланкирующий огонь». Высота удерживалась 819-м сп 396-й сд, которая была сбита с позиций примерно в 16.00, что заставило 276-ю сд начать отход на рубеж выс. 63, 2, гора Мезарлык-Оба. Этот отход, в свою очередь, заставляет отойти артиллерию северного участка, занимавшую позиции на выс. 63, 8, дальше на северо-восток, также в район выс. 63, 2 и горы Мезарлык-Оба.

В этот момент, безнадежно запоздав к переломному моменту сражения, в бой вступает 56-я тбр 44-й армии. По неизвестным причинам приказ бригаде на выдвижение был отдан с еще большим опозданием, чем другим частям, только в 16.00 8 мая. Бригаде предписывалось действовать по варианту № 2 в двух группах, сковывающей и ударной. С бригадой действовал 13-й мцп. Она выступила в 17.00 и до 23.00 вела бой в районе высоты 63,8 и Феодосийского шоссе. Однако противодействие наступающих оказалось сильнее ожидаемого. Противником советских танкистов стали штурмовые орудия, в том числе нового образца. В результате были выведены из строя все 7 танков КВ бригады, а всего она потеряла 17 машин. Фактически начался процесс постепенного перемалывания противником КВ и Т-34 Крымского фронта, способных противодействовать танковому удару противника.

Следует отметить, что со стороны немцев также имеются соображения относительно нереализованных возможностей. В отчете 28-й лпд по итогам боев указывалось: «Чтобы использовать благоприятную ситуацию, командование дивизии предлагает командованию корпуса ввести в бой хотя бы часть сил танковой дивизии, чтобы сделать замешательство противника полным и не дать ему оборудовать новую линию обороны в глубине. Однако из-за отсутствия времени ввести танковую дивизию в бой уже не удается». Определенная перестраховка с вводом 22-й тд по итогам неудачи 20 марта несколько замедлила темпы развития успеха 11-й армии. Обстановка для ввода танковой дивизии в бой действительно была достаточно благоприятной.

К концу дня 8 мая в построении 44-й армии зияла огромная брешь. 63-я гсд была опрокинута, 276-я сд отошла на северо-восток, сплошной фронт практически отсутствовал. Одной из первых на направление прорыва была выдвинута 72-я кавдивизия героя Гражданской войны генерал-майора В.И. Книги (4684 человека, 7 БА-10, 12 БА-20, 12 76-мм и 18 45-мм пушек). Она была поднята по тревоге уже утром 8 мая, а в 20.00 был получен приказ занять оборону в тылу 44-й армии. Дивизия В.И. Книги выступила в полночь и к 5.00 вышла на рубеж в районе Узун-Аяк. Разумеется, это был достаточно слабый заслон. Тем не менее на тот момент командование фронта еще располагало достаточно сильным танковым «кулаком» (см. табл. 3).





ТАБЛИЦА 3

Наличие танков в частях и соединениях Крымского фронта на 9 мая 1942 г.







Вопрос был в темпах стягивания танковых резервов и их эффективного использования. Из перечисленных бригад 55-я тбр оставалась в подчинении 47-й армии, остальные командование попыталось задействовать в контрударе с целью стабилизации обстановки и предотвращения охвата 51-й и 47-й армий.

Задачи на контрудар формировались вечером первого дня боев. Видя невозможность парирования кризиса в рамках имевшихся планов, командованием фронта уже 8 мая приказывается 44-й армии нанести контрудар с привлечением дополнительных сил. С.И. Черняку предписывалось уничтожить наступающего противника «ударом из района Арма-Эли, курган Кара-Оба в направлении г. Ас-Чалуле». Дополнительно 44-й армии передавались 390-й сд, 83-я мсбр, 55 тбр, 229 отб, 596-й полк УСВ, два дивизиона РС. Здесь нельзя не отметить, что 31 марта 1942 г. «в связи с выявившимся в ночных боях 29–30.3 неблагополучным политико-моральным состоянием 390 сд» она выводилась в тыл. Т. е. для контрудара вводилось в бой соединение, оказавшееся под рукой. Справедливости ради нужно подчеркнуть, что это не было импровизацией. Еще 2 мая командиром 390-й сд полковником Бабаяном был представлен план использования соединения в контрударах по трем вариантам.

Однако уже на переговорах с командованием 51-й армии около девяти вечера 8 мая наряд сил для контрудара существенно увеличивается. Более того, по новому плану руководить контрударом должен был штаб В.Н. Львова. Надо сказать, что стиль переговоров в критической ситуации становился все более «телеграфным». Состав 51-й А был обозначен как 302, 138, 390 дивизии, 12 и 83 бригады, 55- и 56- тбр, 229 отб, 13 мсп, 18 полк «катюш», 547 и 456 кап, 151 УР. Задачей войск генерала Львова становился контрудар в направлении на Ас-Чалуле (тот же пункт, что был обозначен в приказе 44-й А). В.Н. Львову предписывалось включить в состав армии 236-ю сд, а также принять 390-ю сд, 83-ю сбр, 55-ю тбр, 229-й отб, прибывавшие в район кургана Сюрук-Оба и Арма-Эли ночью. 56-я тбр и 13 мсп уже находились в районе Мезарлык-Оба.

С одной стороны, руководство контрударом передавалось опытному и хорошо себя зарекомендовавшему военачальнику – генералу В.Н. Львову. Командующий 44-й армии ввиду распада фронта и угрозы своему штабу с большим трудом мог руководить контрударом безотносительно даже личных качеств С.И. Черняка. С другой стороны, сам процесс смены управляющей инстанции прошел достаточно болезненно. Как свидетельствует В.С. Абрамов, общавшийся с бывшим командующим 47-й армии К.С. Колгановым и начальником штаба армии А.А. Хрящевым, по их мнению, «эти два, казалось бы, дополняющих, но на деле противоречивых приказа только дезорганизовали обстановку». Это мнение подтверждал в письме В.С. Абрамову бывший начальник оперативного управления фронта В.Н. Разуваев.

В кратком отчете о действиях 44-й армии, подготовленном в июне 1942 г. по итогам боев майором А. Житником, указывалось, что распоряжение фронта о новом наряде сил действительно было получено и расшифровано в 4.30 утра 9 мая 1942 г. Оно гласило, что 390-я сд, 83-я сбр и 56-я тбр в состав 44-й армии не включаются, а передаются командарму 51-й для контрудара. В этот момент С.И. Черняк проявил самоуправство и решил 390-ю сд не отдавать, а использовать для запланированного контрудара (уведомив В.Н. Львова шифровкой). Однако, как пишет А. Житник, 390-я сд в 6.00 начала без предупреждения отходить в полосу 51-й А. В свою очередь, этот отход привел к отступлению соседних дивизий.

Информация об отходе косвенно подтверждается отчетом 229-го отб. Батальон КВ сосредоточился для атаки совместно с 390-й сд, но в 5.30 в расположение батальона прибыл представитель 51-й армии и в результате танковый кулак из 8 КВ был… отведен назад, в район Кията, где и находился всю первую половину дня 9 мая. Нельзя не признать достаточно серьезной дезорганизации уже практически подготовленного контрудара.





Командир 72-й кавдивизии, герой Гражданской войны генерал-майор В.И. Книга.





Немцы фактически получили несколько часов на подтягивание артиллерии через проход во рву и планомерный ввод в бой 22-й танковой дивизии. Надо сказать, что по сравнению с динамично развивавшимися событиями 8 мая, на следующий день стороны достаточно медленно переходили к активным действиям. Преодолевшая ров 28-я лпд тем временем развернулась фронтом на север, прикрывая восточный фланг велосипедным батальоном. Она была контратакована танками около 8.00–9.00, это был свежий 124-й отб на Т-26, потерявший в атаке 5 танков. Однако общего контрудара в первой половине дня не состоялось. 40-я тбр, с утра 9 мая выйдя в район к востоку от Парпача, весь день простояла на месте. 56-я тбр и 13-й мцп также оставались на месте.

В первой половине дня 9 мая В.Н. Львов пытается организовать контрудар по группировке противника, продвигающейся от Арма-Эли на север, в тыл его армии. Медленный сбор сил можно объяснить желанием советского командования нанести достаточно сильный контрудар для воздействия не только на район Арма-Эли, но и на войска противника, прорвавшиеся на запад в полосе 44-й армии. По плану В.Н. Львова, обрисованному в приказе № 0025/ОП от 0.10 9 мая, предполагался удар в направлении г. Мезарлык-Оба, выс. 63, 8, Ас-Чалуле, т. е. до берега моря. Однако время, безусловно, работало против Крымского фронта. Любая задержка лишь усугубляла положение.

Около полудня, после подтягивания артиллерии, 28-я лпд возобновила наступление и захватила Арма-Эли. Надо сказать, что в отчете соединения сопротивление советских войск не расценивается в этот момент как слабое: «Мощный огонь артиллерии, в том числе систем залпового огня, ведется противником с севера и северо-запада. Избежать потерь не удается». По советским данным, здесь действовали 456-й и 457-й ап РГК. Продвижение противника в Арма-Эли заставляет советскую артиллерию с 14.00 поэшелонно отходить дальше на север в район горы Кейман, кургана Сюрук-Оба.

Во второй половине дня 9 мая полил дождь, который размыл почву и ухудшил условия передвижения войск. Здесь нельзя не отметить, что в майском наступлении переменчивая крымская погода оказалась на стороне немцев. Им удалось добиться перелома в свою пользу до того, как полили дожди. Как указывалось в отчете о действиях 28-й лпд: «Если бы период плохой погоды начался на день раньше, успех прорыва – предпосылка успеха всей операции – оказался бы под вопросом. Переброска артиллерии и тяжелого вооружения, их эффективная и необходимая поддержка наступающей пехоты стали бы невозможны».

В условиях ухудшения погоды к немецкому наступлению присоединяется 22-я танковая дивизия. Нельзя не отметить, что первая запись за 9 мая в ЖБД 22-й тд сообщает об обстреле маршрута выдвижения соединения в 2.20–2.30 ночи «русским военным кораблем». Впрочем, об эффекте обстрела ничего не сказано. Выдвижение танковой дивизии происходит через полосу 132-й пд.

При общей неспешности сбора сил обеими сторонами первый ход сделали все же немцы, введя в бой около 16.00–17.00 22-ю тд. Как указывается в отчете 229-го отб, командующий 51-й армией лично (генерал Львов был верен себе и управлял с передовой) ставит батальону задачу контратаковать движущегося от Арма-Эли на курганы Кара-Оба и Сюрук-Оба противника. Это уже были две колонны танков 22-й тд. В тот момент 229-й отб насчитывал в строю 8 КВ. Пехота 236-й сд под ударами танков противника стала отходить. Ситуация в целом была похожа на немецкое наступление 20 марта, но в отношении техники расклад сил принципиально изменился.

В начавшемся примерно в 16.45 танковом бою у Арма-Эли 9 мая 1942 г. 229-й отб потерял сразу 5 КВ. Одновременно танкисты батальона претендовали на уничтожение 28 танков противника, в том числе 6 танков уничтожил командир роты лейтенант Тимофеев, погибший в этом бою. Действиями танков удалось несколько стабилизировать положение, но лишь в форме сдерживания продвижения противника. Негативную роль также сыграла неодновременность вступления в бой советских танковых частей. Позднее 40-я тбр получила упрек в пассивности действий во второй половине дня 9 мая. В отчете бригады указывается на ее участие в контрударе после 19.30, без своих потерь, но это было уже через несколько часов после вступления в бой 22-й тд.

Оказавшиеся на поле боя советские тяжелые танки немцам удалось выбивать с куда большей, чем 20 марта, эффективностью. Как указывалось в отчете штаба 11-й армии по итогам прорыва Парпачских позиций: «Успехи 22-й тд при прорыве через позицию Парпач и наступлении через Арма-Эли на север в значительной степени определялись наличием нового оружия. Благодаря этому оружию у солдат было чувство превосходства над русскими тяжелыми танками». Советские источники подтверждают качественное изменение ситуации: «Из применяемых противником новых средств обращает на себя внимание наличие снарядов, пробивающих броню КВ и поджигающих его». Поэтому обратить части 22-й тд в бегство ударом КВ не удалось.

Как докладывал штаб Крымского фронта С.М. Буденному в 5.00 10 мая, противник упредил ударную группу 51-й армии в сроках начала наступления, 390-я сд была отброшена, и фронт был открыт. Следует отметить, что командование фронта лично наблюдало происходящее. На переговорах с А.М. Василевским Д.Т. Козлов говорил, что вместе с Л.З. Мехлисом 9-го числа «наблюдали жестокий бой между нашей пехотой, артиллерией и танками противника». Выдвигающиеся 236-я сд и 157-я сд вынуждены были вступить в бой до полного сосредоточения. Вместе с тем продвижение 22-й тд и 28-й лпд вечером 9 мая ограничилось районом примерно в 3 км севернее Арма-Эли. Невысокий темп немецкого наступления пока позволил сохранять относительный порядок и отступать организованно. Несколько полков артиллерии, действующей в районе Арма-Эли, в ночь на 11 мая отошли в район Кията.

Куда больше походили на «блицкриг» действия немцев в полосе 44-й армии. Как указывается в ЖБД 11-й армии, бригада Гроддека, не встречая сопротивления (и обстрелов со стороны ЧФ с моря), продвигалась по берегу в глубину Керченского полуострова. Уже утром 8.30 9 мая она прошла Сейтджеут. Как отмечается в ЖБД армии Манштейна, жертвой наступления стала еще уцелевшая артиллерия 44-й армии: «Передовое соединение Гроддека уничтожило несколько батарей противника». В условиях распада фронта даже пехотные соединения быстро продвигались вперед. В 17.30 9 мая удару подразделений 132-й пд подвергся штаб 44-й армии в районе Узун-Аяк, «вынудив штаарм к уничтожению документов и к отходу под непосредственным огнем танков и автоматчиков пр-ка». В итоге и без того крайне сложная обстановка усугублялась потерей управления.

В одном из распоряжений, отданном вечером 9 мая, П.П. Вечный писал: «Военный совет фронта у Львова. Связи с ним не имею». С одной стороны, практика управления с передовой имела безусловные положительные черты. Ее использовали такие признанные мастера своего дела, как Г.К. Жуков, В. Модель, Э. Роммель. С одной стороны, Д.Т. Козлова и Л.З. Мехлиса можно понять, контрудар 51-й армии решал очень многое. С другой стороны, в условиях неустойчивой связи это приводило к несвоевременным решениям на других направлениях.





«Дорога смерти». Брошенные на дороге, ведущей в Керчь, советские автомашины.





На начальника штаба фронта генерал-майора П.П. Вечного днем 9 мая легла большая нагрузка и ответственность в принятии решений. Он отнюдь не сидел сложа руки. Именно 9 мая он предпринимает попытку восстановить целостность левого крыла фронта. Так, в середине дня в 44-ю армию передаются из резерва 12-я и 143-я сбр. Причем первая подчинялась С.И. Черняку прямо на месте своего расположения, в районе Агибель, Кр. Шар, а вторая совершала марш в район Адык с выходом в назначенный район к 4.00 10 мая. Численность бригады, впрочем, оставляла желать лучшего, на 23 апреля 143-я сбр насчитывала 2208 человек, значительно меньше штата. Южнее, в район Баш-Киргиз, Мавлюш выдвигалась 72-я кд. Однако выстроить сплошную линию обороны этими силами не удалось. Фронт от Парпачских позиций воронкообразно расширялся. В результате от левого фланга 72-й кд под Мамлюшем до моря оставалось пространство, прикрытое лишь остатками 404-й сд и 63-й гсд, 54-м мсп и курсами младших лейтенантов. Ситуация усугублялась тем, что германское командование также вводило в бой резервы, в данном случае 170-ю пд XXX AK. Она нацеливалась на Агибель, сковывая собранные П.П. Вечным резервы. Более того, бригада Гроддека, двигаясь вдоль приморской дороги, встречая слабое сопротивление, уже к вечеру 9 мая вышла в район совхоза Кенегез. Т. е. оказалась буквально в двух шагах от Турецкого вала. Только еще выстраиваемый командованием фронт оказался глубоко обойден с фланга.





«Абхазия» в Севастополе. Май 1942 г.





Вечером 9 мая последовал приказ С.М. Буденного на «удар группы Львова в направлении балки Песчаная». Однако на состоявшихся в 3.00 ночи 10 мая переговорах Л.З. Мехлиса и Д.Т. Козлова с И.В. Сталиным прослеживается отказ от попыток переломить ситуацию в свою пользу решительными действиями в пользу отхода на новый рубеж обороны. Командование Крымского фронта уже сомневалось в целесообразности продолжения наступления: «танки не пройдут». В итоге Сталин прямо сказал: «Если вы сумеете и успеете задержать противника перед Турецким валом, мы будем считать это достижением».

К тому моменту уже были приняты меры по заполнению оборонительного рубежа Турецкого вала. По приказу штаба Крымского фронта на Турецкий вал выдвигалась из резерва 156-я сд, которой предписывалось «к исходу 10.5 закончить выход для обороны рубежа Турецкого вала [на] фронте Наташино, Бикеч». Этот фронт составлял около 20 км и не полностью закрывал Турецкий вал. По состоянию на 23 апреля 156-я сд насчитывала 10 603 человека личного состава и располагала 131 ручным и 59 станковыми пулеметами. Это было неплохими показателями, но 20 км фронт вдвое превышал уставную норму. Правый фланг 156-й сд, примыкавший к Азовскому морю, должны были прикрыть отходящие части, а на левый от Бикеч до Узунлар – выдвигались сборные части из резерва фронта. Это были четыре запасных стрелковых полка, курсы младших лейтенантов, два батальона фронтовых курсов. На переговорах с А.М. Василевским в ночь на 11 мая Д.Т. Козлов выражал беспокойство, что 156-я сд «почти на 50 % укомплектована дагестанцами». Забегая вперед, нужно сказать, что дивизия с учетом обстановки показала себя неплохо.

Позднее Манштейн писал в мемуарах: «Если бы противнику удалось, после того как он оставит Парпачскую позицию, снова где-либо занять оборону, наше наступление захлебнулось бы». В этом, с одной стороны, присутствовал элемент драматизации ситуации. С другой стороны, именно для упреждения занятия промежуточных позиций командующий 11-й армией направил к Турецкому валу бригаду Гроддека. Речь шла, скорее, о проведении операции «Охота на дроф» максимально высокими темпами. Причем следует отметить, что именно 10 мая Манштейн дал определенную фору своим противникам, направив бригаду Гроддека на север, «чтобы как можно скорее перекрыть дороги, ведущие через Марфовку и Султановку». В некотором смысле такой поворот может быть оправдан стремлением не допустить занятия Турецкого вала отходящими советскими частями.

Поворот бригады Гроддека на Марфовку 10 мая традиционно описывался в отечественных работах как воздушный десант с последующим посадочным. Таковым он был обозначен в донесении штаба фронта от 12 мая. В.С. Абрамов справедливо отметил, что за десант могли принять парашюты контейнеров снабжения.

Несмотря на достаточно скептическое отношение командования фронтом к контрудару 51-й армии, он имел продолжение днем 10 мая. По существу он становился средством вывода из намечающегося окружения войск 51-й и 47-й армий. Осознавая нарастания кризиса, командование фронта бросает в бой свой последний резерв – 55-ю тбр М.Д. Синенко, изъятую с правого фланга фронта. Она получила приказ в 20.00 9 мая (еще от К.С. Колганова) на сосредоточение в районе Огуз-Тобе. Вследствие раскисания дорог выдвижение проходило медленно и закончилось только к 8.00 10 мая. Сюда же, к Огуз-Тобе, выводится 77-я гсд полковника М.В. Волкова. Приказ на контрудар М.Д. Синенко получил с опозданием, в итоге назначенный на 11.00 контрудар последовал только во второй половине дня 10 мая.





Хаос катастрофы. Брошенная техника на берегу в Керчи. Май 1942 г.





В итоге контрудар 51-й армии начался с атак бездействовавшей в предыдущий день 40-й тбр с 650-м сп 138-й сд. Ввиду раскисшего грунта в бой из состава бригады идут 6 КВ и 3 Т-34, встреченные сильным огнем на южных скатах кургана Сюрук-Оба. В результате 3 КВ и 1 Т-34 были сожжены. В отчете о действиях 28-й лпд отмечается «сильнейшее огневое воздействие противника с западного фланга» и пишется о необходимости «отразить несколько сильных атак противника, в том числе с танковой поддержкой». Однако на направлении главного удара немцам удается к 14.30 взять выс. 66, 2. Только после 16.00 бригада М.Д. Синенко пошла в бой и столкнулась с 22-й тд в районе Огуз-Тобе, когда кольцо окружения уже было почти замкнуто. Контрудар успеха не имел, было сожжено 5 и подбито 2 танка КВ 55-й бригады, еще 2 вышли из строя по техническим причинам. Факт танкового боя подтверждается ЖБД 22-й тд, немцы претендовали на 20 подбитых советских танков. Действительно, 55-я тбр также потеряла 11 Т-26 и Т-60. Уже после 19.00 в бою участвовал 229-й отб, потеряв один КВ. По фронтовому отчету это был единственный исправный на тот момент КВ. Таким образом, вполне в духе разрозненных атак предыдущих дней, советские танковые части атаковали последовательно, позволяя противнику постепенно выбивать наиболее опасные для них КВ и Т-34. В ЖБД 11-й армии констатировалось: «Попытки танков противника не допустить окружения контрударами с севера на Огуз-Тобе были сорваны действиями 22-й тд и VIII авиакорпуса. Множество танков противника уничтожены».

Отчеты танковых частей и соединений практически единодушно отмечают появление у противника нового высокоэффективного оружия. Отчет 55-й тбр сообщает: «Противником применяется новая система противотанкового орудия, установленная на танке или же прицепленного к танку, которая при наличии большой начальной скорости снаряда пробила в лобовой части танка КВ броню толщиной 140 мм на вылет». Причем следует отметить, что в документе указывается: «Размер пробоины до 80 мм». Это говорит о попадании калиберного бронебойного снаряда. В последующем, при широком распространении новейших 75-мм орудий на советско-германском фронте, они до 1943 г. чаще использовались немцами с кумулятивными снарядами (как их называли в Красной Армии, «термитными»). В Крыму новейшая техника Вермахта использовала наиболее эффективные калиберные бронебойные снаряды, пробивавшие броню и взрывавшиеся внутри танка. Отчет 229-го отб гласит: «Противник против наших танков КВ применил стрельбу снарядами, которые пробивали танки КВ с 4–5 выстрела. При пробивании брони танк КВ внутри воспламеняется». Фраза «с 4–5 выстрела», вероятно, относится к стрельбе на большие дистанции, по немецким источникам отмечается стрельба по КВ с дистанции до 1800 метров с поражением с 4-го выстрела.

Поле боя осталось за немцами, и они имели возможность осмотреть подбитые машины. Вывод был ожидаемый: «Основная масса КВ и Т-34 была однозначно уничтожена снарядами 7,62 и 7,5-см». Соответственно 140-й противотанковый дивизион 22-й тд, перевооруженный на самоходные орудия калибром 76,2 мм на шасси танка 38(t), заявил об уничтожении 24 советских танков, в том числе около 10 КВ и 2–3 Т-34, а 204-й тп 22-й тд (12 Pz.IV c KwK40, 20 Pz.III c KwK39) претендовал на уничтожение «около 50 русских» танков, в том числе 12 КВ и 2–3 Т-34. Относительно 6 новых штурмовых орудий указывалось, что ими «уничтожено в среднем по 3 русских танка» (без указания типа, 15–20 машин, часть, очевидно, КВ или Т-34). По советским данным, в майских боях было потеряно 27 КВ и 3 Т-34, пораженных артиллерийским огнем противника. В этом отношении советские и немецкие данные неплохо сходятся – большая часть КВ и Т-34 стала жертвой орудий новых типов. Разумеется, бои проходили не с «сухим счетом» – немцами признается потеря безвозвратно из состава 22-й тд в майских боях 21 танка, в том числе 2–3 Pz.IV c KwK40, 2–3 Pz.III. Общие потери можно оценить по донесению дивизии от 28 мая 1942 г., согласно которому боеготовыми насчитывалось 10 Pz.II, 50 Pz.38(t), 6 Pz.III, 6 Pz.IV (с короткой 75-мм пушкой) и 4 Pz.IV (с длинноствольным орудием), т. е. в строю было 76 машин из имевшихся на 1 мая 1942 г. 212.

Что касается воздействия на советские танки с воздуха, то советские данные не подтверждают больших успехов противотанковых штурмовиков Хш-129. Жертвой авиаударов по документам БТ и МВ Крымского фронта стали всего 15 танков, в основном Т-26 из 126 отб. В своем отчете и действиях 55-й тбр М.Д. Синенко прямо отрицал значимое воздействие с воздуха, по его словам, к Огуз-Тобе его части вышли «не имея потерь в личном составе и материальной части от бомбардировки».





Легкий крейсер «Молотов» входит в Северную бухту Севастополя. 1942 г.





В итоге неудачных для советской стороны танковых боев во второй половине дня 10 мая 1942 г. оказалось фактически замкнуто кольцо окружения основных сил 51-й и 47-й армий. В распоряжении советских частей оставался лишь узкий коридор по берегу Арабатского залива. В отчете о действиях 28-й лпд признавалось: «Только на самом севере у моря, севернее высот Огуз-Тобе, куда танковая дивизия не смогла быстро прорваться, отходят крупные подразделения противника. Однако свою тяжелую технику и вооружение они вынуждены оставить застрявшей в раскисшей почве». Типичным для военных катастроф стало превращение важных магистралей в «дорогу смерти». Дорога Парпач – Султанова – Керчь была забита в четыре ряда и подвергалась опустошительным налетам авиации противника.

Ранним утром, в 4.30–5.00 11 мая, немецкое наступление в северном направлении от Арма-Эли продолжилось. Под удар попали 138-я и 77-я гсд и частично 236-я сд. Немцам удалось овладеть селением Огуз-Тобе и скатами горы Огуз-Тобе. Тем самым они получали возможность контролировать прорыв вдоль берега огнем.

Тем же утром, в 11.30, от налета немецких самолетов на командный пункт, расположенный на горе Кончи, был убит командующий 51-й армией генерал-лейтенант В.Н. Львов. Армию возглавил начальник штаба полковник Г.И. Котов. Несмотря на нараставший хаос, тело В.Н. Львова было вывезено и 13 мая 1942 г. отправлено на самолете ПС-84 в Тбилиси. Генерал Львов пользовался большим уважением и авторитетом, был деятельным и энергичным командующим.

Гибель командующего, безусловно, ухудшила положение 51-й армии. Имелся также еще один неблагоприятный действующий фактор. В своем докладе Л.З. Мехлису от 13.40 11 мая и.о. командующего 51-й армии Котов писал: «Военный совет армии не имеет плана и указаний фронта о дальнейших действиях частей 51 А». При этом существует приказ за подписью начальника штаба фронта П.П. Вечного, датированный 10 мая и предписывавший 51-й армии: «Отход начать в ночь на 11.5». Отход предполагался за линию Турецкого вала. Аналогичные по содержанию приказы существовали в адрес 44-й и 47-й армий. При этом ни в описании действий 44-й армии А. Житником, ни в оправдательном письме С.И. Черняка такой приказ не упоминается. Все упомянутые приказы написаны от руки на бланке начштаба фронта (судя по всему, лично П.П. Вечным), но не имеют ни номеров, ни подписей Военного совета фронта, ни отметок об отправке. Это заставляет сделать вывод, что приказы не были оформлены и отправлены в войска. Тем самым были потеряны почти сутки драгоценного времени.

Основной задачей 11 мая командование 51-й армии видело в выводе из полуокружения 138, 302 и 77-й сд. Как докладывал и.о. командующего 51-й армии Котов Мехлису, этого удалось добиться «благодаря исключительного геройства 77-й сд». Также в бою участвовали остатки 55-й тбр, в том числе обездвиженные танки КВ, стрелявшие с места. Все это вместе позволило вырваться из «котла» 138-й и 304-й дивизиям. Соответственно 236-я и 390-я сд, 83-я мсбр оставались на внешнем фронте окружения, ожидая прорыва. Как отмечал Котов в том же докладе, был возможен планомерный отход, «но 390 сд еще раз подвела. Ее два полка сбежали с фронта».

Судьба оставшихся в окружении была незавидной. Одним из последних средств воздействия на окруженных стали залпы реактивных минометов, в отчете об их действиях подчеркивается «решающее значение 11 мая при нанесении удара по противнику, сгрудившемуся у станции Ак-Монай». По документам противоположной стороны, положение «котла» к вечеру 11 мая уже было близко к распаду и разгрому. Как отмечается в ЖБД 11-й армии, «сопротивление врага ослабевает». При подведении итогов дня в ЖБД армии Манштейна указывалось: «По неполным данным, пока что взято в плен 26 710 человек, захвачены и уничтожены 223 орудия, 14 зениток, 2 установки залпового огня, 88 ПТО, 137 минометов, 173 танка, 66 самолетов и огромная масса ручного оружия, техники и запасов различного имущества».

В.С. Абрамов в своей книге высказывает сомнения относительно размеров «котла» под Ак-Монаем. Однако окружение крупных сил Крымского фронта действительно имело место. Немцами было заявлено уже в донесении в 0.20 12 мая (видимо, после уточнения) о 40 260 пленных, захваченных в качестве трофеев 402 орудиях, 41 зенитке, 197 танках, 153 противотанковых пушках, 210 минометах, 66 самолетах, 2000 машин всех типов. Это, разумеется, не самый высокий показатель в череде «котлов» 1941–1942 гг. В 1941 г. в окружениях у Умани и Мелитополя заявлялось минимум в 2–2,5 раза больше пленных. Тем не менее для Крымского фронта это было серьезным ударом.





Тяжелая артиллерия стягивается к Севастополю. На марше ствольная повозка 420-мм мортиры чешского производства.





Тем временем С.И. Черняк обнаружил факт глубокого охвата фланга вновь восстановленного фронта своей армии. 11 мая он пытается организовать контрудар во фланг и тыл «Кенегезской группы пр-ка» (т. е. бригады Гроддека) из района Кары силами остатков 404-й сд, выводимой из второго эшелона 276-й сд и 190-го кавполка 72-й кд. Однако 276-я сд в назначенное время в Кары не вышла, а атаки подразделений 404-й сд успеха не имели. Остальные части 44-й армии были скованы с фронта пехотой XXX AK.

В ЖБД 11-й армии имеется запись, относящаяся к вечеру 11 мая: «Бригада Гроддека после прорыва позиций противника на Татарском рву ведет бой с крупными силами противника чуть юго-западнее Сараймина». Факт преодоления противником линии Турецкого вала уже 11 мая подтверждается советскими документами. В вечерней оперсводке 156-й сд указывается, что ее 530-й сп ведет бой в районе к юго-западу от Сайрамина. Это резко ухудшало положение Крымского фронта. В то время как главные силы 51-й и 47-й армий еще вели бой в окружении в районе Ак-Моная, спасительный рубеж Турецкого вала был уже прорван наступающим противником.





Лафет 210-мм мортиры на марше в Крыму. Тяжелые артсистемы возились разобранными и приводились в положение для стрельбы уже на позиции.





Нельзя не подчеркнуть любопытный, с точки зрения историка, факт, что распоряжения Л.З. Мехлиса за последние дни керченской катастрофы сохранились в личных вещах офицера штаба 10-го ск майора Пащенко, погибшего уже в 1944 г., и были переданы в архив после его гибели. В 5.20 12 мая Военный совет Крымского фронта приказывает 51-й армии (фактически повторно) «вывести части к исходу 13.5.42 за оборонительный рубеж Турецкого вала в район Султановка и севернее». Приказывалось «в крупные бои с противником западнее рубежа Турецкий вал не ввязываться». Вдогонку к приказу штаба фронта в 6.00 12 мая Л.З. Мехлис торопит Котова (ставшего командующим 51-й А) отдельной запиской, в которой подчеркивает значение его действий: «Главное – сохранить живую силу и технику и вовремя подоспеть на Турецкий вал». 51-й армии предписывалось выходить в район Алексеевка – Султановка. Именно это стало одной из основных претензий к командованию фронта: запоздание на двое суток с приказами на отвод войск на Турецкий вал (разговор с И.В. Сталиным состоялся в ночь на 10 мая, а перечисленные приказы отданы ранним утром 12 мая).

По этим указаниям видно, что о реальном состоянии прижатых к морю частей в «котле» в штабе фронта имелось уже весьма приблизительное представление. Утром 12 мая в ЖБД 11-й армии фиксировалось: «Бои за очистку котла вокруг Ак-Моная, которые велись совместно XXXXII AK и VII румынским AK, завершены». Т. е. разгром окруженных войск двух армий Крымского фронта уже стал свершившимся фактом.

Реакцией командования фронта на прорыв Гроддека стала отданная в 23.30 11 мая директива № 022/ОП войскам 44-й армии «продолжать отход в направлении Султановка». В отчете о действиях 44-й армии она не упоминается, более того, обращается внимание на факт отсутствия связи со штабом фронта. Вместе с тем нельзя не обратить внимание на оборот «продолжать отход». По факту войска 44-й армии действительно уже отходили. Уже в 18.00 11 мая 72-я кд получила приказ отходить с выходом на рубеж, примыкающий к Турецкому валу в районе Марфовки. Также в отчете командира 72-й кд В.И. Книги указывается, что в 3.45 12 мая он получил приказ штаба 44-й А об отходе на рубеж от Турецкого вала до Сайрамина и Орта-Эли. Т. е. по существу выстраивалась линия от вала до оз. Табечикское, прикрывающая Керчь.

Тем не менее штаб 44-й А действительно отходит в Султановку, где в 6.00 12 мая С.И. Черняк встречается с Д.Т. Козловым и Л.З. Мехлисом в штабе 156-й сд (т. е. уже после отданного 72-й кд приказа отходить за Турецкий вал). Здесь командующий 44-й армии лично получает приказ о «немедленном отводе всех частей армии за Турецкий вал». При этом у него изымались в резерв фронта 157-я сд, 72-я кд и 12-я сбр с оставлением в подчинении 44-й армии 143-й сбр, остатков 404, 276 и 396-й сд. Соответственно днем 12 мая и в ночь на 13 мая части 44-й армии отходили на Турецкий вал и за него. К 15.00 12 мая 72-я кд вышла в район от Сайрамина до Орта-Эли, выставив заслон для распространения группы Гроддека дальше к Керчи.

Тем временем германское командование разворачивает высвободившиеся после ликвидации «котла» силы на восток и подвижные части атакуют в направлении Султановки. Оборона на Турецком валу получает еще одну брешь, на этот раз у Султановки, где прорываются части 22-й тд (исключая танковый полк) и передового отряда Мюллера. Об этом событии (143-я сбр «оставила занимаемый рубеж») Мехлис даже счел нужным доложить С.М. Буденному.

К Керчи отошли уже считаные единицы боевых машин бригад и батальонов. 229-й отб потерял последние 2 КВ на Турецком валу в безуспешной попытке на нем удержаться. По неточным данным, к вечеру 12 мая 1942 г. на ходу оставалось 1 Т-34, 27 Т-26, 7 ХТ-133 и 10 Т-60.

В 2.00 ночи 14 мая следует директива № 01051 штаба Крымского фронта с приказом занять оборону Керченского обвода. Фланги обвода опирались на оз. Чокракское, оз. Чурубашское и Камыш-Бурун, а проходил он через Багерово и господствующие высоты к западу от Керчи. Как позднее писал в своем докладе о действиях 44-й армии А. Житник: «Никаких заранее подготовленных оборонительных сооружений этот рубеж не имел». Также армия потеряла значительную часть своей артиллерии. Тем временем днем 14 мая немецкие войска вышли на подступы к Керчи и прорвали обвод обороны города. В ЖБД 11-й армии отмечалось: «Противник отчаянно оборонялся при поддержке многочисленных танков, однако наши солдаты прорвали внутренний оборонительный пояс города». Не совсем понятно, о каких многочисленных танках идет речь, т. к., по советским данным, Керчь обороняли остатки 39-й тбр в лице 5 Т-60 и 1 Т-26 и бронедивизион (бронеавтомобили) 72-й кд.





600-мм «Карл» на марше. Самоходный лафет выделял «Карл» из череды архаичных тяжелых орудий времен Первой мировой войны.





Помимо танков с 14 по 18 мая 1942 г. в боях за Керчь также принимал участие бронепоезд № 74, построенный на заводе им. Войкова. Он действовал на участке от завода до станции Керчь. 18 мая железнодорожное полотно было разрушено, и бронепоезд был уничтожен. В тот момент бои уже шли на территории завода им. Войкова.

В ночь на 15 мая следует директива Ставки ВГК № 170385, адресованная Д.Т. Козлову, начинавшаяся словами: «Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя». Однако это указание с учетом событий прошедшего дня безнадежно запоздало – немцы уже находились на территории Керчи.

Официально эвакуация войск Крымского фронта началась 14 мая в соответствии с распоряжением И.В. Сталина в 3.40 ночи: «Начать отвод войск Крымского фронта на Таманский полуостров…» Эвакуация осуществлялась из порта Керчь, с пристаней КВМБ, завода им. Войкова, Капканы, Еникале, Жуковка. Первое время, согласно приказу, переправляли только раненых, секретную материальную часть (гвардейские минометы), артиллерию РГК. Ни о какой эвакуации танков, тракторов и даже автомашин из Керчи и Еникале уже речи не было. Около 300 автомашин, тягачей и мотоциклов было сожжено у переправы, спасали в первую очередь людей. Из 6789 человек личного состава танковых частей и соединений Крымского фронта удалось эвакуировать с Керченского полуострова 3022 человека, 44,5 %. Согласно докладу начальника санитарного управления фронта военврача 1 ранга Н.П. Устинова удалось вывести 42 324 человек раненых, из них 4919 тяжелораненых. Устинов подчеркивает «всех раненых», но, судя по всему, имеются в виду раненые, успевшие поступить в госпитали.

Для переправы через Керченский пролив орудий использовался только так называемый «болиндер», бездействовавший ночью, вследствие чего был упущен шанс спасти значительную часть отошедшей в район Керчи артиллерии. В итоге на косу Чушка было переправлено всего 7 орудий и 7 тракторов 457-го ап РГК и 29 установок ГМЧ (по другим данным). Согласно докладу штаба артиллерии СКФ, составленному по горячим следам событий в июне 1942 г., Крымский фронт потерял 157 76,2 мм горных пушек, 67 76-мм пушек 02/30 г., 210 76-мм дивизионных пушек 39 г., 25 107-мм пушек 10/30 г., 24 122-мм пушки обр. 31 и 31/37 г., 257 122-мм гаубиц разных типов, 21 152-мм гаубицу и 103 152-мм гаубиц-пушек обр. 37 г.. Небезынтересно в связи с этим отметить, что в подсчете немцами трофеев по итогам разгрома советских войск на Керченском полуострове особо отмечалось отсутствие оптики у 98 % орудий, хотя 15 % орудий досталось им в исправном состоянии. Всего немцы претендовали на захват или уничтожение 1450 автомашин, 154 танков, почти 800 орудий.

Для прикрытия эвакуации организуется оборона с опорой на выгодные позиции. Наступление подразделений 28-й лпд на западную оконечность Еникальского полуострова сталкивается в середине дня 16 мая на высоте 175,0 (гора Хронева на тогдашних картах) «с очень плотным и точным огнем обороняющихся, закрепившихся в скальных укрытиях и стреляющих из винтовок и пулеметов». Немецкие пехотинцы залегают под огнем, несмотря на энергичную поддержку штурмовых орудий, расстрелявших весь боекомплект, атаки успеха не имеют.

В последние дни боев на Керченском полуострове оборона остатков Крымского фронта распалась на несколько прижатых к берегу очагов сопротивления. У Глейки, Маяка и самого маяка (Еникальский маяк) советские бойцы и командиры заняли оборону на обрывистом берегу. В результате удар немецкой артиллерии 18 мая по району маяка пришелся по пустому месту, и последующая атака натолкнулась на шквал огня. Как отмечалось в отчете о действиях 28-й лпд: «Артиллерия не в состоянии поддержать атаку из-за небольшого расстояния, отделяющего наши атакующие части от противника. Кроме того, траектория полета снарядов не позволяет накрыть позиции противника, расположенные на отвесном берегу». Поддержка штурмовых орудий и применение огнеметов также не принесли результата атакующим. Переломить ситуацию немцам удалось массированным использованием минометов (судя по контексту и отчету о применении «Небельверферов» – 280-мм реактивных) утром 19 мая. Как подчеркивается в отчете 28-й лпд: «В упорном рукопашном бою приходится захватывать сильно изрезанную скальную местность». Немцами было заявлено о захвате 8250 пленных, треть из которых были ранены и обнаружении около 1400 убитых.

В тот же период 18–19 мая развернулась напряженная борьба за район Еникале. Сводные отряды из остатков 77-й гсд, 302-й, 404-й сд и 95-го погранполка обеспечивали эвакуацию остатков войск Крымского фронта. Оборону здесь на фронте Опасная, выс. 102, 0 (господствующая на подступах к Еникале), Капканы держали примерно 3500 человек, вооруженных только винтовками, ППШ, ручными пулеметами и гранатами. Минометов и артиллерии у них уже не было. Командовали отрядами полковники М.В. Волков, М.К. Зубков, Н.И. Людвигов. Упорная оборона позволила только за ночь с 18 на 19 мая переправить 18–20 тыс. человек через пролив на Таманский полуостров. Именно здесь, в районе Еникале, оставался Л.З. Мехлис, вернувшийся назад с Тамани. Видевшие Мехлиса в Еникале говорили, что он настойчиво искал смерти. В середине дня 19 мая он покинул Керченский полуостров.

19 мая 132-я пд атаковала форт «Тотлебен» при поддержке 280-мм реактивных минометов (было выпущено 440 снарядов). Громоздкие установки с небольшой дальностью огня требовали особых условий применения, и здесь они имелись: у защитников завода не оставалось артиллерии. По немецким данным, после удара реактивных минометов форт «Тотлебен» был занят 132-й пд при потере 5 человек. Нельзя не отметить, что расход боеприпасов 11-й армии за 19 мая был максимумом за все время борьбы с 11 мая до конца операции – 536 тонн. Несмотря на это, как подчеркивалось в ЖБД 11-й армии: «У противника лишь с большими усилиями удается отбить каждую пядь земли».





«Самоходная мина» – танкетка «Голиаф», управляемая по проводам.





Еще один представитель «чудо-оружия»: радиоуправляемая танкетка «Боргвард» B.IV. Их применение в условиях Севастополя оказалось не слишком успешным. Штатно танкетка подъезжала к цели и сгружала перед ней ящик со взрывчаткой.





В 3.45 утра 20 мая 1942 г. переправа с Керченского полуострова закончилась. Однако бои в течение дня 20 мая еще продолжались. Одним из узлов сопротивления советских войск в районе Керчи оставался металлургический завод им. Войкова, который безуспешно штурмовала 170-я пд. В качестве последней меры по развалинам завода было выпущено 580 реактивных снарядов калибром 280 мм. Удар реактивных снарядов сломил сопротивление гарнизона завода. Однако прочесывание территории завода продолжалось до вечера 20 мая. По немецким данным, потери советских частей на заводе им. Войкова составили 1800 человек убитыми, также здесь было взято в плен 4400 бойцов и командиров.

Ранним утром 20 мая 46-я пд захватила форт и населенный пункт Еникале, а затем продвигалась с востока на запад полуострова. По немецким данным, в районе Еникале и Опасной потери Красной Армии составили 3000 убитых и 5440 человека пленными. Потери 28-й лпд, 46-й и 170-й пд за 20 мая составили 186 убитых, 17 пропавших без вести и 522 раненых. Всего в период с 8 по 19 мая 1942 г. Крымский фронт, ЧФ и АВФ потеряли в период с 8 по 19 мая 1942 г. 162 282 человека безвозвратно и 14 284 человека ранеными, всего 176 566 человек.

Общие потери армии Манштейна в операции «Охота на дроф» показаны в табл. 4. По приведенным данным видно, что наибольшие потери понесла 28-я лпд, наступавшая на направлении главного удара при прорыве Парпачских позиций и обеспечивавшая ввод в прорыв 22-й танковой дивизии. На втором месте по потерям была 132-я пд, также участвовавшая в прорыве Парпачских позиций и напряженных боях на востоке Керченского полуострова. Следует отметить, что данные медицинской службы несколько отличаются от приведенных цифр отдела IIa. Медслужба 11-й армии отчиталась о 1412 убитых, 291 пропавшем без вести и 5885 раненых за временной интервал 8–22 мая 1942 г. без учета румынских частей. Однако эти данные представляются неполными ввиду плохой стыковки отчетов медслужбы с данными персонального учета погибших и раненых офицеров. В целом потери 11-й армии в операции «Охота на дроф» приходится признать чувствительными, но умеренными.





ТАБЛИЦА 4

Потери 11-й армии в ходе боев на Керченском полуострове с 8 по 21 мая 1942 г. (без учета румынских частей)







После занятия немцами дымящегося района Керчи и Еникале на полуострове еще остались сражаться бойцы и командиры Красной Армии в Аджимушкайских каменоломнях. Разгром Крымского фронта стал первой из череды катастроф весны и лета 1942 г. Для советских войск начинался один из самых тяжелых периодов войны. До начала освобождения полуострова оставалось долгих полтора года.

Подводя итоги противостояния Крымского фронта и немецкой 11-й армии, целесообразно привести данные о расходе боеприпасов сторон. Согласно ведомостям ГАУ КА, за первое полугодие 1942 г. Крымский фронт израсходовал 258,6 тыс. выстрелов 76-мм дивизионных пушек, 211,9 тыс. выстрелов 76-мм горных пушек, 49,0 – 107-мм пушечных, 33,3 тыс. – 122-мм пушечных, 216,6 тыс. – 122-мм гаубичных, 30,7 тыс. – 152-мм гаубичных и 92,2 тыс. выстрелов к 152-мм пушкам-гаубицам. Крымский фронт являлся абсолютным лидером по расходованию 107-мм выстрелов – на его долю приходилась почти четверть всего расхода выстрелов этого типа Красной Армией. По 152-мм выстрелам к гаубицам-пушкам на долю Крымского фронта приходится 13,7 %. Всего же на долю Крымского фронта приходилось 10,7 % расхода всех выстрелов наземной артиллерии всей Красной Армии в расчете на январь – июнь 1942 г. (хотя в июне 1942 г. Крымский фронт уже прекратил свое существование).

Также Крымским фронтом за время его существования в 1942 г. было израсходовано 758,5 тыс. 82-мм минометных мин, 37,8 тыс. 107-мм минометных мин и 46,9 120-мм минометных мин. При этом на долю Крымского фронта приходится 17,4 % расхода 82-мм мин всей Красной Армией. Он был абсолютным лидером в использовании этого типа вооружения, причем с большим отрывом.

Директивой Ставки ВГК № 155452 от 4 июня 1942 г. с разбором поражения Крымского фронта одновременно определялась мера наказания его командования, включая представителя Ставки. Армейский комиссар 1 ранга Л.З. Мехлис был снят с поста заместителя наркома обороны и начальника Главного политического управления КА со снижением в звании до корпусного комиссара. Командование фронта и армий снималось с должности и понижалось в звании с формулировкой «проверить его на другой, менее сложной военной работе». Д.Т. Козлов был понижен в звании до генерал-майора. Командующих армиями С.И. Черняка и К.С. Колганова понизили в звании до полковников. Исключение составил П.П. Вечный, направленный в распоряжение начальника ГШ КА. Это стало своего рода признанием его усилий по стабилизации обстановки в последние дни существования Крымского фронта.





Румынская пехота на марше. Крым, 1942 г.





Выводы. Первый анализ разгрома Крымского фронта был произведен директивой Ставки ВГК № 155452 от 4 июня 1942 г. за подписями И.В. Сталина и А.М. Василевского. Однако в этом документе, написанном по горячим следам событий, анализ происходившего дается поспешный и без учета данных противника. Тем не менее эта директива Ставки до наших дней остается основой критики командования Крымского фронта. Поэтому целесообразно обсудить происходившее в мае 1942 г. на Керченском полуострове, отталкиваясь от сформулированных в ней претензий. Высказанный в начале директивы тезис «Крымский фронт имел большое превосходство над противником в пехоте и артиллерии» разбирался в начале раздела, это утверждение не подтверждается документами сторон.

Далее в директиве излагаются факты со ссылками на «опыт современной войны». В первую очередь утверждается, что «командование Крымского фронта растянуло свои дивизии в одну линию» и «на одну дивизию приходилось на фронте не более двух километров». Оперативные документы Крымского фронта показывают, что это не так и даже совсем не так. Во-первых, на одну дивизию в первой линии приходилось 3,1 км фронта. Во-вторых, две дивизии второй линии занимали Ак-Монайские позиции. В-третьих, в армиях имелся второй эшелон, задачей которого являлось нанесение контрударов. Кроме того, имелись соединения в глубине построения войск фронта, находившиеся в резерве, которые можно было использовать для восстановления его целостности и нанесения контрударов. Это 72-я кд, 390-я сд (формально армейского подчинения), 12-я и 143-я сбр, 83-я мсбр. Собственно, они были использованы в ходе оборонительного сражения, фактически выстроив новый фронт обороны, но оказались скованы ударом пехоты противника с фронта и обойдены с фланга бригадой Гроддека. Упрекнуть командование Крымского фронта можно в ставке на контрудары, которые предполагали выдвижение резервов и их использование вне оборудованных позиций. В условиях массированного применения ВВС противником это стало почти невозможным.

Вторым упреком со стороны Ставки стало утверждение: «командование Крымского фронта в первые же часы наступления противника выпустило из рук управление войсками». С одной стороны, потеря управления войсками, безусловно, имела место. Радиосвязь, несмотря на все увещевания штаба фронта, не являлась сильной стороной управления войсками в Крыму. Однако утверждение «в первые же часы» все же не вполне верно. Действительно серьезные проблемы возникли уже по мере нарастания хаоса и разгрома.

Еще одной претензией Ставки стал упрек в «бюрократическом и бумажном методе руководства войсками со стороны командования фронта и тов. Мехлиса». Утверждалось, что «вместо личного воздействия на ход операции проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета». Этот упрек выглядит вдвойне странным ввиду того, что И.В. Сталин лично запрещал Д.Т. Козлову и Л.З. Мехлису находиться в штабе В.Н. Львова 10 мая. Командующий фронтом, и это документально подтверждено, выехал в войска с целью влияния на ход контрудара 51-й армии. Этот контрудар действительно решал судьбу главных сил вверенных ему войск. Личное присутствие в месте его проведения представляется более чем обоснованным. Рекомендация в заключение директивы бывать «почаще в войсках, в армиях, дивизиях» в отношении Д.Т. Козлова и Л.З. Мехлиса, а тем более В.Н. Львова смотрится нелепо. Однако Крымскому фронту это не помогло.

Более осмысленной представляется другая претензия в директиве Ставки: «командование фронта и тов. Мехлис своевременно не обеспечили выполнение приказа Ставки, начали отвод с опозданием на двое суток, причем отвод происходил неорганизованно и беспорядочно». Действительно, запаздывание с отходом на рубеж Турецкого вала имело место. 51-я армия приказа на отход вовремя не получила. Одновременно нельзя не отметить условия отхода: раскисание дорог и воздействие авиации противника, усложнявшее перемещения войск в дневное время. Кроме того, проигрыш танкового сражения у Арма-Эли предопределил окружение и разгром немалой части сил Крымского фронта и техническую невозможность их отвести на Турецкий вал.

Э. фон Манштейн был опытным военачальником, хорошо понимавшим принципы использования механизированных соединений. Собственно, Крымскому фронту было по существу нечего противопоставить двум подвижным соединениям 11-й армии – 22-й танковой дивизии и бригаде Гроддека. Войска фронта были упреждены в выходе на Турецкий вал уже на второй день операции «Охота на дроф». «Удар серпом» 22-й тд и быстрый прорыв бригады Гроддека к Турецкому валу было уже почти невозможно парировать одновременно.

По существу в директиве Ставки ВГК № 155452 обходилась стороной если не главная, то одна из основных причин поражения Крымского фронта: отсутствие в его составе полноценного самостоятельного механизированного соединения в условиях наличия такого соединения в составе 11-й армии противника. У Манштейна фактически имелся эквивалент двух таких соединений, с учетом бригады Гроддека и передового отряда Мюллера. В свою очередь, факт отсутствия этого соединения был прямым следствием отказа от танковых дивизий в августе 1941 г. Восстановление подобных структур началось в мае 1942 г. (формирование танковых корпусов) и Крымского фронта не коснулось. Именно танковые корпуса стали важнейшим средством ведения оборонительных операций в большой излучине Дона в июле 1942 г. и на Курской дуге в июле 1943 г.





420-мм мортира «Гамма» на позиции.





Нетипичным для других направлений стало использование немцами в Крыму массово новых образцов противотанковых средств, в том числе танков и САУ с длинноствольными орудиями. Именно они стали решающим фактором в мае 1942 г., предопределив катастрофу Крымского фронта и неудачу его танковых войск в обороне Керченского полуострова.

В целом Крымский фронт стал жертвой массирования германским командованием сил и средств, в том числе новейших образцов вооружения и техники. При этом сам фронт находился не в лучшем положении в отношении вооружения, а на боеспособность соединений оказывал ощутимое влияние национальный фактор. В критической ситуации мая 1942 г. национальный фактор проявил себя в куда большей степени. Необходимость использовать соединения из глубины приводила к вводу в бой национальных соединений, и они не всегда показывали себя с лучшей стороны. Это в первую очередь касается 390-й сд, а также 396-й сд на Ак-Монайских позициях. Вместе с тем в целом неплохо себя показала 77-я гсд со смешанным и многообразным национальным составом.

Назад: 3.2. Хазанов Д.Б. Авиация в боях над Крымом. Январь – апрель 1942 г
Дальше: 4.2. Исаев А.В. Отражение третьего штурма Севастополя