Глава 4
Семашко оказался прав. Зарёванная Ира вернулась перед самым звонком, выкрикнула, что Артёма ждёт директор, села за парту и разрыдалась.
Всё сразу стало понятно. Стараясь не сорваться, Марина стала расспрашивать одноклассницу.
Оказалось, Крокодиловна сначала набросилась на Марушкину с обвинениями и обещаниями всех возможных кар. Но потом повела носом и безапелляционно заявила, что девчонки в кабинете не было.
Ира решила было, что буря её не коснётся, но от удушающего аромата духов внезапно закружилась голова.
- И я всё рассказала.
- Зачем?! – поразился Коваль.
- Я не знаю! – ещё сильнее заплакала Ирка. – Я не хотела! Оно само из меня выскакивало, не могла остановиться! Мальчики, Марина, простите, не знаю, как так получилось!
- А потом что?
Ира посмотрела на Артёма:
- Ничего. Крокодиловна сказала, что я свободна, и позвала тебя.
- Спокойствие, только спокойствие. Что ты могла рассказать вообще? Ты ж спала всё время.
- Я рассказала про план, про то, как заснула в машине, и что проснулась уже тогда, когда вы меня домой привезли, – шмыгнула носом и продолжила уже веселее: – А ведь и правда, ничего такого не говорила. Мало ли, что мы планировали. А были вы в школе или нет – я не в курсе.
- Точно. Так что не реви, – Артём трусил, но не подавал вида, – у неё ничего на нас нет. И я ничего не скажу. Пожелайте ни пуха.
Семашко на выходе из класса столкнулся с биологом, Максимом Андреевичем.
- Ты куда? Звонок сейчас прозвенит.
- К директору вызвали. Я скоро вернусь, – сверху вниз посмотрел на учителя Семашко.
Максим Андреевич Бондаренко был ниже Семашко на голову и поуже в плечах. Да и в возрасте разница не сразу замечалась – преподаватель получил диплом всего год назад, после чего и оказался по распределению в Красноселье.
Сначала Бондаренко всячески сопротивлялся, искал способы остаться в столице или хотя бы попасть в один из областных городов. Ничего не вышло. Поэтому новоиспечённый учитель обречённо отправился в деревню, надеясь после двух лет обязательной отработки уволиться и найти более подходящее место.
Но через год подобные мысли стали посещать всё реже.
Поначалу, конечно, было тяжело. Жильё выделили жуткое – пустующий много лет дом с протекающей крышей и разрушенной печкой. Бондаренко попытался возмутиться, но ничего не вышло. Учитель в сердцах отказался от хатки и снял квартиру в областном центре. Уже через месяц пожалел – вся первая зарплата ушла на оплату жилья и транспорта. Но вскоре прямо на деревенской улице подошла старушка и предложила снять у неё комнату. Бабуля жила одна, и ей нужен был «мужик в доме» - поправить покосившийся забор, забить в стену гвоздь или принести воды из колодца. И запросила чисто символическую сумму. Через три месяца она стала звать Максима «внучек» и перестала брать плату вовсе.
Так они и жили – Семёновна убирала, готовила, а Максим взял на себя мужскую работу по дому. И иногда по вечерам вёл неспешные разговоры с бабулей – это и было для одинокой женщины главной платой за постой. В остальное время Семёновна не навязывалась, в комнату без разрешения не заходила, и Бондаренко решил, что ему очень повезло. Два года в таких условиях можно спокойно прожить. Совсем хорошо стало, когда бабушка согласилась провести в дом интернет.
Решив проблемы с жильём, Максим Андреевич разглядел кое-какие плюсы, о которых, как городской житель, раньше даже не догадывался.
Во-первых, вскоре с ним стала здороваться вся округа. В большом городе учитель – лицо в толпе. Здесь же Бондаренко внезапно стал чем-то вроде элиты. Это льстило. Во-вторых, вести урок, когда детей в классе не больше десяти, довольно легко. В-третьих, сами дети оказались не похожи на городских сверстников – в лицо не хамили, богатством не мерялись и по мере сил учили домашние задания. В конце концов, когда шанс, что тебя вызовут, равен ста процентам, особо не расслабишься.
Имелись, конечно, ребята с наплевательским отношением к учёбе, но за год Макс научился сосуществовать и с ними. А те были благодарны молодому преподавателю за то, что тот их особо не дёргал, сидели за задними партами и не мешали работать. А часто и вовсе не приходили на занятия.
В-четвёртых, Максим полюбил выходить из дома спозаранку с небольшим рюкзаком. Остановившись, некоторое время думал – налево, к реке? Или повернуть направо и пройти метров триста до луга? А может, дойти до Потаповки и огородами добраться до леса? В городе он вряд ли смог бы часто выбираться на природу. А здесь всё было в шаговой доступности. Биология для Бондаренко была не просто профессией, но и хобби. Он даже завёл блог, рассказывавший о местной флоре и фауне. И, на радость учителю, сетевой дневник, хоть и медленно, но набирал популярность.
Семёновна весной выделила квартиранту целую сотку земли. И он с увлечением ковырялся в огороде, экспериментируя с культурными и дикими растениями.
И в-пятых, зарплата, хоть и мизерная, оказалась чуть выше, чем у однокашников, работавших в городах. Семью он бы вряд ли прокормил, но на себя, да в сумме с регулярными продуктовыми поставками от родителей вполне хватало.
Переживания по поводу досуга тоже оказались беспочвенны – маршрутное такси между городом и Красносельем курсировало регулярно. Собираясь на встречу с приятелем, учитель выходил из дома даже позже, чем живший в спальном районе города друг.
Единственное, что омрачало жизнь Бондаренко – классное руководство. Бывший директор всучила ему десятый, теперь уже одиннадцатый, класс. Два парня и две девушки. Мальчишки долго не воспринимали преподавателя всерьёз, а девчонки, особенно Марушкина, безостановочно флиртовали. Плюнув на учительский авторитет, Максим Андреевич попытался выстроить отношения с подростками в совершенно непедагогичном формате – он старший товарищ, шпион на вражеской учительской территории, они – его помощники в адаптации к сельской жизни. И внезапно это сработало. Самое главное – уважение - было достигнуто. А там, где есть уважение, есть и послушание. Марушкина, правда, кокетничать не перестала, но это были мелочи.
Прозвенел звонок.
- Что натворил? – деловито спросил Максим Андреевич.
- Артём повёл плечом, буркнул, что он ничего плохого не делал, и ушёл.
- И вы, естественно, тоже не в курсе. Точно моя помощь не нужна?
- Не нужна, - ответила за всех Марина, - только, Максим Андреевич, когда Артём придёт, мне тоже надо будет выйти.
Бондаренко внимательно посмотрел на подростков. Бледный Коваль, Сычкова с пунцовыми ушами и Марушкина с опухшим от слёз лицом сидели, как на иголках. Да уж, явно случилось что-то серьёзное. Хотя, с другой стороны, он, как классный руководитель, должен был узнать о проблемах подшефных учеников первым. Раз ему никто ничего не сообщил, значит, у ребят проблемы личного характера.
Но тогда при чём здесь директор?
Решив не забивать голову лишними проблемами, Максим Андреевич начал урок. А минут через пять понял, что толку от этого никакого – подростки не слушали совсем.
- Так. Может, расскажете, в чём дело?
- А скажите, вам нравится Инесса Геннадьевна? – Марушкина заговорила первой, хотя Коваль старательно на неё зашикал.
- В каком смысле? – биолог подобного вопроса никак не ожидал.
- В прямом. Не в смысле, как женщина, а как человек, – Ирина выжидающе смотрела на учителя, не обращая внимания на угрожающие жесты Славки.
- Она мой непосредственный начальник. Я не могу обсуждать, нравится она или не нравится, – начал было Максим, потом увидел, как разочарованно вытянулось лицо ученицы, и торопливо добавил, – но скажу честно, я очень рад, что через две недели её здесь не будет.
Реакция оказалась совсем не та, на которую рассчитывал.
- Как не будет? Почему? – ахнула Сычкова.
- Вы же знаете, Инесса Геннадьевна временно исполняла функции директора. Основной её задачей было выбрать главнокомандующего. Она всё это время присматривалась к коллективу, и теперь должна предложить в райисполком кандидатуру. Или несколько. Как мы, учителя, поняли, у неё уже есть претенденты. Правда, нам не сообщали, кто. Но через две недели директором станет кто-то из наших преподавателей.
- Катастрофа, - Марина схватила себя за пылающие уши. – Мы зря испортили кабинет!
- Да что случилось-то? Вы можете внятно объяснить? – Бондаренко разозлился. Эти тайны мадридского двора стали раздражать.
Ответить дети не успели. Вернулся Семашко. Не обращая внимания на учителя, школьники наперебой стали задавать вопросы. Артём отмалчивался, опасливо поглядывая на Максима Андреевича. А тот секунд десять просто сидел, смотрел на учеников и обалдевал от их наглости. Потом пришёл в себя и стукнул кулаком по столу:
- Так, хватит! Артём, на своё место! Марина, тебя ждёт Инесса Геннадьевна, вперёд!
Макс поднялся и свирепым взглядом обвёл класс. Подростков проняло, и они затихли. Марина, у которой в глазах плескалась паника, молча вышла из кабинета.
- А теперь я хочу услышать, в чём дело. Немедленно.
Несколько секунд оставшаяся тройка собиралась с мыслями. А потом все заговорили одновременно. После грозного окрика оратор остался один – Коваль. Периодически в повествовании проскальзывали нецензурные выражения, но Андреевич не обращал на них внимания – не до того было.
