Глава тринадцатая
Это был не самый подходящий вечер для прогулок под луной, но другого могло и не быть. Откажешься сегодня – в следующий раз не удастся.
К ночи похолодало, крепчал ветер, гнул деревья в парке, трепал молодую листву. Тучи продолжали свой неторопливый ход с севера на юг. Последних гуляющих выдуло из парка еще полчаса назад, и теперь здесь никого не было. Пустые аллеи, скамейки, разломанные через одну, неухоженные липы с кленами.
Алексей шел сюда «огородами», несколько раз проверялся. Пара изгибов дорожки, и вот показалось деревянное строение, до войны используемое под кафе, а теперь выглядевшее полностью заброшенным.
Где-то далеко, в районе вокзала, еще работали моторы. Расслабиться не получалось, рука машинально отправилась в карман, когда из-за кафе показались двое – мужчина и женщина. Они разговаривали, но замолчали, заметив фигуру, идущую встречным курсом. Прошли мимо, бросая подозрительные взгляды. Просто парочка…
Он свернул за заброшенное строение, закурил. Если Маша придет со стороны вокзала, то лучше здесь и подождать. До встречи оставалось пятнадцать минут… если она, конечно, не передумает.
Он быстро избавился от тлеющей папиросы – раздавил носком ботинка и отбросил на траву. Смутные сомнения не оставляли. Капитан вглядывался в силуэты окружающих деревьев и чувствовал тошноту. Неясные тени скользили между стволами – просто игра света и мрака. Или нет? В горле пересохло. Может, там действительно кто-то перебежал?
Маячить не стоило. Он прислонился к дереву, у которого ветви начинались значительно выше его головы. Звон в ушах, двоилось зрение. Тени скользили в остывающем воздухе… Он погружался в какое-то мистическое оцепенение. Что происходило? Все мерещилось? Миражи в старом парке? Он начал пятиться, не отпускала удивляющая мысль: а ведь тут действительно кто-то есть! Он проверялся, хвоста не было, это совершенно точно. По крайней мере от продуктового магазина на Базарной, который он покинул через черный ход…
Капитан перебежал к кафе, от которого сейчас осталось чуть больше, чем ничего, стал шажками смещаться к угловой части здания. В чем дело? Заскребли нехорошие мысли. Нечто из области невероятного. Возможно ли такое, что его опять обвели вокруг пальца? Кто знает о его встрече с девушкой в парке? Только сама девушка! А еще люди, с которыми она работает, если, конечно, ей пришлось признаться о своих «недостойных» планах встретиться с мужчиной. Почему она назначила свидание именно здесь, а не в более оживленном месте? Вся такая робкая, пугливая, осторожная – и вдруг безлюдный парк? Не могла она не знать, что в десять вечера тут полное безлюдье. Почему картина, найденная в землянке, была тщательно и аккуратно упакована – чего не сделают «случайные» грабители, не знакомые с условиями хранения произведений искусства?
Выстрела он не слышал, но треснула доска над головой, разлетелись щепки. Он пригнулся, нырнул за угол, перевел дыхание. Какой-то мусор под ногами, крошка, гнилушки, здание собирались ломать, но, видно, плохо собирались…
Он заскользил по торцевой части здания, уже ощущая дыхание неприятеля, снова прыгнул за угол. Задняя сторона кафешки, в десяти метрах кустарники, деревья, там парк…
Алексей пролетел эти десять метров в считаные мгновения, втайне радуясь: его не смогли застать врасплох! Там был небольшой склон, нога застряла между корнями, он выпутывался, перевернулся на живот, подался вверх. Пистолет уже в руке – хорошо, что пополнил боезапас, в кармане две запасные обоймы. А как еще в столь трудное время ходить на свидания?
За ветвями смутно просматривался угол здания. Показался силуэт, перебежал, распластался в траве. За ним еще один, отбежал правее, тоже залег. Вот и славно, теперь поговорим… Дрогнул пистолет, он не поверил своим глазам, когда из-за угла вылупился третий участник банды. Ничего себе, да сколько же их? И совсем стало плохо, когда на углу замаячила четвертая фигура – смутная, нечитаемая, но вряд ли случайный прохожий!
Бандиты открыли огонь по кустам – били из пистолетов с глушителями! Какие, однако, любители тишины… Он потерял возможность достойно ответить, катился по склону, потом поднялся, побежал за деревья. Метров двадцать-тридцать, в самую гущу парковой зоны, настойчиво напоминающую лес. В спину стреляли, сыпались щелчки, хрустели отломленные ветки. Он убегал зигзагами, нырял за кусты. Бандиты не отставали, двое вырвались вперед, остальные держались сзади, не лезли в драку.
Черкасов рискнул – помчался справа налево, чтобы засекли. Просвистели несколько пуль. За деревом он упал в мелкую ложбину, по-пластунски пополз обратно, закусив губу. Быстрее, еще быстрее…
И он поймал их на удочку! Теперь его искали там, где его не было. Двадцать метров играли огромную роль. Алексей оказался во фланге, выдвинулся вперед, лежал, не дыша.
Он видел, как из-за дерева выпрыгнул человек, произвел два выстрела, быстро сменил магазин. Он приближался крадучись, как-то вприсядку, вытянув руку с пистолетом. Лица не видно, только силуэт. Но трудно промахнуться, если он почти рядом. Выстрел прогремел, как орудийный залп. Он попал в висок. Злоумышленник повалился, как ростовая мишень, не издав ни звука.
Алексей уже катился к нему – эх, проклятое любопытство! Фонарь не потребовался. Мертвый преступник лежал, извернувшись, уставившись на кроны деревьев. Очки остались на носу и матово отсвечивали в полумраке. Вадим Циммерман? А как же астма, прочие болезни, уверения, что он никогда не служил в армии? А как же «ни рыба ни мясо»?
Шорох в стороне, капитан уже среагировал – уносился тушканчиком, только пули взбивали из-под ног клочки дерна. Он удачно закатился за дерево, услышал шорох. Второй преступник показался из-за развесистого клена, стал подбираться к мертвому товарищу. И не отводил ствола от того места, где находился Алексей.
И вновь не подвела смекалка. Где она была прошлой ночью?! Рука нащупала небольшую коряжину, он швырнул ее по касательной в сторону от себя. Коряжина ударилась о дерево. Преступник резко повернулся с вытянутой рукой, открыл огонь. Вот только не туда! Алексей три раза надавил на спусковой крючок. Выстрелы больно отдавались в ушах. Преступник откинулся, вытянув ноги. Черкасов бросился к нему, включил фонарь. Краткий миг, чтобы разглядеть, и – быстро в сторону.
Со стороны кафе продолжали стрелять, но огонь теперь имел истеричный характер. Второй мертвец при жизни назывался Иннокентием Гавриловым – бывшим сотрудником Брянского художественного музея. Весьма достойный представитель провинциальной интеллигенции. А еще у него артрит коленных суставов…
Откровение было еще то! Как же глубоко эта банда законспирировалась! И с какой неожиданной стороны! Капитан весь кипел от злости. Хватит быть дураком!
– Эй, сдавайтесь! – закричал он. – Парк окружен, ваши сообщники убиты!
И, похоже, крепко надавил на больной нерв. Зашуршали кусты – остатки банды отступали к заброшенному кафе.
Он пустился в погоню, метался от дерева к дереву, стрелял наугад. Чем больше шума, тем лучше. Где вы, патрули? Центральная часть города! Когда он выбегал из гущи кустарника, две тени уже пропали за углом кафешки. Последний обернулся, выстрелил. Алексей потерял уйму времени, выпутываясь из прилипчивых корневищ. Потом летел скачками, увязая в сырой земле, высунулся из-за угла, снова рванул…
Он выскочил на аллею и – словно попал меж двух огней! Справа, отстреливаясь, убегали двое. Слева приближалась машина, светя фарами. С ума сойти! Это пешеходная дорожка, на что водителю было откровенно плевать! Машина увязала, колеса скрежетали о бордюр, но прыгала быстро, изрыгая облако двуокиси.
Алексей отшатнулся – что за черт? Дальше ехать было невозможно, деревья росли слишком близко от аллеи. Машина остановилась, одновременно распахнулись дверцы.
– Не стрелять! – взревел Алексей. – Уголовный розыск, капитан Черкасов!
– Вам тоже лучше не стрелять! – рявкнул знакомый голос. – Государственная безопасность! Капитан Мирский, старший лейтенант Рахимович!
Он уже сообразил, затрясся в нервном смехе. А ведь подозревал эту парочку! Женщина упала на колено, прижалась к капоту и стреляла из «ТТ» по мельтешащим огонькам. Так мы еще и отважные?
– Хватит, старший лейтенант! – кричал Мирский. – Вперед! Догнать!
Откуда они взялись? Это стоило выяснить, но не сейчас.
Они неслись скачками по дорожке, мужчины быстро обогнали женщину. Преступники уже не стреляли, их силуэты перестали маячить. С этой стороны из парка одна дорога – к железнодорожным путям западнее вокзала. От азарта захватывало дух, цель рядом, только бы не ушли! Он разогнался, ноги запутались – Алексей упал, больно ударившись коленом. Выругался Мирский, перескочил через него, помчался дальше. В этот момент преступники снова открыли огонь. Били без глушителей – не актуальной становилась тихая «музыка». Мирский охнул, повалился ничком, проехав по инерции еще пару метров. Алексей машинально подался в сторону, присел на колено, стал бегло отвечать. Возмущенно закричала Рита, упала на колени рядом с телом капитана, стала его переворачивать. Отпрянула, шумно выдохнув:
– Черт, в самое сердце… – Голос задрожал.
«Эта пуля, кажется, предназначалась мне», – мелькнула интересная мысль.
– Рита, бегите за мной, не лезьте вперед батьки! – Алексей кинулся дальше, рисуя корпусом причудливые геометрические узоры. Женщина не отставала, глухо ругалась на бегу. Алексей прекрасно знал, что значит потерять товарища, с которым съел пуд соли. Этой женщине можно только посочувствовать…
Их скорость явно превышала скорость преследуемых объектов. Он сменил обойму на бегу, поедал глазами окружающее пространство. До выхода из парка оставались считаные метры. Северная часть зеленой зоны, где нечасто появлялись отдыхающие, примыкала к железной дороге. Там еще не обрывалось привокзальное хозяйство. На дальней стороне в глубь от полотна тянулись пакгаузы – заброшенные, парочка действующих. Аллея обрывалась, впереди маячили кусты.
– Рита, рассыпались! – крикнул он, отворачивая в сторону.
– Капитан, я их вижу! – воскликнула Рахимович. – Вон там, левее, бегут через полотно!
Он первым пробился сквозь кустарник, выбежал к железной дороге. Фонари худо-бедно освещали пространство. Насыпь, двое путей, метрах в тридцати левее две фигуры карабкаются через рельсы. Они с трудом передвигались – то ли раненые, то ли уставшие…
Припозднились, черт возьми! Преступники уже перебрались на ту сторону, залегли за рельсом, стали стрелять одиночными. Их замысел стал ясен, как божий день. Со стороны вокзала приближался товарняк! Он шел на запад, без остановки в Уварове. Гремели вагоны, трубил паровоз. Они бы тоже успели перебраться, но не под огнем же!
– Рита, не высовываться! – А сам уже катился со склона под первую насыпь, ползком взбирался к шпалам, рискнул высунуться. Двое лежали на позиции, простреливали пространство.
Поезд приближался. Когда до него оставалось метров сто, бандиты откатились и кинулись наутек. Алексей гнал отчаяние подальше, голова должна думать, а не в истерике биться! Там два проулка между пакгаузами, преступники пойдут тем, что левее, но если хорошенько припустить по правому…
Состав уже гремел по рельсам. Бочкарь, выражаясь по фене, – товарняк с цистернами. Слава богу, не такой длинный – вагонов тридцать – и разогнался неплохо. Но время упустили.
Рита скатилась со склона, карабкалась наверх. Он схватил ее за плечо, придержал. Потом прыжками отправился через рельсы. Внизу никого уже не было – ушли, гады…
Он скатывался вниз, волоча за собой осыпь из гравия. Строения расступались, образуя узкий проулок. Капитан прыгал от нетерпения, догнала наконец-то! Девушка запыхалась, потеряла берет, и волосы, собранные на конце резинкой, метались из стороны в сторону, как конский хвост.
Они бежали по проулку мимо безмолвных скособоченных строений. Что за ними? Кажется, ничего, – голая безжизненная земля, рытвины, свалка…
Они увлеклись, за последним строением кто-то был. Мелькнула рука, выбросила предмет. Жар ударил в голову. Он схватил в охапку женщину, с которой, по стечению обстоятельств, пришлось работать, и с диким воплем «Ложись!» повалил ее на землю. Граната оказалась слабой, наступательной, и рванула так себе. Но осколки разлетелись исправно, один из них вонзился ему в бедро…
Боль была ослепительная, рвались мышцы, но сознания он не потерял. Алексей не выронил оружие, сумел приподняться, видел, как от строений в сторону свалок ковыляют двое. Он стрелял, закусив губу, кажется, попал в одного, но они пропали, съехали с вала. Стонала Рита, девушку тоже выгибало от боли.
– Что с тобой? – самому было тошно, но держался, контролировал себя.
– О, мы уже на «ты»… – стонала Рита. – Кажется, осколок в левое бедро попал…
– Какое совпадение… – Он еще находил в себе силы шутить. – Мне тоже попал в бедро, только в правое… Остальное в порядке?
– А этого мало? Только не говори, что это пустяки, что это маленькие осколки… Больно-то по-настоящему…
Это и было, черт возьми, по-настоящему! Надо же, как не подфартило. Он изворачивался, стаскивал с себя ремень, стягивал ей ногу выше раны. Она запыхтела, глаза полезли из орбит, слишком туго затянул. А какой смысл затягивать легко? Хоть немного остановить потерю крови…
– Капитан, сними с меня ремень… – кряхтела девушка. – Твою ногу тоже надо затянуть…
– Хочешь сказать, обменялись любезностями? – Он вырвал из ее штанов тонкий ремешок, стал обматывать свою конечность. Уже не так болело, они справятся! Осколки могли пойти и выше.
– Ты можешь передвигаться?
– Только мысленно… – простонала Рита. Потом распахнула глаза, точно очнулась, стала суетиться, куда-то поползла, подтягиваясь на руках. Он снова ее опередил, запрыгал на одной ноге, не думая о боли. Но как о ней не думать? Местность шла на понижение, внизу была свалка, там кто-то возился, стонал.
Но только Черкасов поднялся над косогором, вновь загремели выстрелы, пришлось упасть. Второй гранаты у упырей, кажется, не было. Подползала Рита, издавая берущие за душу звуки.
– Эй, внизу, вы еще живы? – спросил он.
Со свалки исходило гордое молчание. Алексей старался не шевелиться, чтобы не бередить рану. Это не Конышев в памятной яме – у них еще остались патроны. Но аналогия, как ни странно, просматривалась.
– Григорий Иванович, это вы? Да ладно, не скромничайте, все уже понятно…
– Ладно, раскусили… – выдавил Шабалин. – Легче стало, Алексей Макарович?
– Значительно легче. Вы ранены?
– Есть немного… И вам, похоже, досталось?
– Вашими молитвами. Ничего, буду жить. Моя спутница, к сожалению, скончалась… – Он выставил руку назад, чтобы Рита не возражала. Какой ни есть, а козырь. Она задумалась, стала тише дышать.
– Сочувствую, Алексей Макарович. Но не расстраивайтесь, она же из ГБ. Какое вам до нее дело?
– Вы правы, никакого. Может, сдадитесь?
– Нет, никак не можно… – Ранение у директора музея, похоже, было пустяковое, но неудобство доставляло. Он пытался смеяться. – Хотите взять, Алексей Макарович, приходите – забирайте. Вам ведь живые нужны, верно?
– Да, было бы недурно… Маша с вами? Мария, почему молчите, подайте голос.
Кажется, кто-то всхлипнул. У кого там глаза на мокром месте? Странно, он не чувствовал никакого расстройства. А вроде должен был.
– Неудачное у нас с вами свидание вышло, Маша, – посетовал он. – А я ведь, признаться, до последнего ни о чем таком не думал. Печально, чего уж там.
– Ах, вот в чем дело, – прошептала за спиной Рита. – Он на свидание, оказывается, ходил. Тоже мне, герой-любовник… – и замолчала, когда в испачканную физиономию уперся кулак.
– Григорий Иванович, застрелите меня… – услышал Алексей сдавленный шепот. – Вы же понимаете, что все кончено, я больше не могу… Без меня у вас будут шансы…
– Замолчи, – процедил Шабалин.
– Я вас очень прошу, пожалуйста… Сама не могу, рука прострелена, а вторую не чувствую…
Несколько секунд продолжалось драматическое молчание, потом прогремел одиночный выстрел. Словно икнул кто-то. Алексей поморщился. Нет, лучше не думать…
– Только в себя не стреляйте, Григорий Иванович, – попросил он. – А то взяли моду… Не забывайте, что жизнь прекрасна и удивительна.
– Вы сейчас издеваетесь? – проворчал Шабалин. – Чем это, интересно, ваши шансы лучше моих?
– Ко мне подкрепление придет, а к вам – нет.
– Где же оно, ваше подкрепление?
Алексей насторожился. Шабалин пытался ползти, но недолго, застонал, стал переворачиваться. Алексей медленно поднимался. Рано – грохнул выстрел, опять пришлось вкусить родной землицы.
Шабалин с надрывом засмеялся. Алексей покосился через плечо. Рахимович отползала вправо, выразительно сверкая глазами. Кажется, он понял, что она хочет сделать: отползти подальше, съехать вниз, подобраться к злодею с фланга…
– Ну, хорошо, подождем еще, – сказал он. – У вас не дрогнула рука застрелить племянницу? Или она вам не племянница? Как же правдоподобно, черт возьми, ваша банда вжилась в образ – снимаю шляпу, Григорий Иванович. Это просто искусство, куда уж там Поленову. А какие глубокие познания русского искусства – разве могут простые люди с улицы так убедительно продвигать в массы прекрасное…
– Рад, что вы оценили…
– Агентура глубокого залегания, оставленная абвером? У этих людей прекрасные легенды, безупречное «прошлое» и документы на все случаи жизни. Вы – русский, Маша – русская, меня не обманешь. Еврей Вадим Циммерман, как занятно…
– С чего вы взяли, что он – еврей? Странно, люди слышат фамилию и считают, что им все ясно. Вилли Зиммер – тоже звучит неплохо? Не всем же немцам быть светловолосыми и голубоглазыми?
– Понимаю, Григорий Иванович, это почти гениально. Истории несуществующих болезней ваших сообщников тоже вписаны в легенды… Хорошо, не будем пока выяснять подноготную ваших людей. Были немцы, которые в совершенстве изъяснялись по-русски и играючи ориентировались в советских реалиях. Но война кончилась, рейх не вылезет из гроба. Какой смысл мутить воду и дестабилизировать обстановку? Не проще ли жить обычной жизнью, раз так вышло? Или потихоньку продвигаться в сторону ближайшей границы? Но нет, вы грабите банки и инкассаторов, вдохновенно убиваете людей и паханов-уголовников, то есть всячески расшатываете обстановку в городе. Подозреваю, вы преследуете две цели. Первая, разумеется, – личное обогащение, поскольку деньги и в Африке деньги. Второе: у вас теперь другие хозяева – рискну предположить, это британская или американская разведка. Не секрет, что многих высших офицеров абвера, включая их агентурные сети, взяли под крыло наши добрые союзники. Под городом планируется строительство особо важного объекта – факт секретный, но не для всех. Для кого-то это кость в горле. Кому-то крайне важно сорвать проект, сделать так, чтобы полетели головы и все уперлось в нерешенные вопросы. Все начинается с малого – дестабилизировать, убивать, грабить, перебить членов комиссии с того самого особого объекта… Там много иностранных специалистов, они просто откажутся работать. А ведь не все из них являются заключенными колоний. Казалось бы, пустяк, но работы уже приостановлены, начинается нервозность – что крайне на руку нашим западным союзникам… Задача номер один – не допустить строительства объекта. Верно?
– Хм, я так понимаю, вы не являетесь действующим сотрудником НКВД… прошу прощения, МВД?
– Не являюсь. Я из другого ведомства, работаю под прикрытием.
– Эх, Алексей Макарович, – вздохнул Шабалин, – велик был соблазн прикончить вас позавчера в музее. Вы так хорошо стояли, когда я к вам подошел. Теперь жалею, что не сделал этого.
– Признайтесь, так называемое похищение Поленова было не запланировано? Вы сами его похитили, отвезли в свой тайник. Не все сотрудники музея – ваши сообщники. Лукьянов не в теме, сменщик с аппендицитом – тоже, да и пожилая женщина Зинаида Кирилловна Шумейко… Лукьянов что-то выведал о ваших истинных целях, и вы решили его убрать. Просто убить и выбросить – привлечь внимание к музею, а если добавить к этому похищенную картину, то все логично, и музей становится пострадавшей стороной. Идея, признаюсь, спорная, но вы на это пошли.
– Да, Валентин Петрович, на свою беду, сопоставил некоторые факты, попросил объяснений. А еще он видел Иннокентия на угнанной машине – тот допустил оплошность, поставив ее недалеко от музея… В общем, накопились вопросы, Вадим ответил.
– Ко мне на квартиру вторглись Вадим с Иннокентием?
– Да, все правильно. Им не повезло…
– Я знаю. На каком компромате вы держали охранника Авдеенко? Что мог знать Сивый? Полагаю, это связано с налетом на «Аркадию» или на авторитетных воров?
– Не ко мне, Алексей Макарович. Спросите Конышева Петра Антоновича, он должен знать, это его тема.
– Не получится. Чтобы спросить у Конышева, придется как минимум умереть.
– Вам помочь?
– Спасибо, я сам. Думаю, лет через сорок. Ладно, это не так важно, но для следствия было бы полезно. Много белых пятен, Григорий Иванович. Или поможете?
– Хорошо, уважу вашу просьбу. – Он тоже что-то задумал, и сам был не прочь потянуть резину. – Несколько месяцев назад Петр Антонович поймал Авдеенко на неблаговидном деянии. Тот вымогал деньги у мелкого сявки по кличке Шуруп. Шуруп до этого обчистил богатую хату, сдал товар барыге и неплохо нажился. Сержанту Авдеенко капнула об этом местная проститутка. Вместо того чтобы закрыть Шурупа, Авдеенко стал вымогать у него половину «гонорара». Шурупу пришлось отдать, но злобу он затаил. Когда за то же деяние его прищучил Конышев, Шуруп в сердцах сдал Авдеенко. Закрывать коллегу по работе Петр Антонович не стал, но тонко намекнул, что Авдеенко у него теперь в долгу, и если что, то неблаговидное деяние всплывет… Что вас еще волнует? Ах, Сивый… Одна из его подружек видела, как мы ретировались из «Аркадии», и поделилась с Сивым. Просто приметы описала, она же не знала, кто мы такие – данная публика по музеям не ходит. Но городок-то маленький, а мир тесен… Подружка умерла – отравилась какой-то алкогольной дрянью. А Сивый пропал. Не угонишься за ветром, знаете ли. Петр Антонович отслеживал ситуацию, и только Сивый нарисовался… Он тоже не знал, кто мы такие, но мог описать приметы.
– Зачем убили капитана Вестового?
– Он Конышева взял на карандаш. Проницательный был субъект и внимательный очень. Петр Антонович дал промашку. Сорвалась с языка сумма пропавших общаковских денег. С чего бы оперативникам про это знать? Вроде выпутался, замяли, обсмеяли, но Вестовой запомнил. Заработало что-то у него в голове, решил самолично все выяснить…
Свершилось! Бросок невидимого тела, крик боли, потом еще один – на тон ниже – оба слились в жуткий унисон! Молодец, товарищ Рахимович! Алексей оторвался от земли, перевалился через косогор и покатился вниз. В развалах мусора боролись двое. Боль душила, но он не прочь был оказаться третьим, навалился сверху, вывернул руку Шабалина, в которой тот сжимал немецкий «вальтер». К черту эту руку! Он чуть не вырвал ее из плечевой сумки, и от острой боли Шабалин потерял сознание. Рита скатилась с него, Алексей занял «свято место», нанес в челюсть два неслабых удара – чтобы избавить себя от случайностей. Выдохнул, тоже откатился.
Рядом лежала Маша, раскинув руки, глаза ее были закрыты. Из пробитого сердца вытекала кровь. Это правильно, красивым женщинам нельзя стрелять в голову…
– А ты не дурак, капитан, – со свистящим надрывом сообщила Рита. – Мастерски заговорил ему зубы, узнал много полезного…
– Я старался, – прошептал Алексей. – Не поверишь, Маргарита Юрьевна, в раннем детстве посещал театральный кружок при районном Доме пионеров… Бросил, когда народ смеяться начал. Сейчас думаю: зря.
Новое нашествие! Эти четверо подобрались неслышно, свалились, как снег на голову! Откуда они взялись? Люди орали, тыкали в лица стволы пистолетов, кричали, чтобы никто не шевелился (никто и не думал), что они милиция и во всем разберутся! Обнаружив, кто лежит перед ними, как-то сразу притихли, засмущались, стали делать вид, что они тут вообще ни при чем (собственно, так и было).
– А это еще что за шайтаны, Черкасов? – простонала Рита.
– А это, Маргарита Юрьевна, люди из моей группы. Хорошие, кстати, парни. Славятся тем, что всегда приходят вовремя…
