Глава двенадцатая
Москва
13 июля 1945 года
После дерзкого налета на трофейный поезд банда Квилецкого весь день тихо просидела на хате в Марьиной Роще. Носа на улицу не казали. Разве что до нужника и обратно. Отсыпались, пили самогон, закусывали, смаковали подробности фартового гранта. Лишь дед Гордей, шаркая своими обрезанными валенками, изредка выходил во двор по делам или поднимался подымить цигаркой на деревянный балкончик второго этажа, хитро устроенный под коньком крыши.
В первой половине второго дня Казимир в сопровождении Илюхи-татарчонка и Сашка смотался на Ваганьковское кладбище якобы для встречи с барыгой. По его словам, знакомство это сулило выгоду: не вдаваясь в подробности, обсудили сделку, поторговались и ударили по рукам. Но, несмотря на удачу, к вечеру Казимир выглядел удручающе: много пил, не закусывая; выкурил больше пачки папирос; на вопросы либо не реагировал совсем, либо цедил сквозь зубы что-нибудь невнятное.
Рано утром, еще до поездки на Ваганьковское кладбище, в калитку тихо постучался Локоть. Дед Гордей проводил его в горницу, а сам уселся подымить самокруткой на крылечке…
– Что разузнал, холера? – прохрипел Квилецкий, хлебнув из банки рассола. Голова сильно болела, и перед встречей с сыном Казимир хотел привести себя в порядок.
– Кумовья Старцева колгошились вчера весь день, – начал докладывать Локоть. – Когда работа на Петровке закончилась, по домам не расходились. Ночью отъезжали часа на полтора на служебной машине. После вернулись хмурые. Сегодня поутру тоже носились туда-сюда. В основном по два человека.
– Ты никуда не отлучался?
– Нет. Все сделал, как ты велел: к зданию МУРа не подходил, зырил издалека, кепарь то снимал, то надевал; пиджак то набрасывал, то комкал в руках.
Локоть был родом из Подольска и прибился к банде относительно недавно. В середине 1943 года в Красную Армию последний раз призвали семнадцатилетних. Локтю в этом смысле повезло – семнадцать ему исполнялось в сентябре. Не взяли. Но аккурат через год в почтовый ящик упала повесточка. Воевать Витьке Локтионову не хотелось. Не тех он был убеждений, не тех правил, чтоб проливать за Родину кровь. Собрав в чемоданчик скудные пожитки, он простился с маманей и махнул на попутках в Москву к двоюродному дядьке. Дескать, уехал давно, знать не знаю ни о каких повестках.
Дядька принял, да вот беда: кормить наотрез отказался – его семья и без того жила впроголодь. Посоветовал устроиться на работу, чтобы получать продуктовые карточки. А какая работа, если нет освобождения от службы, а военный комиссар только и мечтает о встрече? В общем, снюхался с Сашком. Тот недельку приглядывался, проверял, затем предложил податься в банду.
Юность Локтионова не была испорчена криминалом и драками в подворотнях, потому и выглядел он прилично: зубы на месте, шрамов на лице и татуировок на руках нет. От того же Сашка за версту несло уркаганщиной, как такого послать на Петровку? А Локтю смастерили липовый документик, подрезав возраст; чуток подучили, наблатовали да и доверили «нюхать воздух» и «подглядывать масть» в самых опасных районах столицы.
– Как пить дать, Старцеву поручили наше дельце, – посетовал сидевший у окна Матвей.
– По-твоему, в следячем выделе окромя Старцева нет умных ключаев?
– Можа, и есть. Тока этот не кобель, а самый прыткий и настырный. Как клещ… Ежели вцепится – почитай намертво.
Облизнув пересохшие губы, Казимир вновь припал к банке. Напившись, уверенно выдал:
– Надо с ним кончать.
– Дык мы давно на эту крайность намекаем.
– До поры не хотелось ворошить осиное гнездо, – признался Казимир, – а теперь сам вижу: без этого не обойтись. Смерть Старцева спутает муровцам карты и даст нам лишнюю недельку времени.
– Согласный, – пробасил от окна Матвей.
Квилецкий поставил на стол банку, нашарил ладонью пачку папирос и повернулся к Боцману:
– А ты чего скажешь?
– Я завсегда с удовольствием пущу легавому клюквенный квас. Вы же знаете мое к ним отношение.
– Тогда нечего терять время. Собирайтесь.
Операцию Квилецкий назначил на вторую половину дня и, прихватив молодую охрану, отправился на кладбище для встречи с барыгой…
* * *
Ближе к вечеру по некрашеным ступенькам крыльца спустились четверо: Боцман, Матвей, Локоть и Сашок. По тропинке они прошли мимо сада. Боцман мимоходом сорвал с дерева зеленое яблоко, откусил. Сморщившись от избытка кислоты, хотел зашвырнуть огрызок в кустарник, да передумал – сунул в карман и поправил висевший под полой пиджака немецкий пистолет-пулемет.
Незаметно просочившись через калитку, компания повернула в глубь переулка и, петляя проходными дворами, добралась до старого сарая из почерневших досок.
Матвей отпер замок, распахнул двери. Сашок юркнул в кабину и уселся за руль потрепанной «эмки». Заскрежетал стартер. Выпустив клуб дыма, затарахтел мотор…
В огромном массиве Марьиной Рощи имелось множество закутков, непроезжих переулков и узких, заросших акацией тупичков. Банда Квилецкого владела как минимум десятком сараев, разбросанных в этих лабиринтах. В сараях хранилось много чего: от дровишек на зиму и мелких инструментов до различных автомобилей. Были в бандитском автопарке и небольшие «эмки», был огромный трехосный американский «Студебеккер», угнанный тем же Сашком у двух пьяных красноармейцев. Имелся и роскошный немецкий Wanderer W23 с черным лакированным кузовом, принадлежавший лично главарю банды.
Сегодня по совету Квилецкого на дело отправились на невзрачной «эмке» с потертыми боками, выгоревшей на солнце крышей и треснувшим лобовым стеклом. Такое авто вряд ли привлечет к себе внимание милиции и прохожих.
Заперев сарай, Матвей последним уселся в автомобиль.
– Погнали, – скомандовал он Сашку.
* * *
Вначале пришлось долго дежурить на противоположном тротуаре Петровки. В кабине одиноко сидел Сашок, изображая скучающего шофера. Почитывая газетку, он якобы ждал начальство – заместителя директора Института горючих ископаемых, что располагался по Большой Калужской. Ради такого дела Сашок даже приоделся: вместо любимых хромовых сапог нацепил летние туфли, натянул наглаженные брюки, поменял линялую рубаху, а кепку-малокозырку вообще оставил на хате.
Остальные рассредоточились по улице.
Боцман с Матвеем, словно старые добрые приятели, прогуливались по парку между Страстным бульваром и Успенским переулком. Топчась на месте, курили, что-то «обсуждали». Потом перемещались метров на двести и снова останавливались…
Локоть, успевший познакомиться с кумовьями Старцева, дефилировал по тротуару, постоянно держа в поле зрения парадный вход в здание МУРа. Сунув ему под нос кулак, Матвей строго наказал: «Гляди в оба! Упустишь – сам побежишь перо ему в бок пристраивать».
Часа через два утомительного дежурства Локоть подал корешам условный сигнал. Все быстро подтянулись к «эмке».
– Подошли к служебной машине, – доложил новичок и запрыгнул на заднее сиденье. – Явно намерены куда-то отъехать.
Тяжело дыша, Боцман устроился рядом. Отвечавший за успех операции Матвей сел рядом с водителем.
Все внимательно глядели на двух сотрудников МУРа, куривших возле темной легковой машины.
– Который из них Старцев? – поинтересовался Боцман. – Столько про него слышал, а встречаться не довелось.
– Который слева, – подсказал Локоть.
– А тот, что справа?
– Этого не знаю, но в последние дни постоянно трется возле Старцева.
– Вроде одного возраста. Значит, не баклан…
Докурив, оперативники заняли места в кабине автомобиля.
– Давай, Сашок, за ними, – пихнул Матвей в бок шофера. – Да шибко не гони и не подпирай. Держи дистанцию…
* * *
Петляли довольно долго. Когда впереди замаячили домишки восточной окраины Москвы, служебный автомобиль уголовного розыска повернул на Восьмую улицу Соколиной Горы и остановился неподалеку от южных ворот больницы.
Матвей не стал рисковать и приказал Сашку, не останавливаясь, увести «эмку» во 2-й Кирпичный переулок. Там встали. Глазастый Локоть тотчас выскочил из кабины, вернулся к перекрестку и принялся наблюдать за Старцевым.
Минут через десять, закурив папиросу, к нему направился Матвей.
– Ну, что там? – спросил он, не подходя к мальчишке близко.
– К мясникам из больничных ворот вышла молодая бикса, – обрисовал ситуацию Локоть. – Стоят, бакланят.
Матвей осторожно выглянул за угол, прищурился. Из-за подсевшего зрения он с трудом рассмотрел людей, стоявших возле обклеенной афишами тумбы.
– Красивая сучка, стройная, – оценил он. – А что они там так долго стоят?
– А-а… то прогуливаются по тротуару, то языками чешут.
– Выходит, старинные кореша?
– Выходит, так. А бикса определенно – второго мясника.
– Почему?
– Она когда выскочила из ворот, сразу к нему. Да так и повисла на шее.
– Понятно. Хорошо они встали у тумбы. Как уточки в тире. Погнали, что ли…
Снова усевшись в машину, Матвей коротко напомнил Сашку, что и как делать.
Поелозив по узкому переулку, «эмка» развернулась. Сидевший сзади Боцман загодя опустил стекло левой дверцы и щелкнул затвором немецкого автомата. Локоть на всякий случай достал из-за пояса ТТ.
– Готовы? – пробасил Матвей.
– А то! – ответил за всех Боцман.
– Погнали!
* * *
Согласно полученной инструкции, по мере приближения к стоявшей возле афишной тумбы троице Сашок плавно разгонял «эмку». Ловко владевший автоматом Боцман изготовился к стрельбе. В его распоряжении было секунд пять-шесть, чтобы прицельно израсходовать тридцать два патрона снаряженного магазина.
Метров за десять-пятнадцать, когда Боцман уже намеревался открыть огонь, Старцев вдруг обернулся на ревевший двигатель легковушки и, вмиг оценив опасность, толкнул за тумбу своих приятелей. При этом в руке его каким-то магическим образом оказался пистолет, из которого он тут же начал палить в сторону «эмки».
– Давай! – крикнул Матвей.
Сзади загрохотали очереди.
Старцев упал, откатился в сторону и дважды выстрелил.
Пули не причинили вреда сидевшим внутри пассажирам.
Боцман дал еще пару коротких очередей, израсходовав последние патроны. Убрав ствол автомата из оконного проема, он наклонился вперед и принялся менять магазин. И вдруг, выронив оружие, схватился за шею.
Позади автомобиля методично хлопали выстрелы. Практически одновременно пули стучали по кузову автомобиля.
Матвей обеспокоенно обернулся и прижался спиной к правой дверце.
– Что за…
Сзади на проезжей части стоял второй сыщик и стрелял вслед «эмке» из пистолета.
Даже не вскрикнув, ткнулся головой в спинку переднего сиденья Локоть. Следом замычал Сашок. Одна из пуль сбила кепку с самого Матвея.
– Держи руль! – крикнул он водиле. – Ты чего?!
Тот кривился от боли и правой рукой держался за голову. Сквозь пальцы на щеку и подбородок обильно стекала кровь.
– Давай вправо! Гони!
* * *
Сашок держался, как мог, и упрямо вел «эмку» в направлении Марьиной Рощи. И если на Соколиную Гору компания ехала в основном по широким проспектам, то на обратном пути приходилось выбирать переулки и пустынные улочки.
Молодой водила периодически терял сознание и заваливался то на дверь, то на Матвея. Тот придерживал руль и старался побыстрее привести парня в чувство.
В коротком Старослободском переулке, что шел параллельно южной границе Сокольников, Сашок уткнулся лбом в руль и свернул его вправо. Матвей не успел среагировать – «эмка» наскочила колесом на бордюр, подпрыгнула и со всего маху долбанулась в металлический столб. Двигатель взвыл и заглох.
Больно ударившись о переднюю панель, Матвей зло выругался, открыл дверцу. Перед тем как покинуть кабину, он посмотрел назад.
Локоть точно был мертв. В затылке зияло пулевое отверстие, вниз по щекам и шее натекло очень много крови. Боцман по пути еще издавал хрипящие звуки. Теперь затих.
Матвей приподнял его голову и скривился, увидев рваную рану на шее. Пиджак на спине тоже пропитался кровью вокруг небольшой дырки от пули.
А вот Сашок в очередной раз стал приходить в себя: зашевелился, забубнил что-то.
Матвей вылез. Воровато оглядываясь по сторонам, тихонько прикрыл за собой дверцу. В жаркий день окна многих жилых домов оставались открытыми. Кто-то наверняка слышал грохот автомобильной аварии. Тем не менее переулок оставался пустым.
Матвей поспешно обошел автомобиль и наклонился над малым. При этом правая рука нырнула под широкую рубаху и нащупала рукоятку «нагана».
Он думал ровно секунду. В другой раз не стал бы – шлепнул бы раненого Сашка да утек до хаты. А сегодня…
– Сплоховал наш Боцман – оставил Старцева жить, – проворчал он, половчее хватая малого за пиджак. – Мне теперича свидетель нужен. Пошли, Сашок. Помогай давай.
Достав с водительского сиденья и хорошенько встряхнув обмякшее тело, Матвей спросил:
– Идти сможешь?
– Попробую, – промычал Сашок.
– Надо сматываться. Давай, сучи ножонками…
* * *
От Сокольников до Марьиной Рощи рукой подать – всего-то пяток улиц проскочить да перебраться через две железнодорожные ветки. Тем не менее на дорогу до заветной хаты у Матвея и Сашка ушло около двух часов. Малой потерял много крови, ослаб.
На одном из привалов в густых зарослях полыни Матвей изорвал в клочья свою рубаху, перевязал ему рану. Однако тому все одно становилось все хуже и хуже. Временами приходилось попросту переть его на себе.
Наконец, когда небо над Москвой стало фиолетовым, они остановились у знакомой калитки. Отдышавшись, Матвей тихо стукнул четыре раза.
Вскоре послышались шаркающие шаги деда Гордея. Калитка бесшумно отворилась. Гордей всплеснул руками и, ни слова не говоря, подхватил окончательно обмякшее тело Сашка.
* * *
– Кто же это такой? Что за мясник? Новый? – дослушав отчет о вылазке, озаботился Квилецкий.
– Новый, но не баклан. Как величать и откуда он – не знаю. – Матвей пил вторую по счету кружку колодезной воды. – И Локоть его не назвал. Сказал, что два последних дня этот тип постоянно отирался возле Старцева.
– Значит, это он нашпиговал Локтя с Боцманом?
– Он, сука. За три секунды разрядил магазин по «эмке».
– Курва… Мало нам было Старцева. Еще один объявился, – процедил главарь.
Он не любил крепких выражений, но в подобные моменты память будто сама отыскивала в своих анналах ядреные словечки.
Швырнув в открытое окно окурок, Казимир переспросил:
– Наши точно умерли? Ты проверил?
– Точно. Локтю затылок пулей разворотило, а Боцмана в шею и промеж лопаток.
– Ладно, садись, поешь.
– Не… в глотку ничего не полезет.
– Тогда водки выпей. А придешь в себя – обмозгуем, что делать дальше.
