Глава 10

— Отлично, мой мальчик, на сей раз дракон у тебя получился отменный! — восхищенно воскликнул мастер Рене.

Это был худощавый рослый шатен с зелеными как изумруды чистой воды глазами. Насколько было известно Малу, преподавателю магической виртуальной и материализованной пластики было за сто, но он предпочитал выглядеть двадцатилетним юношей. К тому же, в отличие от своих остепенившихся ровесников, мастер Рене не растерял молодецкого задора и удали, он обожал проводить время в каком-нибудь кабаке в кругу веселых собутыльников и распутных женщин, отчего иногда надолго пропадал из башни Учителя, манкируя своими обязанностями преподавателя магопластики.

В данный момент учитель и его ученик находились в одной из локаций башни, выделенной мастеру Рене в качестве художественной мастерской и временного пристанища.

Висевший в воздухе десятиметровый летающий ящер, созданный буйной фантазией Мала, был почти безупречен с точки зрения формы. Что касается содержания, несмотря на всю свою видимую мощь, это все-таки было не более, чем фантом. Приступить к постижению искусства материализации виртуальных сущностей мальчику предстояло еще нескоро. Пока он всего лишь осваивал под руководством уважаемого мэтра Рене основные приемы управления формой и цветом.

После традиционного выражения восторженных чувств по поводу очередного творения своего ученика мастер Рене со свойственной ему импульсивностью к бочке славословия в адрес талантливого мальчика начал подмешивать капля за каплей деготь едких замечаний критического свойства:

— Мал, тебе уже двенадцать лет, и глаз у тебя верный и подмечаешь ты многие детали, которые ускользают даже от моего внимания. В таком случае почему надлобные бугры твари у тебя не одинаковые? А пропорции тела! Не кажется ли тебе, что при такой длине туловища на таких крылышках чудище если и поднимется в воздух, далеко не улетит? Также обрати внимание на цвет радужной оболочки глаза — у настоящих драконов этого вида она не желто-зеленая, а янтарная. Короче говоря, у тебя получился некий гибрид болотной виверны, обитающей в мире Калуши, и золотистого дракона из измерения Зен Занга. Пять минут тебе на устранение всех замечаний.

Гордый поначалу Мал после критических замечаний мастера Рене заметно поскучнел и слегка даже обиделся. Затем отошел в сторонку и начал колдовать над своим детищем. Действительно, с пропорциями он малость напортачил и симметрия не на высоте — кроме надлобных бугров пришлось немного подправить роговые выступы на голове дракона и оттянуть книзу правую скулу.

Пока ученик выполнял работу над ошибками мастер Рене присел на одну из травяных кочек, извлек из кармана курительные принадлежности, плотно набил трубку смесью табака и особенных трав, известных одному ему, раскурив, жадно затянулся ароматным дымком и задержал дыхание, стараясь как можно полнее получить кайф от первой затяжки. Почувствовав легкое покалывание в висках, он выдохнул и тут же испытал прилив душевных сил. Мир вокруг стал вдруг ярче, краски насыщеннее, предметы более четкими, мысли в голове потекли плавным упорядоченным потоком.

— Прекрасно. А теперь, малыш, — обратился он к ученику, заметив, что тот вполне справился со своим заданием и молча дожидается его дальнейших указаний, — сделай из своего дракона… ну, например… корову. Пусть это будет не мгновенная трансформация, а плавное пошаговое перетекание. Ограничься двумя сотнями промежуточных переходов и зафиксируй каждый из них.

Мал еле заметно поморщился, когда наставник назвал его малышом — в свои двенадцать он считал себя уже вполне взрослым и самостоятельным человеком и не терпел разного рода сюсюканье и чрезмерную опеку, за что неоднократно отчитывал заботливую Орифину. Однако делать замечания мастеру Рене он не решался, поскольку глубоко уважал этого человека и был готов простить ему любую фамильярность. Впрочем, совсем скоро он уже позабыл обо всем кроме предстоящего задания и, зажмурив глаза, с головой погрузился в расчеты и вычисления, связанные с предстоящей трансформацией виртуального дракона в иллюзорную корову.

Через пару минут соответствующее заклинание было готово, и Мал еле слышно принялся озвучивать полученную формулу. Как результат от дракона отделилась первая его копия, еще мало отличимая от оригинала, затем вторая и так далее. Вскоре перед мастером и его учеником выстроилась ровная шеренга весьма забавных объемных изображений, последнее из которых было обыкновенной крестьянской пеструшкой с огромным выменем, маленькими рожками и откровенно недоумевающим взглядом, словно обиженная животина силилась найти отгадку на животрепещущий вопрос: «Что это такое со мной — гордым драконом сотворили проклятые колдуны?».

Одного взгляда, брошенного мэтром Рене на конечный результат магических манипуляций ученика, было вполне достаточно, чтобы ввести его в состояние необузданного веселья. А когда он внимательно пробежал взглядом по всей шеренге, то разразился гомерическим хохотом, уронил в траву еще дымящуюся трубку, и сам вслед за ней едва не грохнулся с травяной кочки. Особенно вдохновлял мэтра весьма забавный гибрид дракона и коровы, находящийся в самом центре шеренги промежуточных фигур.

Сам создатель шедевра в это время стоял и тупо переводил взгляд со своего творения на корчащегося в припадке необузданного веселья мастера магической пластики и ломал голову над тем стоит ли ему обидеться или также весело расхохотаться.

Впрочем окончательного решения мальчик так и не успел принять, изрядно повеселившийся мэтр Рене, поднялся с земли, высморкался в платок, после чего обратился к нему со словами:

— Спасибо, дорогой друг, потешил. Теперь обрати внимание: вполне вероятно именно так перерождался бы гордый дракон, согласно эволюционной теории развития живых существ, окажись он на вегетарианской диете. В этом случае ему было бы выгодно стать коровой. В то же время, согласно все той же теории, из коровы вполне мог бы получиться летающий монстр, случись буренкам одичать до состояния звероящера. Впрочем, все это лирика. Нас с тобой, как людей обремененных художественным вкусом интересует прежде всего эстетический аспект твоего творения. Только что ты, не особенно задумываясь получил пару сотен промежуточных нечто, обладающих в той или иной степени признаками дракона и коровы, то есть существ в реальной жизни не существующих. О чем же это свидетельствует, мой уважаемый коллега?

Мальчик, конечно же, любил, когда взрослые, а особенно преподаватели относятся к нему как к равному и называют «коллегой», «оппонентом», «другом», а лучше вместе с эпитетом «уважаемый», или на худой конец «дорогой». Однако с мастером Рене следовало держать ухо востро, поскольку никогда не знаешь наверняка: издевается тот над своим «уважаемым коллегой» или действительно желает услышать чужое мнение.

На всякий случай Мал внимательно посмотрел наставнику в его источающие искреннюю заинтересованность глазищи и только после этого рискнул открыть рот.

— Это говорит о нашей с вами способности к абстрактному мышлению, мастер Рене…

— Абсолютно верно, мой мальчик! — восторженно воскликнул учитель магопластики. — Это именно то, что я и хотел от тебя услышать. Способность к абстрактному мышлению, да еще вкупе с чувством юмора — вот то, что возвышает создание разумное над всеми прочими примитивными тварями. Остальные различия — суть производные от этих двух. Хотя многие из наших коллег-магов с этим суждением вряд ли согласятся. С упорством книжных червей они примутся копаться в тонкостях современной физиологии, психологии, антропологии и прочих логий, приводить тысяча и одно определение разума и миллион признаков истинной разумности. Но уверяю тебя, Мал, если при виде гибрида дракона и коровы тебе не приспичило безудержно расхохотаться, значит ты существо примитивное неразумное, даже если твои благородные седины украшает почетная шапка…ндцати академий. — Мастер Рене вновь громко рассмеялся и, обведя рукой окружающее пространство, продолжил рассуждать вслух: — Взгляни на это небо, на пылающий шар, дарящий живительное тепло всему живому, на змеящуюся между невысоких холмов и широких лугов реку, на дальний лес, который, как бы уходит за горизонт, хотя никакого горизонта в истинном понимании не существует. Короче говоря, этот мир, также как твои дракон и корова, — некая относительно недолговечная иллюзия, созданная в меру таланта хозяина башни. Конечно же, Учитель способен создать и нечто большее, но его возможности все-таки весьма и весьма ограничены. Пожелай он, например, сотворить целую вселенную или хотя бы отдельную солнечную систему в замкнутом пространстве, ограниченном кубическим парсеком, у него ничего не получится. Впрочем, такое невозможно даже в том случае, если усилия всех сущих в Межмирье магов соединить в единый эгрегор. Выдавить в безвременье полость равную по своему объему хотя бы солнечной системе мира Аурениуса мы не в состоянии…

— А зачем это нам, мастер? — Мал рискнул вставить свое веское слово в, казалось бы, отвлеченные рассуждения наставника. — Разве в нашем распоряжении нет необъятного Межмирья с его бесконечным количеством неосвоенных миров? Зачем нам «выдувать» в безвременье новые вселенные, когда их уже и так предостаточно?

Чародей расплылся в широкой улыбке и в ответ на столь категоричное заявление заметил:

— Во-первых, хорошего много не бывает. Во-вторых, мы до сих пор не знаем, что такое Межмирье: множество отдельных вселенных или же, все миры находятся в одном пространственно-временном континууме…

— Как это в одном континууме? — недоуменно спросил мальчик.

— А вот так. Конечно, теория о множественности вселенных традиционна и признаваема большинством ученых, но никто не опроверг также версию о том, что все без исключения миры Межмирья принадлежат одной Вселенной, только удалены друг от друга на сотни тысяч или даже миллионы световых лет. Учитывая ограниченную скорость света мы никогда не сможем установить пространственную связь друг с другом, а вот через вневременные каналы свободно преодолеваем столь невообразимые расстояния практически мгновенно. В пользу этой теории говорит тот факт, что мировые константы, а также параметры реликтового апейронного излучения во всех мирах Межмирья не отличаются друг от друга даже на миллионные доли процента. Но самое главное, кое-кто из весьма продвинутых умов склонен считать Межмирье продуктом маготехнологической деятельности некой высокоразвитой цивилизации…

Мастер Рене посмотрел на разинувшего рот от удивления Мала и уже более спокойным голосом продолжил:

— Я всего лишь свободный художник, а не специалист пространственно-временной магии. Но даже мне — безнадежному дилетанту понятно, что все в Межмирье как-то очень подходяще устроено: бесконечное изобилие апейрона, удобные транспортные сети… Тебе не кажется странным, что ни один из вневременных каналов не выводит путешественника на поверхность лишенных атмосферы спутников, газовых планет гигантов или хуже того — звезд? Насколько мне известно, ни один скользящий из тех, что прокладывают пути во вневременье для всех прочих обитателей Ойкумены не задохнулся в космическом вакууме, не сгорел в недрах какой-нибудь звезды, не превратился в сосульку оказавшись на поверхности планетарного «шарика», покрытого жидким азотом. По какой-то неведомой нам причине они всегда попадают только в места, пригодные для жизни. А где, позволь спросить, те гипотетические миры, являющиеся прародиной всех разумных существ? Мы до сих пор не знаем, откуда вышли предки современных людей, эгейлов, фолдингов и всех прочих рас. Конечно, теория о некоей божественной сущности, создавшей бескрайнее Межмирье и в одночасье заселившее его тварями разумными и неразумными, звучит весьма заманчиво. Однако если бы я был Господом Богом, то не стал бы отсыпать без меры от собственных щедрот, ибо бесконтрольный доступ к магии не есть абсолютное благо для разумных обитателей Ойкумены. Скажу тебе по секрету, мой друг, магия — наша самая основная беда, лишающая нас творческого потенциала во всех областях знаний кроме магии, разумеется…

— Но, мастер Рене, разве может магия быть несчастьем? — обалдевший от сумбурных и более того ничем не подкрепленных тезисов своего учителя ученик наконец-то решился открыть рот. — Мы — маги непрерывно расширяем область доступных разумным существам знаний, помогаем обыкновенным смертным, наблюдаем за миропорядком и делаем еще множество весьма полезных для общества вещей…

— Чушь, Мал, и полная ерунда! — громко воскликнул чародей. — Гильдия уже давно превратилась в элитный клуб для избранных. До безликой массы обыкновенных смертных нам по большому счету нет дела с тех пор, как деятельность магов была ограничена Священной Хартией. Впрочем, до этого счастливого момента, они были лишь подопытными кроликами в наших безумных экспериментах, да неисчерпаемым источником пополнения наших рядов. Если бы чародейский дар мог в полной мере передаваться от отца и матери к их детям, мы бы уже давно нашли способ вообще избавиться от обыкновенных смертных, а заодно и от всех прочих рас, как потенциальных конкурентов, с той же легкостью, с какой некогда уничтожили племя детей ночи — вампиров, а также генетических метаморфов — оборотней. Да, да, мой мальчик, согласишься ты со мной или нет, но я считаю магию одновременно и великим благом и столь же великим злом, лишающим наше общество стимула к поступательному движению по пути прогресса, поскольку маги — передовой отряд нашей цивилизации по большей части заняты не решением каких-то практических задач, а умозрительными построениями абстрактного свойства. Нет, я вовсе не против так называемой «чистой науки», но по моему глубокому убеждению помимо теоретиков должны существовать и практики, способные отыскать реальное применение даже для N-мерного полинома Маори или дифференциального уравнения Вьюла — Бинструфа. И если бы наши маги поменьше занимались политическими интригами и борьбой за власть, цены бы им не было. А так одни лишь пустые хлопоты, да мышиная возня.

Мастер Рене горестно покачал головой, по всей вероятности кому-то в укор, после чего улыбнулся стоявшему перед ним мальчику отчего-то кривоватой улыбкой. Затем взмахнул рукой и в непосредственной близости от его лица материализовалась массивная рама шириной метр и высотой чуть больше метра с заключенным в нее портретом молодой женщины. На первый взгляд ничего особенного: на темно-синем фоне богато одетая голубоглазая брюнетка с царственной осанкой.

— Ты только взгляни вот на это, Мал, — произнес он, отходя от продолжавшей пребывать в подвешенном состоянии картины. — Лет десять назад этот портрет мне подарил Учитель. Не знаю, откуда он его притащил, но художественного шедевра, подобного этому мне раньше никогда не доводилось видеть. Имя этого художника Тициан. Со слов Учителя он умер лет четыреста назад, но если бы он был жив, я — признанный мэтр пластической магии с радостью бросил бы все и пошел к нему в подмастерья, и почитал бы за счастье выполнять самую грязную работу, лишь бы дышать с ним одним воздухом и учиться, учиться и учиться настоящему мастерству.

Поначалу высокопарные речи мастера магопластики слегка обескуражили, мальчика. Насколько было известно Малу, мэтр Рене действительно являлся признанным мастером своего дела, успевшим за свою в общем-то еще не очень долгую для чародея жизнь создать множество поистине гениальных творений. Достаточно вспомнить что это именно он является автором знаменитейшей на всю Ойкумену инсталляции «Рождение Духа из Мирового Хаоса», и его возвеличивание какого-то никому неизвестного Тициана, дурно попахивало откровенным кокетством и деланным самоуничижением — качествам по большому счету свойственным всем без исключения творческим натурам. Но хорошенько присмотревшись к живописному полотну мальчик попросту обомлел. Он и не мог подумать, что с помощью в общем-то незатейливых художественных приемов, коими был написан представленный на его обозрение портрет, можно добиться такого впечатляющего эффекта воздействия на сознание и подсознание зрителя. Чем дольше он всматривался в изображенное на картине девичье лицо, тем все больше и больше ему казалось, что это и не картина вовсе, а некая дверь в некий реальный мир, стоит лишь протянуть руку, и пальцы его коснутся чудесной персиковой кожи ясноглазой прелестницы.

Чтобы из магической реальности картины вернуться в настоящую реальность Малу пришлось зажмурить глаза и энергично помотать головой. После этого он вплотную приблизился к полотну с целью его обследования на предмет скрытой магии. Однако стоило мальчику подойти на достаточно близкое расстояние, как чудесное оконце мгновенно превратилось в обыкновенный кусок льняного холста, покрытого неразборчивым цветным узором, и ни малейшего намека на какое-либо скрытое чародейство. Отошел от картины, и перед ним вновь распахнулось яркое, манящее окно в потусторонний мир, и девушка снова ожила, и, казалось, была готова выйти из картины навстречу потрясенному до глубины души мальчику…

Из созерцательного состояния Мала вывел довольный смешок мастера магопластики.

— Ну что, коллега и непримиримый оппонент, теперь-то ты согласен, что на свете существует кое-что получше всех наших двух и трехмерных поделок, до тошноты плоских и скучных в своей реалистичности. Вот оно истинное искусство. Скажу тебе, Мал, что изредка подобные шедевры появляются в Межмирье. Откуда они берутся, ведомо одному Учителю, ну может быть кому-то еще из высших иерархов. Поговаривают, что на некоторых картинах можно обнаружить отдельные фрагменты загадочного Пламенного Пути, но увидеть и понять, что означают эти знаки может лишь истинный скользящий. Я хоть и имел удовольствие любоваться издалека одной из таких картин, но ничего особенного там не увидел… Почему издалека? Да все потому, что из-за ее безумно высокой стоимости меня к ней особенно близко не подпустили.

— Что за Пламенный Путь, уважаемый мэтр? Впервые о нем слышу.

Перед тем как ответить мастер Рене к величайшему огорчению Мала спрятал картину, сославшись на то, что свежий воздух и солнечные лучи оказывают на нее отрицательное влияние. После этого он вновь присел на кочку, подобрал оброненную трубку и перед тем как начать набивать ее содержимым своего кисета, пригласил Мала присесть напротив.

— Видишь ли, дорогой коллега, — начал мастер Рене, хорошенько раскочегарив свой курительный агрегат, — по большому счету мне как среднестатистическому гражданину Ойкумены по барабану является ли Межмирье единой Вселенной или это бесконечное количество параллельных реальностей. Более всего меня интересует откуда оно появилось. Существует вполне обоснованная гипотеза Большого Взрыва, о которой я подробно не собираюсь распространяться. Однако ряд ученых, признавая по сути верной эту теорию, находят в ней множество моментов для серьезной критики. В частности реликтовое лептонное излучение, которое мы называем апейроном и которое по сути является фундаментальной основой всей магии… По расчетам ученых, мой мальчик, короткоживущие лептоны должны были аннигилировать и превратиться в электромагнитное излучение через двести-триста миллионов лет после начала большого взрыва и это вовсе не голая теория а экспериментально подтвержденный факт. Ты хотя бы понимаешь, Мал, что означает сей факт?

Прежде чем ответить, мальчик наморщил лоб, обдумывая сказанное мастером Рене и через минуту-другую заговорил:

— Весьма смутно, учитель. Здесь можно выдвинуть две версии: либо законы физики изменяются по мере увеличения объема Вселенной, либо Межмирье существует не пятнадцать миллиардов лет, как принято считать, а значительно меньший срок — сто, двести, максимум двести пятьдесят миллионов лет. Версия об изменчивости физических законов на мой взгляд звучит не очень состоятельно. Вторая гипотеза также нежизнеспособна, поскольку астрономические наблюдения и анализ красного смещения в спектре разбегающихся галактик позволяют установить возраст пространств или общего пространства Межмирья на уровне полутора десятков миллиардов лет…

— Это в том случае, если процесс разбегания материи развивался естественным образом, то есть без вмешательства внешних сил. А если некие разумные существа, назовем их предтечами, для каких-то ведомых им одним нужд пожелали создать новую вселенную именно с теми параметрами, которые мы имеем? Стали бы они ждать столь долгий срок, если возможности позволяют им не только манипулировать как угодно физическими законами и основными константами, но свободно оперировать самим безвременьем, выдувая в нем пространственные объемы вселенского масштаба?.. — Маэстро с хитрецой взглянул на Мала и, выколачивая трубку от зольных остатков, назидательно проворчал: — То-то и оно…

— Невероятно, — еле слышно прошептал Мал. — Но для чего этим существам понадобилось столько свободного пространства, и где теперь они сами?

— Не забывай, Мал, что им понадобилось не просто свободное пространство, а пространство с заданными физическими характеристиками. Это поневоле наталкивает на мысль о том, что они пришли из иной вселенной, которая развивалась по обычным законам, и весь апейрон за многие миллиарды лет превратился в реликтовое электромагнитное излучение. Для каких целей все это им понадобилось мы не знаем, но можем предположить, что богатое магической эманацией Межмирье использовалось предтечами как плацдарм или строительная площадка для создания других невообразимо сложных пространственных структур. По всей видимости они были очень похожи на нас, поскольку жили в условиях, сходных с теми, в которых обитают все разумные расы Межмирья. Этим объясняется тот факт, что все тоннельные переходы во вневременье соединяют планеты одного типа. Я не удивлюсь, если окажется, что у всех нас одна прародина и эта прародина находится вовсе не в Межмирье, где ее так упорно ищут ученые мужи, а где-нибудь совершенно в иной Вселенной, полностью отличной от нашей. Впрочем, это всего лишь частная версия и я, упаси Боже, не настаиваю на ее абсолютной истинности…

— Но, мастер, вы упомянули о каком-то Пламенном Пути. — Нетерпеливо заерзал на своей травяной кочке Мал. — Каким образом обыкновенные картины связаны с тем, что вы только что мне поведали?

— Ах это?! — весело улыбнулся мэтр магопластики. — Легенда, а может быть вовсе и не легенда, а пророчество гласит, что тот, кому суждено собрать воедино все разрозненные осколки Пламенного Пути и преодолеть его, попадет в иную созданную предтечами реальность. Там он приобретет необыкновенное могущество и станет равным богам или все тем же предтечам, если учесть, что боги — суть выдумка наших темных предков, а предтечи — объективная реальность.

— Вроде бы все понятно, но все-таки почему этот путь называют огненным и, вообще, каким образом информация о нем попадает на картины, созданные обыкновенными смертными?

— Извини, Мал, но все, что мне было известно о Пламенном Пути я тебе уже рассказал. Лучше поговори как-нибудь на эту тему с Учителем — уж ему-то наверняка известно о предтечах, их масштабной деятельности намного больше, нежели обыкновенному мастеру магической пластики.

При этих словах маэстро любопытная мальчишечья мордашка забавно скуксилась, будто Мал отхватил зубами приличный кусок лимона.

— Ага, спросишь его! А он скажет, как обычно: «Поперед батьки в пекло не суйся» или еще что-нибудь в этом роде.

— Ничего, малыш, — мастер Рене протянул руку и по отечески потрепал Мала за растрепанные вихры, — если Учитель посчитает нужным, в назначенный час он сам все тебе расскажет.