Война объявлена
Снова видение, снова воспоминание, живое и яркое, неотличимое от яви…
…Три взволнованные, с озабоченными лицами тетушки нашли ее в ложбинке возле Папоротникового холма. Не известно, как на самом деле назывался этот холм, но Роза звала его именно так. Солнце почти закатилось, становилось темно. Ей давно уже нужно было вернуться домой, но Розе не хотелось двигаться с места, уж очень удобно было лежать в этой ложбинке.
— Вот ты где, Роза! — сердито, но в то же время с облегчением воскликнула Флора. — А мы тебя разыскиваем, разыскиваем…
Тринадцатилетняя Роза потупилась, хотя если честно, виноватой она себя не чувствовала. Ее мысли по-прежнему витали где-то далеко отсюда.
— Тебе нельзя оставаться одной в лесу после наступления темноты! — запричитала Меривеза. — На тебя могут напасть волки! Или медведи!
— Они ничего мне не сделают, — ответила Роза. Говорила она медленно, едва шевеля губами. Розе казалось, что рот у нее слипся, словно был набит медом.
— Нет-нет, ты не права, — наставительно сказала Фауна. — Одно дело кролики или белки, а медведи это, знаешь ли…
— А еще бродяги и грабители, — вставила Меривеза.
Две другие тетушки недовольно нахмурились и посмотрели на Меривезу так, словно та ляпнула что-то совершенно лишнее.
Тетушки явно чего-то недоговаривали, не хотели упоминать о каких-то вещах, которыми родители обычно не делятся со своими детьми. А Розе, говоря по правде, это и не очень-то интересно было. Она позволила тетушкам отвести себя домой и конечно же извинилась перед ними, потому что была девочкой вежливой и воспитанной. Дома она сразу же легла спать и проспала двенадцать часов кряду.
* * *
…Что это за воспоминание и зачем оно вдруг всплыло в ее памяти?
Опустошенная, как это всегда бывало после очередного видения, Аврора устало присела на землю. Во время видения ей казалось, что рот у нее забит медом. Сейчас в нем остался лишь горький привкус желчи. Филипп опустился на колени рядом с Авророй, заботливо поддержал за плечи, заглянул ей в лицо.
Это воспоминание, как всегда, нахлынуло внезапно, ниоткуда, ударило как обухом по голове. Оно было как настоящее… Но ведь оно и было настоящим. Именно так все и было когда-то. Но как же мучительно восстанавливалась память Авроры, до чего же болезненно!
После исчезнувшего воспоминания у Авроры осталось странное ощущение. Тот день, когда она просидела в ложбине возле Папоротникового холма, удивительным образом напомнил ей другие дни, которые она в почти таком же оцепенении провела в Терновом замке. Та же апатия, та же лень, та же сонливость. Такое же желание исчезнуть, раствориться в пустоте…
— Со мной все в порядке, — сказала Аврора, опережая вопрос Филиппа. Голова у нее все еще кружилась, слегка подташнивало, но принцесса уже готова была идти дальше. Аврора протянула руку, пытаясь нащупать какой-нибудь корень, на который можно опереться и встать, но принц уже сам подхватил ее под руку, помогая подняться. Рука у него была крепкой и надежной. Встав на ноги, Аврора сразу почувствовала себя лучше, и голова перестала кружиться, и колени больше не дрожали.
Какое-то время они шли по довольно широкой и утоптанной дороге, но вскоре она сузилась и превратилась в пыльную нехоженую тропинку. Деревья по обеим ее сторонам расступились, и стало видно небо. Справа от тропинки начинался склон, ведущий в неглубокую, удивительно красивую ложбину, по дну которой журчал ручей, чьи берега поросли розовым люпином. Сверкали солнечные зайчики в пахнущей свежестью темно-зеленой траве, деловито жужжали кружащие над цветками чертополоха дикие пчелы, отцветали, роняли последние пушинки одуванчики.
— Давай отдохнем немного, — предложила Аврора, любуясь этой мирной картиной.
Принц деловито осмотрелся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости какой-нибудь опасности. Аврора с улыбкой наблюдала за ним. Убедившись в том, что все в порядке, Филипп утвердительно кивнул.
— Давай передохнем, — сказал он. — Знаешь, я бы сейчас с удовольствием умылся. Пропылился на этой тропинке.
Они спустились к ручью, упали на его покрытый густым мягким мхом берег. Принц зачерпнул горстью воды из ручья, но внезапно замер и спросил:
— А нам можно эту воду пить, как ты думаешь? В сказках каждая вторая беда случается от воды или от еды.
— Но мы же с тобой и так в заколдованном сне, куда же больше. Пей, не бойся.
— Думаю, ты права, — Филипп жадно напился из ручья и счастливо улыбнулся.
— У меня из головы не идет одна мысль, — сказала Аврора, задумчиво посасывая сладковатую травинку. — Вот мои родители. Они вроде бы не злые, а между тем взяли, да и отдали меня чуть ли не с самого рождения на воспитание феям. Зачем? Почему?
Этот вопрос давно мучил принцессу. Конечно, Малефисента проявила большую выдумку, создавая свой придуманный мир с его вымышленной историей, однако он тем не менее пусть и в искаженном виде, но отражал мир реальный. И в любом из этих двух миров происходило одно и то же — родители отдавали свою дочь в руки фей. Пускай по разным причинам и в разное время, но отдавали. Непременно.
— Так до сих пор и не пойму, почему они так поступили, — продолжила Аврора. — И почему это столько времени скрывали от меня?
— Наверное, они думали, что это лучший способ защитить тебя, — ответил Филипп, протягивая принцессе смоченный в воде кусок мха. — Смотри, им можно пользоваться как губкой.
Аврора улыбнулась, взяла мох и начала протирать им лицо. Машинально поскребла по щеке ногтем, пытаясь оттереть прилипшую к ней смолу.
— Но ведь наложенное на меня проклятие Малефисенты должно было исполниться в мой шестнадцатый день рождения, верно? Так кому какая разница, где бы я провела все годы до того, как уколоть палец и умереть или уснуть?
— Думаю, что Малефисента пришла в ярость, когда фея Меривеза ослабила ее проклятие. А в ярости Малефисента способна на что угодно, — пожал плечами Филипп. На секунду Аврора даже забыла, о чем они говорят, настолько вдруг Филипп сделался похожим сейчас на настоящего короля. — Очевидно, твои родители опасались, что она попытается добраться до тебя каким-нибудь другим способом. Старомодным, но проверенным. Соберет против твоего королевства армию или еще что-нибудь в том же роде. Конечно, сам я на их месте поступил бы иначе. Оставил свою дочь дома, удвоил или даже утроил стражу, укрепил замок, а внешнюю охрану поручил феям.
Какими странно знакомыми вдруг показались эти слова Авроре, какими странно знакомыми! И тут у нее в голове словно что-то щелкнуло, и внезапно приобрели новый смысл слова, сказанные Малефисентой ее родителям. Слова, которые Аврора подслушала в темнице.
«…какой бы я ни была, я бы со своей дочерью ни за что не рассталась. Обучила бы ее искусству магии, чтобы моя девочка могла сама постоять за себя, если что. И уж будьте уверены, никогда и никому не позволила бы встать между мной и ей!.. Или просто признайте правду. На самом деле вам было наплевать на свою дочь, ведь вы-то хотели сына».
Аврора перевернулась на живот, вытянулась во весь рост и принялась рассматривать деловито спешащих по каким-то своим делам муравьев. Потом на траву из глаза принцессы скатилась слезинка.
«Выходит, я была для своих родителей нежеланным ребенком? — размышляла Аврора. — Бесполезной, ненужной девчонкой, которую можно было задвинуть куда-нибудь в дальний угол и забыть о ней до тех пор, пока не придет время выдать ее замуж. И только тогда вернуть из небытия и использовать как козырную карту в игре, которая называется династическими браками».
— Послушай, — сказал Филипп, тонко почувствовав перемену в настроении Авроры. Он положил ей на спину свою ладонь, и она показалась принцессе горячее, чем жаркое солнце. — Разве теперь это имеет какое-нибудь значение? Разве ты не любила своих тетушек, а они не любили тебя? Наверняка же любили.
— Да, наверное.
— И поверь мне, «настоящему» принцу, выросшему в «настоящем» замке, что с ними ты видела больше любви и свободы, чем любой другой принц или принцесса. Знаешь, со своей матерью до самой ее смерти я виделся только один раз в день, когда приходил пожелать ей спокойной ночи. Она целовала меня в щеку, и на этом все. Отец?.. Да, отец у меня был замечательный, он проводил со мной больше времени, чем мать, но цель у него была лишь одна — подготовить из меня своего сменщика на троне. Ты только представь, меня постоянно готовили к тому, что человек, которого я люблю больше всех на свете, вскоре умрет и я займу его место. Мои успехи радовали отца, но при этом он постоянно вздыхал, подсчитывая, сколько еще времени осталось до того дня, когда мне исполнится восемнадцать лет и на мою голову можно уже будет надеть корону, если с ним — отцом — что-нибудь случится.
Аврора молчала. Она готова была согласиться с принцем, но и забыть того, что с ней сделали ее собственные родители, тоже не могла.
— Но ты хотя бы знал, кто ты и к чему тебя готовят, — сказала Аврора. — А я понятия не имела, кто я, не понимала, что со мной происходит и что должно будет произойти в будущем.
— Да, здесь они допустили ошибку, и это мы с тобой давно уже выяснили, — с легким раздражением откликнулся Филипп. — Но ты же понимаешь, что все это делалось ради твоей безопасности. Родители заботились о тебе, хотя и несколько… странным, скажем так, образом. А Малефисента совершенно не заботилась о тебе, хотя и создавала такую видимость.
На секунду Аврора попыталась представить, что Малефисента полюбила бы ее. По-настоящему. Занялась бы воспитанием своей приемной дочери, научила черной магии, сделала бы из нее первостатейную злую волшебницу. Может быть, именно так и было бы лучше всего? Да, принцесса стала бы при этом злодейкой, но у нее была бы настоящая любящая мать. И тогда Аврора была бы жестокой, но зато, по крайней мере, независимой.
Но этого не случилось, да и не могло случиться. Достаточно вспомнить, каким холодным и непроницаемым становился взгляд Малефисенты, если в их разговоре звучал хотя бы намек на такой поворот событий. Нет, ничего подобного Малефисента и в мыслях не допускала. Считала, что принцесса не подходит на роль ее дочери и возможной преемницы — слишком слабенькая, слишком добрая, слишком… да, слишком глупенькая.
— И не способная к математике, — вслух добавила Аврора.
— Что? — не понял Филипп.
— Я просто думала сейчас о нас с Малефисентой. О том, какой глупой я была, и при этом совершенно не способной к математике, которой меня пытались обучить, да так и не научили.
— Феи учили тебя математике? — удивился принц. — Вот уж не знал, что они еще и этим занимаются.
— Нет, не феи. Малефисента, — вздохнула Аврора, срывая новую травинку. — Она наняла мне учителя, но я оказалась… Ну, глупая, что с меня взять.
— А где вы занимались?
— У меня в спальне или библиотеке, какая разница?
— Нет, я имею в виду, вы занимались в том замке? — Филипп указал на темнеющий вдали Терновый замок. — Во сне?
— Ну, да. Пока я жила у фей, Малефисента туда не прилетала, чтобы учить меня складывать и умножать.
— Разумеется, ты не могла научиться математике, живя в замке! — облегченно рассмеялся Филипп. — Во сне считать никто не может.
— Что?
Филипп небрежно пожал плечами и объяснил таким тоном, будто речь шла о чем-то совершенно очевидном.
— Да это всем известно! Считать во сне невозможно, хотя почему это так, никто не знает. Все, кого я знаю, даже мудрый сэр Гэвин, которому скоро сто лет в обед, просыпаются в холодном поту, когда им снится кошмар, в котором они должны решить простейший арифметический пример, а он не решается. Ни в какую. А рядом учитель стоит, хорошо еще, если не с розгами в руках. И твердит тебе, что ты тупица. Я, кстати, и латынь во сне не могу вспомнить, хотя хорошо ее знаю. А как начнешь вдруг ни с того ни с сего склонять во сне какое-нибудь слово, так все и неправильно. И здесь, в твоем сне, я латынь не помню. Если честно, не помню даже, сколько их там, этих склонений. Три или четыре? А может, все пять… Не помню.
Филипп весело продолжал что-то болтать, но Аврора его уже не слушала.
Выходит, даже самые худшие, самые обидные моменты в той ее жизни тоже были выдумкой? Оказывается, математики в мире сна вообще не существует? На что же тогда столько времени потрачено впустую? Глупо, до чего же все глупо!
Аврора перевела взгляд на небо, которым до сих пор не могла налюбоваться. Прекрасное небо — голубое, бескрайнее, с медленно плывущими по нему облачками. До чего же приятно смотреть на него, растянувшись на мягкой густой траве! И чувствовать кожей теплые лучи солнца, и слышать легкий пробегающий мимо ветерок…
А затем над ней склонилось лицо Филиппа, и на мгновение Аврора поймала в его глазах свое собственное отражение.
— Я поцелую тебя. Можно? — тихо спросил Филипп.
— Подумал, что я уснула, и решил меня разбудить? — улыбнулась она.
— Нет, — ответил принц. — Просто ты такая… Такая красивая…
— Хорошо, можешь меня поцеловать. Но пока что в щеку. Только в щеку.
Филипп наклонился, нежно поцеловал Аврору, а затем вновь приподнялся на локтях. Они оба замерли, словно дожидаясь второго поцелуя, но его не случилось.
Принц выпрямился, сел, заглянул Авроре в глаза, нежно убрал свалившийся ей на лоб золотистый локон.
Что уж тут скрывать, принцессе очень нравилось то, как он за ней ухаживает.
— Ну, что ж, — вздохнул Филипп. — Думаю, нам нужно идти дальше. Даже странно, что Малефисента до сих пор нас не нашла.
— Мне кажется, она просто не может покинуть замок, — ответила Аврора, лениво потягиваясь. — Малефисента никогда не выходит за пределы замка, несколько последних лет уж совершенно точно.
— Все равно нам лучше поторопиться. Сама не выходит — кого-нибудь другого послать может.
Отправить. Во Внешний мир. Как Изгнанника, как менестреля. Аврора совершенно забыла про них.
— Слушай, а тебе здесь часом не встречался музыкант с лютней? Это наш менестрель, мастер Томминс.
— Ни одного человека не встречал с тех пор, как попал сюда, — ответил Филипп. — У меня было такое ощущение, что я здесь совершенно один. Только из-за стены замка время от времени доносились какие-то звуки. Голоса, шумы.
— И маленького толстяка с усами не встречал? Он думает, что он король.
Лицо Филиппа вдруг сделалось мертвенно-бледным.
— О ком ты говоришь? — с трудом сдерживая волнение, спросил он.
— Об Изгнаннике. Его вышвырнули из замка несколько лет назад. По обвинению в государственной измене. Мы все решили, что он умер, но, оказывается, здесь вполне можно жить.
— Как его звали? — схватил ее за плечи Филипп. — Здесь на сотни километров вокруг есть только еще один король.
— Нам было запрещено произносить имя Изгнанника, поэтому я забыла его, но сейчас постараюсь вспомнить — Аврора подняла к небу глаза. — Хью? Нет… Гуго? Гога? Гумбольдт?
— Губерт! — воскликнул принц.
— Точно, Губерт! — обрадовалась Аврора, но тут же ее пронзила догадка о том, кто же он, этот Изгнанник-Губерт, и она простонала: — О, нет!
— Да, Роза, да. Это мой отец, — каким-то механическим, лишенным выражения голосом подтвердил Филипп. — Это мой отец. Выходит, он все время был здесь, а я этого не знал. Ну конечно, он же был в тот роковой день в замке, рядом с твоими родителями. Как же я мог забыть об этом?
— Мне очень жаль, конечно, — сказала Аврора. — Но может быть, это даже хорошо, что он оказался здесь, а не остался в замке. Там Малефисента давно уже могла убить его. Принести в жертву. Ради крови.
— Нам надо попробовать найти его, — засобирался, заторопился принц. — Он должен бродить где-то рядом!
— Послушай, Филипп, — тактично остановила его Аврора и продолжила, приложив к груди принца свою раскрытую ладонь: — По-моему, самое лучшее, что мы с тобой можем сделать, это не бросаться на поиски твоего отца, а вместе попытаться проснуться. Тогда мы выберемся из этого мира в настоящий мир и спасем твоего отца, а вместе с ним еще многих и многих людей. Ведь здесь, в моем сне, бродит… Ты только не сердись, конечно… Бродит призрак твоего отца, но тело-то его по-прежнему остается в реальном мире! Разве я не права?
Филипп нервно покрутил головой, но спорить с принцессой не стал.
— Ты права, — признал он. — Проснуться. Это для нас сейчас самое главное. Именно этого сейчас хотел бы от меня и мой отец. Проснуться, чтобы спасти всех, кого еще можно — поступок, достойный настоящего короля!
И они — не без сожаления, конечно, — покинули уютную лощинку и вернулись на пыльную, едва заметную тропинку. Аврора ободряюще похлопала принца по плечу, он слабо улыбнулся и похлопал принцессу по руке, но глаза у него при этом оставались тревожными-тревожными.
Вскоре тропинка привела их к лесу. Входя под тенистые кроны деревьев, Аврора в последний раз глубоко вдохнула луговой, сладкий, напоенный ароматами травы и цветов, воздух.
— Ну, хорошо, в любом из миров — сонном, реальном — моя жизнь так или иначе должна была пройти взаперти. Даже если бы я не попала в сон, то все равно и в реальном мире сидела бы до шестнадцати лет в своем замке, пока меня не выдали бы замуж. Вообще-то говоря, я не исключение. Знаешь, сколько принцесс в мире живет точно так же! — Аврора болтала без умолку, стараясь отвлечь принца от тяжелых мыслей. — Так что сидеть в замке или в лесном домике разница для меня была невелика. Ты мне лучше скажи: а чем в детстве-юности занимаются обычные люди. Не принцессы, не проклятые колдуньями младенцы, а самые обычные мальчики и девочки?
— Они… Ну, я… — озадаченно промычал принц, уткнувшись взглядом в тропинку у себя под ногами.
— Понимаю. Конечно, откуда тебе это знать, — сочувственно покивала Аврора. — Ты ведь и сам необычным был ребенком. Наследный принц, и все такое… Это вам не свинопас и не конюх.
— Погоди, Роза, — напряженным тоном перебил ее Филипп. — Смотри. Что это такое, как ты думаешь?
Сначала Аврора ничего необычного не заметила. Ну, пыль, ну, крутит ее ветром, и что? Но потом маленький пылевой смерч вдруг начал оседать под землю, словно втянутый в кротовью нору.
И вот уже в земле образовалась воронка и начала стремительно разрастаться…
— Назад! — крикнул Филипп, разворачиваясь и хватая Аврору за руку. Она растерянно повернулась вслед за принцем, все еще не понимая, что происходит.
Филипп потянул Аврору за собой, она побежала, но вскоре споткнулась и упала, вырвавшись из руки принца, на свои недавние, еще не зажившие, синяки и царапины, и, что самое неприятное, подвернула ногу. Обернувшись, Аврора увидела страшную картину. По земле бежала глубокая трещина, расширяясь, словно ножевой порез, и втягивая в себя все вокруг — и камни, и траву, и кусты, и даже деревья. И тропинку трещина пожирала, двигаясь вдоль нее вперед со скоростью скачущей галопом лошади.
— Роза! — закричал Филипп, почувствовав, что рука принцессы выскользнула из его ладони. К этому времени он успел по инерции пролететь вперед, но, обернувшись и взглянув на Аврору, немедленно бросился назад. Подбежал, схватил ее за талию, перекинул себе через плечо и, крякнув под весом принцессы, поспешил вперед.
— Отпусти меня! — кричала Аврора, свисая головой вниз с плеча Филиппа и колотя его по спине кулачками. — Я сама могу идти!
Она смотрела на трещину, бежавшую по земле, почти наступая принцу на пятки.
— А мне показалось, что не можешь, — тяжело дыша, ответил Филипп.
— Могу! Отпусти меня! Так будет быстрее! — крикнула принцесса.
Филипп что-то буркнул себе под нос и, притормозив на мгновение, снял Аврору со своего плеча. Но при этом ее руку из своей не выпустил. Затем они вновь побежали, и Аврора изо всех сил старалась не отстать и не виснуть тяжелым грузом на руке принца.
Несмотря на боль в ноге, Аврора бежала довольно легко, можно даже сказать изящно, с балетной грацией, которую она получила в дар от фей. Хотя выносливости эта грация ей не прибавила.
И принцесса начала сдавать. Нет-нет, сдаваться она не собиралась, просто каждый новый шаг давался ей теперь все с большим трудом, и каждый вдох тоже. Но Аврора не останавливалась, передвигала ставшие чугунными ноги, и не было во всем мире силы, которая пересилила бы ее желание выжить. Пожалуй, Аврора не смогла бы сейчас остановиться, даже если бы захотела.
За спиной Филиппа и Авроры раздавался треск, гулкий стук падающих камней, зловещие шорохи, и этого было более чем достаточно, чтобы гнать их вперед.
И только теперь Аврора вдруг сообразила, что они с Филиппом бегут назад. К замку. Так-так-так… Малефисента пытается «загнать» их домой, но при этом сама свой дом не тронет, не даст трещине добраться до крепостных стен замка. Отсюда вывод: чем быстрее они приблизятся к замку, тем быстрее окажутся в безопасности.
Не тратя — да и не имея — времени на объяснения, принцесса дернула принца за руку, направляя к заросшей колючками стене замка.
— Нет! — закричал Филипп, поняв, к чему они приближаются, но, как только они оказались в нескольких шагах от первого ряда терновых стеблей, шум у них за спиной прекратился.
Сделав по инерции еще несколько шагов, Филипп и Аврора остановились и обернулись.
Теперь между ними и лесом протянулось широкое и глубокое ущелье. От того места, где стояли принц и принцесса до края тропинки, по которой они прибежали сюда, было — на глаз, конечно — метров шестьсот. А то и целый километр.
— Ну, ничего себе канавка! — протянула Аврора, нервно поводя плечами.
«Канавка», что и говорить, была что надо — широкая, глубокая, с крутыми стенками, из которых кое-где выпирали тяжелые, еще не обрушившиеся, но готовые в любой момент рухнуть вниз валуны. Время от времени это случалось, и тогда по всему ущелью прокатывался гул, за ним тяжелый, отдающийся эхом удар, а потом долгое шуршание стекающего по крутому склону песка и мелких камешков.
Не говоря ни слова, Филипп и Аврора осторожно подобрались к краю «канавки» и заглянули вниз. К счастью, ущелье оказалось хотя и довольно глубоким, но не бездонным. Сверху хорошо можно было рассмотреть дно ущелья, быстро темнеющее от начавших заливать его водой подземных ручьев и рек.
— Если мы спустимся вниз, Малефисента может сомкнуть стены ущелья и навсегда похоронит нас в нем, — задумчиво предположил принц.
Быть похороненной заживо принцессе не хотелось.
Впрочем, и вечно болтаться где-то между сном и явью ей хотелось ничуть не больше.
— Нет, погоди, — возразила Аврора. — Если бы Малефисента хотела нас убить, уже убила бы. Ты видел, как двигалась трещина? Ровно с такой скоростью, чтобы наступать нам на пятки и гнать вперед, но никак не быстрее, хотя могла бы. Это может означать только одно: Малефисента пыталась вернуть нас обратно к замку, заставить вернуться в ее логово. Я нужна ей живой и рядом. Пока что.
— Хм… Наверное, ты права, — после некоторого раздумья согласился принц.
— Кроме того, ты можешь предложить что-то другое, кроме прогулки по «канавке»?
— Нет, — со вздохом покачал головой Филипп.
Он попробовал ногой почву на краю склона — прочная, держит — и только после этого протянул Авроре свою руку. Она приняла ее, отметив про себя, какими привычными всего за несколько последних часов стали для нее прикосновения Филиппа. Не задерживаясь на этой мысли, принцесса начала спускаться вниз. Одной рукой она опиралась на руку принца, а второй скользила по холодному склону, пытаясь зацепиться за выступающие из земли корни.
— По крайней мере, теперь понятно, что ловушкой была эта «канавка», а не ручей, из которого я решил напиться. Это радует, хотя бы ни в кого не превращусь, — усмехнулся принц, пытаясь поддержать Аврору своей незамысловатой шуткой.
— Ага, — вяло откликнулась принцесса. Улыбаться ей совершенно не хотелось, она очень скверно чувствовала себя — кружилась голова, подташнивало, ныла подвернутая лодыжка. Испарилась куда-то решительность, которой так много было у нее совсем недавно. — Ловушка, да… Малефисента знает, где мы, и, как я подозреваю, знает даже о наших намерениях. Она пытается меня освободить, вернуть к себе. И пойдет ради этого на все.
— Вот и хорошо, просто отлично! — воскликнул Филипп.
Аврора замедлила спуск, удивленно захлопала ресницами. Она ослышалась?
— Прости, не поняла, — сказала Аврора, причем с некоторой задержкой, чтобы не произнести вслух другие, промелькнувшие у нее в голове слова. Слова, произносить которые принцессам категорически не рекомендуется.
— Ты что, не понимаешь? Чем меньше Малефисенте будет нравиться то, что мы делаем, тем больше ловушек она начнет нам ставить. А чем больше ловушек она начнет ставить, тем вернее мы сможем говорить о том, что идем правильным путем и приближаемся к своей цели. К феям. К развязке всей этой истории!
— Ах, ты в этом смысле…
До чего же все-таки мужская логика отличается от женской! До таких выводов ей бы никогда не додуматься. А смысл в его словах был, да еще какой! Чем хуже нам, тем лучше… Короче, это очень хорошо, что пока нам плохо. Любопытная мысль.
— Это же элементарно, Роза! Когда сэр Паломер, например, начинает высылать вслед моему конному авангарду лазутчиков ценой в один балл, я точно знаю, что близок к тому месту, где он прячет корону. Нормальная игровая стратегия.
— Что за бред ты несешь? — решив наплевать на все правила этикета, спросила Аврора. — Лазутчики ценой в один балл… корону куда-то запрятали… Послушай, мы в чьем сне сейчас находимся — в твоем или моем?
— Ну, как же, «Поймай короля»! Ты что, никогда в эту игру не играла? Поверить не могу. Даже мои сестры, и то… — Он увидел удивленно поднятые брови Авроры и заговорил спокойнее: — Ладно, не важно. Хотя знаешь, сравнение с игрой здесь будет в самый раз. Представь, что ты играешь с Малефисентой в игру — опасную, рискованную. Ставка в этой игре — жизнь. Если ты выиграешь и проснешься, вместе с тобой проснется, я уверен, все королевство, и я проснусь тоже, и мы с тобой заживем долго и счастливо. А Малефисента умрет. Ну а если выиграет она — конец тогда и тебе, и всему твоему королевству.
Вот теперь Авроре стало по-настоящему плохо.
Желудок свело. Когда она в последний раз ела? Как далеко до дна ущелья! Какие крутые у него стены!
Играть на жизнь или смерть с Малефисентой! Да что может противопоставить этой хитрой и коварной злой колдунье она, глупая принцесса, ничего, кроме балов да пиров в своей жизни не видевшая и ничегошеньки о спасении королевств не знавшая.
Филипп остановился, внимательно посмотрел на Аврору, печально улыбнулся и сказал:
— Ты спрашивала о том, каково быть «нормальной» принцессой. Вот теперь знаешь. Это значит ставить жизнь своих подданных выше своей собственной, а интересы королевства выше своих собственных интересов. Это значит, что больше своей безопасности ты должен заботиться о безопасности своей страны, и даже должен быть готов к тому, чтобы ради процветания и мира жениться или выйти замуж против своей воли. И вот сейчас целое королевство — твое королевство — по воле Малефисенты погружено в волшебный сон, и только от тебя зависит, сумеешь ты спасти его и застрявших в этом сне людей или нет. Вот твоя миссия. Долг. Называй это как хочешь.
Филипп протянул руку, сжал в ней ладонь Авроры, одобряюще похлопал принцессу свободной рукой по плечу, а потом, не говоря ни слова, повел ее за собой дальше вниз, на дно ущелья.
«Он прав, — подумала Аврора. — Спасти королевство и всех, кто застрял в Терновом замке, это мой долг. И я еще никогда не была так нужна людям, как сейчас».
Сделав глубокий вдох, она продолжила спускаться в ущелье.
— Поверить не могу, что ты никогда не играла в «Поймай короля»! — продолжал болтать Филипп и не остановился даже тогда, когда очередной корень обломился у него под рукой и принц едва не полетел кубарем вниз. — Это лучшая в мире игра, точно тебе говорю! Честно говоря, сам-то я игрок не ах какой сильный, моя сестра Бриджит и то играет посильней меня, зато мой дядя Чарльз… О, вот он мастер! Понимаешь, в этой игре для начала нужно выставить свои фишки, но так, чтобы противник не видел…
Аврора поймала себя на том, что давно уже перестала прислушиваться к тому, что говорит принц. Филипп продолжал с жаром рассказывать о правилах и стратегии своей любимой игры, а принцесса тем временем думала о своем. О том грузе ответственности, который она только что ощутила на своих плечах.
Спустя какое-то время склон сделался более пологим, и спускаться по нему стало легче.
— Можно, я возьму тебя за руку? — спросил Филипп.
— Да. Наверное. Почему нет?
Принц широко улыбнулся, взял в свою ладонь руку Авроры, и, как мальчишка, размахивая сцепленными руками, почти вприпрыжку потрусил плечом к плечу с принцессой к быстро приближающемуся дну ущелья. Казалось, все недавние переживания схлынули с Филиппа, и он снова стал сказочным принцем, которому даже огнедышащего дракона порубить на куски пара пустяков.
— Спасибо, — пару минут спустя сказала Аврора. — Спасибо за то, что подхватил меня тогда на руки.
— Не стоит благодарности, — он ухватился свободной рукой за очередной торчащий из земли корень и добавил, хитро взглянув на принцессу: — Только в следующий раз надевай, пожалуйста, туфли не с такими острыми носами.
— Следующего раза не будет, я уверена, — горделиво задрала подбородок Аврора. — Меня просто застали врасплох. Во второй раз не застанут.
— И почему, интересно, девчонкам нравятся такие дурацкие туфли с острыми носами, да еще на шпильках? — задумчиво произнес принц. — Завели бы лучше себе по паре-другой крепких ботинок на плоской подошве…
— Когда я жила в лесу, я вообще не носила туфель, босиком ходила, и подошвы у меня на ногах были толстыми и грубыми, как подушечки у животных на лапах. Туфли появились у меня только в замке. Зато сразу много и разных…
Тут Аврора остановилась, усмехнулась, затем нагнулась и свободной рукой сняла свои золотые туфельки, а потом, аккуратно прицелившись, швырнула их вниз, на дно ущелья.
