52

Ронан думал, что церковь святого Эйтна довольно стремная. Все в ней было маленьким и зеленым. Крошечные зеленые ставни на крошечных окнах, крошечная зеленая входная дверь. Крошечные зеленые коврики на старом, истертом полу. Крошечные зеленые флажки с надписью «Св. Эйтн, 1924». Крошечные зеленые скамьи с темно-зелеными подушечками для коленопреклонений. Крошечные витражи с водянисто-зеленым изображением Крестного пути. Крошечная Мария, зеленая от света, падавшего сквозь витражи, крошечный Иисус позади алтаря, бесцветный и жизнерадостный, не считая зеленого тернового венца. Крошечный, выкрашенный зеленой краской потолок, нависавший над головой.

Ронан едва успел окунуть пальцы в крошечную чашу с зеленоватой святой водой, когда Диклан схватил его за руку.

– Где ты был? – спросил старший брат.

– Тише, псих, – сказал Ронан, заметив золотые кудри Мэтью на первой скамье в ту самую секунду, когда Диклан поволок его к двери. – Я смотрю, кто-то забыл сегодня принять таблетки. И тебя с днем рождения.

– С днем рождения, – выплюнул Диклан.

При резких звуках его голоса Ронан огляделся, но церковь была пуста. Не так уж она притягательна для маленьких зеленых русалок вечером буднего дня в час пик, подумал он. Когда Ронан приходил сюда в воскресенье, здание было всегда полно маленьких старичков и старушек; свет, падавший сквозь витражные стекла, окрашивал их волосы в зеленый цвет. Над паствой возвышался дряхлый отец О’Хэнлон в темно-зеленом облачении, таком заскорузлом от пота, что оно, казалось, могло стоять само по себе. На исповеди Ронан всегда боролся с желанием признаться, что этот процесс слишком пахуч.

Диклан повторил:

– Где ты, блин, был?

Ронан не желал лгать, поэтому он отчасти открыл Диклану правду.

– Адам приезжал.

– Сегодня?

– Уехал он сегодня, да.

– Я тебя искал, – сказал Диклан. – Дело было срочное.

– По поводу зоопарка?

– Ты хотя бы читал мои эсэмэски? Слушал сообщения?

Ронан читал эсэмэски.

– По-моему, не стоило так удивляться, что в конце концов Мэтью окажется там. Он всегда ходит к водопадам, в одно и то же место. Смотровая площадка номер один, повторить, повторить. Телефон у меня лежал в машине, чувак, так что, блин, отстань.

– У меня работа, – сказал Диклан. – Деловые встречи. Из-за сложившейся ситуации я оказался в неловком положении.

Настоящий дикланизм.

– Из-за сложившейся ситуации, – повторил Ронан.

– Серьезно, где ты был? – спросил Диклан. Ронан просто приподнял бровь, и брат продолжал: – Ладно, не говори. Очевидно, ты просто забил на все, что я тебе говорил, когда просил не лезть в неприятности, потому что ты всегда так поступаешь, правда? Я стараюсь не привлекать к нам внимания, а ты как будто кричишь: «Убейте меня, пожалуйста».

– По ходу, – сказал Ронан, – необязательно приглашать священника, чтобы послушать проповедь. Мы все еще собираемся в зоопарк?

Диклан, к удивлению Ронана, схватил его за плечи и потащил к боковой двери. Ронан чувствовал, как пальцы брата впиваются ему в тело. Они уже давно не прибегали к помощи кулаков, но давление пальцев Диклана воскресило эту память.

Брат прошипел Ронану на ухо:

– Видишь мальчика? Который сидит, опустив голову? Ты ведь его знаешь? Это твой младший братик. Не знаю, где тебя носило, но пока ты где-то там болтался, этот мальчик сложил два и два. Пока ты занимался самоистреблением, он догадался, что ты его приснил. Поэтому нет. Мы. Не. Собираемся. В зоопарк.

Диклан выпустил Ронана – как будто отбросил от себя.

– Я сейчас уеду, чтобы потушить пожар-другой. А ты можешь пойти, посмотреть Мэтью в глаза и побыть героем, если хочешь.

И Ронан остался стоять в крошечном зеленом нефе, глядя на младшего брата. Теперь он заметил, что Мэтью сидит совсем не как обычно. Опустив голову. Сложив руки на затылке.

Ронан посмотрел через плечо, но Диклан уже ушел.

Осторожно подойдя к переднему ряду скамей, Ронан перекрестился и сел рядом с Мэтью.

– Эй, парень, – позвал он.

Мэтью не двигался.

Ронан коснулся густых золотых кудрей и взъерошил их.

– Хочешь поговорить?

Мэтью молчал. Ронан прислонился к нему плечом, как делал много раз до сих пор, пытаясь понять, что брату нужно от него сейчас. Может быть, объятий. Мэтью почти всегда хотел обниматься.

Мэтью как будто застыл. Он не плакал. Вообще ничего не делал. Мэтью, который всегда двигался. Ерзал. Болтал. Смеялся. Падал. Снова поднимался. Пел.

Но сейчас он не делал ничего.

В церкви стояла тишина, не считая унылых вздохов старой системы отопления. Они различались по тону, как человеческий храп – этот феномен изрядно веселил двух младших Линчей во время воскресных служб.

Ронан уловил внезапное дуновение ладана, соленой воды, запах крошечной зеленой русалочьей мессы, подходящей к концу. «Ступайте с миром»… но Мэтью был далек от умиротворения.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал, малыш? – спросил он.

Мэтью ответил:

– Я не хочу…

И замолчал надолго. Потом добавил:

– …слышать, как ты что-то говоришь.

Он, казалось, взвешивал слова, по одному вытряхивал их из банки и проверял, сколько еще осталось.

– Потому что теперь я знаю… – он совершенно не походил на себя, когда говорил вот так. – Ты такой же обманщик, как Диклан.

У Ронана вспыхнули щеки. Ему стало жарко.

– О…

Он чувствовал жар в животе, в коленях, в ногах – тепло поднималось. Нечто похожее на адреналин, знакомое…

Стыд.

Ронан откинулся на спинку.

Они сидели там долго, и свет в крошечных зеленых окнах медленно менялся.

Они больше ничего не сказали.