Время на исходе

– Что ты собираешься этим сказать? В каком смысле он хочет, чтобы ты следовала за ним? Ты неважно выглядишь, Марта. Прошу тебя, просто сядь и немного посиди.

Стиг стоит у двери и смотрит, как я копаюсь в шкафчике под мойкой. Я отодвигаю в сторону бутыль с керосином и выгребаю на пол несколько губок. И наконец нахожу необходимое – большое деревянное ведро.

Увидев его, Стиг резко втягивает в себя воздух.

– То, что там сказано про дерево, – это просто сказка. Выдумка.

Не обращая на него внимания, я спускаюсь по ступенькам крыльца и огибаю дом.

Он идет за мной по пятам.

– А тебе не кажется, что ты…

– Что? – огрызаюсь я.

Длинное черное пальто путается вокруг лодыжек, словно ворон, вдруг разучившийся летать. На лице Стига написано недоумение.

– Ну, что ты принимаешь все это чересчур всерьез?

Я продолжаю идти, и ведро бьет меня по ноге.

– А ворон?

Стиг спешит за мной, тяжело дыша.

– С птицами такое случается. Их, бывает, подхватывает порыв ветра, или они сбиваются с пути. То, что этот ворон ударился в окно, вовсе не означает, что его послал Один. И не означает, что ты потомок богов!

Я резко разворачиваюсь, чувствуя внезапно накатившую злость:

– Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей семье!

– Я знаю, что ты горюешь по своей бабушке. И знаю, что горе может сводить людей с ума, однако…

– Так я, по-твоему, сумасшедшая? Ты это хочешь сказать? – Я бросаю эти слова, потом поворачиваюсь и иду прочь.

– Nei, vent! Пожалуйста, остановись!

Я решительно иду к дереву. Возможно, все это существует только в моем воображении, но я уверена – ворон хотел мне что-то сказать. Он хотел, чтобы я пошла к дереву. Мне не следовало медлить; надо было сразу же сделать так, как просила Мормор, и полить его.

Стиг кричит:

– Давай пойдем в дом! Здесь же чистый колотун. Ты можешь сделать это и завтра.

Я останавливаюсь и с тяжелым вздохом поворачиваюсь к нему:

– Я точно знаю, что должна сделать это сейчас.

Какое-то время мы стоим, уставившись друг на друга. На его лице я вижу бурю эмоций, так очертания ландшафта изменяют свой вид под влиянием света и тени, когда солнце ненадолго заволакивает туча. Его глаза горят, они опасны. Похожие на бурное море, они могут утащить меня в пучину, если я им это позволю.

Я хмурюсь, желая, чтобы он сказал что-нибудь такое, что даст мне возможность объяснить, но, с другой стороны, как я могу объяснить то, чего не понимаю сама? Наше дыхание белыми облачками висит там, где должны были бы быть слова.

В конце концов он отворачивается от меня, бормоча что-то по-норвежски. Я смотрю, как он, пробираясь сквозь снег, медленно идет к дому. Его плечи сгорблены, как у тех фигур на рисунке. Он исчезает в доме, и одиночество окутывает меня, словно изорванный плащ.

Я гляжу на равнодушное, холодное небо и вздыхаю. Я не стала рассказывать Стигу ни о дневниках из сундука, которые перемещались сами собой, ни о дергающейся кукле, потому что, скорее всего, он бы мне не поверил. Я знаю – он никогда в меня не влюбится, но все равно не хочу, чтобы он думал, будто я схожу с ума.

Судорожно вздохнув, я поворачиваюсь к дереву. Воздух наполняется жужжанием, которое становится громче с каждым моим шагом. Я закрываю рукавом нос, но от этого отвратительный запах не становится слабее. Мормор умерла более недели назад, и с тех пор за деревом никто не ухаживал. Она не упомянула, что будет, если его не поливать, но это наверняка что-то нехорошее.

Я обхожу дерево, спотыкаясь о его выступающие узловатые корни. Колодец невелик, его могли бы, взявшись за руки, окружить всего три человека, но что-то говорит мне, что его глубины бездонны. Я погружаю в воду ведро, с ветки взлетает ворон; его черные крылья хлопают, словно аплодируя. Я смотрю, как он улетает прочь, и в моем мозгу роятся бесчисленные вопросы. Мормор каждый день кормила на своем крыльце ворона и клялась, что к ней прилетает одна и та же птица. Возможно, он наблюдал и за мной.

Ветви дерева сотрясает порыв ветра, и за воротник моей куртки мне на шею стекает талая вода, вызывая дрожь. Я не могу отделаться от мысли о волке. А что, если Олаф все-таки не застрелил его? Я оглядываюсь по сторонам, чувствуя себя легкой добычей.

Жужжание стало громче. Я чувствую – должно случиться что-то дурное. Согнувшись почти вдвое, я вхожу в самую большую полость в дереве. Яма сделалась еще больше. Слишком черная и слишком глубокая, она похожа на глумливо ощерившийся рот. Древесина вокруг нее покрыта глубокими царапинами, как будто в нее пытался забраться какой-то зверь, или же из нее вылезло нечто когтистое. Инстинкт говорит мне, что надо выплеснуть воду в сторону ямы. Закрыв глаза, я представляю себе Мормор – ее длинные светлые волосы, ее озорную улыбку. Это придает сил, которые мне ох как нужны. Жужжание превратилось в рев, такой громкий, что он вызывает боль. Я закрываю уши руками, и ведро с глухим стуком падает на землю. У меня такое чувство, будто яма не хочет, чтобы я подошла ближе.

Стиснув зубы, я хватаю ведро с земли и выплескиваю воду на корни дерева. Раздается шипение, словно я потушила огонь, а затем слышится ужасный звук, будто тысячи душ сделали долгий предсмертный вдох. Что бы могло издать такой звук?

Я бросаюсь вон и, споткнувшись о корень, ничком растягиваюсь в снегу. Вокруг дерева змеится туман и окутывает мое тело. Я с трудом поднимаюсь на ноги, и с ветки резко взлетают два ворона, заставив мое сердце екнуть. Я ищу глазами домик Мормор, но окружающий мир вдруг словно исчезает.

Охваченная смятением, я приваливаюсь к поросшему мхом стволу. Что говорила мне Мормор? Слушай с открытым сердцем. Судорожно сглотнув, я прижимаю ухо к стволу дерева. Время замедляется, и изнутри него до меня доносится нечто, похожее на мерный барабанный бой. Дерево скрипит и стонет, словно внутри него что-то движется. Я затаиваю дыхание и прислушиваюсь. Я уже слышала прежде этот звук…

Кора дерева вдруг лопается, и в мои ноздри ударяют свежие, растительные запахи. Я смотрю, не веря своим глазам, и вижу – из дерева появляется человеческий лоб, затем женское лицо с изящными скулами и острым подбородком. С моргающих, словно просыпающихся к жизни век женщины сыплются мох и земля.

Ее голова с тошнотворным хрустом резко поворачивается ко мне. Не в силах пошевелиться, я вижу, как узловатая шишка на дереве превращается в идеально круглую дыру, внутри которой свернулся бледный червь. Голос женщины звучит, как шелест ветра в оставшихся на дереве мертвых листьях: – Время на исходе, Марта.